Logo Международный форум «Евразийская экономическая перспектива»
На главную страницу
Новости
Информация о журнале
О главном редакторе
Подписка
Контакты
ЕВРАЗИЙСКИЙ МЕЖДУНАРОДНЫЙ НАУЧНО-АНАЛИТИЧЕСКИЙ ЖУРНАЛ English
Тематика журнала
Текущий номер
Анонс
Список номеров
Найти
Редакционный совет
Редакционная коллегия
Представи- тельства журнала
Правила направления, рецензирования и опубликования
Научные дискуссии
Семинары, конференции
 
 
Проблемы современной экономики, N 3 (31), 2009
ВОПРОСЫ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ. МАКРОЭКОНОМИКА
Румянцева С. Ю.
доцент кафедры экономической теории
Санкт-Петербургского государственного университета,
кандидат экономических наук


Экономический рост и экономический цикл: теория в поисках методологической базы для анализа нестабильной экономики
В статье рассматривается вопрос о взаимном влиянии теории экономического цикла, экономической конъюнктуры и экономического роста в процессе эволюции экономической теории. Определяется тенденция к использованию функций, описывающих цикличность экономики при построении современных моделей экономического роста, а также усиление внимания ученых к процессам микро- и мезо-уровня экономики при объяснении макроэкономических явлений. Отмечается значение синтетических теорий роста и цикла для анализа нестабильной экономики и разработки на их основе гибких инструментов макроэкономического регулирования
Ключевые слова: экономический рост, экономическая конъюнктура, экономический цикл, модель эндогенного экономического роста

1. Рост и спад экономики в теории роста и цикла: вопросы практики и проблемы методологии
В период экономического кризиса вопросы о том, что представляет собой явление экономического роста, насколько распространенные подходы к моделированию роста отражают действительный механизм его формирования, каково соотношение между явлениями роста и цикла, оказываются весьма насущными.
Циклическая картина эволюции экономики в определенной степени противостоит теории экономического роста. Однако, неустойчивость экономики в последнее двадцатилетие ХХ и в начале XXI века, высокие риски, сопровождавшие процесс экономического развития в этот период, оказались теми условиями, которые заставили целый ряд ученых — как сторонников теории цикла, так и приверженцев теории роста — обратиться к вопросу об использовании аппарата теории циклов для анализа механизма экономического роста.
Наиболее точно содержание указанного процесса можно сформулировать, обратив внимание на два обстоятельства: а) возможность использования нелинейных функций для моделирования экономического роста, в частности, логистических функций жизненных циклов; и б) возможность использования теорий экономического роста, в которых факторы и обстоятельства, традиционно принимаемые как внешние, рассматриваются в качестве внутренних, эндогенных механизмов роста.
Понимание экономического роста как процесса, в развитии которого возможно движение вспять, при особом внимании к факторам экономического развития, которые традиционно рассматривались как «дополнительные», способно рационализировать подходы к анализу явлений спада в экономике, выявить закономерные черты экономических кризисов, дать в этом смысле диагноз, свободный от гнета сиюминутных оценок.
Отметим, что сегодня в научном мире весьма часто возникает искушение говорить о кризисе теории роста. Похожая ситуация была характерна для 50–60-х гг. ХХ века в отношении теории цикла, когда в ученых кругах доминировало желание считать проблему экономического цикла решенной, а исследования в соответствующей области на долгое время стали считаться второстепенными по отношению к более перспективной теории экономического роста.
Между тем, история развития теории циклов и теории экономического роста показывает их тесное переплетение на концептуальном и методологическом уровне, не позволяющее говорить об антагонизме указанных теорий. Развивая данную тему, мы не преследуем цель «сгладить все острые углы» и показать отсутствие методологических проблем в данной области — их достаточно. Тем не менее, на наш взгляд, не возникает пока и оснований для смены парадигмы, для замены теории роста принципиально иными, циклическим концепциями экономического развития: скорее всего, имеет место эволюционный процесс преемственности теорий роста и цикла.
Отмечая наиболее общие ключевые черты, характеризующие отношения между теорией роста и цикла, можно отметить следующее.
На ранних стадиях формирования теории экономического роста, вызревавшей в рамках исследований теории конъюнктуры, основная задача понималась учеными, как выявление тренда путем исключения циклических колебаний. У.К. Митчель в «Экономических циклах» 1930 года писал о волнах Кондратьева, как о еще одном виде экономических колебаний, которые следует исключить (элиминировать) ради получения итоговой картины тренда экономического развития [4]. В этом плане тренд понимался как тенденция прогресса.
