Logo Международный форум «Евразийская экономическая перспектива»
На главную страницу
Новости
Информация о журнале
О главном редакторе
Подписка
Контакты
ЕВРАЗИЙСКИЙ МЕЖДУНАРОДНЫЙ НАУЧНО-АНАЛИТИЧЕСКИЙ ЖУРНАЛ English
Тематика журнала
Текущий номер
Анонс
Список номеров
Найти
Редакционный совет
Редакционная коллегия
Представи- тельства журнала
Правила направления, рецензирования и опубликования
Научные дискуссии
Семинары, конференции
 
 
Проблемы современной экономики, N 3 (27), 2008
ФИЛОСОФИЯ ЭКОНОМИЧЕСКИХ ЦЕННОСТЕЙ
Рязанов В. Т.
заведующий кафедрой экономической теории экономического факультета
Санкт-Петербургского государственного университета,
доктор экономических наук, профессор,
координатор Международной политэкономической ассоциации стран СНГ и Балтии


Роль религиозной этики в формировании этно-экономических (национальных) систем хозяйствования
Этнические (национальные) общности рассмотрены в качестве субъекта экономики в соответствии с теоретическим принципом методологического холизма. По определению автора, этноэкономика представляет собой раздел общей экономической теории, посвященный изучению экономического поведения этнических общностей. Исследована роль религиозной этики в развитии этно-экономических систем. Сравнительный анализ базовых ценностей мировых религий показал существенные различия экономического менталитета западных и восточных обществ в современном мире. По мнению автора, традиционные хозяйственные культуры способны обеспечить национальные конкурентные преимущества в глобальной экономике
Ключевые слова: этнос, этноэкономика, экономический менталитет, религиозная этика, нерыночные формы хозяйствования

Многообразие хозяйственных систем, сохраняющееся до настоящего времени, заставляет задуматься над вопросом об его причинах и перспективах. Фактически речь идет о том, на каких основаниях возникают и воспроизводятся этно-экономические или национальные системы хозяйствования. Чтобы раскрыть, что такое этноэкономика предварительно следует напомнить о том, что собой представляет традиционный экономический взгляд на общество и хозяйственную жизнь. В этой связи можно ограничиться одной, но весьма существенной характеристикой. Она касается трактовки главных субъектов (агентов) хозяйственной деятельности. В зависимости от того, кто выбирается в качестве основных участников хозяйствования, в значительной степени предопределяются смысловые координаты, в которых оказывается экономика.
Как же доминирующие научные экономические школы определяют основных хозяйствующих субъектов?
Классическое и неоклассическое направления экономической мысли выбирают в качестве предпосылки и единицы анализа абстрактного индивида – так называемого «экономического человека» или, что еще точнее – «усредненного человека» (К.Н.Леонтьев). Такая отвлеченная от действительной полноты жизни модель человека нужна для создания аксиоматически идеальной и очищенной от всех внешних влияний экономической теории и одновременно она позволяет реализовать основной исследовательский принцип – методологический индивидуализм. Будучи абстракцией, она по мере укоренения капиталистически-рыночных отношений постепенно трансформируется из теоретической предпосылки в функциональное качество хозяйственного поведения индивидов, сводимого лишь к достижению экономической рациональности.
Более того, растущие амбиции экономической науки все чаще находят свое проявление в стремлении распространить ее аппаратно-аналитические возможности на все новые области, лежащие вне хозяйственной деятельности человека, и тем самым дать свое заключение о природе человека и об общих мотивах принятия им решений. Самым наглядным примером в этом случае выступает попытка представителей школы «экономического империализма» (Г. Беккер и др.) дать описание закономерностей поведения людей в неэкономических сферах в контексте рациональности и максимизации полезности применительно к семейным отношениям, преступности, образованию и т.д., развивая в этих целях идею неограниченной универсальности аппарата неоклассического анализа. * Или в качестве другого примера можно привести разработку Л. Мизесом версии экономической науки как общей теории человеческой деятельности. *
В соответствии с такой моделью «экономического человека» в качестве основных экономических агентов выделяют домашние хозяйства и фирмы, а также государство. Экономическое взаимодействие между ними становится главным объектом теоретического анализа.
