|
| | | | Проблемы современной экономики, N 1 (33), 2010 | | | | К РАЗРАБОТКЕ ПРОГРАММЫ ДОЛГОСРОЧНОГО СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОГО РАЗВИТИЯ РОССИИ. ПРОБЛЕМЫ ПЕРЕХОДА К ИННОВАЦИОННОЙ ЭКОНОМИКЕ | | | Колмыков А. Г.
Председатель Правления ОАО КБ «ВАКОБАНК» (г. Великие Луки),
кандидат экономических наук
| |
| | | | | Статья посвящена вопросам формирования механизма модернизации российской экономики. Показано, что решение проблемы возможно только в условиях создания механизма сотрудничества российского бизнеса и государства в инновационной сфере путем формирования институтов государственно-частного партнерства | | Ключевые слова: модернизация, инновация, национальная инновационная система, технологический уклад, государственная технологическая политика |
Главной стратегической задачей в развитии страны на ближайшую перспективу объявлен переход экономики на инновационный путь развития. Это не просто лучший из существующих вариантов, а единственно возможный в современных условиях, поскольку события последних лет окончательно показали бесперспективность существования страны, опирающейся на распродажу богатых естественных ресурсов, которыми природа щедро наградила Россию. Теоретически возможно добиться высокого уровня жизни населения за счет рентных доходов, но без надежды остаться при этом среди стран, которые сегодня относят к мировым лидерам. Более того, возникает реальная угроза национальной безопасности, поскольку технологически отсталая страна богатая ресурсами, которые постепенно исчерпываются на планете, без сомнений со временем становится жертвой политического и даже прямого военного шантажа.
Естественно, нельзя ставить вопрос безальтернативно, по принципу «или — или». Иногда после прочтения некоторых публикаций складывается впечатление, что на страну наслано проклятие в виде изобилия, термин «голландская болезнь» переходит из статьи в статью. Высокопоставленный чиновник договорился до того, что для нашей экономики нежелательно новое значительное повышение цен на сырьевые ресурсы на мировых рынках. Парадоксально, но кому-то лишние деньги почему-то мешают. Хотя можно согласиться с Джоном Хеем, погоня за рентой — одна из составляющих ресурсного проклятия. Наличие природных ресурсов отвлекает людей от создания ценностей и провоцирует погоню за рентой *. Именно слово «отвлекает» очень подходит к этой ситуации. Никто и никому не запрещает заниматься инновационной деятельностью при любом количестве денег. Все на словах мечтают слезть с «сырьевой иглы» и обвиняют ее во всех неудачах экономического развития. При этом забывают, что именно она являлась до сих пор материальной основой наиболее существенных экономических и социальных результатов страны.
Никто не станет утверждать, что экономика в последнее десятилетие получала основные ресурсы от топливно-энергетического секторе народного хозяйства, как и никто не станет отрицать, что полученные здесь бюджетные ресурсы шли на покрытия стратегических расходов государства. За счет них выполнялись важнейшие социальные программы, повышались доходы населения. Некорректно говорить, что все рентные доходы потрачены безо всякой пользы для страны. Обратимся в качестве доказательства обратного к некоторым выводам по развитию страны за прошедший период, сделанным специалистами журнала «Эксперт». Они отмечают, прежде всего, масштабные сдвиги в хозяйственной структуре страны, которые произошли за предыдущий цикл. Доходы населения в реальном выражении за десять лет выросли почти в четыре раза — с 4500 до 17000 рублей в ценах 2008 г., а в долларовом эквиваленте в 15 раз! Доля среднего класса в России увеличилась с 7–10% в начале периода до 20–25% в конце периода — более чем в два раза. Объем денежной массы в стране в номинальном выражении увеличился более чем в 30 раз, в реальном размере — почти в семь раз. Расширение денежной массы стимулировало рост инвестиций. Объем розничной торговли в реальном выражении вырос вдвое. Объем производства сельского хозяйства — в полтора раза.
Вопреки сложившемуся общественному мнению, произошел радикальный рост выпуска продукции всех без исключения отраслей российской экономики. Этот рост свидетельствует о начавшихся структурных сдвигах в пользу отраслей более высокой степени переработки, в частности, в пользу машиностроения. За десять лет добыча газа выросла на 30% (за 100% принят результат января 1998 г.); добыча нефти — на 60%; производство электроэнергии — на 20%. Отрасли первого передела — черная и цветная металлургия, нефтепереработка — выросли соответственно на 70, 55 и 35%.
