|
| | | | Проблемы современной экономики, N 3/4 (19/20), 2006 | | | | ФИЛОСОФИЯ ЭКОНОМИЧЕСКИХ ЦЕННОСТЕЙ | | | Ведин Н. В.
профессор кафедры экономической теории
Казанского национального исследовательского технического университета - КАИ им. А.Н.Туполева,
доктор экономических наук
| |
| | | |
Выбор исследовательских предпочтений между принципами индивидуализма и холизма представляет собой один из наиболее популярных сюжетов методологического анализа в современной экономической теории. Оригинальность ситуации заключается в том, что все более массированной критике со стороны научного сообщества подвергается именно методологический индивидуализм, который в то же время является "рабочим" постулатом господствующего направления экономической теории.
Модель "человека экономического", лежащая в основе неоклассики (как и классической теории), и принцип индивидуализма взаимоопределены. В этой модели физическое, индивидуальное бытие человека срастается с экономическим бытием обособленного хозяйствующего субъекта. Это - единичный, автономный в своем экономическом эгоизме индивидуум, наделенный всеми необходимыми атрибутами (информированностью, способностью рационального выбора и т.д.), позволяющими ему принимать оптимальные решения ради максимального удовлетворения своего частного интереса. Согласно неоклассическим представлениям, только индивиды являются единственно реальными экономическими субъектами, поведение которых и является отправной точкой формирования тех или иных социально-экономических структур.
Между тем экономическая теория - наука социальная, и, как таковая, она ориентирована на человека, который не только изменяет, формирует социальную реальность, но и сам формируется этой реальностью. Нельзя ничего понять в человеке вне этого социального контекста, независимо от того, какие предметные ограничения накладываются на процесс познания. Питирим Сорокин говорил по аналогичному поводу: "Индивид или даже миллион индивидов не составляют социального явления: Индивид представляет собой лишь физический, биологический или психологический феномен, поэтому он может стать объектом исследования для физика, биолога, психолога, но не социолога" [1]. Максимально возможное (в соответствующей предметной интерпретации) отражение всей полноты общественного бытия человека - задача любой социальной науки и показатель ее теоретико-методологической зрелости.
Неудовлетворенность индивидуалистическим подходом не в последнюю очередь обусловлена современными гуманистическими тенденциями общественного развития, выдвигающими на первый план исследование специфического информационного пространства, которое и формирует экономического субъекта. В этом пространстве возникают новые экономические формы и мотивации, отличающиеся от соответствующих компонентов не только неоклассической, но и классической (политэкономической) моделей и модифицирующие их. В данном же контексте следует рассматривать и заметное повышение значимости институтов, компенсирующих растущий уровень неопределенности социальных процессов. Происходящие изменения во многом не укладываются в рамки традиционных теорий, что вызывает необходимость переоценки их теоретико-методологических оснований.
Как отмечает М.А Румянцев, один из участников философски насыщенной и весьма редкой в наше время дискуссии по проблемам предмета и метода экономической теории, "хозяйственная жизнь субъекта: образуется единством материальных потоков (благ, средств производства, ресурсов) и духовно-интеллектуальных потоков (знания, образов, символических ценностей)" [2]. Действительно, человек не расколот на социальные части; он органичен, един в своей жизнедеятельности, но эта целостность по-разному преломляется в различных областях общественной жизни и соответствующих научных дисциплинах. Однако до сих пор экономической теории не удавалось адекватно интерпретировать этот синтез в своей системе понятий, ориентированной преимущественно на поведение "человека экономического" как субъекта, по существу, асоциального. Между тем, идея отражения многомерности экономического пространства находит все большее признание в научном сообществе3.
Преодоление конкурентно-индивидуалистической парадигмы связывается многими экономистами с принципом холизма, который мыслится как приоритет целостного подхода к исследованию хозяйственной жизни общества, предполагающего ту или иную степень социальной детерминации индивидуального поведения.
Следует, однако, признать, что принцип холизма более труднореализуем и не обладает такой "подкупающей простотой" здравого смысла, как индивидуализм. Целостность обычно выступает либо как нечто трансцендентно неопределенное и интуитивно постигаемое (общество или стоимость у К. Маркса), либо в виде индуктивно пополняемого набора эмпирически фиксируемых институтов "без теории", как у "старых" институционалистов. Ф. Хайека, одного из наиболее ярых приверженцев методологического индивидуализма, не устраивает в "коллективистских теориях общества" именно то, что они "претендуют на способность непосредственно постигать социальные целостности (вроде общества и т.п.) как сущности, обладающие бытием независимо от составляющих их индивидов" [4]. И в этой оценке есть доля истины.
Одна из немногих попыток развернутого обоснования и поиска путей реализации системно-целостного подхода в современной экономической литературе предпринята Дж. Ходжсоном. Определяя свою позицию как холистическую, он рассматривает сам холизм как "расплывчатое требование расширения социально-экономической теории настолько, чтобы она охватывала все значимые переменные и элементы. Его [холизм] не следует воспринимать как своего рода кратчайший теоретический путь к осмыслению частей системы без рассмотрения их особенностей и связей между ними" (курсив наш - Н.В.) [5]. Очевидная осторожность автора в интерпретации данного подхода, судя по всему, объясняется его нежеланием впасть в противоположную крайность, - в "утверждение грубого примата общества или институтов над индивидом" [6]. Но в таком случае грань между неоклассическим подходом, предполагающим логическое движение от индивидуального поведения к экономическим структурам, и позицией Дж. Ходжсона, дополняющей то же самое движение значимыми, по его мнению, социальными свойствами индивида, становится почти неуловимой. Признание ярко выраженного социального контекста познания и целеполагания индивида, не спасает Ходжсона от "дрейфа" в сторону методологического индивидуализма, поскольку сам индивид продолжает рассматриваться как субъект одномерной конкурентно-рыночной модели.
