|
| | | | Проблемы современной экономики, N 3/4, 2002 | | | | ОБЗОРЫ КОНФЕРЕНЦИЙ | | | Белов А. В.
профессор Университета префектуры Фукуи (Япония),
кандидат экономических наук
| |
| | |
| |
Миграция населения является отражением множества важных процессов, под влиянием которых в Северо-Восточной Азии (СВА) стремительно изменяется баланс сил. Все аспекты данного явления самым серьезным образом изучаются в Японии. Подтверждением этому стала международная научная конференция, в г.Киото, посвященная анализу миграционных потоков в СВА.
Исследования были начаты в 1999 г., когда японское Министерство образования выделило грант на финансирование темы о трудовой миграции из Северо-Восточного Китая на Дальний Восток России. Первоначально конференция планировалась как рабочая встреча нескольких специалистов для подведения итогов деятельности международного научного коллектива. Однако, казалось бы частная демографическая проблема вызвала интерес большого числа ученых из Японии, Китая, России и США. На конференции присутствовало более 100 участников, работало 6 секций, было сделано 23 доклада, представлено 18 полноформатных научных статей. Большой интерес вызвали материалы о сложившейся в регионе сети взаимосвязей лиц корейской национальности (М.Саката - Университет префектуры г.Фукуи, Япония). Впервые удалось проанализировать совершенно неожиданный аспект миграции - растущее российское присутствие на севере Японии (Т.Акаха, А.Васильева - Центр восточноазиатских исследований Университета Монтеррей, г.Монтеррей, США). Обсуждение вышло далеко за пределы регионального перемещения китайских трудовых ресурсов. В сущности, была сделана попытка провести комплексный анализ проблем миграции населения в Северо-Восточной Азии.
Региональные миграционные процессы развиваются на весьма своеобразном экономическом фоне. Северо-Восточную Азию часто называют "естественной экономической территорией", имея в виду взаимодополняемость экономических структур Дальнего Востока России, Северо-Восточного Китая, Монголии, государств Корейского полуострова и Японии. Действительно, географическая близость и наличие разнообразных факторов производства говорят о принципиальной возможности тесного сотрудничества. А вот контрасты в уровне развития, различия социально-экономических систем, столкновение геополитических интересов ряда государств, напротив, затрудняют интеграционное взаимодействие (П.Бакланов - Тихоокеанский институт географии РАН, г.Владивосток, Россия). В этих условиях международная миграция может либо сблизить народы и помочь решению насущных экономических проблем, либо заложить в регионе еще одну бомбу замедленного действия, грозящую взорвать ныне существующий здесь "холодный мир".
Анализ экономической ситуации в СВА позволяет сделать важный вывод - все североазиатские территории переживают глубокий структурный кризис. Это справедливо и для Японии (особенно для наименее развитых японских морских префектур), и для непосредственно соприкасающихся регионов Северо-Восточного Китая и Дальнего Востока России. В 1960-1980-е гг. СВА получила минимальный положительный эффект от "восточно-азиатского экономического чуда". Процессы либерализации внешних связей и децентрализации государственного устройства, развернувшиеся в 1990-х годах одновременно в нескольких странах, оказались разрушительными для данных территориальных единиц, выросших в условиях протекционизма и государственной поддержки. Неудивительно, что в последние годы весь регион фактически оказался на обочине глобализации. Территории СВА начали искать выход в расширении локального взаимодействия на глобальных принципах ("глокализации"), но это принесло более чем скромные результаты. Иногда их, с изрядной долей иронии, сравнивают с деятельностью "кооператива инвалидов", попытавшегося самостоятельно создать конкурентоспособную продукцию и занять место на мировом рынке.
