|
| | | | Проблемы современной экономики, N 2 (22), 2007 | | | | ФИЛОСОФИЯ ЭКОНОМИЧЕСКИХ ЦЕННОСТЕЙ | | | Ельмеев В. Я.
профессор кафедры экономической социологии Санкт-Петербургского государственного университета,
доктор философских наук, доктор экономических наук,
заслуженный деятель науки РФ
| |
| | |
| |
В отличие от имеющихся в литературе определений понятия закона, в которых перечисляются его различные моменты, И.К. Смирнов раскрывает это понятие в его движении от всеобщего к особенному и к их единству. В анализе закона это делается, насколько мне известно, впервые и мы должны его трактовку закона всемерно поддержать. Хотелось бы, чтобы все определения понятий в наших гуманитарных науках проводились по методологии, предложенной И.К. Смирновым.
В докладе вполне обоснованно главное внимание обращается на движение закона как на выражение сущности, взятой в качестве основания существования, т.е. на движение понятия закона от тождества (постоянство) к различию (противоречие) и основанию (единство тождества и различия, единство и взаимоисключение противоположностей). Логико-диалектическое движение понятия закона автором подтверждается на примере анализа закона стоимости, в том числе и в `Капитале` К. Маркса.
Что можно сказать о докладе в критическом плане и чем можно его дополнить?
Понятие закона, как и понятие вообще, согласно Гегелю, есть истина бытия и сущности [1], результат их единства, т.е. конкретно-всеобщее понятие, возникающее в результате движения от бытия к сущности и к их единству. Соответственно, определение понятия закона следует начинать с того, что оно отражает в сфере бытия. И.К. Смирнов ограничился рассмотрением движения закона в сфере сущности. Он, видимо, полагает, что закон имеет отношение только к сущности явлений, но не выражает, как следовало из его ответов, область движения бытия - сферы качества, количества и меры. С этим я не могу согласиться.
Во-первых, потому, что сущность в неявном виде содержится в бытии. Познание именно в бытии, в непосредственных явлениях открывает сущность (закон причины, тождества, различия)[2].
Во-вторых, существуют законы, которые выражают движение качества и количества. Можно и нужно говорить и о выражении законом меры, и о том, что каждый закон так или иначе содержит в себе меру.
В-третьих, в рамках определенности бытия понятие закона проходит известные стадии всеобщности, особенности и их единства (единичности). Абстрактная всеобщность здесь принимает форму тождественности качества, выраженного законом движения бытия как такового. Эта тождественность, в свою очередь, становится условием количественной определенности: путем сведения к единой (одинаковой) качественной основе осуществляется предполагаемое законом количественное соизмерение явлений. В соединении (единстве) количественной и качественной стороны закон выступает как отношение меры.
Так, известный закон стоимости в применении к простому товарному производству предполагает сначала отождествление всех товаров как носителей всеобщего абстрактного человеческого труда - человеческой рабочей силы вообще. В сфере особенного закон выражает количественную соизмеримость товаров, здесь стоимость приобретает количественную определенность. `Что является предпосылкой всего лишь количественного различия вещей? Одинаковость их качества. Стало быть, количественное измерение работ предполагает однородность их качества`[3].
Эта одинаковость качества позволяет выявить эталон их соизмерения, посредством которого товары получают количественную определенность своего бытия, что выражается законом меновой стоимости. В итоге, количественная и качественная стороны бытия товаров в их единстве образуют меру движения стоимости на уровне ее бытия.
Что касается сферы сущности, то здесь определение понятия закона проходит те же стадии, что и в сфере бытия - моменты всеобщности, особенности и единичности (единства). Сущность, как основание существования (бытия), моментами своего движения имеет, согласно Гегелю, тождество, различие и основание, в которых модифицируются всеобщее, особенное и единичное. Всеобщность (закон - выражение общего) приобретает значение тождества не в виде одинаковости качества (как в бытии) а, как рефлектированное тождество, включающее становление и свою видимость, причину своего существования.
Особенностью закона как выражения сущности выступает его differencia specifica, т.е. отражения им существенного различия, превращающегося в противоречие. Закон предполагает, что сначала в нем отражается непосредственное различие (разность) соотнесенных сторон явления, как внешних по отношению друг к другу. Затем оно становится существенным различием положительного и отрицательного, выражает противоположность и противоречие со своим другим, внутри самого себя. И, наконец, закон, как выражение основания, предполагает единство тождества и различия, единство и борьбу противоположностей, их движение и разрешение.
