|
| | | | Проблемы современной экономики, N 1 (21), 2007 | | | | ЭКОНОМИКА И РЕЛИГИЯ | | | Рымарева А. С.
старший преподаватель кафедры менеджмента экономического факультета Санкт- Петербургского института машиностроения (ЛМЗ- ВТУЗ),
кандидат экономических наук
| |
| | | |
Руководители современных компаний все более проникаются осознанием того, что благополучие компании, ее эффективность, неразрывно связаны с социальным благополучием того общества, частью которого она является и в среде которого осуществляет свою хозяйственную деятельность. Социальная ответственность при этом рассматривается в двух аспектах: с точки зрения эффективного управления собственностью и с позиции благотворительной деятельности организации [1, с. 209]. В настоящий момент руководство российских организаций сталкивается с экспансией международных компаний на отечественный рынок, сопровождающейся активным внедрением западных моделей социальной ответственности или, напротив - игнорированием интересов российского общества в условиях утраты преемственности российских традиций собственности и благотворительности. В то же время попытки подавляющего большинства отечественных руководителей внедрить соответствующие мероприятия, адекватные отечественной среде хозяйствования, носят интуитивный характер.
В этой связи становятся актуальными исследования, призванные выявить направления социальной активности в экономике, которые являются традиционными для русского понимания феноменов собственности и благотворительности. Опыт дореволюционной России представляется особенно ценным, так как позволяет говорить о том, что социальная ответственность в современных терминах явление не новое, не заимствованное, но традиционное и исторически многогранное в своих проявлениях. Иллюстрируя накопленный в России многовековой опыт регулирования отношений "предприниматель-собственник-социум", достаточно привести лишь некоторые имена деятелей отечественной христианской социальной мысли. Среди них - русский христианский экономист Ермолай Еразм (XVI в.), его современник социальный писатель князь-инок Вассиан, экономисты Посошков И. Т. (XVII в.), Экземплярский В. И. и Сергий Булгаков (XX в.). Выдающийся вклад в создание специфических этических норм хозяйственной ответственности предпринимательства внесен старообрядческими общежитиями [2]. Одним из примеров отечественной традиции благотворительности является социальная деятельность русских монастырей - родоначальников организованной некоммерческой социально-благотворительной деятельности в России.
Монашеская социальная деятельность, если окинуть взглядом несколько столетий русской истории, приносила удивительные по своему размаху и качеству результаты. Конечно, благотворительность как черта национального самосознания была присуща славянам и дохристианской Руси: под покровительство языческих богов прибегали, отделяя часть из всех жертвоприношений нищим и убогим. Социально-благотворительная деятельность тогда носила естественный характер и воплощалась в общинных институтах защиты членов общины, в которой существовала жесткая система взаимных обязательств: дети должны были содержать престарелых родителей, родители обязались выдавать замуж дочерей, и все неизменно оказывали помощь попавшему в экстремальную ситуацию (пожар, потоп, неудачная охота и т.п.) общиннику. В мирных договорах 911 года, заключенных славянами с Византией, особо оговаривались условия выкупа пленных за счет государственной казны; сам выкуп при этом рассматривался как сугубое благодеяние соплеменникам, попавшим в беду [3, с. 12].
Если не учитывать очень кратких указаний о благотворительной деятельности отдельных благочестивых князей в ранние периоды русской истории, то можно сказать, что полноценная общественная система призрения на Руси стала складываться с принятием христианства. Христианство открыло славянам новый мир высоких нравственных ценностей: научило соединять молитву с милостыней, внутреннее деланье с благотворением, признавая и первое, и последнее служением Богу. Тема братолюбия (filodelfia - греч.), отчетливо и настойчиво прозвучавшая в христианстве, призывала к деятельной, жертвенной любви [Фес. 4. 9]. С этого времени славянин становится гуманнее, честнее, внимательнее к нуждам своего ближнего; только с этого времени присущие ему по самой природе добродушие и общительность начинают принимать формы братского единения. Только тогда пустила корни отечественная традиция социальной ответственности, облачившаяся в форму меценатства и благотворительности, и породившая целые династии филантропов Солдатенковых, Рябушинских, Строгановых и многих других.