Еще одной версией, по сути дела реализующей концепцию приоритета экономики в общественном развитии, является марксистская теория, совсем недавно доминировавшая в советском обществознании. При этом она дает иную трактовку хозяйствующих субъектов, особое внимание обращая на их социально-классовые отличия. Поэтому в марксистской традиции главными экономическими агентами выступают классы и социальные группы, формирующиеся прежде всего в процессе хозяйственной деятельности, а классовая борьба выдвигается в число ведущей движущей силы в определении путей экономического развития и смены способов производства. Можно считать, что в качестве единицы теоретического анализа марксизм определяет вместо «экономического» «социального человека».
Безусловно, домашние хозяйства и фирмы, классы и социальные группы выступают в числе важнейших экономических агентов, с помощью которых достаточно широко и полно описывается непосредственная хозяйственная деятельность. Однако все равно всех значимых деталей и нюансов хозяйствования узкоэкономический подход не в состоянии учесть. Для обеспечения необходимой полноты и глубины в понимании хозяйственных процессов требуется принять во внимание не менее существенную роль такого экономического субъекта как этнические (национальные) общности. Посредством этноса (нации) люди осуществляет самоидентификацию через разграничение на «своих» и «чужих». Причем национальная принадлежность определяется не только общностью территории и хозяйства, единством языка, культуры и религиозных воззрений, но общей историей и единым взглядом на будущее. Из этого следует, что в реальной хозяйственной жизни действует не только «экономический человек», характеризующийся универсальными качествами вне зависимости от времени и места, но «национальный человек», обладающий своими специфическими качествами и традициями, ценностными ориентациями и мотивами в хозяйственном поведении.
Важная роль нации в самоосмыслении своего места в мире и хозяйстве выражается еще и в том, что объединенные в этнос и суперэтнос люди, обращаясь к традиции, преданию, религиозной вере, мифу, «приобретают возможность находить ответы на вопросы жизни, абсолютно непосильные индивидуальному человеческому уму». *
Следует отметить такой довольно парадоксальный факт, связанный с особенностями трактовки этноса в советском обществознании. С одной стороны, в советское время доминировала концепция, согласно которой этносы рассматривались как «этносоциальные организмы». * Этим подчеркивалась социальность этносов, их определяемость разделением труда, становлением и развитием экономических структур. Такой подход отражал общую установку марксистской теории на примат действия экономического фактора в развитии общества и всех его образований. Он означал, что основным признаком определения нации является общность социально-хозяйственной жизни. *
С другой стороны – собственно в исследовании хозяйственной жизни, а значит и в экономической теории ее описывающей, этносы как хозяйствующие субъекты фактически не учитывались в силу особого приоритета, который уделялся социально-классовой составляющей экономической деятельности.
На современном этапе в условиях растущей глобализации популярная и развиваемая гипотеза об интеграции наций получила еще большое распространение. Если согласиться с ней, то ее реализация в конечном счете должна привести к постепенному устранению национальных различий в организации хозяйственной жизни. Такой подход к понятию «нация» означает его освобождение от этнического компонента. Это означает, что национальность замещается понятием «гражданства», которое в таком случае вместо «права крови», когда оно определяется в зависимости от гражданства родителей, реализуется через «право почвы» и тогда гражданином становится любой человек, родившийся на территории данной страны.
Впервые «право почвы» в определении гражданства было разработано в «кодексе Наполеона» (1804 г.), в котором было записано: каждый, родившийся во Франции, является гражданином страны. В дальнейшем такая норма получила достаточно широкое распространение, играя важную роль в обеспечении либеральной идеи расширения прав человека и развития гражданского общества. В соответствии с ней понятие «французы» юридически утратило этническую составляющую и приобрело значение гражданства. Это означает, что французы – это все, кто имеет французское гражданство. * Отсюда закономерно вытекает, что собственно этническая детерминанта в развитии стран себя фактически исчерпала, не имеет содержательного значения. Однако события последних лет, связанные с серьезным обострением этнических конфликтов даже в экономически благополучной Европе, включая Францию, показывает, что, опора на открытость и демократизм в сглаживании межнациональных различий и на этой основе создание интегрированного общества, казалось бы, наиболее привлекательное и потенциально успешное, тем не менее не сняло конфликтной остроты взаимодействия людей с разной этнической принадлежностью, проживающих в одной стране. Мировой опыт показал, что обеспечение юридического равноправия людей разных наций в условиях капиталистического хозяйствования не в состоянии устранить социально-экономическое неравенство, также как и нейтрализовать социально-культурные и религиозные различия.