Обращаясь к закону стоимости, необходимо в этом случае рассмотреть определенность движения его понятия в сфере сущности - от тождества к различию и к их единству - основанию. Вместо выражаемого законом абстрактного тождества товаров по стоимости (абстрактному труду) и количественному ее определению, здесь имеется в виду труд как всеобщая субстанция стоимости, ее единственный источник. Товары, соответственно тождественны в том, что их стоимость составляет человеческий труд. Далее, закон стоимости в этой сфере становится выражением существенного различия и противоречия в движении товарного мира - двойственной природы труда и противоречия между стоимостью и потребительной стоимостью товаров. В результате этого закон из закона простого товарного производства и обмена равных меновых стоимостей превращается в закон присвоения чужого труда без соблюдения эквивалентности в обмене. В итоге в основании закона оказываются взятые вместе исходное тождество труда (его затрат) как субстанция стоимости и ее отрицание тем же трудом, но как субстанцией потребительной стоимости. Последняя объясняет как возможность производства прибавочной стоимости (ее источник - реализация потребительной стоимости рабочей силы в живом труде), так и отрицание стоимости как основы производства, но и сохранение его трудовой основы. Таким образом, основанием закона в сфере сущности выступает производство прибавочной стоимости (присвоение чужого труда) и, соответственно, основным законом развитого (капиталистического) товарного производства становится закон прибавочной стоимости. В этом вопросе я не согласен с И.К.Смирновым, который считает основным не закон прибавочной стоимости, а закон стоимости простого товарного производства, заменяя понятие основы (основания) понятием исходного (начала).
Скажу еще о том, чем можно и нужно дополнить понятие закона. Известно, что сущность обнаруживает себя в своих явлениях: являющееся свое основание имеет не в себе, а в своей сущности. Соответственно, явления в своем движении имеют своим основанием закон, выражающий их сущность. Но это не значит, как полагает И.К.Смирнов, что обращением к сущности исчерпывается `закон явления и его (закона) движение`. Кроме закона как своей сущности, явления подчинены и своим специфическим законам. Они касаются форм являющейся сущности, т.е. форм явлений сущности. Форма же `в своей развитой определенности:есть закон явлений`.[4] Само обнаружение сущности в явлениях тоже имеет значение закона.
Так, стоимость товаров, сведенная к сгустку человеческого труда как к своей сущности, еще не придает товарам форму меновой стоимости, а закону стоимости - форму закона меновой стоимости. Последний обнаруживает себя в движении этих форм, начиная от простой и заканчивая всеобщей и денежной формой с ее законами ценообразования. Точно также сущность прибавочной стоимости, выраженная ее законом в чистом виде (как таковая), не исчерпывается и не покрывается ее собственным движением. Она обнаруживает себя в формах прибавочной стоимости - прибыли, проценте, ренте, которым присущи свои специфические законы: закон образования средней нормы прибыли, закон накопления капитала и др. Отождествление этих форм с прибавочной стоимостью как таковой составило, как известно, одну из ограниченностей классической политической экономии в лице А.Смита и Д.Рикардо.
Содержание понятия закона должно быть завершено его определениями, охватывающими сущность и явление (существование) в их единстве, т.е. как атрибутом действительного. Понятие закона в сфере действительного в начале выступает выражением непосредственной отождествленности действительности с самим собой (закон как тождество), затем тождество (возможность) снимается необходимостью (закон как необходимость), предполагающей движение действительности через отношение субстанциональности, причинности и взаимодействия, т.е. закон обретает значение выразителя единства (тотальности) в многообразном, значение конкретной всеобщности.
Применительно к закону стоимости это означает, что с превращением товарного мира в действительную всеобщность (все становится товаром) этот закон становится всеобщим. Вместе с достижением этой полноты сама стоимость со стороны своей субстанции (труда) приходит к своему отрицанию, поскольку по мере научно-технического прогресса непосредственный живой труд и его непосредственное количество теряют свое значение единственно определяющего момента в производстве продукта. Как только этот непосредственный труд перестает быть определяющим источником действительного богатства, которое предстает как громадная диспропорция между затраченным рабочим временем и несоизмеримым с ним огромным масштабом продукции, меновая стоимость перестает быть мерой потребительной стоимости, а прибавочный труд - мерой действительного прибавочного продукта. Тем самым рушится производство, основанное на меновой стоимости. Полагание общественного труда в форме противоположности капитала и наемного труда, предпосылкой которого является наличие массы непосредственного рабочего времени в качестве решающего фактора производства богатства, становится последней ступенью развития стоимостного отношения и основанного на стоимости производства [5]. Соответственно, закон стоимости превращается в свою противоположность - в закон трудовой потребительной стоимости, в котором мерой самого необходимого труда и рабочего времени становятся потребности общественного индивида, потребности общества.