Доминирующее понимание теории роста, имеющее место сегодня, связано с идеями синтеза неоклассического и кейнсианского подходов к анализу агрегированных макроэкономических функций. Между тем, если обратиться к работам Дж.М. Кейнса, Э. Хансена и др. [2; 13 и др.], можно увидеть, что в основе современной теории роста продолжает лежать идея мультипликатора, являющаяся частным случаем понятия обратных связей. Мультипликатор может действовать как в направлении роста (прогресса), так и в направлении спада (регресса). В определенной степени современная теория экономического роста потеряла линию исследования нисходящей силы действия мультипликаторов.
Учитывая преемственность теорий экономического роста и циклического развития экономики, и предполагая на этом основании отсутствие необходимости коренной смены научной парадигмы, следует отметить тенденции совместной эволюции теорий экономического роста и цикла. Одна из них связана с постепенным усложнением теорий роста путем учета нелинейности, цикличности экономического развития. При развитии теории в этом направлении механизмы отрицательных обратных связей (спад экономики) займут свое законное место в теории экономического развития. В разработке этого раздела экономической теории ученым требуется преодолеть психологический барьер, отказаться от склонности трактовки явлений спада как следствия неудачи макроэкономической политики. Думается, что даже только что сформулированный тезис вызовет у ряда читателей определенный протест. Тем не менее, история развития экономики показывает, что создание антикризисного «буфера» в экономике, позволяя продолжить тенденции роста за естественными пределами расширения хозяйства, не отменяет срабатывания механизма отрицательных обратных связей.
Конкретно-историческое объяснение экономических кризисов необходимо, так же как и поиск путей выхода из депрессии. Однако, необходимо и понимание механизма развития депрессии — для разработки инструментов ее преодоления, соответствующих принципу оптимизации затрат и результатов и экономии ресурсов.
Второй тенденцией коэволюции теории роста и цикла является все большее внимание к факторам мезо- и микроуровня, влияющим на характеристики макроэкономических трендов. Объяснение механизма роста экономики, следующей восходящему тренду, вполне возможно путем нахождения регрессионных зависимостей между двумя-тремя переменными. Однако, если стоит задача объяснить перелом тенденции экономики от спада к росту и — тем более — обосновать макроэкономический инструментарий такого перехода — теория, как правило, сталкивается с синдромом «недостающих деталей». Конечно, следует вспомнить концепцию инноваций Й. Шумпетера [15] и теорию Г. Менша о депрессии как стимуле для внедрения инноваций в экономику [33]. Однако, теория Г. Менша встречает слишком большое количество статистических опровержений [напр., 19; 24; 25; 27], и вопрос к Й. Шумпетеру о том, почему это вдруг инновации целыми пучками начинают внедряться в условиях депрессивной экономики, когда и обычный бизнес терпит фиаско — остается открытым. Мы не претендуем в данной статье ответить на все эти вопросы, остающиеся дискуссионными [*]. Тем не менее, отметим, что, обращаясь к факторам, лежащим на стороне отраслей, секторов экономики, поведения фирм и индивидов, и трансформации рыночных структур, теория экономического роста сможет ответить на них, а заодно и сформировать тонкие механизмы управляемого роста и спада («взлета» и «посадки») экономики, которые должны прийти на смену инструментам, обеспечивающим лишь «взлет».
История взаимодействия между теорией роста и цикла, которой посвящена данная статья, имеет целью определить возможные методологические основы подобных инструментов.
2. Предыстория вопроса: конец XIX — начало XX в. Влияние теории циклов (экономической динамики) на зарождение теории экономического роста и последующая недооценка теории конъюнктуры
Формирование теории экономического роста на первых этапах происходило под сильным влиянием со стороны исследователей, сконцентрированных на исследовании теории экономической динамики. В начале ХХ века теории экономического роста и цикла формировались параллельно, в частности, сегодня хорошо известно о попытке создания модели экономического роста (экономической динамики) Н.Д.Кондратьевым и о разработках, посвященных выявлению обобщающего конъюнктурного индекса, проводимых в руководимом им институте.
Базовые наработки для формирования теории роста были осуществлены при функционировании Национального Бюро Экономических Исследований (NBER) в США под руководством У.К. Митчелля, главной задачей которого в тот период был анализ экономических циклов и конъюнктуры. Формирование теории конъюнктуры, под которой понималось взаимосвязанное движение циклов разной продолжительности, происходило также в таких странах, как Россия, Германия, Швейцария, Швеция и было связано с именами В. Репке, П. Момберта, Г. Касселя, и Н.Д. Кондратьева [подробнее см.: 9; 10]. Отметим, что методологически все указанные школы конъюнктуры были тесно связаны, в том числе, благодаря влиянию на них идей М.И. Туган-Барановского. В значительной мере они определили методологию российской школы экономической конъюнктуры в середине 20-х гг. ХХ века [*]. Концепция промышленного цикла Туган-Барановского [11; 12], в рамках которой логика цикла объяснялась механизмом формирования инвестиций в основной капитал, связью их динамики с накоплением капитала и влиянием этой динамики на величину ссудного процента, а также идеи о естественных границах расширения производства, задаваемых со стороны платежеспособного спроса, оказали серьезное влияние и на развитие мировой экономической мысли в целом. Через У.К. Митчелля [4, c.396], идеи Туган-Барановского оказали воздействие на формирование концепции экономического роста С. Кузнеца и Э. Хансена.