Категория стоимости: на грани индивидуализма и холизма
Особого внимания в этой связи заслуживает опыт исследования товарного хозяйства в "Капитале" Маркса, который не без оснований считается одним из родоначальников применения системного подхода, а значит, и принципа холизма, в экономической теории. В.П. Кузьмин, автор фундаментального исследования, посвященного системному аспекту марксовой методологии, полагает, что в раскрытых Марксом феноменах "внепредметного существования стоимости, абстрактного труда, морального износа и т.п. была обнаружена сама надындивидуальная "душа" системного качества: интегративные качества общественного целого" [7]. Однако констатация системно-целостного качества стоимости относится к уже полученному Марксом результату исследования, - неосязаемой, "внепредметной", "сверхчувственной" стоимости, - но не к логической структуре получения этого результата. Именно эта особенность трактовки марксистской теории, характерная для большинства советских исследователей - комментаторов "Капитала", окутывает категорию стоимости флером трансцендентности, содержащим скрытый намек на необходимость своего рода интуитивного постижения, сопровождающего "подлинно научное" осмысление стоимости.
"Постижение формы стоимости, - утверждает известный советский экономист В.П. Шкредов, - предполагает преодоление ограниченности узкоэмпирического взгляда, согласно которому истинно лишь то, что отражает непосредственно наблюдаемые факты, то, что можно видеть или чувственно воспринимать каким-либо иным способом. С этой точки зрения марксов анализ формы стоимости не может быть правильно понят. Истинное его постижение возможно лишь на основе диалектического образа мышления. Исследование формы стоимости - самая абстрактная часть "Капитала". Именно поэтому оно представляет наибольшие трудности для читателя, порождая нетерпеливое стремление непосредственно превратить абстрактное в конкретное, выступающее в реальных явлениях" [8].
Трудно не согласиться с критикой эмпиризма с его абсолютизацией чувственного аспекта познания. Но и ссылка на загадочный "диалектический образ мышления" как на универсальный и всеобъемлющий инструмент теоретического познания также может дезориентировать исследование. Действительно, диалектика позволяет определить условия и границы познания, оценить познавательную ситуацию в ее внутренней противоречивости и правильно сформулировать проблему. Однако диалектически поставленная проблема отнюдь не есть ее конкретное теоретическое решение в терминах и понятиях данной научной дисциплины. Напротив, она (проблема) допускает, как правило, разные пути решения. Из того, например, что в акте обмена приравниваются друг к другу вещи, непосредственно несравнимые, диалектически можно сделать вывод, что в основе обмена лежит нечто отличное от непосредственного бытия этих вещей. И не более того. Из того, что богатство буржуазного общества представлено огромным скоплением товаров, диалектически и системно вытекает, что между всеми людьми, создающими это богатство, существует какая-то связь, не лежащая на поверхности. Но из констатации указанного факта отнюдь не следует однозначно, что элементарным выражением этой связи является именно товарная форма как отношение обмена между двумя индивидами.
Нас же в данном случае интересует именно логическая процедура реализации Марксом системного (холистического) подхода в исследовании товарного хозяйства, оценка обоснованности этой процедуры и возможность ее репродукции в современной экономической теории.
Исходным пунктом критической реконструкции теории стоимости является используемая Марксом модель товарного хозяйства, т.е. его представление о наиболее общих чертах хозяйственной организации общества, внутри которой и реализуется товарная форма как таковая. В "Капитале" отсутствует специальное определение такой модели. Скорее всего, Маркс полагал достаточно очевидной общую картину товарного хозяйства, основанного на общественном разделении труда (и товарном обмене) между самостоятельными, не зависимыми друг от друга частными производителями. Он абстрагировался от общинной и фабричной организации производства, где "разделение осуществляется не таким способом, что рабочие обмениваются продуктами своего индивидуального труда" [9] (Курсив наш - Н.В.). То, что Маркс ограничился негативным определением этого типа разделения труда, может означать лишь одно: он исключил его из анализа товарной формы. А, следовательно, он не входит и в простейшую модель товарного хозяйства в качестве сколько-нибудь значимого элемента. Точнее, общности с внутриорганизационным разделением труда неявно представлены в этой модели в виде "индивидоподобных", бесструктурных субъектов товарной организации хозяйства. В последующем Маркс исследует эти формы (кооперация, мануфактура, фабрика), но уже в качестве производительной силы общественного труда и в контексте производства прибавочной стоимости и подчинения труда капиталу.
Множество не зависимых друг от друга, но взаимосвязанных общественным разделением труда и рыночным обменом, самостоятельных товаровладельцев (производителей) - такова в первом приближении простейшая теоретическая модель товарной организации хозяйства, которая удовлетворяет основным положениям марксовой теории стоимости. (Заметим, что речь здесь идет о неявно выраженном объекте исследования, но не о целостности, как начале анализа). Бросается в глаза сходство этой модели с ее неоклассическим аналогом. И в том, и в другом случае в качестве субъектов выступают эгоистически расчетливые (а как иначе можно понимать требование эквивалентности обмена?), автономные индивиды, реальная экономическая связь которых дана рыночным обменом. В той мере, в какой субъектами товарного хозяйства выступают единичные, обособленные производители (товаровладельцы), подход Маркса аналогичен методологическому индивидуализму неоклассики.
Однако автор "Капитала" не ограничивается констатацией индивидуального бытия субъектов товарного производства. Нейтрализуя индивидуалистический образ хозяйствующего субъекта методологическим холизмом, он вводит в свою теоретическую систему сверхсубъекта, который обладает свойством надындивидуального бытия, отличного от бытия каждого отдельного производителя, и в то же время существующего в труде каждого индивида в меру его соответствия объективному общественному нормативу, - общественно-необходимому рабочему времени. У этого сверхсубъекта много имен: "всеобщечеловеческий труд", "всеобщее рабочее время", "рабочая сила общества", наконец, "абстрактно-всеобщий труд". Но все эти обозначения суть различные аспекты одного и того же - стоимости.