Такая же непростая ситуация в сфере межнациональных отношений складывается в постсоветских республиках. Ставка на формирование «советского народа», фактически освобожденного от этнического компонента, за счет проведения политики этатизма в условиях сильного государства в советский период удерживало межэтнические отношения от обострения конфликтов. После распада СССР, который привел к формационной ломке практически во всех сферах жизни общества, ослаблению государства и смене приоритетов в политике, в постсоветских государствах в общественной и особенно в обыденной жизни не только возродились традиции этнического бытия как способа выживания в кризисный период и адаптации к новым социально-экономическим условиям жизни, но и вспомнились старые обиды и конфликты и возникли новые. Разрушение коллективной исторической памяти в массовом сознании людей и общая нестабильность, возникшие как результат проводимых реформ, все это не могло не привести к появлению этнократизма, негативным образом повлиявшем на исторически проверенную практику многовекового сотрудничества и содружества народов, проживавших в едином государстве. *
Несмотря на возрождение роли этнического фактора, наблюдаемое по всему мировому пространству, в экономической сфере гипотеза об исчерпанности данного фактора по инерции продолжает действовать. В ее подтверждении приводят по-своему убедительные факты, раскрывающие новое соотношение этно-экономических (национально-государственных) и геоэкономического пространств. Оно может быть представлено как соотношение крупнейших ТНК и национально-государственных экономик. В настоящее время из 100 крупнейших экономических субъектов в мировой экономике 51 приходится на ТНК. Оборот только двух ТНК – «Форда» и «Дженерал Моторс» – больше, чем совместный валовой продукт всех африканских стран южнее Сахары. А суммарный оборот 6 ведущих компаний Японии почти эквивалентен валовому продукту всех стран Южной Америки. *
Сегодня в мире насчитывается свыше 60 тыс. ТНК, которые имеют около 900 тыс. филиалов по всему миру. Они контролируют более 1/3 мирового производства и мировой торговли, свыше 20% занятых в мировой промышленности. В начале ХХI века в списке 50 крупнейших «экономик» мира, в который вошли как национальные экономики (по объему ВВП), так и ТНК (по объему продаж), находилось 36 стран и 14 ТНК.
Почему же даже в условиях растущей глобализации мировой экономики этнос продолжает оставаться в качестве непосредственного хозяйствующего субъекта?
Во-первых, это связано с тем, что полноценная реализация принципа социоцентризма (методологического холизма) предполагает учитывать в экономико-теоретическом анализе все разнообразие видов социальных общностей, включая этнические. Этим преодолевается односторонность в научном анализе и в его сферу вовлекаются более разнообразные пути развития экономики – как реализованные, так и оставшиеся в далеком прошлом.
Во-вторых, именно в этнической среде формируются целостная совокупность базовых ценностей и поведенческих норм как устойчивых. Данная совокупность важна не только для того, чтобы иметь более точные представления об особенностях и возможностях хозяйствования в конкретной этнической среде. Ее роль заключается еще в том, что благодаря их действию в экономической сфере складываются отношения доверия, уменьшаются риски и неопределенность в экономике. Все это способствует сокращению трансакционных издержек, делая хозяйственную систему более конкурентоспособной. Вот, почему социо-культурное единство народов – одна из предпосылок однотипного экономического устройства.
В-третьих, отображение действия этнического фактора в хозяйственной сфере приводит на практике к возникновению этно-экономических систем, посредством которых отражается цивилизационное своеобразие в экономике. Следует учитывать, что сегодня в мире насчитывается около 5 тыс. этносов и примерно 10 тыс. обществ со своими культурными и лингвистическими, хозяйственными и социально-политическими особенностями. * Это означает, что просто рыночной экономики как сугубо универсальной системы хозяйствования в действительности не существует. Она всегда приобретает свои национальные особенности. Отсюда важность изучения «этно-экономических» систем в мире.
Являются ли социо-культурные различия, формируемые в этнических общностях, первичными и независимо действующим фактором в экономическом развитии или сами их истоки лежат в экономической сфере?