Очевидно на сегодня, что теория инвестиционного цикла Туган-Барановского легла в основу формирования теории лидирующего сектора С.Кузнеца, чем способствовала формированию неоклассической теории роста (линия Кузнец — Солоу), неагрегатной теории роста (линия Кузнец — Ростоу) [*], опосредованно повлияла и на формирование теории технологических укладов, если рассматривать их как смену лидирующих секторов экономики [*].
Провозглашенная российской школой необходимость анализа большого количества факторов конъюнктуры обусловила то, что российские исследования были положены на значительную математическую основу. Это позволило разработать оригинальную систему индексного анализа конъюнктуры [1; 7; 16]. Индексный метод развивался и в исследованиях NBER, в связи с чем между учеными обеих научных школ происходил активный обмен результатами.
Под эгидой NBER разработки С.Кузнеца, Дж. Р. Хикса, Р. Харрода и других ученых способствовали формированию теории экономического роста. Теория экономической динамики: циклов и конъюнктуры стала рассматриваться как пройденный исторический этап хозяйственного развития и развития самой экономической науки, постулировались идеи бескризисного роста. Теория конъюнктуры как таковая оказалась выхолощенной до уровня прикладной науки, реализующей свой потенциал на уровне анализа отдельных товарных рынков, превратилась в часть маркетинга.
3. Развитие теории экономического роста: 50–80-е гг. ХХ века: оценка с позиций взаимодействия теории роста и цикла
Если рассматривать развитие теории экономического роста через призму ее отношения к проблематике циклов и учета эндогенных составляющих экономического развития, его можно представить в виде следующих этапов.
3.1. Модель Дж.М. Кейнса находится еще под влиянием циклической парадигмы, повлиявшей на возникновение концепции мультипликатора. Отметим, что исторически более ранняя теория инвестиционного цикла М.И. Туган-Барановского имеет ряд сходств с более поздней кейнсианской теорией роста. Туган-Барановским, как и впоследствии Кейнсом, рассматриваются мультипликативные цепочки между инвестициями, создаваемым ими приростом национального дохода, последующим ростом спроса и возникновением источников для новых инвестиций. Используя теорию перенакопления Маркса, Туган-Барановский показал и мультипликативный эффект спада. Ключевым, на наш взгляд, принципиальным различием этих подходов является то, что в объяснении исходных импульсов возникновения макроэкономических диспропорций Кейнс и Туган-Барановский обращались к процессам, происходящим на разных уровнях экономической системы: у Кейнса можно найти «микроосновы» общеэкономических колебаний — психологический закон, предельная склонность к сбережению и накоплению и т.д. У Туган-Барановского — мезоэкономические (различия в амплитудах циклов в секторах, производящих капитальные блага (оборудование) и потребительские товары, различные по продолжительности лаги реакции разных отраслей на изменения конечного спроса, методологически значимое разделение инвестиционного и потребительского спроса).
Отметим, что логика Туган-Барановского, как и многих других представителей теории циклов и конъюнктуры, была, возможно, слишком «длинной», включающей множество последовательных звеньев; она, вероятно, слабо поддавалась операционализации на ранних стадиях формирования теории роста. Более короткая логическая цепочка Дж.М. Кейнса обладала в этом плане несомненным преимуществом.
Важно, что и микро- и мезоосновы изменения макроэкономических тенденций имеют значение, и результируются влиянием отношения прироста доходов к приросту инвестиций в экономике в целом (акселератор, или в негативном его проявлении — перенакопление).
Тем не менее, если из теории Кейнса вытекают рекомендации обобщенного макроэкономического характера (стимулирование спроса, налоговая политика и т.п.), то из мезоэкономической (секториальной) теории цикла (отчасти, и роста) Туган-Барановского можно вывести практические следствия, имеющие непосредственное отраслевое измерение, во всяком случае, определить сектора экономики, динамика которых в наибольшей степени ответственна за формирование конъюнктуры. Думается, что в разрезе данного исследования модифицированная версия кейнсианской теории роста с учетом как более ранних разработок Туган-Барановского, так и трудов более поздних авторов, необходима. Сегодняшний уровень развития экономической науки позволяет и требует обращения к более тонким, чем агрегированные, механизмам экономического роста.
3.2. Первые кейнсианцы (кейнсианская модель Харрода-Домара), аргументация которой содержит реминисценции о промышленном цикле, основана на очень жестких технологических допущениях — постоянстве соотношения между трудом и капиталом, не зависящего от качества самих труда и капитала, за что данная модель критиковалась Р.Солоу, основоположником неоклассической модели.
