Logo Международный форум «Евразийская экономическая перспектива»
На главную страницу
Новости
Информация о журнале
О главном редакторе
Подписка
Контакты
ЕВРАЗИЙСКИЙ МЕЖДУНАРОДНЫЙ НАУЧНО-АНАЛИТИЧЕСКИЙ ЖУРНАЛ English
Тематика журнала
Текущий номер
Анонс
Список номеров
Найти
Редакционный совет
Редакционная коллегия
Представи- тельства журнала
Правила направления, рецензирования и опубликования
Научные дискуссии
Семинары, конференции
 
 
Проблемы современной экономики, N 2 (22), 2007
ЭКОНОМИКА И ОБЩЕГУМАНИТАРНЫЕ ЦЕННОСТИ
Томашевская К. В.
заведующий кафедрой культурологии Балтийской академии туризма и предпринимательства,
доктор филологических наук, профессор


Семантика возможных миров и судьбы макроэкономики

Идея `возможных миров` восходит к философии Г.В.Лейбница. Под возможными мирами здесь понимаются `все мыслимые Богом взаимно непротиворечивые положения дел относительно всех вещей и их состояний`. *
Идея `возможных миров` используется при построении семантики стандартной немодальной классической логики и служит для уточнения понятия логической истинности. Это означает, что высказывания о возможном будущем являются соответствующими действительности, а, следовательно, истинными. Такая концепция вытекает из понимания действительности не просто как совокупности наличных фактов, но и тех возможностей, связей и закономерностей, которые в ней объективно заложены.
Категоризацией идеи `возможных миров` является `описание состояния` - `термин, введенный австрийским логиком Р.Карнапом для обозначения одного из возможных распределений истинных знаний атомарных высказываний`. *
А возможным миром как раз и называется тот мир, который задан определенным описанием состояния. В результате понятие возможных миров очень часто фигурирует в воззрениях логиков и философов, так как является одной из категорий, с помощью которых отображается развитие материального мира.
Исходное представление о предназначении человека и его `правах на земле существенно и для последующего анализа экономического дискурса. Наиболее интересными в связи с этим представляются следующие положения, ориентирующие на определенные `возможные миры`.
`Человек не случайное явление природы. Он единственная универсальная ее сила, выражение высших потенций и возможностей Вселенной. Рождаясь как существо незаконченное, - пишет профессор В.Шердаков, - человеческое дитя обладает и физическими предпосылками для совершенствования, и духовными. Из этого вытекает не право на своеволие, а, напротив, вывод о случайности человека в мире. Есть параметры биологического его существования, есть норма его психического бытия и есть норма его существования как нравственной личности, то есть человека в его главном измерении. Нужно составить представление о жизни, какой она должна быть, и, исходя из этого, определить хозяйственную, политическую и всякую другую деятельность. Обычно же дело происходит прямо противоположным образом: вовлекаясь в водоворот жизненных событий, человек находит свою `нишу` и смысл существования. Экономика, политика, искусство и другие сферы жизнедеятельности определяют жизнь общества и отдельного человека, его `возможные миры`. *
В этой перспективе рассмотрим некоторые экономические `метадискурсы`, прогнозирующие судьбы макроэкономики с учетом их лексических маркеров.
`С начала перестройки, - пишет В.Шердаков, - широко пропагандируется утверждение, согласно которому экономика, политика, право развиваются по своим законам, и поэтому не следует навязывать им мировоззренческие, идеологические рамки. Нельзя-де подходить к экономике с нравственными критериями, у нее свой критерий - эффективность. Утверждение о том, что есть какие-то непреложные экономические законы, которые не подвластны нравственным требованиям, - это выдумка для оправдания существования рабов и господ, богатых и бедных`. *Появилось новое объяснение в виде науки политической экономии, открывшей законы, по которым выходит, что распределение труда и пользование им зависит от спроса и предложения, от капитала и ренты, заработной платы, ценности и прибыли. Нет экономических законов, которые были бы обязательны для людей и в том случае, когда они противоречат нравственности. Конечно, существующие экономические системы могут принудить человека пренебречь велениями совести. Но это зависит от того, какая система, какая модель экономики создана. Отсюда следует, что не нужно ни мириться, ни создавать такие системы экономики, которые вынуждали бы человека поступаться велениями нравственности, ради прибыли или наживы в любой ее форме.
Экономический дискурс и его лексическая организация позволяют проследить не только за тем, какая модель экономики создается в обществе, но и за тем, какие представления о человеке закрепляются той или иной моделью (Это результаты выживания нации и `качества жизни` этноса).