Двигаемся дальше по цепочке создания добавленной стоимости. Объем производства лесной отрасли увеличился на 80%; химическая промышленность выросла более чем на 100%. Производство стройматериалов в ответ на рост строительства увеличилось на 130%. Пищевая промышленность вообще показала удивительную динамику: весь период она росла фактически по прямой, и объем выпуска увеличился вдвое. Однако самым неожиданным оказался рост машиностроения: объем производства машиностроительной продукции (эту отрасль у нас принято считать абсолютно погубленной) увеличился на 130%, а если исключить из рассмотрения производство легковых автомобилей, которое стало расти только в конце прошлого цикла, то почти в три раза — со 100 до 230%.
Если просто сопоставить прирост выпуска в разных отраслях, то надо признать наличие структурного сдвига, произошедшего в прошлом цикле, — от сырьевых отраслей, выросших на десятки процентов, к отраслям высокого передела, выросшим в разы. Это очень важный момент, так как он свидетельствует об имманентно заложенном в нашу экономическую систему потенциале развития конкурентоспособности *.
Другой разговор, что мы использовали лишь часть предоставленных благоприятной конъюнктурой возможностей. Российские чиновники до сих пор считают своей огромной заслугой накачивание в условиях кризиса финансового сектора страны ликвидностью, используя средства резервного фонда. Не имеет смысла в данной статье возвращаться к спору о целесообразности таким образом использовать дополнительные конъюнктурные доходы бюджета, но два слова нельзя не сказать. Во-первых, одна из главных целей накачивания ликвидности — повышение уровня способности банковской системы к кредитованию реального сектора экономики — не была достигнута. Во-вторых, дополнительные ресурсы можно было задействовать в целях модернизации российской экономики, встретив тем самым кризис с какими-то контраргументами. Совсем не случайно наша экономика тяжелее всех остальных отреагировала на кризис. Это удел стран, благополучие которых зависит от мировой конъюнктуры на сырьевых рынках. В результате неэффективность экономики тяжело проявилась в период кризиса. Россия справилась с кризисом хуже, чем многие другие страны. Среди членов «двадцатки» сокращение ВВП у нас самое значительное (10,9% во II квартале 2009 г. против 5,5% в ЕС и 3,9% в США). Китай и Индия сохраняют сверхвысокие темпы роста — 7,9% и 6,1% соответственно. А Аргентина, Бразилия, Саудовская Аравия, Южная Корея и Австралия падают всего на 0,5–2% *.
В антикризисных мероприятиях правительства просматривается однобокость и преобладание тактики над стратегией. Для сравнения можно привести аналогичные мероприятия западных стран. Наши управленцы в конструировании планов выхода из кризисного состояния мыслят категориями абстрактных финансовых потоков, не выходя непосредственно на технологическую политику. Можно вспомнить работу над двумя документами, названными антикризисными — американским «планом Полсона» и планом, предложенным командой Кудрина. Первоначально в них было нечто общее — стремление срочно залить кризисный пожар деньгами. Оба документа были представлены в законодательные органы стран на трех страницах и содержали пространные соображения. И вот тут законодатели двух стран прореагировали на это по-разному.
После первоначального отказа, полученного Полсоном от конгрессменов, план увеличился на 449 страниц. Были, по возможности, прописаны конкретные мероприятия. Акт 2008 г. о чрезвычайной экономической стабилизации (EESA) включал в себя:
● программу выкупа проблемных активов;
● налоговые льготы бизнесу и населению;
● специальные стимулы в сфере энергетики.
Американцы не ограничились абстрактными соображениями по финансовому оздоровлению экономики путем выделения 700 млрд долл., а прописали меры по стимулированию инновационной активности и разработке конкретных технологических направлений, связанных с энергосбережением, альтернативными и возобновляемыми источниками энергии.
Российский трехстраничный план после активной критики меньшинством законодателей был принят в предложенном варианте, позволяющем Внешэкономбанку раздать $50 млрд по собственному плану спасения российской банковской системы страны. О базисных технологических мероприятиях не было сказано ничего. Они как бы подразумевались исходя из здравого смысла. Имелось в виду, что благополучные банки немедленно начнут финансирование реального сектора экономики. Реально в принятом документе ни о никакой технологической политике как объективной материальной основе выхода из кризисной ситуации ничего не было сказано. Правительственная антикризисная программа так и не оформлена до сих пор в единый документ, Это собрание законов и постановлений правительства, принятые с октября 2008 г. по настоящее время.
