|
| | | | Проблемы современной экономики, N 3 (27), 2008 | | | | ЭКОНОМИКА И РЕЛИГИЯ | | | Марков М. В.
преподаватель кафедры экономической теории Санкт-Петербургского государственного университета,
кандидат экономических наук
| |
| | | | | Автор обратил внимание на значение идей британского моралиста XVIII в. Б. Мандевиля для становления идеологии буржуазного общества. Критика Мандевилем пуританской этики исследована в историческом контексте снижения значения этических ограничений экономики по мере развития капитализма. Представлены взгляды А. Смита, К. Маркса, Й. Шумпетера и др. экономистов по вопросам соотношения христианской этики и рыночных принципов, капитализма и морали, общественных пороков и экономической эффективности | | Ключевые слова: пуританская этика, экономический индивидуализм, капитализм, экономизм, частные и общественные интересы |
Шокирующий памфлет «Басня о пчелах, или Пороки частных лиц — блага для общества» британского моралиста XVIII в. Бернарда Мандевиля, возможно, впервые поставил вопрос о соотношении капитализма и религии, индивидуальной свободы и общественных начал экономической жизни. Идеи Мандевиля породили самые разнообразные интерпретации — его считали защитником истинной добродетели и проповедником порока, основоположником концепции laissez faire и сторонником активного государственного воздействия на экономику, критиком буржуазного общества и его апологетом. В итоге «Басня о пчелах» оказала существенное влияние на десакрализацию буржуазного общества и формирование аксиоматических принципов экономической науки, обратив на себя внимание многих ее выдающихся представителей— от Смита и Маркса до Хайека и Кейнса.
Основой книги Б. Мандевиля (1670–1733) является басня «Возроптавший улей, или мошенники, ставшие честными», (1705), которая затем неоднократно переиздавалась автором, дополненная комментариями, защитой от критики и философскими трактатами, под общим названием «Басня о пчелах» (первое издание –1714 г.). Басня аллегорически рассказывает об улье, который славился изобилием и защищенной законом свободой жителей, «и множились науки в нем и шел промышленный подъем» 1. Однако в этом улье царила несправедливость — одни пчелы, те «кто имел свой капитал, себя ничем не утруждал и только прибыли считал», а другие «в копях, в мастерских всю жизнь работали на них». Процветали пороки и «были в улье том едва ли занятья, где б не плутовали». Но хотя «улей был снедаем» пороками, «в целом он являлся раем» — «Такой здесь был гражданский строй, что благо нес изъян любой». Порок вел к расточительности, что способствовало развитию торговли и промышленности, а в результате росло общее благосостояние. Несмотря на это, пчелы роптали и клеймили пороки, в которых погряз их улей, что прогневило богов, и, по их воле, пчелы стали добродетельными. Это повлекло за собой удивительные последствия: «За полчаса по всей стране продукты снизились в цене», пчелы забыли роскошь и мошенничество, суды опустели, тюремщики потеряли работу, чиновники стали жить только на свои оклады и т.д. В результате: «Торговлю честность погубила, осталась уйма пчел без дел, и улей быстро опустел»; пчелы, стремясь избежать излишеств, перелетели в дупло, где стали жить, гордясь своей честной бедностью. Мораль басни такова: «В мирских удобствах пребывать, притом пороков избежать — нельзя».
Основной целью «Басни о пчелах», которую сам Мандевиль называл «книгой суровой и возвышенной нравственности» 2, является стремление «показать невозможность наслаждаться всеми самыми изысканными жизненными удобствами, которыми располагает трудолюбивая, богатая и могущественная нация, и одновременно обладать всеми благословенными добродетелями и невинностью, пожелать которых можно разве что в золотом веке» 3. Если мы поверим автору «Басни», то она может быть воспринята как проповедь праведной жизни, во всяком случае, ее мораль достаточно близка по смыслу некоторым известным евангельским изречениям — таким как «не можете служить Богу и мамоне» (Мф. 6, 24) или «удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царство Божие» (Мф. 19, 24). Может показаться, что книга Мандевиля не противоречит христианской вере, а скорее имеет нравоучительный характер. Однако появление «Басни о пчелах» вызвало резкую критику и в 1723г. она была осуждена Большим жюри графства Мидлсекс за распространение неверия и подрыв всех моральных устоев 4. В чем же причина такого неприятия идей Мандевиля теологами и моралистами того времени?
Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо вспомнить о трансформации религиозного идеала современников Мандевиля, который весьма удалился от аскетизма первоначального христианства. «Басня» подрывала не христианское учение, а его пуританскую интерпретацию, мирская «аскеза» которого, сошлемся на классическое исследование Вебера, «освобождала приобретательство от психологического гнета традиционалистской этики, разрывала оковы, ограничивавшие стремление к наживе, превращая его не только в законное, но и в угодное Богу занятие» 5. Стоит, впрочем, отметить, что сам Мандевиль отрицал всякое влияние религии на экономическую деятельность — он, в частности, пишет, что «Реформация едва ли более способствовала превращению тех королевств и государств, которые она охватила, в процветающие страны, чем глупое и капризное изобретение — стеганые юбки или нижние юбки на фижмах» 6, ибо это «отвратительное усовершенствование женской роскоши», по крайней мере, способствовало возникновению трудоемких производств, давших честный заработок множеству трудящихся бедняков.
Тем не менее, пуританский нравственный идеал «буржуазного аскетизма», ориентированный на приобретение земных богатств, на протяжении определенного исторического периода оказывал значительное влияние на общественную жизнь Европы (не следует забывать и того, что сам Мандевиль родился в семье бежавших из Франции гугенотов). Но в современной автору Англии, где он провел большую часть своей жизни, уже практически сложились капиталистические отношения, которые, по выражению Й. Шумпетера, «подрывают свою собственную институциональную структуру» 7, в том числе и предпринимательскую этику. Иными словами, по мере развития капитализма начали разрушаться моральные ограничения, которые изначально были наложены на капиталистический дух пуританской этикой. Именно эта ситуация и зафиксирована в «Басне».
Мандевиль описал современное ему общество, противопоставив буржуазный уклад жизни и христианскую мораль. Ему удалось доказать их несовместимость, т.к. пороки людей способствуют развитию хозяйства и поэтому буржуазное общество, все члены которого стремятся к праведной жизни, не может стать богатым. В этих условиях христианская добродетель, сочетающаяся со стремлением к наживе, является лишь лицемерием, которое и является основным объектом критики Мандевиля: «Коммерческое общество, как он сказал бы, никогда не сможет быть честным в том в смысле, что люди перестанут иногда лгать друг другу, но оно сможет быть честным в том смысле, что люди перестанут лгать себе или другим о своих мотивах. Коммерческое общество может быть вульгарным, Мандевиль допустил бы это, но оно могло бы быть свободным от лицемерия и ханжества». 8 Эта критика лицемерия протестантизма, конечно, не могла не вызвать раздражения у находившихся под сильным влиянием пуританской морали современников Мандевиля.
Мандевиль не стремился к проповеди христианской морали. Свою теорию нравственности, развитую в вошедших в «Басню о пчелах» работах, прежде всего в «Исследовании о происхождении моральной добродетели» (1714), он разрабатывает для «человека в его естественном состоянии». Вслед за Дж. Гоббсом Мандевиль рассматривал мораль как превращенную форму человеческих аффектов и эгоистических устремлений — она возникла, когда мудрые устроители общества поняли, что гордость и тщеславие заставляют человека, эгоистичного по своей природе, стремиться к похвале и избегать презрения окружающих. При помощи лести можно заставить людей «поверить, что для каждого из них сдерживать свои желания более выгодно, чем следовать им, и гораздо лучше принимать во внимание не личные, а общественные интересы» 9. Следовательно, нравственность состоит в обуздании эгоистических страстей и, будучи определенной обязанностью людей по отношению друг к другу, является социальным феноменом.
Социальная теория Мандевиля развита в «Исследовании о природе общества» (1723), где он доказывает, «что ни благоприятные качества и добрые чувства, данные человеку от природы, ни истинные добродетели, которые он может приобрести при помощи разума и самоотречения, не являются основой общества; но то, что мы называем в этом мире злом, как моральным, так и природным, является тем великим принципом, который делает нас социальными существами, служит прочной основой, животворящей силой и опорой всех занятий без исключения» 10. Именно зло сформировало современное общество — в стремлении его преодолеть создаются науки и искусства, изобретаются ремесла и орудия труда, «чтобы либо восполнить слабость человека, исправить его многочисленные несовершенства, удовлетворить его лень, либо облегчить его нетерпение» 11. Все это, в свою очередь, вызывает новые потребности, в результате устанавливается разделение труда и все больше «отдельных лиц может найти свой частный интерес в труде на благо других и, объединившись, составить одно целое» 12. Поэтому «все общества должны были иметь источником своего происхождения потребности людей, их несовершенства и все разнообразие их желаний» 13, скрепляются же они, с помощью мудрого управления и под защитой закона, экономическим развитием.