3.3. Появление неоклассической теории роста Солоу с эластичной производственной функцией и определенной степенью свободы для включения дополнительных факторов развития (остаток Солоу) [38]. Модель Солоу достаточно хорошо известна, и в рамках данного исследования, сфокусированного на анализе альтернативных концепций, мы ее не рассматриваем, уделяя внимание дальнейшему ветвлению теории роста и ее кооперации с теорией цикла.
3.4. Ветвление теории роста. Процесс дифференциации объяснительных механизмов теории роста происходил путем расширения ее объекта (открытая экономика Олина и Мида), а также в ходе поиска причин неравномерности роста и попыток создать эндогенную теорию роста (Кальдор). В более поздние периоды на этом пути можно отметить появление синтетических посткейнсианских теорий роста (например, Мински), в которых часто обнаруживается синтез кейнсианской парадигмы, неорикардианской и марксистской школы экономического роста, монетарных теорий и теории Дж. Тобина. Далее процессы ветвления будут рассмотрены на примере современных теорий роста. Отметим, что хрестоматийное противопоставление неокейнсианских и неоклассических теорий экономического роста в настоящее время почти потеряло свою актуальность. Теорией экономического роста сегодня решаются два ключевых вопроса. Это вопрос об эндогенных механизма роста, формирующихся в ходе его циклических колебаний и вопрос о снятии ключевых ограничений ранних моделей роста. Снятие ограничений касается роли международной конкуренции и распределения ресурсов в глобальной экономике, учета институциональных факторов, преодоления представления о «нейтральности» значимых экономических переменных роста, заложенного в основу его ранних концепций. Возможно, единственным существенным отличием кейнсианских и неоклассических теорий роста с позиций сегодняшнего дня можно считать их исходные парадигмальные основания, связанные с различным представлением о роли государства в экономике.
Задачей первых был поиск траектории макроэкономической стабильности на основе анализа технических характеристик системы, соотношения функционально возможного (гарантированного) и реально достигнутого уровня развития. Очевидно, что при таком представлении модели экономики проще осуществлять мониторинг ее состояния для целей регулирования. Неоклассиков же в большей степени интересовали поведенческие возможности системы, ее способность к эффективному распределению ресурсов на основе действия сил рыночной самоорганизации. В неоклассических моделях источником роста выступает эффективное распределение ресурсов, они допускают значительную гибкость (переменность) факторов роста, что и послужило основой их особенно быстрой эволюции.
Однако в ходе этой эволюции отмечается и тенденция к синтезу неокейнсианского и неоклассического подходов на уровне выделения новых эндогенных переменных функции экономического роста, позволяющих снять ограничения для решения практических задач.
В период становления информационной экономики и формирования начал постиндустриализма в 70-е гг. ХХ века в мировой экономике происходило усложнение стандартных неоклассических и кейнсианских моделей роста за счет включения в производственную функцию национальной экономики фактора научно-технического прогресса, начался активный процесс создания моделей роста с эндогенным НТП и инновационными функциями. «Эндогенизация» теорий экономического роста вызвала рост интереса к теории циклов, экономической динамики и конъюнктуры.
4. 80-е гг. ХХ века — начало ХХI века. Модификации теории роста. Рост влияния теории циклов и конъюнктуры на теорию экономического роста, попытки синтеза
Теории экономического роста развиваются вслед за теми задачами, которые встают перед исследователями в условиях конкретной страны и конкретного времени, поэтому широкое многообразие теории роста и ее различных модификаций не удивительно. В то же время, экономической наукой проведены уже сотни экспериментальных верификаций известных моделей роста, в результате которых доказывалась «неоперациональность» одной версии и взамен предлагалась другая, более реалистичная. На наш взгляд, теориям роста можно найти гораздо более полезное применение, чем доказательство или опровержение теоретических конструкций.
Фактически, среди теорий роста можно отобрать такие, которые по характеру своих исходных допущений совместимы с проблемами исследуемого реального экономического объекта (например, экономики России). Применение разных диагностических приемов (то есть разных моделей) к одному и тому же объекту может помочь определить ключевые дисбалансы в его экономике и рассмотреть их под разными углами зрения. Но для проведения подобной процедуры необходим как анализ ключевых современных теорий роста, так и исходная статистическая диагностика состояния экономической системы.