Специфическая субъективность стоимости проистекает, по Марксу, из всесторонней взаимозависимости изолированных частных работ, которая существует вне и независимо от индивидов подобно природному отношению. Удачным комментарием к этой идее Маркса являются слова Ю. Осипова: "Именно стоимость, возникая как скрытая всепроникающая сила-энергия в товарообменом обществе, овладевает хозяйственной жизнью, насаждая в ее пределах необходимые для ее реализации и господства функциональные элементы" [10]. Несколько забегая вперед, заметим, что такое акцентирование системосозидающей роли стоимости плохо согласуется с отрицательной позицией самого автора приведенной цитаты по вопросу о существовании стоимостной субстанции. Ведь если нет собственного бытия стоимости, отличного от бытия рыночной системы в целом, то наверное нет и "всепроникающей силы-энергии".
Включение сверхсубъекта, представляющего целостность (структуру), в классическую модель не может не означать ее принципиального теоретико-методологического расхождения с неоклассикой. Если в классической теории стоимость, как специфическая форма целостности, определяет поведение людей, то в неоклассике сами структуры (рынки, фирмы) возникают спонтанно из конкурентного столкновения отдельных, эгоистически мотивированных индивидов.
Заметим однако, что стоимость в ее марксистском понимании как бы вбирает в себя те индивидуальные свойства, которые неоклассическая теория и ее современные ответвления явно или неявно приписывают рациональным индивидам. Так, Маркса не занимает проблема информированности и вообще знаний и умений хозяйствующих субъектов. Неважно, в какой степени индивид владеет информацией для принятия решений, способен ли он к рациональным расчетам, честен ли он или склонен к обману и т.д., - последнее слово все равно принадлежит сверхсубъекту, который и определит в обмене меру своего участия в индивидуальном труде. Правда, Маркс делает оговорку относительно уровня развития способностей товаропроизводителя, отмечая, что "сама человеческая рабочая сила должна быть более или менее развита, чтобы затрачиваться в той или иной форме" [11] (курсив наш - Н.В.). Однако это положение настолько общо и неопределенно, что оно в состоянии охватить всю проблематику формирования знаний и умений хозяйствующего субъекта, его способностей к восприятию и оценке информации, вообще его коммуникативную активность. Замечательно, что Маркс вынес все эти реалии "за скобки" анализа товарной формы и, что особенно важно, - труда, создающего товар. Тем самым он косвенно подтвердил "захват" этих свойств индивида стоимостью. Что остается на долю "солдата", который "должен знать свой маневр", приходится только гадать.
Справедливости ради заметим, что постулат симметричного распределения информации в неоклассической модели по степени его реалистичности (а точнее, нереалистичности) мало чем отличается от формулы требуемого уровня развития рабочей силы, - то и другое, по существу, игнорирует проблему информированности субъектов. Но у Маркса абстракция "среднеразвитого" производителя логически оправдана подчиненным, пассивным положением индивида в хозяйственной системе, основанной на частной собственности и отчужденной экономической связи. Т.е. "более или менее развитая рабочая сила" есть не что иное, как готовая, ничем не обусловленная предпосылка товарного производства и обмена, аналогичная силам природы, - своеобразный исходный "материал" для функционирования сверхсубъекта, который контролирует и направляет деятельность атомизированных, а значит, предельно абстрактных, личностно равнодушных друг другу индивидов.
В сущности, марксова теория стоимости и не может содержать никаких индивидуально-деятельностных различий между отдельными субъектами. Эти различия могли бы возникнуть и проявиться в процессе их общественно-производственного взаимодействия, если бы последнее было заложено в теоретической модели. Но именно в этой сфере теория безжалостно отсекает производителей друг от друга: они обособлены и замкнуты в своей деятельности. Следовательно, в теории они безразличны по отношению друг к другу и совершенно идентичны по всем индивидуально-личностным параметрам, касающимся объема располагаемой информации, умения работать с ней и т.д.
Однако и в обмене его субъекты ":выявляют себя как таковые лишь посредством передачи одним другому той предметности, в которой один существует для другого. Так как они являются равноценными друг другу только таким образом, только как владельцы эквивалентов и как люди, выявляющие эту эквивалентность в обмене, то как равноценные они в то же время равнодушны друг к другу; существующие между ними прочие индивидуальные различия их не касаются; они равнодушны ко всем существующим у них прочим индивидуальным особенностям"11а. Логика Маркса неумолима, - неумолима в том смысле, что созданная им теоретическая модель уже как бы и не нуждается в помощи своего творца в доказательстве того, что личностно равнодушные друг к другу индивиды внутри этого теоретического мира идентичны друг другу.
Эти субъекты, как кирпичики, чрезвычайно удобны для построения дальнейших логических конструкций, очень близких к реальности. Очень близких, - потому что и сама эта экономическая форма не придумана Марксом. В основании его теоретической системы лежит не совокупность высказываний (аксиом) относительно определенной сферы общественной жизни, но некоторые реальные, налично данные объекты (товары) и система познавательных действий (процедур) с этими объектами. Но, выделив эту чистую форму, Маркс придал ей самодовлеющий характер, абстрагировавшись от каких-либо иных форм экономической активности.