Христианизация Руси связана с историей русского монашества, которое получило широкое распространение в Русской Церкви вследствие особого места занимаемого им в истории и жизни Греко-Византийской (Восточной) Церкви. Вслед за принятием христианства восточного обряда при св. князе Владимире (Крестителе), монашество пришло на Русь, уже имея многовековую историю развития [4, с. 59]. А уже в XV? веке Джильс Флетчер, английский посланник в России, так описывал ситуацию: "Монашествующих у них бесчисленное множество, гораздо более чем в других государствах, подвластных папе. Каждый город и значительная часть всей страны ими наполнены: все лучшие и приятнейшие места в государстве заняты обителями или монастырями" [5, с. 89].
Появившись на Руси, монашество встретило у народа вполне благожелательное отношение, быстро распространялось по стране и оказывало значительное влияние на церковные дела, да и на многие другие сферы древнерусской жизни, еще и потому, что оно несло народу образование и культуру, центрами которой и становились монастыри. Первоначально значительную часть духовных сил русского монашества поглощало национально-культурное творчество, и в определенном смысле это имело негативные последствия для чисто аскетического духовного делания. Развитие письменности, традиций устного народного творчества, образцы русской агиографии, летописная история русского государства - все это начальные плоды монашеских трудов. Современные исследователи задаются вопросом, что было в то время важнее для Киевской Руси: формирование национально-русского самосознания или воспитание двух-трех поколений иноков, становление которых страдало из-за обмирщающих влияний государственных и социальных условий. Русская история говорит скорее за первое.
Дальнейшее вовлечение русских монастырей в социальную сферу было тесно связано с их возраставшей общественно-политической ролью в укреплявшемся Московском государстве, с характером взаимоотношений монастырей и светской власти, политикой их взаимных обязательств и уступок. Представители монашества находились в живом и почти непрерывном общении с миром, оказывая непосредственное влияние на становление менталитета формирующейся нации, и по этой причине помимо исполнения своей чисто религиозной миссии монастыри оказывались вовлеченными в геополитическую, социальную и экономическую жизнь страны, вырабатывая соответствующие ее потребностям формы социального взаимодействия. Участие в социальных мероприятиях в свою очередь обеспечивало монастырями лояльность и протекционизм властей. Так, побуждая Церковь к благотворительной деятельности, князь Владимир Святославович определил монастырям на благотворительные дела десятую часть своих княжеских доходов, так называемую десятину, а его Церковный устав прямо объявил больницы церковными учреждениями, а врачей - людьми церковными, богадельными, подведомственными епископу [6, с. 98].
Монашеские общины по первоначальному своему замыслу вовсе не обязаны были выполнять функции социального служения окружающему их обществу. Некоторые выдающиеся церковные деятели были убеждены, что большое хозяйство и повышенное внимание к делам милосердия отвлекают монашество от главного - молитвы, созерцания и богомыслия. Инок должен быть свободен от житейских попечений, от какой бы то ни было привязанности к миру, полагали они. Другие были твердо убеждены, что монастыри обязаны отдавать большую часть своих духовных и материальных сил на помощь инвалидам, нищим, сиротам и вдовам - быть центрами и средоточием социально-благотворительной деятельности, образцом истинно христианского попечения о мире [7].
Социальная деятельность монастырей первоначально носила эпизодический характер и была, прежде всего, проявлением искреннего христианского милосердия, и только затем средством оздоровления самого монастырского быта. Оба мотива были достаточно сильны и впоследствии легли в основу служения миру, став неким соединением внутренних целей монастыря с задачами социальной ответственности. Примером раннего воплощения образцов искреннего христианского милосердия стала деятельность прп. Феодосия, в жизнеописании которого говорится о том, что в специально построенном при Киево-Печерском монастыре дворе он поселил нищих, слепых, хромых и прокаженных, а все необходимое для них отпускал из монастыря, для чего употреблялась десятая часть монастырского дохода. Кроме этого преподобный каждую субботу посылал воз хлеба заключенным в темницах и тюрьмах.
Иллюстрацией изыскания средств оздоровления самого монастырского быта, страдавшего иногда от обилия пожертвований и вкладов, могут служить два разных по времени происхождения примера [5, с. 25]. Преподобный Сергий (XV в.) ввел в обители странноприимство с тем, чтобы избыток доходов не повлек за собой пороков, или же нестроений среди братии. В другое время преподобный Иосиф Волоцкий (XV в.), сторонник роста церковных богатств и владений, настоятель крупнейшего монастырско-хозяйственного комплекса, в неурожайные годы оказывал значительную благотворительную помощь местным крестьянам. Постепенно по мере роста числа монастырей при всем одновременно возраставшем различии масштабов и направленности монастырской деятельности общее для всех дело благотворительности стало сопровождать как старые, так и вновь основываемые монашеские общины.