4.1. Расширение теорий роста — модели роста с «ловушками», допущение возможности «порочных кругов» — анализируются в теориях развития, основной идеей которых является демонстрация возможности разнонаправленного действия мультипликаторов. Попытки расширения теории экономического роста до теории развития имеют место в мировой и отечественной экономической науке [6], их ключевое значение состоит в предотвращении прямого применения практических рекомендаций, основанных на закономерностях, выявленных в одних экономических системах, к управлению процессом экономического развития в других странах, с отличной структурой экономики. Тем не менее, у экономики развития как альтернативы теории роста, тоже есть свои «подводные камни» — напр., экономика России по характеру начальных факторов роста не сопоставима ни с развитыми, ни с развивающимися странами. Тем не менее, именно при уточнении теорий развития становится очевидным тот факт, что нисходящая динамика экономического роста, «ловушки» отрицательных обратных связей вполне возможны, представляют собой определенное правило и теоретически могут быть описаны моделями жизненных циклов.
4.2. Углубление теорий роста: теории эндогенного роста
Кроме того огромного значения, которое имеет для практики расширение объекта анализа теории роста путем учета ограничений, исходящих от цивилизационной и институциональной среды экономики, очень важным является вопрос об эволюции внутренних основополагающих допущений самой этой теории. Начало процессу перерождения «жесткого ядра» неоклассической теории роста было положено в 1982 г. выходом в свет книги Р.Нельсона и С.Винтера «Эволюционная теория экономических изменений» [35]. Произведенная ими критика неоклассики не сразу дала свой результат, однако процесс эволюции неоклассической теории роста был запущен. Сегодня в теориях роста рассматриваются эндогенные механизмы экономического развития, пересматриваются взгляды на характер конкуренции, роль институтов, поведение фирмы, природу инноваций и роль денег в экономике. В рамках указанной исследовательской траектории достижения институциональной экономики, теории прав собственности, теории человеческого капитала, и пр. приводят к трансформации самого «жесткого ядра» теории экономического роста. При этом, с учетом исходных предпосылок теории эволюционной экономики, основанных на анализе закономерностей жизненных циклов изучаемых явлений, модификация теории роста, происходящая в рамках данного направления, приводит к использованию эволюционно-циклических функций в качестве аналитического инструментария теории роста.
4.2.1. Углубление теорий роста: теории эндогенного роста с монетарными факторами
Одним из интересных вариантов развития модели Солоу на основе снятия допущения о нейтральности тех или иных «неучтенных остатков» экономического роста является также модель Дж.Тобина. Эта модель основана на учете эндогенного характера денег как актива, равноправного с физическими инвестициями [39]. Значение теории Тобина для развития, как самой теории роста, так и для ее применения в экономике России весьма существенно, но не непосредственно, а через ее влияние на теорию экономических циклов — как неоклассическую концепцию «реального экономического цикла», так и теорию длинных волн в ее монетарном аспекте. Кроме Тобина, на развитие первой повлияла публикация в 1977 г. статьи Р.Лукаса [31], актуализировавшего исследования деловых циклов как циклов отклонений от тренда экономического роста, а также публикация М.Фридмана и А.Шварц [26], показавших роль эндогенных денег в циклическом механизме экономики. На развитие второй повлияла публикация У.А.Льюиса о долгосрочных тенденциях изменения цен [30] и указанная уже книга Фридмана и Шварц. В 1987 году, следуя за Фридманом и Шварц, эндогенную роль агрегата М1 в формировании длинной волны проанализировал Йос Дельбеке на данных Бельгии, с учетом различной роли денежного мультипликатора и денежной базы и показал ключевую роль денежного мультипликатора в формировании длительных колебаний экономики [22]. В 1990 г, независимо от Дельбеке, значение эндогенности денег как фактора экономического роста на основе данных США было показано Ф. Кидландом и Е.Прескоттом [36], в частности, в доказательстве того, что денежные агрегаты М1 и М2 играют ведущую роль в формировании делового цикла, притом роль М2 больше, чем М1, а роль разности между М2 и М1 — еще больше, чем роль М2. Наши расчеты, произведенные в 1994–98 гг. в развитие модели Дельбеке, показали ключевое значение фракций агрегатов М3 и L в США, а также их аналогов в Великобритании, для формирования длинного цикла [8].
Указанные факты свидетельствуют о возможности формулирования макроэкономических индикаторов емкости финансового рынка как источника ресурсов для экономического роста в циклическом аспекте. В этом плане для поддержания позитивных тенденций развития экономики можно применять тонкое монетарное регулирование для управления инновационной активностью и экономическим ростом. Такое регулирование должно иметь проциклический характер, а для его осуществления необходимо отслеживать индикаторы накопления денежного капитала и параметры структурной готовности экономики к инновациям.