Вообще говоря, любая степень абстрагирования хороша или плоха не сама по себе, но лишь по отношению к определенного типа задачам, и в этом смысле она не является чем-то a priori заданным и неизменным. Она может меняться, например, в том случае, если изменится теоретическая картина (предметное представление) объекта исследования и сама экономическая реальность. Для решения сверхзадачи, стоящей перед Марксом, не имело существенного значения то, что реальное экономическое пространство просто не могло быть образовано поведением этих нереально похожих друг на друга индивидов. Теория могла бы сказать: да, за пределами этой "чистой формы" вы можете, если захотите, увидеть реальных людей, во плоти и крови, со всеми их различиями. Но это будет уже другой, не экономический и, во всяком случае, - не товарный мир.
Возможные и естественные отклонения индивидуальных затрат труда от общественно-необходимого уровня введены в теорию для объяснения селективно-стимулирующей функции стоимости, но они просто констатируются как факт действительности. Кроме того, подобные отклонения от нормы (с противоположными знаками) представлены "маргиналами", в то время как типичными являются затраты основной массы производителей, - затраты, совпадающие с общественно-необходимым уровнем. Тем самым косвенно обнаруживается постулат идентичности субъектов, т.к. не поддается рациональному объяснению совпадение уровня издержек у массы различных производителей одного и того же продукта при отсутствии их социально-производственного взаимодействия, которое могло бы выравнивать (и дифференцировать) их умения и навыки.
Разумеется, приписываемый здесь Марксу постулат идентичности товаропроизводителей носит неявный характер. Но он вполне логичен, поскольку никем иным и не могут быть обезличенные субъекты товарного хозяйства перед лицом сверхсубъекта, - стоимости, которая по своей сути предназначена быть "великим уравнителем". Стоимость - это нечто такое, что в теории заменило собой реальное многообразие индивидуальных производительных различий и форм социально-коммуникативной активности, представив участников хозяйственного организма не лицами, а экономическими масками.
Кроме того, стоимость по существу замещает (в теоретической модели) систему ценообразования, до предела упрощая данную проблему и сводя ее к выяснению механизма притяжения рыночных цен к затратам общественного труда. Разумеется, Маркс не отрицает ценообразующей роли спроса и предложения, но последние используются, скорее, как аналитический инструмент для обоснования стоимостной основы цены, чем для исследования самого ценового механизма во всей его сложности и многофакторности12.
Однако, существование подобного сверхсубъекта в теоретической системе оправдано лишь в том случае, если он имеет собственное субстанциональное бытие, отличное от экономической (рыночной) системы в целом. Известная позиция Ю.М. Осипова, согласно которой "стоимость во всем, но ее нет самой по себе" [13], делает проблематичным утверждение о существовании этой категории. ":Если у нее [стоимости] нет "материальной" субстанции, - справедливо замечает В.Н. Черковец, - то она по своей субстанции "идеальна"? Как же тогда трактовать деньги, капитал, прибавочную стоимость? Только по их формам существования и проявления? А что объединяет их общую сущность? Некая идеальная категория? Совершенно загадочной становится та связь, которая не только объединяет товар - деньги - капитал, но и получает развитие в этих формах" [14].
Признавая резонность вопросов, поставленных В.Н. Черковцом, отметим, что трактовка стоимости как "сгустка", "кристалла" или субстанции общественного труда также не имеет убедительного теоретического обоснования. Дело в том, что жизненное пространство стоимости как сверхсубъекта в марксовой модели товарного хозяйства по существу ограничивается сферой обмена и не захватывает процесс труда. В парадигме трудовой стоимости труд товаропроизводителя имеет только одну экономическую определенность: он является частным, обособленным, индивидуальным трудом и по определению не может быть творцом специфической общественной связи между атомизированными субъектами и стоимости как субстанционального ее выражения [15].
Ни теоретически, ни практически какое-либо стоимостное наполнение производимого продукта (который только на рынке становится товаром) ничем не подтверждается, ибо "в своем непосредственном виде товар есть лишь овеществленное индивидуальное рабочее время особенного содержания, а не всеобщее рабочее время" [16].
Но как же в таком случае быть с двойственным характером труда товаропроизводителя? Ведь если следовать логике взаимосвязи процесса и результата, именно двойственность труда обусловливает двойственность товара, а не наоборот. Однако теоретическое движение в первой главе "Капитала" совершенно отчетливо направлено от двойственности товара к двойственности труда. Методологически подобная конструкция обоснована логикой восхождения от абстрактного к конкретному, которая интерпретируется также как движение от простого (эмпирически данной товарной формы) к сложному (противоречивой двойственности труда). Но даже с учетом этого обстоятельства идея двойственности товара, при всей ее логической убедительности, есть не что иное, как гипотеза, которая должна была подтвердиться анализом экономической структуры труда, создающего, по мысли Маркса, товар как единство потребительной стоимости и стоимости.
Такого подтверждения в "Капитале" нет, да и не могло быть, т.к. исследование изолированного, индивидуального производственного процесса [17] как такового может выявить только его элементарную структуру в виде абстрактных всеобщих моментов. Что и было продемонстрировано Марксом в пятой главе "Капитала", посвященной процессу труда и увеличения стоимости. Поскольку труд здесь анализируется как "всеобщее условие обмена веществ между человеком и природой", постольку, по Марксу, "не было необходимости в том, чтобы рассматривать рабочего в его отношении к другим рабочим" [18]. Следует только отметить, что несколько ранее, при анализе товарной формы и выяснении понятия абстрактного труда, как труда специфически общественного (по Марксу), такая необходимость все же была, но не было возможности, т.к. попытка исследования индивидуального, обособленного производственного процесса, общественные связи которого искусственно разорваны, может иметь своим результатом действительно общественную субстанцию (стоимость) только путем ее домысливания. Частный труд обособленных производителей подразумевает их реальное взаимодействие только в обмене. Следовательно, гипотеза двойственности товара не только осталась неподтвержденной, но и послужила обоснованием того (двойственности труда), что должно было доказать ее справедливость.