Новацией Мандевиля, воспринимающего мир прежде всего как хозяйство, является экономизм. Первым представителем идеологии экономизма называет его и П. Козловски, ибо: «В воззрениях Мандевиля все достижения в сфере религии, морали, политики объясняются особенностями функционирования хозяйства. Общество производно от экономики» 14. Иначе говоря, Мандевиль стал рассматривать экономику как автономную и, более того, доминирующую социальную систему. Все это не только помогло автору «Басни о пчелах» предвосхитить многие положения, разработанные затем Адамом Смитом, но и предопределило само возникновение экономической науки.
Однако Смит относился к книге Мандевиля весьма неоднозначно. С одной стороны, в «Теории нравственных чувств» он резко критикует «легкомысленную» систему Мандевиля и заявляет, что: «Хотя она и не породила новых пороков, но была причиной того, что уже существовавшие вследствие других причин обнаружились с большим нахальством и с беспримерным бесстыдством проявляли свои испорченные побуждения» 15. Но с другой стороны, по замечанию Й. Шумпетера, «в его враждебности было и нечто большее. Смит не мог не заметить, что доводы Мандевиля совпадали с его собственной аргументацией в пользу неограниченной «естественной свободы», хотя и были выражены в специфической форме. Читателю не составит труда представить себе, до какой степени это обстоятельство должно было шокировать достопочтенного профессора — особенно в том случае, если он действительно воспользовался какими-то идеями из этого возмутительного памфлета» 16. Во всяком случае, можно согласиться с В.С. Автономовым в следующем: «Хотя моральная позиция Мандевиля была для Смита неприемлемой, его идейное влияние на автора «Богатства народов» едва ли можно подвергнуть сомнению» 17.
Причиной этого двойственного отношения является то, что Смит иначе определяет сферу порока. «Главнейшее заблуждение в сочинении доктора Мандевиля, — пишет он, — состоит в том, что он считает все страсти порочными, какова бы ни была их сила и направление». По мнению Смита, стремление к славе, роскошь, чванство, изнеженность и т.п., могут быть полезны для общества и поэтому их нельзя назвать пороками. Намекая на пуританизм, он пишет далее об этике Мандевиля: «Легкомысленная система эта получила свое происхождение, вероятно, из какого-нибудь аскетического учения, пользовавшегося народным сочувствием и полагавшего добродетель в безусловном искоренении всех наших страстей». 18 Мы, естественно, не можем вступить в спор двух моралистов, но заметим, что если первый лишь обратил внимание на то, что некоторые наклонности людей, считавшиеся в его время пороками, полезны обществу, то второй заявляет, что полезные человеческие качества вовсе не являются пороками. Мандевиль оправдывал человека, а Смит — общество.
Это определяется тем, что Мандевиль считал порочный эгоизм универсальной характеристикой человеческого поведения, а для Смита, как пишет Луи Дюмон, «экономическая деятельность, в отличие от более широкой сферы «моральных чувств», основанных на симпатии, является единственным видом деятельности человека, требующим в качестве мотива только эгоизм» 19. По мнению Мандевиля, мораль создана искусственно, чтобы скрепить наше общество, но если мы хотим пользоваться его плодами и не готовы к лишениям, т.е. если мы заинтересованы в процветании экономики, то не следует требовать полного искоренения порока, или, как пишет Козловски: «Экономика занимает место морали и сама обретает моральное измерение — измерение долженствования» 20. Следовательно, одна из основных идей автора «Басни о пчелах», который «имплицитно возводит материальное благополучие в статус цели морали» 21, состоит в том, что он освободил собственно экономическую деятельность от этической детерминированности. Смит же пошел дальше Мандевиля, сузив сферу порока и освободив тем самым место для «буржуазной добродетели», которая может и не представляться таковой с точки зрения христианской религии или иной этической системы
Таким образом, как отмечает Эли Галеви, «Экономическая доктрина Адама Смита является доктриной Мандевиля, изложенной не так литературно и парадоксально, но рационально и научно» 22. Наиболее важным элементом этой доктрины является решение вопроса о соотношении частных и общественных интересов. Именно Мандевиля, который «сводил к эгоизму все человеческие мотивы, побуждающие к действию, и рассматривал эгоизм как явление, идентичное пороку» 23, следует считать родоначальником концепции в соответствии с которой индивид, эгоистично преследующий свои частные интересы в рыночном взаимодействии, служит интересам общества. Все это дало возможность Ф. Хайеку говорить о решающем значении Мандевиля в истории экономической теории и назвать одним из основателей экономического индивидуализма и принципа laissez faire 24.