На Дальнем Востоке России (ДВР) экономический кризис 1990-х годов оказался глубже и разрушительнее, чем в других регионах страны (П.Минакир - Институт экономических исследований РАН, г.Хабаровск, Россия). ВРП до сих пор не превысил половины дореформенного уровня, структура промышленного производства приобрела примитивный характер с преобладанием 2-3 энергетических и сырьевых отраслей, за 10 лет регион потерял более миллиона человек, или 12 % постоянного населения. И результаты могли быть еще хуже, если бы не увеличение внешних связей. Вклад экспорта в промышленный рост на Дальнем Востоке в 1999-2000 гг. составил 107,9 %, т.е. экспорт обеспечил не только весь прирост, но и компенсировал некоторые негативные эффекты. По оценкам дальневосточных ученых, в будущем возможны два варианта развития ДВР. Первый из них, нацеленный на продолжение инерционных тенденций при отсутствии эффективной государственной поддержки региона, приведет к дальнейшей экономической деградации и полному превращению в международную сырьевую провинцию. Второй вариант предполагает ускоренную структурную перестройку, создание "локомотивов" регионального развития, формирование открытой и конкурентоспособной модели экономики при активном участии федерального центра. Создается впечатление, что после десятилетия сложнейших реформ Россия, как это уже неоднократно бывало ранее, вновь оказалась перед необходимостью восстановления ревитализации дальневосточных территорий за счет финансовых и институциональных ресурсов центрального правительства.
Другой яркий пример глобализации дает Северо-Восточный Китай (СВК) и составляющие его провинции Ляонин, Жилин и Хейлунцзян (Х.Като - Университет Кобэ, г.Кобэ, Япония). Долгое время СВК считался промышленной и сельскохозяйственной базой страны. До 1995 г. здесь производилась треть китайской электроэнергии, половина нефти, седьмая часть продовольствия. При этом, доля в общем населении составляла 10,7 %, а в ВВП - 8,4 % (1999 г.). В определенных условиях СВК вполне мог бы стать экономическим центром всего прилегающего азиатского региона. Однако, после 1990 г. СВК поразила так называемая "северо-восточная болезнь". Симптомами ее стало отставание темпов роста регионального продукта от среднекитайских значений, сокращение числа госпредприятий и ухудшение их финансового положения, медленное формирование рыночных отношений. Причины кроются в истощении запасов природных ресурсов, сложностях структурной перестройки тяжелой и химической промышленности, потере конкурентоспособности на фоне приморских районов Китая. В развитии СВК появился ряд негативных особенностей : низкая, по сравнению с приморскими провинциями, плотность населения (в 3-4 раза), относительно высокая безработица (в 2-2,5 раза), повышенная доля добывающей, тяжелой и военной промышленности в структуре производства (в 1,5-2 раза). Интересно, что те же черты характерны и для соседнего российского Дальнего Востока. Фактически, в последние годы экономики указанных регионов России и Китая не столько взаимно дополняют, сколько соперничают друг с другом. Соответственно, для будущего сотрудничества двух стран и всей системы североазиатских экономических связей особое значение имеет поиск неконкурентных направлений развития, а именно : снижение зависимости от традиционных отраслей и создание новых опорных экономических структур.
Это можно считать задачей на будущее, а пока экономическое взаимодействие Дальнего Востока России и Северо-Восточного Китая носит неустойчивый характер (Ли Чуансун - Институт России Хейлунцзянского университета, г.Харбин, КНР). В нем преобладает торговля, а инвестиции, официальный обмен трудовыми ресурсами и научно-техническими услугами пока невелики. К 2001 г. товарооборот СВК, а также районов Синцзян и Внутренней Монголии с Россией достиг 3,3 млрд долларов (примерно треть китайско-российской торговли), а оборот российских дальневосточных регионов с Китаем - 1,8 млрд долларов. Накопленные прямые инвестиции из указанных китайских районов в экономику Дальнего Востока не превышали 20 млн долларов. Наряду с этим, в одной только провинции Хейлунцзян фактические прямые инвестиции российских предприятий составляли 84 млн долларов. Китай имеет преимущество в отношении экспорта товаров легкой и пищевой промышленности, является более привлекательным объектом для инвестирования. Российская сторона выступает поставщиком леса, нефтепродуктов, мороженой рыбопродукции, летательных аппаратов, а также экспортером капитала. Нынешний дисбаланс подчеркивает необходимость найти приемлемый для обеих сторон вариант сотрудничества. Тем более, что этого требуют долгосрочные интересы как Китая (стремление к диверсификации внешнеторговых партнеров и заинтересованность в природных ресурсах), так и России (необходимость экспортных рынков и потребность в рабочей силе).