Таким образом, "стоимостной холизм" в марксовой теории оказывается скрытой формой все того же методологического индивидуализма, обнаруживая свою неразрывную причинно-следственную связь с товарно-монистической (конкурентной) парадигмой. Последняя сложилась в эпоху становления и бурного развития рыночно-капиталистического хозяйства. Поэтому под конкурентной парадигмой мы понимаем исторически обусловленную научную (экономическую) картину мира, которая рассматривает реально доминирующую в индустриальном обществе товарную форму экономической связи между людьми как единственно существующую всеобщую экономическую форму, квалифицируя иные формы связи как либо неэкономические, либо архаические, либо анклавные (точечные).
Парадоксы конкурентно-индивидуалистической парадигмы
Конституирующим признаком этой парадигмы является атомарное (индивидуально-субъектное) строение экономики, обусловленное простым разделением труда и взаимным обособлением индивидов как субъектов межличностного обмена продуктами (товарами). В качестве одного из 11 (!!!) "идеализирующих допущений" построения подобной модели рыночного хозяйства Ф. Найт, называет разделение труда, "доведенное до такой степени, что каждый индивид производит один товар", т.е. "производство организовано посредством обмена только готовыми изделиями" [19].
Имплицитно неоклассическая модель экономики порождает проблему дуализма организации и рынка (существования и теоретической интерпретации организаций, в рамках которых, собственно, и создается товар). Характер взаимоотношений (координации, обмена, распределения) между индивидами в организации принципиально иной, нежели чем в рыночной среде. Поэтому неоклассическая теория вынесла организации "за скобки" анализа, рассматривает их в качестве "черного ящика", - как "индивидоподобные" образования с искусственно свернутой внутренней структурой. Неудовлетворенность такой трактовкой фирмы стала усиливаться в связи с корпоративными тенденциями и соответствующим расширением нерыночных (иерархических) механизмов координации, а также повышением квалификационно-образовательного уровня наемных работников и их экономической "суверенизацией". Эти и другие причины способствовали выдвижению на первый план проблемы эффективного функционирования и развития организаций.
Не случайно включение феномена организаций в модель рыночной экономики стало своеобразным брэндом неоинституционализма. Организация представлена здесь как сеть контрактов найма, которые, в сочетании с иерархической структурой управления, обеспечивают ее (организации) функционирование. Сколько-нибудь обстоятельный критический анализ контрактного подхода к исследованию организаций не входит в наши намерения. Отметим только, что его авторам удалось сохранить приверженность методологическому индивидуализму, включив в свою теоретическую систему принцип ограниченной рациональности и модель оппортунистического поведения.
Так или иначе, но внутрифирменная координация принципиально отличается от обычного ценового механизма, что и побудило Р. Коуза поставить проблему происхождения фирм. "Как объяснить необходимость такой организации, - задается вопросом Коуз, - раз принято утверждать, что координацию следует предоставить механизму цен? :Когда производство направляется движением цен, оно может осуществляться вообще вне каких-либо организаций. В таком случае позволительно спросить, почему же все-таки существуют организации?" [20].
Рассматривая проблему происхождения фирм на основе концепции трансакционных издержек, он предложил в качестве логически исходной, гипотетической модели рыночного хозяйства экономику "совершенной" децентрализации, "где есть только факторы производства" [21]. По существу, речь идет об экономическом обособлении не только производства готовых изделий, но и выполняемых отдельными работниками специализированных функций в системе внутрифабричного разделения труда.
Коузианская модель экономики с нулевыми внутренними трансакциями интересует нас в данном случае лишь постольку, поскольку она, как это ни парадоксально, более последовательна в смысле реализации конкурентно-индивидуалистической парадигмы, чем традиционная (неоклассическая) модель простого, или "первичного", по Ф. Найту, разделения труда. Если в традиционной парадигме внутриорганизационная экономическая структура хозяйствующих субъектов намеренно игнорируется, что сразу ставит под сомнение всю теоретическую конструкцию, то в модели Коуза хозяйствующим субъектом является экономически обособленный частичный работник - производитель отдельного компонента готовой продукции. Иначе говоря, коузианский "фактор производства" - это далее неделимая производственно-трудовая единица, представление о которой как о самостоятельном, частном хозяйствующем субъекте доводит принцип методологического индивидуализма и неоклассическую парадигму до логического завершения, а точнее - до абсурда. Справедливости ради заметим, что неоклассическая модель простого разделения труда, где каждый индивид производит и обменивает один товар, вряд ли менее парадоксальна, чем модель Коуза. В этом смысле обе позиции равноценны.
Характерно, что теория Коуза, удовлетворительно объясняющая процесс образования фирмы на основе кооперации факторов производства и снижения трансакционных издержек на микроуровне, дает противоположный результат применительно к экономической системе в целом. Дело в том, что с точки зрения сравнительной эффективности функционирования рыночной системы существенна лишь суммарная динамика "издержек трения". Между тем, при переходе от экономики "без фирм" к экономике с фирменной структурой имеет место движение, - во всяком случае, логическое, - от системы с одним видом положительных (внешних) издержек к системе с двумя видами таковых (внешних и внутренних). Концепция Коуза "работает" только в том случае, если будет доказано, что перераспределение "чрезмерных" внешних трансакционных затрат в "факторной" экономике между внутренними и внешними трансакциями в экономике с фирмами неизбежно приводит к снижению их (трансакционных издержек) суммы. Такого доказательства Р. Коуз не предлагает, да и едва ли оно вообще существует, что лишний раз подчеркивает алогичность данной теории.