Как представляется, речь в данном случае должна идти о взаимном влиянии. Ценностные ориентации людей и конкретные социо-культурные различия формируются и развиваются в социально-хозяйственной среде, которая не может не оказывать на них влияние. Если мы изучаем такие признаки, к примеру, в капиталистическом обществе, то они не могут не быть ценностями и различиями капиталистического типа. Однако экономика не в состоянии полностью выравнивать и устранить такого рода различия. Они продолжают воспроизводиться, пусть даже отдельные элементы исчезают, но остаются другие и могут появляться новые. Поэтому в рамках любого типа общества всегда обнаруживаются несовпадения в поведении людей разных стран, что позволяет обнаружить этноэкономические особенности в хозяйственной деятельности. Даже в современном глобализирующемся мире с резким усилением тенденции унификации хозяйствования, тем не менее, как показывает практика, представителям одного этноса и одной культуры легче взаимодействовать в сфере бизнеса, чем людям стран одного формационного типа и уровня экономического развития.
Таким образом, этноэкономику следует рассматривать как важный раздел общей экономической теории, посвященный изучению особенностей экономического поведения этнических общностей. Иначе говоря, этноэкономика позволяет выявлять особенности возникновения и функционирования национальных хозяйственных систем на собственной основе, обнаруживать перспективы их дальнейшего развития. Через изучение этно-экономических систем реализуется принцип учета особенного в экономическом развитии, что дает возможность более полно и точно описывать своеобразие и самобытность хозяйственных систем. В практическом плане этноэкономика ориентирована на создание эффективно работающей и конкурентной национальной экономики в глобально организуемом мировом хозяйстве.
Самые глубокие истоки в действии этно-экономических систем связаны с религиозными традициями, которые характеризуют наиболее устойчивый пласт социо-культурного своеобразия стран. Более того, можно считать, что сам этноэкономика как составная часть экономической теории зародилась на основе выявления важной роли религиозной этики в утверждении капиталистического строя в странах Западной Европы. С этой стороны немецкий социолог и экономист М.Вебер может рассматриваться как предшественник современного этно-экономического подхода, основанного на действии религиозного фактора. Хотя изначально основные мировые религии, будучи подлинными религиями спасения и пророчеств, длительный исторический период враждовали с миром и его порядками, * но под влиянием проникающей во все сферы жизни общества рационализации они превращались в важную предпосылку возникновения своеобразных черт в хозяйственной этике людей разных конфессий и в конечном счете, формирования различающихся этно-экономических систем.
Представленная таким образом эволюция места религии в жизни общества позволила Веберу сделать важный вывод о том, что «одним из детерминантов хозяйственной этики – именно только одним – является религиозная обусловленность жизненного поведения». * Здесь важно подчеркнуть то обстоятельство, что религиозная этика, согласно Веберу, выступает, хотя и важным, но не единственным фактором в формировании своеобразия этно-экономических систем. Действительно, социально-нравственные императивы, не связанные непосредственно с религией, социо-культурное многообразие мира, ценностные ориентации, исторические традиции и стереотипы поведения, национальные стили управления и предпринимательства, особенности трудовой этики и т.д. – все они по-разному складывались в разных странах. Хотя такие качества в большинстве своем не имеют прямого отношения к экономике, но для последней они играют чрезвычайно важную роль. Ведь экономика не автономна и не самодостаточна, а погружена в свое конкретно-историческое цивилизационное пространство, которое и придает ей многоликость. Культурно-цивилизационные отличия, а к ним следует еще прибавить природную среду экономической деятельности, формируют свой существенный набор факторов, условий и ограничителей, влияющих на возникновение конкретного типа хозяйственного устройства. Многообразие культурно-цивилизационных и природных условий хозяйствования с неизбежностью порождает многообразие этно-экономических систем. Они же определяют закономерности их развития, возможности адаптации при изменениях условий хозяйствования и появления новых задач-вызовов.
Это означает, что любая экономическая система зависит не только от своих традиционных ограничителей (к примеру, в рыночной экономике – от спроса и предложения), но одновременно регулируется исторически сложившимися социо-культурными ценностями. Именно они придают ей главное своеобразие и обеспечивают стабильность и устойчивость. Ее рассогласование с цивилизационной почвой и традициями оборачивается вступлением хозяйственной системы в длительный и далеко не всегда успешный «дрейф» в поиске ее работоспособной модели.