Ныне этот экономический закон выступает как выражение необходимости, но в форме тенденции. Пока сохраняется капиталистическая форма товарного производства, капитал оставляет рабочее время единственной мерой и источником своего богатства: он во все возрастающей степени делает прибавочное рабочее время условием для необходимого рабочего времени. В одном отношении капитал вызывает к жизни все силы науки и природы, а также силы общественной комбинации труда и социального общения, с тем, чтобы созидание богатства сделать относительно независимым от затраченного на него рабочего времени, в другом отношении капитал все эти силы и себя как богатства измеряет рабочим временем своих наемных работников и втискивает их в рамки рабочего времени, чтобы созданное богатство удержать в качестве стоимости [6].
Чтобы прикрыть это кричащее противоречие, особенно стоимостную свою основу, ныне капитал и стоимость одевают на себя самые разнообразные фетишизированные формы: начиная с товарного фетишизма и заканчивая информационным фетишизмом, а также человеческим, пенсионным, материнским (детским) капиталом. Не только все есть товар, но и все есть капитал.
В этих условиях сугубо важным становится обнажение `явленческих` и всех других феноменологических форм движения действительности, в том числе отношений стоимости и капитала. Ключ к этому - исследование законов движения `явленческих`, т.е. превращенных форм, разработка теории материалистической феноменологии в противоположность феноменологии духа Гегеля.
Человек в своей практической деятельности не ограничивается использованием одних лишь умственных идеальных форм. Он применяет множество других форм, выполняющих ту же самую функцию - представлять, замещать посредством данной формы те или иные процессы функционирования и развития социального мира. Эти формы выражают не то, чем они сами по себе являются, а нечто другое, т.е. они выступают идеальным представителем другого. Они как бы замещают то, чем сами не являются [7].
Для чего нужны эти формы? Прежде всего для того, чтобы люди могли на практике реализовать свою социальную сущность, свои связи со всем обществом. Ведь человеку, живущему в обществе, необходимо иметь дело со всем обществом (родом, классом, социальной группой). Но этого он не может сделать через непосредственную связь и прямое взаимодействие с каждым индивидом в отдельности. Поэтому люди создают (производят) соответствующие социальные формы, которые служат представителем всего общества, его общих для всех принципов и через это представительство практически осваивают сущность социума, осуществляют общественную связь друг с другом. Они аналогичны орудиям труда, посредством которых люди воздействуют на объекты природы. Здесь же речь идет о воздействии людей друг на друга, об "орудиях" социальной деятельности.
В экономической области, например, люди пользуются денежной формой стоимости, которая идеально представляет мир реальных товаров и тем самым способствует их обмену как способу осуществления экономических связей людей. Функцию идеального представителя (заместителя) всего общества в политической сфере выполняет государство. Оно является идеальным (не как понятие, а как действительное
государство), поскольку не совпадает с обществом, а лишь представляет его и
одновременно составляет способ (форму) существования и осуществления
социальной сущности человека. Артисты, исполняющие те или иные роли в театре, идеально представляют действительную жизнь людей в обществе и в этом отношении
игра на сцене есть идеальный образ жизни общества. Люди, чтобы
общаться друг с другом, пользуются словами как представителями вещей и явлений окружающего мира, а также логическими формами для обозначения смыслового содержания слов.
Представление одного через другое, а примеров такого рода можно привести сколько угодно, является одним из способов человеческой практической деятельности, требующим тщательного изучения. Нужно в первую очередь выявить специфику отношения между идеальным представителем, "пересаженным" в товар или государство, и тем, что им представляется (замещается), сознавая, что это другой вид связи, чем отношение между идеальными формами разума и объективной действительностью.
Понимание сущности практически идеальной формы и ее отличия от идеальных психических форм наталкивается на значительные трудности. Обычно всякое идеальное как компонент практики сводится к субъективно-психическому, т.е. не допускается его существование вне индивидуальной психики в качестве независимой от нее объективной формы самой материальной деятельности и социальной предметности (формы вещей). В качестве эталона феноменологически понятого мира обычно берется мир культуры, поскольку произведения культуры воспринимаются людьми через их смысл и значение. Соответственно весь социальный жизненный мир предстает в виде психически освоенной культуры. Культурой тогда будет все и вся: и практикуемые способы производства, и деятельность социальных институтов, и духовные ценности, и стили мышления, и стандарты поведения, и язык, и религиозные верования и т.д. Кроме этого мира представлений и значений, мира эмоционально организованной культуры с ее устойчивыми и материально зафиксированными элементами, никакого иного, существующего до и вне опыта, не проходящего через сознание и психику людей социального мира, не допускается.