Архивные документы указывают на огромные суммы, тратившиеся монастырями на устройство и содержание благотворительных заведений [8, с. 369-438]. Социальные, благотворительные и просветительские мероприятия стали той статьей расхода, которая требовала покрытия. До XIII века княжеская церковная десятина редко распространялась на монастыри, являясь источником дохода только для епископских кафедр и приходских храмов, поэтому расходы на социально-миссионерскую деятельность покрывались монастырями отчасти за счет аккумулировавшихся денежных средств, поступавших в виде частных вкладов и пожертвований, а отчасти доходами от производственно-торговой деятельности. Масштаб социальной деятельности монастырей в миру служил мерилом эффективности монастырского хозяйства в целом.
В дальнейшем в ходе хозяйственно-экономического развития монастырей сложились основные направления монастырской социально-благотворительной помощи.
1. Воспитание грудных и малолетних детей.
2. Трудовая, жилищная и материально-денежная помощь нуждающимся беднякам.
3. Помощь неполным семьям. Богадельни и вдовьи приюты.
4. Приюты для инвалидов войны.
5. Медицинская помощь и уход за больными и ранеными, в том числе в действующей армии.
6. Детские и юношеские образовательные учреждения, в том числе приюты-мастерские и учебные заведения для детей с физическими недостатками.
7. Братства трезвости и борьбы с народным пьянством.
8. Приюты для инвалидов и помощь голодающим.
Основным направлением монастырской социальной деятельности в разное время стала организация приютов для больных и немощных, а также богаделен для престарелых монашеского звания и мирян. Так, в Новгороде в конце XVII века на средства монастырей были открыты приют для нищих, две больницы и два ночлежных дома. Саввино-Сторожевский монастырь содержал собственную больницу на 48 коек. При этом преимущество медицинской помощи, оказываемой монастырскими врачами, заключалось, прежде всего, в том, что она была "безмездной" (бесплатной). Следовательно, такая помощь становилась общедоступной, особенно для неимущих слоев населения. Качество медицинского обслуживания, обусловленное христианской мотивацией и монастырским послушанием, также было на высоком уровне по сравнению с "мирскими" вольными врачами, лечившими за денежную плату.
В это же время в монастырях появились и сиротские приюты, многие государственные, в том числе и исправительные, заведения переходили под окормление монастырей. В Кирилло-Белозерском монастыре было и особое послушание - монах-воспитатель, которого называли "старцем для голышни" [9, с. 62]. В позднее время монастыри, наряду с частными заведениями, активно участвовали в детской воспитательной программе Елисаветинского благотворительного общества, организованного в 1892 году в Москве по инициативе Великой княгини Елизаветы Федоровны. Порядка 13 женских монастырей и 3 мужских монастыря Московской епархии предоставляли обществу вакансии в своих школьных приютах [8, с. 373-383]. Николо-Перервинский мужской монастырь в 1906 году истратил 130 000 рублей на постройку корпуса школы для глухонемых мальчиков, а общая сумма выделенного монастырем на сооружение и содержание школы равнялась 400 000 рублей [8, с. 415-416]. Московский Страстной женский монастырь ежегодно расходовал на содержание собственной школы для девочек порядка 3000 рублей [8, с. 198].
Следует отметить, что женские монастыри в большей мере были ориентированы на благотворительную деятельность, что отчасти было связано с государственным законодательством. В 1870 году вышел Указ, по которому женский монастырь или женскую общину можно было основать только в том случае, если при нем существовало какое-нибудь благотворительное учреждение: школа, училище, больница, аптека. Такое отношение к женским монастырям было заложено еще Петром. В свое время Петром I было издано так называемое "Объявление", по которому исторически монастыри выполняли две функции. Первая функция - "ради церковной нужды", поскольку все иерархи Русской Православной Церкви были по традиции монашествующими, и это, с точки зрения Петра, оправдывало существование мужских монастырей. Понятно, что женские монастыри к этой категории не относились. Вторая функция - духовная. Однако самодержец считал, что под предлогом духовной жизни монахи в действительности ведут праздный образ жизни, а посему объявляет им "определение" "служить нищим, престарелым и младенцам" [10, с. 11].