Разработанный М. Вебером подход применительно к обоснованию генезиса капитализма в ряде стран дает основание рассматривать его как первого ученого, который обратил внимание на связь происхождения капитализма с доминированием в таких странах протестантизма. Характерно и название одной из его работ, в которой такие идеи развивались: «Протестантская этика и дух капитализма». Хотя он решительно опровергал прямолинейный тезис о том, что капитализм является порождением Реформации, которая непосредственно явила миру протестантизм как новую ветвь христианства. Такого рода утверждения сам Вебер называл «безумно доктринерским тезисом». Но при этом считал, что нельзя пройти мимо существующей зависимости между рождением нового религиозного течения и победой капитализма. Ведь эмпирически подтвержденным фактом являлось то обстоятельство, что в европейских странах со смешанным в религиозном отношении населением (католики и протестанты) предприниматели и квалифицированные рабочие большей частью являлись протестантами. Именно они оказались наиболее восприимчивыми к капиталистической экономической рациональности, стали носителями стремления к наживе, определяющим суть «духа капитализма».
Вместе с тем уже М. Вебер зафиксировал, казалось бы, парадоксальный факт ослабления внутрирелигиозных связей по мере усиления капиталистической рационализации хозяйствования и всех других сфер жизни общества. По этому поводу он сделал такое заключение-прогноз: «Чем больше космос современного капиталистического хозяйства следовал своим имманентным закономерностям, тем невозможнее оказывалась какая бы то ни было мыслимая связь с этикой религиозного братства. И она становилась все более невозможной, чем рациональнее и тем самым безличнее становился мир капиталистического хозяйства». *
Ключевая роль этики хозяйственного поведения, формируемой под непосредственным влиянием религиозной традиции, подтверждается обнаружением несовпадений в экономическом менталитете людей, возникающих под влиянием религиозного фактора на примере доминирующих религий в мире.
Обратившись к анализу табл. 1, нетрудно убедиться в существенных расхождениях по многим пунктам между различными этно-экономическими системами хозяйствования и в первую очередь между западным менталитетом, наиболее полно воплощенным в протестантской этике, и в менталитете восточных обществ.
Таблица 1
Доминирующие религии и особенности экономического менталитета

Так, одним из существенных пунктов расхождений между протестантской этикой и, например, исламской связано с отношением к ростовщичеству (проценту). В раннем христианстве и в мусульманстве, включая его современный этап, содержится фактический запрет на ростовщичество (т.е. кредитно-ссудную деятельность) из-за неприятия процента как неугодного Богу вида дохода и деятельности. В современных мусульманских государствах по-прежнему сохраняется неприятие этой формы деятельности, что оказывает существенное влияние на хозяйственный строй, сформировав особую «исламскую модель» экономики с характерными отличиями, касающимися в первую очередь кредитно-финансовой сферы.
В дальнейшем христианство в лице протестантизма пошло на ревизию традиционной христианской этики, оправдывая накопление богатства как одно из предназначений человека и признав процент богоугодным видом дохода. Так, один из идеологов кальвинизма Б.Франклин уже в 1748г. поучал молодых предпринимателей: «Помни, что кредит – это деньги. Если кто-нибудь оставляет у меня еще на некоторое время деньги, после того как я должен был заплатить их ему, то он дарит мне свои проценты или дарит мне столько, сколько я могу заработать при их помощи за это время… Помни, что деньги по природе своей плодоносны и способны порождать новое. Деньги могут родить новые деньги, и их отпрыски могут породить еще больше и так далее». Поэтому далеко не случайно, что в странах с преобладанием протестантизма и протестантской этикой (Северо-Западная Европа) первоначально побеждает и успешно развивается капитализм.
Или можно привести не менее характерный пример несовпадений по отношению к богатству вообще. В буддизме особо ценится смерть в бедности, поскольку духовная жизнь несовместима с тягой к материальным ценностям. В конфуцианстве высшей добродетелью считается смерть без долгов, в раннем христианстве (православии) к таковой относится поддержание храмов и монастырей и в этом случае им нередко завещается накопленное богатство. Протестантская этика предписывает бережливость своим последователем, в том числе в целях накопления богатства для детей.
В этой связи следует преодолеть и ограниченный подход к трактовке масштаба и роли нерыночных форм хозяйствования как признак неразвитости или запаздывания в экономическом развитии. В действительности здесь более сложная проблема разнотипности моделей социально-хозяйственного устройства обществ. Нужно иметь в виду, что большая роль нерыночных форм хозяйствования не столько отражает неразвитость или запаздывание в развитии, сколько выступает признаком включенности и интегрированности экономики в более сложную систему социальных отношений. В этой связи отметим, что обособление экономики в жизни общества остается уникальным и до сих пор в полной мере не воспроизводимым примером именно западной модели цивилизации (прежде всего Европы и США), превративших экономическую рациональность в доминирующую черту поведения индивидов и функционирования общественного организма. Даже Япония и страны НИС, добившиеся во второй половине ХХ в. замечательных экономических результатов, опирались в своем успехе в большей степени на другие основания.