Что касается идеальных практических форм, о которых ведется речь, то они обладают реальным существованием вне сознания людей. Они как представители другого, как заместители тех или иных социальных сущностей, сами столь же реальны, существуют вне головы, как и заменяемые ими реальности. Для выяснения своеобразия
таких форм можно обратиться к тем же деньгам как идеальному
представителю разных сторон общественной жизни, служащему способом осуществления социально-экономической практики. Подобно идеальным формам ума, деньги нуждаются в материальных носителях. Однако свою роль представителя и способа осуществления тех
или иных процессов человеческой жизнедеятельности они выполняют как чисто общественный продукт и общественно значимая форма товарных тел. Денежная форма товаров, как и их стоимостная форма, составляют нечто отличное от их чувственно воспринимаемой телесной формы и в этом отношении они являются идеальными. В своей
функции меры стоимости идеальность денег означает, что для измерения стоимости товара нет необходимости иметь наличное золото, оно предполагается идеально. При обращении, т.е. в функции средства обращения, самому золоту тоже нет необходимости обращаться. Его обращение замещается его представителями, которые в свою очередь замещают обращение товаров, т.е. товарное обращение замещается денежным, как идеальным обращением товаров. И, наконец, деньги выступают всеобщим материальным представительством богатства, т.е. выражают это богатство идеально, но не в виде воображаемых, а реальных денег, лежащих в банках или в карманах их владельцев.
За деньгами, как за идеальной формой, находится стоимость, а в конечном счете - общественный труд как ее субстанция. Казалось бы, вместо денег непосредственной мерой стоимости и богатства можно было бы использовать время труда, вместо обмена стоимостей - обмен продуктов деятельности - потребительных стоимостей, вместо богатства в виде денег - действительное вещественное богатство и богатство в форме свободного времени. Не являются ли все эти представительные (идеальные) формы чисто искусственными приемами, удовлетворяющими лишь практическую потребность, но чуждыми истинной природе человеческого труда и человеческих взаимоотношений? Может быть, в действительности идеальных практических форм нет, стоимость лишь идеальный тип и конструкция человеческой психики, а вовсе не действительная, реально существующая социальная конструкция, необходимая для практики и соответствующая природе социальных вещей.
Пока продукт производится как товар и стоимость, деньги в качестве их представителей выражают адекватное, имманентное бытие товаров. Но эта адекватность относится не к телесному носителю денег, а к ним как форме, способу осуществления социальной деятельности. Сама по себе социальная форма не имеет ничего общего с той телесностью, в которой она воплощена (в химическом составе золота или серебра нет ни одного атома стоимости). Но это не значит, что социальность, представленная в вещи, не может не быть фетишизирована - низведена до свойства самой вещи, и, наоборот, вещное свойство возведено в ранг социальной формы. Все это - специфические особенности социальных форм, присущих определенным объективным состояниям общества. Их изучение во многом раскрыло бы механизм духовного фетишизма.
Отдельный человек в своей практической деятельности обращается к другим людям и в качестве своего заменителя. Лишь относясь к другому человеку, данный индивид может относиться к самому себе как к человеку. Он смотрится, как в зеркало, в другого человека, который для него становится формой проявления всего рода "человек", всего общества. Именно в обществе и через общество отдельный человек может действовать адекватно, поскольку он исходит из действий других, взятых им по отношению к своей деятельности в роли образца, нормы и т. п. Принимая роли других, он тем самым регулирует свою практическую деятельность.
Когда человек вместо себя ставит другого и через него делает себя объектом своего отношения, то он это делает не просто в голове (в разуме, в своем "я"). Способность создавать образ самого себя в качестве объекта оценки определяется не только процессами, протекающими в разуме, как это утверждают представители символического интеракционизма [8]. Появление другого вместо себя не сводится к символу, к значению другого, т.е. к тому, что люди относятся к любому объекту на основе придаваемого ему значения и имеют дело с этим мысленным значением. Этот другой есть реальный, практически действующий представитель данного общества. И вообще для индивида другой человек, его социальность не существует вне материального, телесного воплощения, а то, как этот другой представляет себе в уме значение сущности той или иной ситуации действия, каким он его творит в своей психике, никакого значения для него может не иметь. Не значения театральных действий образуют общество, а наоборот, общество преподносит себя человеку в лицедействе актеров - в идеальной практической форме. Последняя, в отличие от умственной формы, не укладывается в рамки критериев истинного и ложного, правильного и неправильного. Она оценивается не по познавательным, а по практическим критериям, по ее соответствию целям и результатам социальной практики. Выявление и формирование этих критериев - одна из задач социологии практики как материалистически понятой социальной феноменологии [9]. |
| |
|
|