Заметим в этой связи, что грубое регулирование процессов формирования и расходования запасов денежного капитала в экономике, без учета циклических особенностей формирования эндогенной денежной массы, неоднозначно и чревато фиаско. При сочетании высокой инновационной готовности экономики с опасностью инфляции, с учетом эндогенности денег можно предположить, что «размораживание» связанных денег при условии предпочтения реальных инвестиций «съест» и саму инфляцию. Однако, при низкой готовности экономики к работе с основным капиталом и инновациями в период экономической рецессии, когда налицо тенденции финансовой хрупкости по Х. Мински [34], подобное размораживание может вызвать гиперинфляционный скачек с эффектом храповика из-за наличия инфляции издержек. При технологической исчерпанности модели роста (перепроизводстве) непредвиденным последствием может стать дефолт. Кредитный характер современных денег только усиливает эти риски. Особенности текущего кризиса заставляют говорить о том, что при монетарных методах регулирования роста следует не столько учитывать показатели инфляции, объема производства и количества денег в обращении, сколько ориентироваться на качественный характер денежной массы и симптомы структурной готовности к инновациям реального сектора экономики.
Следует учитывать также эмпирический результат, полученный еще П. Момбертом для теории колебаний конъюнктуры в 1921 г. Лидирующим показателем смены конъюнктурных периодов является денежный рынок (при том, что рынок капиталов по отношению к нему «запаздывает» [5, c. 171]). Опережающая роль денежного рынка в формировании колебаний экономики означает существование условия для того, чтобы инновации смогли стать источником экономического роста. Тем не менее, отслеживая тенденции денежного рынка как лидирующего индикатора, следует учитывать, что преобладание производных инструментов в структуре денег, сопровождаемое институциональными барьерами на пути инвестиций в реальный сектор, превращают простые монетарные методы регулирования процессов экономического роста в фикцию.
4.2.2. Углубление теории экономического роста: эндогенизация «остатка Солоу» и роль НТП
4.2.2.1. Экономический рост с эндогенным НТП — мезоэкономический и институциональный аспект
Период наиболее интенсивного развития теорий эндогенного экономического роста пришелся на начало 90-х гг. ХХ в., в попытках инкорпорировать идеи шумпетерианской школы и теории эволюционной экономики Нельсона и Винтера в структуру неоклассической парадигмы. Большую роль в адаптации неоклассической модели роста к критике со стороны теории эволюционной экономики сыграла научная школа NBER. Так, Ф.Агийон и П. Хьюит использовали шумпетерианскую идею о роли конкуренции между инновационными фирмами и, таким образом, объяснили экономический рост на основе эффектов от внедрения частным бизнесом новых технологий [17]. Авторы эндогенных теорий [*] показали, что в моделях с экзогенным НТП допущено смешение понятий научно-технических знаний и результатов их внедрения. Так, если знания являются неконкурентными и неисключимыми благами, то изобретения и нововведения не только приобретают свойства конкурентности и исключимости, но и оказываются стимулом для формирования монополистических структур в экономике путем патентной защиты с целью поддержания свойства исключимости знаний, способных приносить доход. Тем самым была показана роль информации как эндогенного фактора экономического роста.
4.2.2.2. Экономический рост с эндогенным НТП — технологический аспект
Данные исследования проводятся голландской школой экономической динамики под руководством Г. Сильвербергера, директора MERIT (Маастрихтский институт экономических исследований инноваций и технологий) — (United Nations University-Maastricht Economic Research Institute of Innovation and Technology (UNU-MERIT).
Школа Сильверберга учитывает не только шумпетерианскую парадигму, но и теорию технико-экономических парадигм и кондратьевские циклы, поэтому ключевым вопросом для развития теории эндогенного экономического роста в данном направлении исследований стала проблема неравномерности роста. С этих позиций подвергается критике метод расчета остатка Солоу.
Процент темпа прироста объема продукции, который остается после учета влияния факторов «капитал» и «труд» на общий темп прироста объема продукции представляет собой результат влияния изменений в технологии. Допущение о постоянном темпе технологических изменений определяет невозможность использования этой модели для периода замедления темпов экономического роста. Это означает, что остаток Солоу может быть использован исключительно как индикатор экзогенных воздействий технического прогресса на экономический рост.
Для решения этой проблемы предпринимались попытки замещения инструментария модели Солоу моделью смены длинноволновых технико-экономических парадигм [18, р. 41; 20, р. 10–11]. Отмечались и попытки доработки модели Солоу-Свана путем подбора нелинейных вариантов функции Кобба-Дугласа [21]. Г. Сильвербергом на базе модели Солоу была разработана макродинамическая модель эндогенного экономического роста с учетом процесса насыщения технологий (диффузии) и процесса смены технологий в фазе созидательного разрушения [37]. Таким образом, модифицированная группой Сильверберга модель Солоу позволяет описывать процессы роста и насыщения технологических парадигм, а также механизм передачи экономического потенциала от старой технологии в новую.
Отличием голландской школы эндогенного экономического роста является снятие допущения о постоянном темпе технологических улучшений и включение нелинейных функций НТП в модель экономического роста.