При этом необходимо учесть, что уже к началу XIX века русское монашество по праву можно было называть преимущественно женским монашеством: численность монахинь и послушниц превышала численность монахов и послушников более чем в три раза [4, с. 62; 9, с. 59]. Хотя число женских монастырей никогда не превышало число мужских, они были гораздо населеннее. Бремя благотворительной работы, присущей монашескому социальному служению, к тому времени почти целиком было возложено именно на женские иноческие общины. По этой причине Великой Княгиней Елисаветой Федоровной предпринимались попытки окончательно легализовать и присвоить соответствующий статус сформировавшейся к тому времени системе медицинских, филантропических и попечительных женских обществ, облачив ее в форму традиционного социального служения женщин в Православной Церкви в звании диаконисс [11]. События 1917 года помешали осуществлению ее планов.
В то же время женские монастыри в силу неопределенности своего статуса в меньшей мере, чем мужские могли рассчитывать на вклады богатых жертвователей и еще меньше на государственное штатное содержание, они должны были обеспечивать свое существование за счет фантастического трудолюбия. При этом сами женские общины зачастую существовали в более чем скромных бытовых условиях, так как почти весь доход от хозяйственной деятельности направлялся на разнообразные социально-благотворительные программы. Благотворительность женских монастырей и общин отличалась от аналогичной деятельности мужских монастырей гораздо большим масштабом.
Прекрасным образцом для демонстрации масштаба такой монастырской благотворительной деятельности может послужить Свято-Богородицкий Леснинский женский монастырь, основанный в 1884 году на территории нынешней Польши. За 25 лет своего существования некогда маленькая община выросла до размеров большого монастыря с обширным хозяйством и масштабной благотворительной деятельностью. При этом монастырь на собственные средства давал медицинское образования тем сестрам, которые проходили свои послушания в амбулатории монастыря и больнице, а также давал образование учителям своих школ. Общий перечень направлений социально-благотворительной деятельности Свято-Богородицкого женского монастыря включал следующие объекты: (1) больница; (2) приют для престарелых женщин; (3) бесплатная амбулатория с выдачей лекарств; (4) школы для детей различного вероисповедания; (5) средняя школа с обучением ремеслам; (6) школа по обучению вышиванию; (7) два народных училища; (8) две учительские семинарии; (9) сельскохозяйственное училище; (10) приют для сирот; (11) учрежденные общины верующих в количестве четырех с собственными школами, аптеками, медицинскими пунктами.
История Леснинского монастыря типична для многих женских обителей XIX века. Их социально-благотворительная деятельность особенно ценилась правительством, усматривавшим в таких общинах одно из средств внутренней церковно-политической миссии. В 80-90 годы XIX века, когда правительство поощряло учреждение церковно-приходских школ, только в женских монастырях в массовом порядке были организованы школы и для мальчиков, и для девочек, причем только на средства самих монастырей. К слову сказать, самая первая школа для девочек, известная на Руси, была организована в XI веке именно в женском Андреевском монастыре. Женские монастыри занимались благотворительностью в разной степени, в зависимости от традиций обители и ее обеспеченности, но благотворительность в исключительно широких масштабах была свойственна монастырям, основанным представительницами великокняжеской семьи, а также тем монастырям, которые поддерживались императором и его семьей. В качестве примеров таких монастырей можно назвать Киевский Покровский монастырь, основанный Александрой Петровной, правнучкой Павла I, а также знаменитую Марфо-Мариинскую Обитель милосердия Елизаветы Федоровны. Небольшие монастыри просто не имели финансовой возможности вести благотворительную деятельность в таких широких масштабах - однако каждый из таких монастырей в обязательном порядке устраивал и содержал, по крайней мере, одну монастырскую богадельню.