В то же время Мандевиль, несомненно, во многом разделял меркантилистские убеждения своих современников и придавал большое значение «умелому управлению», задающему цель развитию экономики и общества 25. Главное условие процветания страны он видел во внешней торговле, придерживался концепции активного торгового баланса и являлся сторонником поощрения промышленности со стороны государства. Основное же средство «делать народ счастливым и, как мы говорим, процветающим, — пишет Мандевиль, — заключается в том, чтобы предоставить каждому иметь занятие» 26. Для достижения полной занятости, по мнению Мандевиля, необходимы государственные расходы (он даже предлагает грандиозный план общественных работ), поддержка сельского хозяйства и промышленности, а также роскошь и расточение богатств, которые «заставляют трубы дымиться, а всех торговцев улыбаться» 27, т. к. создают спрос на производимые продукты. Не удивительно, что эти идеи Мандевиля и особое внимание, которое он уделял потреблению, весьма импонировали Дж. М. Кейнсу, посвятившему их рассмотрению несколько страниц «Общей теории занятости, процента и денег» 28.
Однако не стоит считать, что попечение Мандевиля о «честном заработке множества трудящихся бедняков» продиктовано исключительно человеколюбивыми соображениями. Наоборот, в своей «Басне о пчелах», в частности «Опыте о благотворительности и благотворительных школах» (1723), он выступает против ханжеской филантропии, которая не может существенно улучшить положение бедняков, а лишь дает им осознание всей глубины их нищеты. Мандевиля же прежде всего заботит снижение заработной платы наемных работников до самого низкого уровня — установив несомненность того факта, что «в свободной стране, где рабство запрещено, самым надежным богатством является огромное число трудолюбивых бедняков» 29, автор «Басни о пчелах», оставаясь беспристрастным в этом обществе наемного рабства, полагает необходимым для могущества и процветания нации, чтобы бедняки работали как можно больше, а заработная плата для этого должна быть как можно ниже.
Беспристрастность «Басни о пчелах» способствовала возникновению самых разных ее трактовок. Для Хайека, как мы видели, эта басня является апологией основанного на свободе рынка общества, благосостояние которого достигается как результат индивидуальных влечений. Иначе к Мандевилю относился К. Маркс, называя его «честным человеком и ясной головой», считавший, что Мандевиль «был, разумеется, бесконечно смелее и честнее проникнутых филистерским духом апологетов буржуазного общества», а его басня «отнюдь не была апологией современного общества» 30. С марксистской точки зрения, «Басня о пчелах» является сатирой на капиталистическое общество, в которой остро критикуются его пороки. Данные пороки, в марксистской интерпретации, выступают как «глубоко лежащие, свойственные буржуазному обществу как таковому противоречия» 31.
Если же рассмотреть «Басню» без идеологической предубежденности, то мы увидим, что гениальность ее автора заключается лишь в том, что в период зарождения капиталистического строя, когда экономические проблемы выходят на первый план, он смог дать его остроумное и в основном верное описание — благодаря этому басня так долго не теряет своей актуальности. Большинство современников Мандевиля, а несколько позднее и Адам Смит, настороженно относились к формировавшемуся капитализму, и именно поэтому басня возмущала их своей откровенностью. Остро критическое отношение к реалиям буржуазного общества порождает уверенность в том, что их простое описание также является критикой, что и случилось с отношением марксистов к басне. Наконец, такой защитник капиталистического строя как Хайек, не мог не усмотреть в басне его апологии, ибо часто человеку свойственно видеть в зеркале только то, что он сам хочет там увидеть. Таким образом, различия в оценке памфлета Мандевиля определяются отличием исходных предпосылок — для Маркса капитализм изначально плох и он видит в «Басне» подтверждение того, что только порок может способствовать его развитию, а Хайек, в стремлении доказать преимущество свободной рыночной экономики, замечает, что даже порок идет ей на пользу.
Мандевиль, полностью осознавая пороки буржуазного общества, не испытывал к нему ненависти или симпатии — не будучи критиком или апологетом такого общества, он просто мирился с фактом его существования. Высмеивая пуританское ханжество, Мандевиль не призывает к искоренению пороков, а говорит об их необходимости, ибо именно пороки, по его мнению, являются причиной буржуазных добродетелей и основой капиталистического общества. Мандевиль принимал современное ему общество таким, какое оно есть. Он дал его описание, определил факторы его развития, но смог при этом остаться в стороне, воздержаться от нормативных оценок, что редко случается в общественной науке, и именно эта моральная нейтральность позволила ему высказать несколько оригинальных идей, повлиявших на становление принципиально нового мировоззрения – экономизма, сменившего христианскую хозяйственную этику в Западной Европе. | |
|