Но, как это бывает в науке, именно такие парадоксальные идеи открывают новые возможности для нетривиальных решений. То, что гипотетическая конструкция Р. Коуза не выдерживает проверку на опровержимость (по К. Попперу), вовсе не означает, что она не имеет научной перспективы. Напротив, некоторое изменение исследовательского ракурса позволяет, на наш взгляд, иначе представить проблему происхождения фирм и не только эту проблему. Предлагая скорректированную (альтернативную коузианской) гипотетическую модель экономики, мы, подобно Коузу, не настаиваем на ее реалистичности, что не означает, конечно, невозможности ее теоретической проверки.
Образно говоря, коузианская модель рыночной экономики с факторами производства - это "перевернутое" изображение, - своего рода оборотная сторона, - совместного производства (непосредственной кооперации) для произвольно выбранного масштаба. Дело обстоит таким образом, как если бы автор неявно принял за исходную точку не гипертрофированно конкурентную схему, но модель сотрудничества, а затем из научного любопытства модифицировал ее, придав каждому из участников совместного производства статус частного производителя (самостоятельной хозяйственной единицы), но сохранив за ними свойство функциональной взаимодополняемости. Мы же предполагаем, что именно эта "неявная" исходная позиция (совместное производство) и должна составить явный предмет исследования.
Разумеется, в этом случае характер гипотетической модели существенно изменяется. Во-первых, здесь отсутствуют внешние трансакции, поскольку общественный продукт (на данном уровне анализа его структура никак не определена, так что он может быть идентифицирован как некий продукт "Х") создается трудом совокупного работника.
Во-вторых, предполагается контактная форма совместного труда, так что координация деятельности работников осуществляется посредством горизонтального обмена знаниями, умениями, навыками, т.е. выступает в виде свободного информационного обмена. Тем самым с управленческой функции сразу же снимается ответственность за координацию индивидуальных работ, а сама эта функция трактуется эгалитарно, - как одна из многих в совместном производственном процессе. Чтобы отвести обвинения в пренебрежении ролью дирижера, мы можем просто заменить данную функцию традицией или, вслед за Р. Нельсоном и С. Уинтером, организационной рутиной, которая неизбежно возникает внутри всякого функционирующего сообщества.
В-третьих, понятие трансакций здесь если и применимо, то не в смысле рыночной сделки и передачи прав собственности, а в смысле взаимного информирования. Издержки таких трансакций (для упорядочения терминологии назовем их коллективными) тоже существуют, но они могут быть выражены только в единицах рабочего времени, затрачиваемого на процесс общения. И поскольку коллективные трансакции являются органической составной производственного процесса, затраты времени на их проведение входят в общий (фиксированный) фонд рабочего времени.
И, наконец, в-четвертых, данная модель содержит эволюционный элемент, который обусловлен общественно-производственным взаимодействием работников. Горизонтальный обмен знаниями и умениями не только координирует действия работников, но также инициирует постоянные изменения в уровне их умелости и знаний, изменяя тем самым продуктивность и структуру совместного труда.
Отсутствие внешних (товарообменных) трансакций в данной модели может означать только то, что производимый продукт является одновременно и единственным источником существования данного сообщества (совокупного работника). Таким образом, необходимо признать наличие видовой структуры общественного продукта, соответствующей структуре его потребления совокупным работником. Тогда данное сообщество предстанет в виде совокупности производственных групп (бригад), каждая из которых занята созданием какого-либо продукта. Соответственно, в структуре общения обнаруживается дополнительная разновидность коллективных трансакций, связанная с обсуждением пропорций распределения. В этой связи появляется возможность классифицировать коллективные трансакции по их функциональному назначению на трансакции производительности (умения, навыки), координации и распределения.
Никаких других изменений данная модель не обнаруживает, если производство стабильно и в сообществе существует норма или традиция распределения как часть организационной рутины, которая замещает значительную часть трансакций распределения. Подобное состояние гипотетической экономики можно интерпретировать как равновесное. Но не следует забывать об эволюционном аспекте проблемы. Изменения (прогрессивные или регрессивные) в продуктивности труда отдельных производственных подгрупп неизбежно должны вступить в противоречие с традицией и вызывать напряжения в системах координации и распределения общественного продукта, что приведет к увеличению затрат рабочего времени на осуществление трансакций распределения и координации в фонде рабочего времени.
Мы рассмотрим здесь только случай с ростом продуктивности труда, имея в виду, что регрессивный вариант (снижение продуктивности в данном звене) равносилен относительному росту продуктивности в другом звене (звеньях), что также провоцирует напряжения в системе распределения и координации. Суть проблемы в том, что рост затрат рабочего времени на разрешение возникающих разногласий между индивидами по поводу производства и распределения дополнительного продукта будет "съедать" время, которое затрачивается на производство самого этого продукта. Положение усугубляется тем, что изменения коснутся и относительной ценности составных частей совокупного продукта, а именно: увеличение производства данного продукта, при прочих равных условиях, приведет к снижению его относительной ценности в структуре общественного продукта, что не может не подрывать мотивацию роста его производства.
В терминах предельных величин ситуация выглядит следующим образом. Если расходы времени на осуществлении дополнительной (предельной) трансакции распределения или координации приведут к снижению возросшего объема производства данного продукта "А" до первоначального уровня или еще ниже его, то возникнет целесообразность замены коллективных трансакций распределения и координации на товарообменную трансакцию. Субъекты последней, - группа работников, производящая продукт "А", и остальное сообщество, создающие все прочие продукты, - очевидно, превращаются в самостоятельные, частные по отношению друг к другу, хозяйственные формы, которые можно рассматривать в качестве прообраза фирм. Это не означает, что во взаимоотношениях между этими субъектами, вырастающими из сотрудничества, исчезают все коллективные трансакции координации, а тем более производительные трансакции. Они "уходят в основание" экономической системы, приобретая другие, институционально-нормативные, способы осуществления, но сохраняя свое значение в виде информационно-коммуникативной активности хозяйствующих субъектов как экономическое пространство сотрудничества.