Прием и размещение паломников также можно отнести к особой форме социальной деятельности монастырей. Часть монастырей в зависимости от места в православной истории страны,- наличия прославленных святых в числе основателей или насельников монастыря, присутствия в монастыре особых святынь, - зачастую жила за счет пожертвований и приношений паломников. Но такая экономически благоприятная для процветания монастыря ситуация складывалась не во всех обителях: пожертвование на нужды монастыря не являлось обязательным для паломника - монастыри же в любом случае должны были обеспечить богомольцам ночлег, питание, медицинскую помощь и транспорт. В монастырском уставе прп. Евфросина глава 24 была специально посвящена обязанностям монастырей по отношению к паломникам [9, с. 62], в соответствии с которыми монастыри должны были бесплатно кормить богомольцев первые три дня пребывания в обители: на деле это правило зачастую распространялось на весь многодневный период пребывания паломника в монастыре. Религиозный подъем, в основном объяснявшийся влиянием русского старчества и традицией паломничества к "святым местам", привел к тому, что в середине XIX в. большие, знаменитые монастыри принимали в летние месяцы до 50 тысяч паломников [12, с. 28]. Спасо-Преображенский Валаамский монастырь в двунадесятые праздники (двенадцать раз в год) принимал до 4 тысяч паломников ежедневно.
При этом большую часть среди богомольцев традиционно составляли крестьяне - основа дореволюционного русского общества, и в силу скудости крестьянской жизни посещение монастыря зачастую становилось для них единственной возможностью отдыха от повседневных трудов. Паломничество в монастырь приобретало характер рекреационно-оздоровительного мероприятия для этих людей: распределяемые между паломниками трудовые послушания были незначительны по объемам и нагрузке, а монастырские хозяйства были механизированы по последнему слову современной техники. Приезжая в монастырь "потрудиться", крестьянин фактически отдыхал от трудов. Со второй половины XIX века, с приходом в монастыри большой массы крестьянства уже в качестве насельников, отношение к паломникам стало особенно предупредительное, по выражению Василия Немировича-Данченко, ласковое, почти нежное. Многие монастыри при этом не только обеспечивали содержание паломников на весь период богомолья, но и снаряжали их в обратный путь, щедро снабжая одеждой, обувью, домашним скарбом из монастырских кладовых, называвшихся тогда `рухлядными`.
Социальная значимость монастырей являлась миру в особенно трудные для народа и государства моменты исторических испытаний. В годы ордынского нашествия Кириллов монастырь ежедневно кормил 600 нищих, Пафнутьев - до тысячи [9, с. 62]. Троице-Сергиева обитель в Смутное Время (1608-1610 гг.) 16-месячной осады превратилась в огромную богадельню для изувеченных войной крестьян. Начиная с Крымской войны (1853-1856), а затем войн с Турцией, Японией и в Первую мировую войну, насельницы женских монастырей отправлялись на фронт в качестве сестер милосердия [13; 8, с. 444]. Мужские монастыри в это время размещали у себя демобилизованных раненых воинов. Только в 1904 году 8 московских мужских монастырей приняли на полное содержание направляемых к ним раненых воинов до их полного выздоровления в количестве от 25 до 90 человек в каждом монастыре [8, с. 447]. В 1914 году 24 московских монастыря организовали 40 лазаретов на 1251 кровать, на содержание которых ежемесячно расходовалось более чем 12 000 рублей. Помимо этого монастыри вносили денежные пожертвования на нужды войны. Во время войны с Японией общий размер пожертвований, внесенный одними лишь московскими монастырями на устройство походных лазаретов, составил 60 000 рублей[8, с. 449].
Монастыри активно вовлекались и инициировали сами кампании по сбору пожертвований в фонд гражданских жертв войн и внутригосударственных бедствий [8, 446-449]. Во время беспорядков 1905 года в Москве один только Перервинский монастырь пожертвовал порядка 100 000 рублей на оказание помощи жертвам, пострадавшим во время мятежа [8, с. 503]. Широкая деятельность была развернута монастырями в период с 1905 по 1907 годы году по сбору пожертвований в пользу голодающих в пострадавших от неурожая областях России. В списке 320 лиц и учреждений, внесших пожертвования в пользу голодающих в фонд специально организованного Московского епархиального комитета, были и уже упоминавшиеся выше 24 московские монастыря [8, с. 420-427].