Экономика - часть культуры с ее нравственными ориентирами. Эта же мысль содержится в рассуждениях Александра Неклессы: `Порожденный веком Просвещения привычный образ прогресса, осуществляемого человечеством на основе коллективного согласия относительно целей и ценностей общественного развития, оказался в настоящее время существенно поколеблен. В социальном универсуме и сознании людей вместо идеалов гражданского общества и рационально-созидательных форм поведения утверждается примат анонимных стихийных сил, существующих и действующих независимо от человеческой воли, творящих вне рамок осознанных намерений общества принципиально непостижимую, спонтанную версию реальности.
Уходящая куда-то в бесконечность `темная` мировая конструкция создает, между тем, свою систему социальной регуляции, основанную на скрупулезной денежно-финансовой фиксации поведения индивида и соответствующей формализации жизни. Новый социальный проект обладает и собственным мировоззренческим комплексом, и даже отчасти метафизикой - развившейся из идолопоклонства `священной корове` экономического либерализма, `невидимой руке` рынка`. *
Концепт `рынок` в его современной интерпретации опирается на взгляды Адама Смита, который считал, что `благое в своей основе мироустройство требует от человека естественного поведения, следования должному (не нарушая при этом норм закона и правил общественной морали)`, полагая, что из суммы правильных и разумных в каждом конкретном случае действий может проистекать лишь общий позитивный результат. При этом истина реализует себя в достаточной мере независимо от индивидуальной воли и намерений (иногда ошибочных), проявляясь в сумме свободных и конструктивных действий всего человечества. В том числе и даже в первую очередь - в экономической сфере жизни. `Каждому человеку, пока он не нарушает законов справедливости, - писал Адам Смит, - предоставляется совершенно свободно преследовать по собственному разумению свои интересы и конкурировать своим трудом и капиталом с трудом и капиталом любого другого лица и целого класса`. Таким образом, основой экономики оказывался синтез общественной морали и естественного желания человека улучшить условия своего существования. Образовавшийся же в современном обществе метафизический вакуум заполняют, по выражению А.Неклессы, безумные стихии, по-античному роковые `силы рынка`, выстраивающие собственную, никому до конца не ведомую версию дольнего мира. `В таком варианте, - пишет он, - принцип `невидимой руки` утверждает диктат своеволия и антиобщественных интересов, слишком часто прямо попирающих именно законы справедливости`. *
Распад привычного культурно-исторического ландшафта, торжество эклектичной `глобальной иллюзии` сопровождаются прогрессирующим уплощением, стерилизацией и одновременно невротизацией личности, выводимой, по А.Неклессе, за пределы культурного контекста и прямых человеческих связей. Ведь становление индивида, критически важные условия его внутреннего роста, предполагают произнесение слов и совершение действий, имеющих персонифицированный характер, порождающих отклик, результат в рамках некоей осязаемой общности. Массовость же и анонимность уходящих в бесконечность социальных схем и информационных конструкций многоликого `планетарного субъекта` есть некоторым образом мера коррозии общества. Эти же факторы продуцируют, как утверждает А.Неклесса, perpetuum mobile современного блуждания народов, генезис нового варварства, растекающегося по унифицированным коридорам глобального мира.
В пространствах, прежде всего на границах пространств языка и мышления, человек оказывается в ситуации выбора между различными `возможными мирами` и сам создает новые. Такой выбор часто имеет сугубо личностный характер, однако вряд ли реализуется `без последствий` для бытия, поскольку существенно расширяет его пределы через создание новых миров или принципов их создания. Даже те возможные миры, которые создаются благодаря обнаружению новых смыслов слов, в игре с их сочетаемостью, дают возможность проявить и соотнести свою волю с бытием, возникают в своеобразном волевом усилии. `Включаясь в движение словесных машин, прекращая их обезличенную работу, пребывая в движении освобождающейся силы слов, человек осознает себя участником поворота слова, рождения нового смысла`. *
Из всех средств построения семантики возможных миров лексические средства являются особенно важными. Писатель, как и всякий человек, привлекает к осмыслению действительности свое образование, жизненный опыт и воображение, ищет аналогии, рассуждает, сравнивает. Для того чтобы адекватно передать свои впечатления и выводы, он строит возможные обстоятельства, воссоздает характеры, и их реакцию на ситуацию отыскивает в жизни и литературе.