Наибольшие выгоды от развития торгово-экономических связей с Россией получили два китайских населенных пункта провинции Хейлунцзян (Лин Чжабин - Центр экономического развития Госсовета КНР, г.Пекин). Через город Хэйхэ, расположенный неподалеку от Благовещенска, за 10 лет с 1987 по 1997 гг. прошло 2,3 млн тонн экспортно-импортных грузов, границу с Россией пересекли 3,4 млн человек, совокупный внешнеторговый оборот составил 2,1 млрд долл., из них 600 млн долл. пришлось на челночную торговлю. Благодаря этому, внутренний валовой продукт Хэйхэ и прилегающего к нему административного района ежегодно увеличивался на 10,1 %, что существенно превышало средний показатель по провинции в целом (7,4 %). Надо отметить, что первоначальные ожидания оправдались далеко не полностью. В 1984 г. Генеральный секретарь ЦК КПК Ху Яобан, посетивший Хэйхэ, отмечал : "Шэньжэн на юге и Хэйхэ на севере похожи на два крыла, каждый взмах которых ведет к стремительному развитию" (цитата из доклада А.Ивасита). Очевидно, что Шэньжэн и другие юго-восточные районы далеко обогнали своих северных партнеров. Позитивный эффект связей с Россией на Северо-Восточный Китай оказался значительно меньшим, хотя и не менее заметным на местном уровне. Это подтверждает и другой китайский пограничный город - Суйфэнхэ (неподалеку от поселка Пограничный, Уссурийского района Приморского края РФ). Число его постоянных жителей за истекшие 15 лет увеличилось с 12 до 400 тыс. человек. В 2001 г. город посетили 500 тыс. приезжих, ВВП на душу населения в три раза превысил средний уровень по провинции Хейлунцзян, а ежегодный внешнеторговый оборот достиг 1,1 млрд долл. (73 % товарооборота провинции). Примеры Хэйхэ и Суйфэнхэ показывают, что даже небольшие китайские поселки, благодаря экономическому обмену с Российской Федерацией, за несколько лет способны превратиться в современные города-центры международной торговли.
Какие же выгоды смог извлечь из бурного развития приграничных связей с Китаем российский Дальний Восток ? Интерес представляет не только микроэкономический, но и макроэкономический подход (А.Белов - Университет префектуры Фукуи, г.Фукуи, Япония). Анализ общедоступных показателей позволил установить одну характерную особенность : в Благовещенске и Владивостоке, ставших региональными центрами торговли импортными потребительскими товарами, в 1996-2000 гг. рост расходов населения опережал прирост доходов. А вот динамика ВРП, промышленного производства и инвестиций были крайне неблагоприятными. Существует гипотеза, согласно которой региональное экономическое развитие в России серьезно зависит от состояния институциональной среды. Регионы с сильными институтами способны, если не обеспечить рост экономики, то, по крайней мере, привлечь деловые и личные доходы из других частей страны. Это дает толчок к росту всех форм экономической деятельности - и законных, и теневых. Как показала проверка этой гипотезы применительно к Дальнему Востоку, в 1990-е годы здесь возник настолько глубокий "институциональный вакуум", что это отрицательно сказалось на развитии и законной, и теневой экономики. Из-за слабости институтов челночная торговля и другие формы приграничных обменов перешли в теневой сектор (о чем говорит опережающий рост расходов), но даже для "теневиков" дальневосточный предпринимательский климат оказался слишком суровым (отсутствие реакции инвестиций, производства и ВРП). "Теневые" капиталы, так же как и обычные, покинули регион и направились либо на запад России, либо обратно в Китай. Получается, что положительные результаты сотрудничества генерировались в одном месте, а использовались в другом. Исправить ситуацию могло лишь создание условий для локализации эффекта в самом ДВР, для чего необходимо коренное улучшение институциональной среды.