К началу XX века деятельность монашеских общин стала важной составляющей социальной политики государства. Существование в среде общества такого института как монашество отвечало интересам самого общества, так как деятельность монастырей во всем ее многообразии была неразрывно связана с ответственностью по отношению к самым слабым и уязвимым членам этого общества. Превращение первоначальной пустыньки, куда удалялся от мира подвижник веры, в большой монастырь, который вступал в теснейшее соприкосновение с миром - такова судьба многих русских обителей. И. К. Смолич отмечал, что "монашество не только совершило христианско-просветительский подвиг, но и проделало большую государственную и хозяйственную работу, в результате которой в Московское государство влилась огромная христианизированная земля от Вологды до Белого моря" [7, с. 62]. Действительно, монастырская социальная ответственность, облекаемая в форму благотворительности, стала одновременно причиной возникновения и главным показателем эффективности такого явления как монастырская экономика, а ее масштаб и разнообразие указывал, насколько в реальности такая деятельность монастырей была обусловлена потребностями общества.
В настоящее время в России действует около 600 монастырей [9, с. 62]. В последнее десятилетие все силы монашествующих и мирян были отданы их восстановлению или строительству. Однако, несмотря на то ужасающее состояние, в котором храмы и строения с началом реституции 1991 года были переданы РПЦ, именно монастыри в условиях деградации государственной системы социального обеспечения первыми развернули наиболее масштабную филантропическую деятельность. Теперь, по прошествии пятнадцати лет, по-видимому, начинается новый этап развития монашества в России, сопровождаемый не только возрождением традиционных форм монастырской благотворительности, но и совершенно новыми формами социального служения, вызванными к жизни уже иными потребностями современного общества.
Монастырская благотворительность призвана, во-первых, сделать монастырь образцом социально-благотворительной деятельности, в том числе, и для коммерческих организаций, вовлекающихся в сферу социальной ответственности. Приведенный выше перечень основных направлений социально-благотворительной деятельности монастырей и сегодня является актуальным для российского общества, социальные катастрофы которого, как и прежде, связаны с детской беспризорностью, тотальной алкогольной зависимостью и обнищанием широких слоев населения. Именно опыт социальной деятельности религиозных организаций, канонически выверенный, направленный на сохранение преемственности отечественных традиций труда и благотворительности, эластичный по отношению к потребностям общества, может служить источником стандартов и методического обеспечения для тех руководителей, которые задумываются о новом качестве эффективности своей организации, показателем которой и должна стать социальная ответственность.
Во-вторых, монастыри как религиозные организации, в отличие от организаций коммерческих, не имеют целью своей деятельности извлечение прибыли. Строго некоммерческий социально ориентированный характер уставной деятельности монастырей, нематериальная мотивация монашествующих способствуют возникновению у монастыря уникального потенциала для активного участия в отношениях между обществом и коммерческой организацией в рамках социальной ответственности последней. Этот потенциал тем более очевиден в связи с тем, что религиозные организации в России являются теми общественными организациями, которые, обладая высокой степенью легитимности, способны эффективно выполнять (а в действительности уже выполняют) функцию инструмента по адресному распределению ресурсов в рамках программ социальной ответственности бизнеса. Очевидно также, что в некоторых сферах (например, в области реабилитации наркоманов или бывших заключенных) монастырское социальное служение оказывается едва ли не единственным, способным осуществить полноценное восстановление и возвращение в социум утраченной личности человека.
Проблема социальной ответственности и, в узком понимании, благотворительности, есть проблема мотивационных отношений: как известно, немотивированная деятельность крайне скудна и мало плодотворна. Главная тенденция изменений в сфере мотивации в настоящее время связана с кризисом разрыва между инструментальной оснащенностью человека и уровнем его ответственности. Эта тенденция связана с этикой и рассматривается в литературе в разрезе поиска путей к возврату традиционных ценностей и отношений человека к себе, своей деятельности и окружающему миру. Известно, что именно религиозная вера является ядром этической системы и источником ценностей в любом обществе [14, с. 109]. Одновременно история благотворительности показывает, что религиозная вера оказывается самым устойчивым основанием для мотивации альтруистической деятельности человека: все общества милосердия за рубежом были или основаны Церковью, или связаны с ней. Так называемые светские общества милосердия, согласно свидетельствам исследователей, практически не встречаются [15]. В современном российском обществе, в том числе, в деловом обществе, остро стоит проблема поиска базы для мотивированной социальной ответственности - благотворительного мировоззрения, а его созданию способствует восстановление религиозной традиции. |
| |
|
|