В современной литературе видное место занимает публицист и писатель Юлия Латынина, автор экономико-социально-паракриминальных репортажей и экономических романов, создающая в них возможный мир, преступное государство с феодальной продуктивной экономикой. `Это государство у нас преступное и заставляет бизнесмена, чтобы выжить, нарушать закон`. *Ю.Латынина как бы возражает А.Чубайсу, заявившему в интервью газете `Известия`: `Считал и считаю, что государство должно быть выше бизнеса, что никто, даже крупный капитал, не должен расставлять министров, диктовать правительству`. Тема неизбежной и по-своему продуктивной экономической феодализации современной России у Латыниной давняя. Описывая борьбу финансово-промышленных группировок за обладание Кочканарским горно-обогатительным комбинатом (ГОК) в Свердловской области, она заканчивает так:
`По возвращении с Урала я рассказала биографию ГОКа одному из своих интеллигентных друзей, и он пришел в ужас: `Да это же упыри какие-то, они всем поотрывали головы, и это, по-твоему, хорошо? Только потому, что у них завод работает, а у других нет?..` . Печально, но это именно так. Феодализация российской экономики достигла такой степени, что : российские предприниматели, как и средневековые бароны, [не способны] на элементарную законопослушность. Когда тушат пожар - не смотрят, чиста ли вода. Единственным маяком в стране распадающейся морали может служить эффективность хозяина. Ворует хозяин для завода или у завода - вот и все критерии: Это история зарождения предельно жестоких и предельно эффективных собственников. Что поделаешь - в нашей стране и трассирующая очередь сойдет за луч`. *
Реальный мир Латыниной характеризуется лексикой, подчеркивающей его экстремальное состояние: пожар, полная темнота, трассирующая очередь, как единственный источник света, страна распадающейся морали. Противопоставляется реальному миру возможный, где `воровство во благо`, где есть `эффективность хозяина`, `предельно эффективные, хотя и жестокие собственники`. Латынина подводит к мысли, что единственная возможность выжить - сделать возможный мир реальным любыми способами, не заботясь о `чистоте воды`. Для этого и условия все созданы - законопослушным уже быть нельзя, а в противозаконных способах нужно только скорректировать цели - `воровать для завода, а не у завода`. Феодальное состояние экономики подчеркивается сравнением российских предпринимателей со средневековыми баронами.
Еще в романе `Бандит` Латынина подчеркивает сходство рэкетирского налогообложения с той данью, что платили крестьяне своим высокородным защитникам в средневековой Японии. А генерального директора градообразующего предприятия постоянно сравнивает с ханом, князем или герцогом. Борьба разворачивается между финансовым (в определенном смысле виртуальным) и производственным (реальным) капиталом. Государство - не более чем оруженосец банкиров, инвестирующих, подобно банкирам средневековой Италии, деньги не в производство, а во власть; оно - пособник противника, а не сам противник.
Вот портрет финансового олигарха, по совместительству - высокого чиновника: `Этот человек воплощал в себе все, что ненавидел Извольский: федеральную власть, используемую как высокодоходный финансовый инструмент, близость к Кремлю, абсолютную бессовестность и редкое умение осуществлять многоходовые операции, в процессе которых стратегические интересы страны преобразовывались в финансовые интересы автора комбинации`.
Опираясь на созданные контекстуальные синонимы: власть - финансовый инструмент, Латынина создает типичный для нашего времени психологический портрет с отрицательной оцененностью человека типа Березовского.
Главный же герой говорит о себе: `Я не банкир. И вообще я не люблю банки: Я производственник. У меня карманные банки. А банкир - это у которого карманные заводы`.
Используется новое переносное значение прилагательного карманный. Если в `Словаре русского языка` С.И.Ожегова (1970) оно дается только в сочетаниях `карманный вор`, `карманные часы`, то в `Толковом словаре русского языка конца ХХ в.` под редакцией Г.Н.Скляревской (1998) появляется: перен. - `послушно выполняющий чужую волю, зависимый в материальном, политическом отношении`.
Положительность главного героя подчеркивается тем, что финансовые средства, находящиеся в банках, он использует на развитие производства, а его антипод, извлекая из `своих` заводов прибыль, наполняет свои счета в банках.
Надежность предприятий противопоставляется `ветрености` банков. `Банк и предприятие по-разному устроены : Что такое деньги банка? Это просто записи на счетах : Они сейчас здесь, через минуту - в Америке, через две минуты на Кипре : Дунул - и все, бабки улетели в оффшор. А предприятие так не может. У него основные фонды. Я домну при всем желании на корреспондентский счет не переведу и через спутник на Багамы не сброшу`.