Все это составляет общеэкономический фон, косвенно воздействующий на миграционные процессы. Однако, существуют и прямые взаимосвязи конкретных экономических показателей с движением населения, которые можно обнаружить методами статистического анализа (К.Кумо - Университет Кагава, г.Кагава, Япония). Исследование миграционной ситуации в СССР и России позволяет заключить, что до 1985 г. главным фактором переселения в удаленные и северные районы были массированные государственные инвестиции, поддержка повышенного уровня заработной платы и политика социальных трансфертов. С точки зрения экономической эффективности эту политику объяснить невозможно. Реформы 1990-х годов принципиально изменили ситуацию. Значительная часть жителей этих районов в сложившейся экономической среде превратилась в "избыточное население", что и стало причиной миграции в западном направлении. Причем отток населения с Крайнего Севера и Дальнего Востока будет продолжаться, пока в регион не придут крупные государственные или иностранные инвестиции. Иначе, отток жителей может длиться неопределенно долгое время, поскольку представляет собой пример рационального поведения, оправданного с точки зрения экономической эффективности.
Общая демографическая ситуации в России также указывает на необходимость внутренней и внешней миграции (Ж.Зайончковская - Институт народнохозяйственного прогнозирования РАН, г. Москва, Россия). Если Россия будет опираться на собственный демографический потенциал, то к 2050 г. численность населения составит 86-112 млн. человек. Сохранение числа жителей на нынешнем уровне в течении ближайших 50 лет возможно лишь за счет иммиграции, которая должна составить 35-70 млн., или от 0,7 до 1,4 млн чел. в год. Приведенные цифры существенно превышают достигнутые значения, поскольку даже в период беспрецедентного скачка иммиграции в 1990-х гг. ежегодный прирост не превышал 0,3 млн. человек. Примерно наполовину потребность в мигрантах можно удовлетворить за счет стран СНГ, а вот что касается второй половины, то здесь у китайцев нет серьезных конкурентов, особенно на Дальнем Востоке. Других источников миграционного прироста в ДВР просто не существует, поскольку сюда не доходит поток переселенцев из СНГ, поглощаемый европейскими районами России. Использование китайской рабочей силы постоянно расширяется. В 2001 году из 284 тысяч официально привлеченных иностранных рабочих 38,6 тысяч составляли китайские граждане (вторая по величине группа после украинцев). 60 % "легальных" китайцев работали в ДВР. Очень важно учесть, что по некоторым оценкам общий неофициальный наем иностранцев в 10 раз превышал приведенные цифры.
Широкомасштабная миграция из Китая началась примерно с 1840 г. (З.Ген - Университет Момояма, г.Осака, Япония). С 1980 по 1998 гг. среднегодовой темп роста численности проживавших за рубежом китайцев составлял 2,4 %. К 2001 г. в 150 странах мира насчитывалось 33 млн китайцев или лиц китайского происхождения. 80 % из них проживали в странах Азии, среди которых особенно выделялись Индонезия (21,5 %), Таиланд (19,7 %), Малайзия (16,7 %). Четвертое место по количеству китайских мигрантов принадлежало США (8,5 % или 2,8 млн. человек). Международная миграция китайцев особенно оживилась с началом экономических реформ. Необходимо отметить, что количество иммигрантов, въехавших в Китай в 1978-2000 гг., достигло 8,33 млн. человек, а выехавших эмигрантов - около 1 млн. человек, т.е. Китай принял примерно в восемь раз больше переселенцев, чем отправил за рубеж.