Если обратиться к историческому опыту хозяйственного развития России, то можно найти немало примеров влияния православия как доминирующей религии на формирование хозяйственной этики и экономического строя. Следует отметить, что по своей роли Русская Православная Церковь (РПЦ) в отличие от Католической выступала как национальная церковь и оплот государственности. В сфере хозяйствования православная система ценностей ориентирует на исторически оправданные мотивы производственной деятельности. Не предельная рациональность и индивидуализм, а справедливость и жертвенность, солидарность и коллективизм – вот что лежало в основании экономического поведения людей и отличало его от западно-христианской культуры. Принятые в 2000 г. «Основы социальной концепции РПЦ» как раз ориентируют на возрождение таких исторических ценностей и на активизацию в этих целях роли Церкви.
Можно ли рассчитывать на то, что такая система ценностей сможет возродиться в условиях современного развития России?
Бесспорно, современная экономика и экономическая мотивация большинства групп российского населения существенно отличается по многим параметрам от периода начала ХХ века. Однако не следует чрезмерно обольщаться наличием большого массива совпадений с другими экономиками. Более существенно то, что в нем все еще остается свой цивилизационный код, способный повлиять на формирование мотивационного механизма, экономические институты, действия хозяйственного механизма и т.д. И такой код заключен в живучести самого социально-хозяйственного российского архетипа с его ориентацией на коллективизм, социальную солидарность, нравственные ценности, служению обществу и высшим целям, социальный максимализм и т.д. Казалось бы, не столь часто их проявления можно видеть в конкретной жизни. Они скрыты в потоке «дикого капитализма» и не вписаны в нынешние нравственные (точнее, безнравственные) координаты насаждаемых стандартов социально-хозяйственной жизни. Но то, что они остаются, хотя бы в памяти людей как бесспорные исторические ценности, дает основание для утверждения о возможности их возрождения.
О том, что самобытные черты в общественно-экономической системе современной России не исчезли, подтверждается эмпирическими сопоставлениями с другими странами. В этой связи можно сослаться на сравнительное исследование голландского ученого Г. Ховстеда, который разработал методику оценки менталитета людей разных стран с точки зрения их восприимчивости рыночного поведения. Для этого им были выделены три основных ценностных показателя, которых дают возможность оценить своеобразие национального экономического менталитета. К ним отнесены «индивидуализм», «дистанция власти», «избегание неопределенности». С помощью специальной школы они переводились в соответствующие индексы. * Проведенное вначале 1990-х годов сопоставление по 70 странам позволяет сделать ряд важных выводов. *
Во-первых, страны характеризуются широкой дифференциаций ценностных параметров, влияющих на экономическое поведение работников.
Во-вторых, зоны тяготения менталитета российского населения ближе всего к странам с православной этикой, католическим государствам (в первую очередь Латинской Америки), а также странам Востока. Этим еще раз подтверждается близость России к своим исторически сложившимся центрам притяжения. При этом подчеркнем, что в группе, к которой можно отнести РФ, находятся страны с разным уровнем экономического развития и динамизма. Однако важно то, что сегодня среди них есть страны, обладающие высоким динамизмом и хорошими экономическими перспективами.
Таким образом, обращения к своему отечественному опыту, как к источнику поиска современных форм хозяйствования имеет практическое значение. В нем можно найти примеры того, как традиционные формы хозяйствования демонстрировали не просто живучесть, но и способность к переадаптации. Достаточно вспомнить о том, как общинная традиция хозяйствования получила продолжения в виде артелей, активно внедрившихся в индустриально-городскую культуру страны. Еще более значимой была проявленная способность самой крестьянской общины к рыночной переадаптации через масштабную трансформацию в кооперативный уклад.
О том, что очаги традиционалистской культуры способны эффективно войти в современный мир уже постиндустриальной (информационной) экономики, свидетельствует опыт Индии и Китая, у которых она присутствует несопоставимо в большем объеме, чем в России. Однако это не мешает им стремительно развиваться, осваивая самые передовые информационные технологии.

Вернуться к содержанию номера

Copyright © Проблемы современной экономики 2002 - 2024
ISSN 1818-3395 - печатная версия, ISSN 1818-3409 - электронная (онлайновая) версия