Создаются контекстуальные антонимы: просто записи - основные фонды. Несущественность первых подчеркнута наречием просто в значении `ничего особенного`, в термине `основные фонды` подразумевается акцент на прилагательном `основные`, то есть `главные, надежные`. Наряду со специальной лексикой - счета, банки, оффшор, основные фонды, перевести на корреспондентский счет - используются разговорные выражения - `дунул, и бабки улетели`, чем подчеркивается несерьезное, пренебрежительное отношение к финансовым воротилам.
Латынина нарисовала абрис нашей `средневековой экономики`, ее герои `подобно мелкому барону, обиженному соседом-герцогом, принялись искать сюзерена покруче`. Но чувствуется ностальгия и по другому средневековью, где давали клятвы верности и получали посвящение в рыцари, но в стране `распадающейся морали` такие отношения невозможны, и одиночки-романтики гибнут от неминуемого общемирового поглощения `призрачной неоэкономикой финансовых технологий`. *
Ирина Роднянская считает, что у нас в стране - бескрайняя экономическая `правизна`, экономический либерализм, надеющийся вытащить себя - и всю страну - за волосы, не прибегая к санкциям морали и производного от нее права. *Безнадежность ситуации подчеркивается сравнением с попыткой известного фантазера барона Мюнхгаузена вытащить себя из болота за волосы, что в реальной жизни невозможно.
Она мечтает, чтобы в `национальном государстве`, противостоящем `призрачной неоэкономике`, государственные законы мешали жить по понятиям и `феодалам`, и `олигархам`. А в остальном - свобода. `Это тоже позиция `справа`, но не правее Чубайса`, - пишет она.
Однако не потому ли Ю.Латынина подчеркивает свой крайний экономизм, что в стране, в социуме исчерпана `строительная энергия идеализма`?!
В текстовой деятельности и в существующем массиве текстов, в первую очередь, художественных, находит обоснование наличие поссибилистского и актуалистского подходов к проблеме возможных миров.
Семиотика искусства знает широкое разнообразие решений соотношения возможного и действительного. З.Шмидт, выясняя вопрос `достижимости` действительного мира из мира художественно возможного, отмечает следующие теории художественной литературы:
1. Идеалистические теории, постулатом которых является абсолютная автономность литературных произведений. Эти теории отвергают прямую соотнесенность художественного и актуального миров, но не отрицают достижимость литературного мира из мира актуального;
2. Марксистские теории `отражения`. Они трактуют возможный художественный мир как более или менее правдивое и политически акцентированное описание положения дел в мире актуальном в определенный период времени;
3. Теории негативной эстетики (эстетики отрицания). Ими оценивается возможный художественный мир как отрицание странного, эксцентричного актуального мира, как лучшая альтернатива последнему;
4. Теории poiesis. Приверженцы этих теорий предлагают рассматривать порождение художественного мира как процесс изобретения разнообразных возможных миров с всевозможными отношениями между художественными мирами и актуальным миром с целью расширить границы воображения - найти альтернативы актуальному миру или его частям;
5. Теории конкретного и концептуального направлений. Они пытаются показать правила и элементы устройства мира как такового, представляют средства и `языки` вместо содержания. *
При анализе вышеперечисленных теорий выясняется, что в большинстве случаев художественный текст рассматривается как обозначающий возможный мир, и в большинстве эстетических направлений не снимается вопрос достижимости актуального мира из мира возможного. Иными словами, если в формальных логических системах в равной мере допустимы и поссибилистский, и актуалистский подходы, то в сфере действия естественного языка и его пользователей преобладает актуалистский подход, что и доказывает его большую состоятельность.
`Неиссякаемый ресурс в речи` проявляется в политическом и экономическом дискурсе многих наших политиков, особенно заметен он у Жириновского.
Возникновение дискурса обусловливается стратегиями коммуникации, следуя которым субъекты общения строят множество возможных дискурсивных миров, находящихся с миром актуальным в определенных отношениях достижимости. В языке это множество миров отражается разнообразно, поскольку это не просто сосуществование обобщенной картины мира, отраженной в языковых универсалиях. Множество миров фиксируется в отдельном национальном языке, и семантика этих миров, заданная системой языка, различна - как по сущности, так и по способам ее воплощения в языке.
Изучение способов представления множества миров в языке интересно и для познания сущности направленности мыслительной деятельности человека, и для познания языковой картины мира, в том числе индивидуально-художественной.

Вернуться к содержанию номера

Copyright © Проблемы современной экономики 2002 - 2024
ISSN 1818-3395 - печатная версия, ISSN 1818-3409 - электронная (онлайновая) версия