Поскольку теория экономического роста голландской школы развивается в основном физиками [*], она по этой причине имеет ряд преимуществ и недостатков. К преимуществам можно отнести великолепный математический аппарат этой школы, позволяющий анализировать нелинейность и дискретность экономического роста и НТП таких уникальных видов, какие редко доступны обычным экономистам. Однако, в большинстве случаев, влияние развития технологий на экономический рост воспринимается экономистами-физиками как закон природы, при почти полном игнорировании значимости институциональных и недооценке монетарных аспектов роста, а также отсутствии анализа инновационного климата.
Интересно, что в России также применяется методология исследования экономического развития, схожая с голландской, но с меньшей заинтересованностью выхода на проблему эндогенного экономического роста. Сходство методологии российской и голландской школы моделирования технико-экономического развития имеет общие генетические корни, поскольку исходным импульсом для их зарождения послужил интерес к проблеме длинных волн. В России это направление исследований осуществляется в рамках теории технико-экономических укладов и парадигм, в том числе в ЦЭМИ РАН и Института экономических стратегий. Эти исследования довольно систематически подкрепляются взаимодействием с мировой школой длинных волн, большинство представителей которой связаны с деятельностью института MERIT.
Российской школе в гораздо меньшей степени присущ технократический недостаток теории роста MERIT, однако в ее исследованиях в меньшей степени присутствует и проблема роста. Российские теории роста, на первый взгляд, страдают описательностью, чрезмерным увлечением институционализмом, либо «креном» в сторону долгосрочных и исторических циклов.
5. Заключение
Значимость теорий экономического роста с эндогенным НТП и ее модификаций имеет для России ключевое значение, особенно с учетом способности этой теории работать на стыке с институциональной теорией, теорией эволюционной экономики, а также теорией технико-экономических парадигм — то есть с теми направлениями экономической теории, где у российских ученых имеются серьезные конкурентные преимущества.
В условиях нестабильности большей диагностической силой обладают теории, изначально исходящие из предпосылки нелинейности и предоставляющие возможность исследовать внутренние источники роста.
Импульс к сближению теории роста с теорией конъюнктуры был задан со стороны самой теории роста в процессе реакции ее представителей со стороны альтернативных направлений экономической науки (эволюционной экономики, институционализма).
Наличие разработок в мировой науке в развитии теории длинных волн и других видов циклов, частично имеющих междисциплинарный характер на стыке с точными науками может позволить снять с теории экономического роста обвинения в схоластическом инструментализме и приблизить ее исходные допущения к практической реальности.
В целом, развитие теории экономического роста в ХХ–XXI веке показывает, что в самом общем виде экономический цикл может быть объяснен разнонаправленным действием обратных связей, мультипликаторов, действующих в экономической системе. Факторная структура роста при этом в достаточной мере открыта, не ограничена взаимодействием труда и капитала — или, например, продуктов новых технологий и платежеспособного спроса, о чем свидетельствуют совершенно разнообразные по составу анализируемых факторов попытки эндогенизации остатка Солоу.
Кроме того, экономический рост как макроэкономическое явление генерируется на разных уровнях экономики — в этом плане поведение хозяйствующих субъектов (например, склонность предпринимателей к инновациям, изменения потребительских предпочтений в отношении новых продуктов); а также, в еще большей степени, мезоэкономические — должны быть учтены. В этом плане накопленный экономической наукой запас методов в области исследования между технологической, отраслевой и макроэкономической динамикой предоставляет возможность разработки тонких инструментов регулирования процессов роста, основанных на отраслевых и секториальных индикаторах.
Наконец, оправданным интересом в последнее время пользуются модели роста, учитывающие нелинейный характер взаимосвязи факторов развития, решение которых формирует циклические траектории; а также модели, непосредственно основанные на использовании функций, отражающих циклический характер экономического развития.


Литература
1. Бобров С.П. Индексы Госплана. — М., 1924.
2. Кейнс Дж.М. Общая теория занятости, процента и денег. — СПб, 1993.
3. Маевский В. О взаимоотношении эволюционной теории и ортодоксии // Вопросы экономики. — 2003. — № 11.
4. Митчелль У.К. Экономические циклы. Проблема и ее постановка. — М.-Л.,1930.
5. Момберт П. Введение в изучение конъюнктуры и кризисов. — М, 1924.
6. Нуреев Р. М. Экономика развития: модели становления рыночной экономики. — М., 2008.
7. Опарин Д.И. Конъюнктура и рынки. — М., 1928.
8. Румянцева С.Ю. Динамика структуры денежной массы и длинные волны // Вестн. С-Петерб. ун-та. Сер. 5. Экономика. — 1998. — Вып. 4 (26). — С. 40–50.
9. Румянцева С.Ю. Теории конъюнктуры, экономического роста и экономического развития: ракурсы взгляда на анализ экономической динамики и «потерянные ветви» экономической науки //Нижегородцев Р.М. Проблемы информационной экономики. Национальная инновационная система России: проблемы становления и развития. Т.V. С. 102–116.