И все же, наибольшее внимание привлекает гигантский эмиграционный потенциал Китая (В.Гельбрас - Московский государственный университет, г.Москва, Россия). Достаточно отметить, что на эту страну приходится треть всех работающих в мире, но всего лишь 2-3 % мирового рынка труда. В Пекине выдвигается задача увеличения последней цифры до 10 %. По-видимому, это вполне реальная цель, если учесть наличие 150-200 млн безработных, быстрое увеличение числа поездок граждан за рубеж с частными целями (рост на 30 % в год), а также последовательную либерализацию экономики Китая. Современная китайская миграция в Россию, в отличие от большинства других стран, приобрела массовый характер только в 1990-х гг. Существует множество оценок количества проживающих в России китайцев. Наиболее близкой к реальности кажется цифра 200-450 тыс. человек. Число мигрантов, разумеется, многократно увеличилось по сравнению с 1989 г., но общий уровень китайского присутствия по состоянию на начало 2002 г. не внушал опасений. Тем не менее, китайские сообщества стремительно развиваются. Московское землячество, например, уже превратилось в самостоятельный экономический и социальный организм, обладающий весьма широкими возможностями. В частности, им осуществляется пропагандистская и организационная поддержка китайских предпринимателей, желающих обосноваться в Пятигорске. Цели тоже никто не скрывает - блокировать товарные потоки из Турции, конкурирующие с китайскими товарами во многих российских городах. Вполне естественно, что в такой ситуации возникает проблема оценки эффекта, получаемого Россией от экономической деятельности китайских землячеств. Многие виды их деятельности (туризм, валютный обмен, заготовка ресурсов и т.д.) находятся на грани законного и теневого секторов экономики. Положительный эффект, если он и есть, чрезвычайно трудно уловить. Серьезная исследовательская работа в данной области пока не ведется, хотя без этого невозможно решение главной задачи - превращение нынешнего притока китайских граждан в эффективную иммиграцию, способствующую решению российских экономических и социальных проблем.
В миграции непременно присутствуют два аспекта - люди и территории. В этой связи, большой интерес представляет обследование реального положения дел по обе стороны российско-китайской границы, через которую проходят миграционные потоки (А.Ивасита - Славянский исследовательский центр Университета Хоккайдо, г.Саппоро, Япония). Граница протянулась на 4300 км, ее демаркация завершена в 1997 г., а результаты закреплены в 2001 г. в соответствующем договоре. Не решена судьба лишь 3 речных островов, которые находятся в Приморском и Хабаровском краях, а также в Читинской области. Приграничная торговля, туризм, гуманитарные обмены с Китаем наиболее развиты в Приморском крае, однако именно здесь отношение к азиатскому соседу является самым сложным. В Приморье чаще всего возникают опасения относительно "китайской угрозы", существует неблагоприятный для китайцев психологический климат. Причина, по-видимому, заключается в длительной неурегулированности пограничных споров. Достаточно напомнить, например, инцидент на острове Даманский в 1960-х гг., а затем антикитайскую позицию бывшего приморского губернатора Е.Наздратенко в середине 1990-х годов. Только в последнее время, после завершения демаркации границы, на краевом уровне началась нормализация экономических и политических отношений с Китаем. Совершенно иная ситуация складывается в Читинской области, т.е. на западе пограничного района. Несмотря на сохраняющуюся неясность о принадлежности одного из островов на р.Аргунь, основная линия границы здесь стабилизировалась уже в XVII веке. Россияне и китайцы настолько привыкли к мирному соседству, что любые формы связей воспринимаются не с недоверием, а с желанием извлечь максимум выгоды для обеих сторон. Кстати, и в отношении спорного острова принято решение о его совместном хозяйственном использовании. В 2000 г. в области даже построен мост, соединивший Читинскую область с Внутренней Монголией, что само по себе является уникальным событием в российско-китайских отношениях. Можно сказать, что декларированное стратегическое партнерство России и Китая на областном уровне наполняется конкретным содержанием. Пример Читинской области дает образец новых отношений с Китаем, основанных на доверии и сотрудничестве и ориентированных на длительную перспективу, а не на решение сиюминутных проблем.
По-видимому, большинство процессов, протекающих в отношениях стран Северо-Восточной Азии, можно описать в системе трех координат : конкуренция-кооперация, подозрение-доверие и краткосрочный-долгосрочный подход (С.Оцу - Промышленный университет Осака, г.Осака, Япония).
Объективный анализ ситуации в сфере экономики, демографии и миграции населения, проведенный в представленных докладах, убедительно показал, что перспективы развития региона связаны с созданием системы долгосрочных и доверительных кооперационных связей. Этот вывод, прозвучавший в заключительном слове, можно считать главным итогом работы состоявшейся конференции. | |
|