Эвристическая ценность предлагаемой аналитической модели определяется тем, что она позволяет, на наш взгляд, логически непротиворечиво объяснить не только возникновение фирм и вообще товарного хозяйства из системы сотрудничества, но и гипотетически обосновать тезис о дуалистической организации современного рыночного хозяйства в контексте диалектики сотрудничества и конкуренции.
Альтернативные варианты построения теории
К такому парадоксальному выводу подводит нас критический анализ теоретической традиции, открыто исповедующей методологический индивидуализм. Возможно, фальсификация по К. Попперу, - не самый убедительный аргумент в поиске нового знания. Но полученный результат лишний раз подтверждает тот факт, что научное познание, так же как и реальная эволюция общества, потенциально содержит в себе альтернативные варианты развития. Литературная критика и имеет одной из своих задач поиск и разработку этих альтернатив, ибо новое знание не возникает из научного вакуума.
В подтверждение этих рассуждений приведем знаменитую формулу Маркса: "Богатство обществ, в которых господствует капиталистический способ производства, выступает как "огромное скопление товаров", а отдельный товар - как элементарная форма этого богатства" [21]. От этой исходной характеристики объекта познания дальнейшее исследование могло бы пойти, по крайней мере, двумя путями. Первый, - назовем его "прямым", - через атомистическую модель товарного хозяйства, где индивиды, как единственно реальные экономические субъекты, конкурентно противостоят друг другу в вещно-опосредованной форме. Второй, - назовем его "окольным", - через абстрактную двухполюсную модель капиталистической (рыночной) экономики, где на одной стороне "огромное скопление товаров", или совокупный общественный продукт, а на другой - субъект этого хозяйственного результата, - сообщество индивидов, сотрудничающих в производстве и потреблении этого продукта. Первый путь основан на признании одномерности экономического (конкурентно-рыночного) пространства и отвечает методологическому индивидуализму, второй предполагает опосредование конкурентно-рыночных отношений системой сотрудничества и постольку реализует принцип холизма.
В той мере, в какой исследование игнорирует систему сотрудничества и движется в рамках товарно-монистической, конкурентной парадигмы, оно так или иначе будет проповедовать методологический индивидуализм независимо от субъективных методологических предпочтений самого исследователя. Именно таким образом обстоит дело с анализом товарной формы в "Капитале" Маркса. Вещно-опосредованный, отчужденный тип экономической связи, возведенный в теоретический абсолют, не содержит в себе никаких иных определений хозяйствующего субъекта, кроме обособленного, атомизированного индивида, который интегрируется в единое хозяйственное пространство только через товарный обмен.
В этом смысле методологический индивидуализм (как и холизм) не является обычным методологическим инструментом, который обоснован и дан как предпосылка исследования. Он обусловлен предметно-теоретически, - реализацией той (конкурентно-рыночной) научной картины мира, которая, в свою очередь, детерминирована огромным многообразием культурно-исторических факторов, сложившихся на данной стадии развития общества. Это значит, что предметное содержание экономической теории в рамках конкурентной картины мира с необходимостью организуется по законам индивидуалистической методологии, и попытки применить к этому же предметному содержанию иную методологию (холизм) едва ли будут иметь успех. Самым впечатляющим примером подобной методологической "имплантации" и является, на наш взгляд, категория стоимости в теоретической системе Маркса.
От товарного монизма к дуализму сотрудничества и конкуренции
В известном смысле над экономической теорией, как наукой социальной, ориентированной на человека и его деятельность, тяготеет своего рода "фамильное проклятье", суть которого заключается в сложившейся научной традиции познания человека через движение вещей. Вещно-опосредованная формула экономического бытия как кривое зеркало отражает не самого человека, а его плоское, размытое, безличное подобие, - в виде экономической маски, или "живого арифмометра", запрограммированного на оптимизационные расчеты.
Сложность ситуации заключается, однако, в том, что нет иного пути анализа хозяйственной деятельности человека, как через движение (производство, обмен, распределение, потребление) продуктов. Но пресловутая "продуктовая онтология" далеко не исчерпывается вещно-опосредованной формой экономической связи в мире "совершенной децентрализации", где существуют только единичные, атомизированные производители.
Модель двухполюсного строения экономики, как логически исходный пункт исследования, базируется на принципиальном признании сотрудничества как фундаментальной характеристики человеческого общежития и его хозяйственной организации. Трудно предположить, что этот принцип мог быть теоретически реализован в эпоху становления и расцвета промышленного капитализма, символом которого был лозунг свободной конкуренции: "Предоставьте людям делать свои дела, предоставьте делам идти своим ходом". Тем более опрометчиво было бы ожидать теоретического воплощения этого принципа от мыслителя, взявшегося за раскрытие эксплуататорской природы капитализма и его исторической обреченности.
Вместе с тем надо признать, что именно Маркс сформулировал базовые определения двухполюсной экономической модели сотрудничества на примере непосредственно обобществленного труда в патриархальном хозяйстве, "где различные вещи противостоят такой семье как различные продукты ее семейного труда, но не противостоят друг другу как товары. Различные работы, создающие эти продукты: являются общественными функциями в своей натуральной форме, потому что это функции семьи:" [23]. Другое дело, что Маркс относил эту форму организации к архаической эпохе личной зависимости, на смену которой приходит более прогрессивная эпоха личной независимости, основанная на вещной зависимости [24]. Возможно поэтому Маркс нигде не детализирует такую черту будущего коллективного производства, как "обмен деятельностей: имеющий место первоначально в производстве" [25] в отличие от товарного обмена и не рассматривает категорию непосредственно-общественного труда как специфическую форму экономического обмена.