10. Румянцева С.Ю. Эволюция понятия и методологии анализа экономической конъюнктуры // Вестн. С-Петерб. ун-та. Сер. 5. Экономика. — 2004. — Вып. 4. — С. 22–34.
11. Туган-Барановский М.И. Промышленные кризисы в современной Англии. Их причины и влияние на народную жизнь. — СПб, 1894.
12. Туган-Барановский М.И. Периодические промышленные кризисы. — СПб., 1914.
13. Хансен Э. Экономические циклы и национальный доход // Классики кейнсианства. — М., 1997.
14. Широкорад Л.Д. Н.Д.Кондратьев в Санкт-Петербургском (Петроградском) Университете // Экономическое наследие Н.Д.Кондратьева и современность. — СПб., 1994.
15. Шумпетер Й. Теория экономического развития. — М., 1982.
16. Штейн В.М. Теория и политика экономической конъюнктуры. — Пг., 1923.
17. Aghion P., Howitt P. A model of growth through creative destruction // NBER 1050 Massachusetts. January 1990. Доступно на: http://www.nber.org/
18. Amable B. Endogenous Growth Theory, Convergence and Divergence // Economics of Growth and Technical Change. Ed. by G.Silverberg and L.Soete. Cornwall, 1994.
19. Clark J., Freeman C., Soete L. Long Wave, Invention and Innovations // Futures,1981. Vol 13. № 4.
20. Curzio A.Q., Fortis M.,Zoboli K. Innovation, Resources and Economic Growth // Economics of Growth and Technical Change. Ed. by G.Silverberg and L.Soete. Cornwall, 1994.
21. Day R.H. Do Economies Diverge? // Economics of Growth and Technical Change. Ed. by G.Silverberg and L.Soete. Cornwall, 1994.
22. Delbeke J. Long-Term Trends in Belgian Money Supply, 1877-1984 // The Long Wave Debate. Ed. by T.Vasko. Berlin, 1987.
23. Grossman G., and Helpman E. Product Development and International Trade // Journal of Political Economy, December 1989, 97:6, 1261-83.
24. Freeman C. Prometheus Unbound // Futures, 1984, V 16, № 5.
25. Freeman C, Clark J, Soete L. Unemployment and Technical Innovation. A Study of Long Waves and Economic Development. London, 1982.
26. Friedman M., Schwartz A.J. Monetary Trends in the United States and the United Kingdom. Their Relations to Income, Prices and Interest Rates, 1869-1975.Chicago — London, 1982.
27. Hirooka M. Innovation Dynamism and Economic Growth. Cornwall, 2006.
28. Judd K. L.On the Performance of Patents // Econometrica, May 1985, 53:3, 567-85.
29. Kleinknecht A., van der Panne G. Who Was Righ? Kuznets in 1930 or Shumpeter in 1939? // Kondratieff Waves, Warfare and World Security. Ed. By T.C.Devezas. Amsterdam, 2005.
30. Lewis W.A. Rising Prices: 1899–1913 and 1950–1979 // The Scandinavian Journal of Economics 1980.Vol. 82, № 4.
31. Lucas R.E. Understanding Business cycles // Stabilisisation of the domestic and international economy / Ed by. A.H.Meltser. Amsterdam, 1977.
32. Rostow W.W. Kondratieff, Shumpeter and Kuznets: Trend Period Revisited // The journal of Economic History. Vol. XXXV. December 1975. № 4.
33. Mensh G. Stalemate in Technology. NY, 1979.
34. Minsky H.P. The Financial Instability Hypothesis: Capitalist Processes and the Behavior of the Economy // Financial Crises. Theory, History and Policy / Edited by C.R.Kindleberger and J.P. Laffargue.Cambridge, 1982.
35. Nelson R.R., Winter S.G. An Evolutionary Theory of Economic Change. Cambridge, 1982.
36. Prescott E., Kydland F. Business Cycles: Real Facts and Monetary Myth // FRB Minneapolis Quarterly Review, 1990 / доступно на: http://www.nber.org/
37. Silverberg G.,.Lehnert D. Growth Fluctuations in an Evolutionary Model of Creative Destruction // The Economics of Growth and Technical Change. Ed.by G.Silverberg nad L.Soete. Cornwall, 1994.
38. Solow R.M. Technical Change and the Aggregate Production Function // Rewiewe of Economics and Statistics 39(1957) p.312–320.
39. Tobin J. Money and economic growth // Econometrica, October 1965, № 4. V.33. Р. 671–684.

Вернуться к содержанию номера

Copyright © Проблемы современной экономики 2002 - 2024
ISSN 1818-3395 - печатная версия, ISSN 1818-3409 - электронная (онлайновая) версия