Между тем, современная эпоха с присущим ей развивающимся сочетанием конкурентной и кооперативной экономических культур, уже не позволяет теории дистанцироваться от системы сотрудничества. Но одно дело констатация уже обозначившихся в социально-экономическом развитии общества реальных тенденций, и совсем другое - их системно-теоретическое отражение. Подход с позиций сотрудничества к анализу рыночной экономики, основанной, согласно устоявшимся научным и обыденным представлениям, на частной собственности и конкуренции, конечно выходит за пределы научной рутины и требует существенной переоценки не только "защитного пояса", но и "твердого ядра" привычных исследовательских программ.
Тем не менее мы настаиваем, что это - адекватный, соответствующий современным реалиям, способ построения теории на основе системного подхода к анализу общественного хозяйства как целостности. Определяющим критерием реализации такого (холистического) подхода является теоретическое отражение системных условий существования общественного интереса, как экономической реальности, имеющей основополагающее значение для хозяйственной жизни общества. Миф об индивидуальном, частном интересе, как единственно существующем и конструктивно пригодном для экономического анализа, принадлежит конкурентно-индивидуалистической картине мира, доживающей свой век в учебниках и научной продукции, созданных по ортодоксальным канонам мэйнстрима.
Применение предлагаемой нами двухполюсной модели основано на идеализированном представлении об экономической системе, - в масштабах ли общества при абстрагировании от внешних связей, или на глобальном уровне, - как замкнутого целого, как своего рода натурального, самодостаточного национального или общечеловеческого хозяйства. В этой модели свернуто опосредствующее движение продуктов, как предметов обмена между членами сообщества. Последние поэтому противостоят друг другу не в качестве товаровладельцев, но в своем естественном предназначении, - как производители и потребители совокупного общественного продукта, структура которого соответствует количественным и качественным характеристикам общественных потребностей. Очевидно, что ни одна из составных частей этого общего хозяйственного результата не обладает абсолютной, самостоятельной ценностью. Какой-либо вид продукта имеет относительную ценность, выраженную в структурных взаимоотношениях с другими элементами общественного продукта.
Таким образом, в логически исходном пункте общественное хозяйство предстает перед нами как система сотрудничества, предполагающая (в первом приближении) совместный труд совокупного работника на одной стороне и его продукт - на другой. Интегративным фактором совместного труда и его специфической общественной формой является обмен живой деятельностью. Этот обмен представлен встречной трансляцией знаний и умений, обеспечивающей взаимную координацию действий производителей, а также формирование, функционирование и развитие их творческих способностей.
Несомненно, двухполюсная модель рыночной экономики как таковая слишком абстрактна, чтобы как-либо повлиять на уже существующую систему знаний о рыночной экономике. Ровно ничего не изменится в этой теоретической системе, если исследование непосредственно оттолкнется от двухполюсной модели, как от нового словесного одеяния давно известной конкурентно-индивидуалистической парадигмы. В лучшем случае, это будет несколько смягченный, социализированный вариант неоклассической ортодоксии. Не составит труда изобразить крупными штрихами ход такого исследования: от общественного продукта к его крупным отраслевым компонентам, выражающим общественное разделение труда; от последнего к отраслям; далее - к представляющим их хозяйствующим субъектам, производящим и обменивающим свои продукты как товары, и, наконец, - к конкурентным отношениям и их субъектам. Нет нужды в дальнейшем изложении, совпадающем в основном с содержанием современного типового учебника экономической теории. Очевидно, что само понятие сотрудничества оказывается здесь "архитектурным излишеством".
Вместе с тем, абстракция сотрудничества достаточно информативна, чтобы дать решающее указание относительно предмета исследования в двояком смысле. Во-первых, следует учитывать, что, согласно диалектике, общее существует в особенном и может быть раскрыто лишь через анализ особенного. Поэтому исходным предметом анализа выступает система сотрудничества, но не в качестве всеобщей определенности рыночной экономики, а как особенная форма, встречающаяся повсеместно на протяжении всей истории человечества в виде различных форм совместного труда (производства). Во-вторых, сама конструкция двухполюсной модели освобождает от необходимости индуктивного анализа чрезвычайно разнообразных форм коллективного производства (ранняя и более поздние виды общин, патриархальная семья, цеховая организация, крестьянское семейное хозяйство, производственный кооператив, бригада, предприятие) на предмет выявления основной структуры сотрудничества как такового.
Стало быть, за этой абстракцией скрывается долгий исторический путь, который может быть интерпретирован как логическое движение от чистого сотрудничества, ограниченного рамками совместного труда, к системе расширенного сотрудничества в конкурентно-рыночной среде между частными хозяйствующими субъектами.
Отличительной особенностью расширенного сотрудничества является переплетение двух форм экономического обмена: обмена живой деятельностью (знаний и умений) с товарообменными (рыночными) трансакциями, которые сопровождаются передачей прав собственности. Но и в рыночной системе пространство сотрудничества как совокупность разнообразных проявлений информационно-коммуникативной активности хозяйствующих субъектов сохраняет свое фундаментальное значение, - и как взаимодействующая с ценовым механизмом система координации экономического поведения, и в качестве необходимого условия производства и обмена товаров как экономических ценностей.
По существу, последовательно проведенная двухполюсная абстракция общественного (рыночного) хозяйства приводит исследование к исторически исходному предмету: "чистому" сотрудничеству, в котором общий (коллективный) интерес является такой же экономической реальностью, как и индивидуальный. Именно здесь в полной мере реализуется принцип холизма, поскольку в рамках "чистого" сотрудничества отсутствует вещно-опосредованная форма отношений между индивидами, а индивидуальный интерес реально, экономически опосредствован общим интересом. Но при этом "чистое" сотрудничество необходимо исследовать именно в той логической и исторической связи, которая обусловлена его эволюцией в направлении расширенного сотрудничества, т.е. рыночного хозяйства во всей сложности и многообразии образующих его отношений и процессов. | |
|