Однако объективная необходимость быстрой модернизации отечественной экономики в обществе осознана уже на всех уровнях. На самом высоком уровне идея прозвучала в знаменитой статье Президента «Вперед, Россия», затем в Послании Президента Российской Федерации Совету Федерации, нашла конкретную реализацию в создании Комиссии по модернизации, в состав которой вошли представители государства и бизнеса. Дмитрий Медведев уже объявил пять приоритетных направлений: ядерные, космические и медицинские технологии, стратегические ИКТ, а также энергоэффективность. По мнению президента, это и будут главные «направления так называемого технологического прорыва».
Вполне разумно и логично, что государство выступает инициатором прогрессивных общественных изменений, в том числе и в экономике. Важно сформировать эффективный реализационный механизм этих трансформаций. В настоящее время всех волнует, кто выступит локомотивом модернизационных изменений и какова цена, которую готово платить общество за проводимые реформы. Для России особенно остро стоит вопрос о том, какая модель развития способна решить остро стоящие вопросы модернизации. Дело в том, что все предшествующие серьезные модернизационные изменения всегда происходили в России мобилизационным путем и стоили очень дорого народу, которому приходилось платить за реформы. Достаточно вспомнить реформы Петра Первого и годы первых пятилеток. Никому не хочется повторения названных вариантов модернизации, хотя они в свое время реально решили в кратчайшие сроки серьезные стратегические задачи. Возникает вопрос, а возможно ли решение таких масштабных проблем эволюционным путем, опираясь исключительно на рыночные механизмы. Мировая практика отвечает на этот вопрос скорее отрицательно. И призыв к мобилизации прямо или косвенно исходил всегда от государства.
На начальных этапах становления капитализма это проявлялось в проведении жесткой протекционистской политики. А. Амосов по этому поводу пишет: «В передовых странах не было стихийного капитализма и в начале индустриального развития. В монографии Д. И. Менделеева обращается внимание на то, что первая промышленная революция в Англии совершалась в условиях проведения жесткой протекционистской политики, установленной в 1651 г. законом О. Кромвеля. Согласно этому закону был запрещен ввоз судов из Голландии и обложен высокими пошлинами ввоз готовых мануфактурных изделий, в число которых входили ткани из Индии, металл из России и др. В России протекционистский указ был подписан Алексеем Михайловичем в 1650 г., однако через несколько лет о нем забыли.
В Великобритании закон Кромвеля действовал до 1850 г. В 1850 г. Великобритания призвала США и другие страны перейти к свободной торговле. В ответ правительство США провозгласило лозунг «Внутренний рынок безграничен» и ввело жесткие ограничения на ввоз промышленных товаров из Англии *.
Ф. И. Шамхалов, изучая на длительном временном периоде роль государства на разных уровнях и в разные периоды истории США, пришел к выводу о том, что, несмотря на многочисленные попытки доказать обратное, правительство США никогда не оставляло без внимания экономическую сферу. Более того, как только этот контроль ослабевал, страну потрясали мощные экономические катаклизмы. В качестве иллюстрации можно вспомнить экономический кризис 1929–33 гг. *
Выходу из кризиса 30-х годов способствовала экономическая политика государства с явно выраженной технологической политикой. В 1929 г. в США был принят и затем успешно выполнен пятилетний план создания гражданской авиации. Выход из кризиса 1929–1933 гг. в США осуществлялся, в том числе, и на основе национальной целевой программы электрификации долины реки Теннеси, по масштабам эта программа намного превосходила план ГОЭЛРО. При ее разработке в США было создано законодательство, детально регламентирующее процедуры, права и ответственность государственных департаментов, бизнеса и дирекции целевых программ, механизмы финансирования целевых программ *.
Модернизацию инициировало и возглавляло государство во многих странах и в дальнейшем. Государство определяло приоритетное развитие ряда ведущих отраслей и осуществляло через крупные проекты и не вполне в конкурентной среде. Так, в Японии в 1960–1975 гг. объем продукции автомобилестроения — поддерживавшейся государством отрасли — вырос в 7,9 раза при росте ВВП в 2,4 раза; в Южной Корее в 1975–1995 гг. рост тоннажа спускаемых на воду судов составил 11,2 раза при росте ВВП в 3,1 раза; в Китае в 1997–2008 гг. выпуск автомобилей увеличился в 9,1 раза при росте ВВП в 2,2раза *.
Возникает вполне естественно вопрос, какова же роль российского бизнеса в предстоящей модернизации народного хозяйства. Пока она плохо просматривается, если говорить не об отдельных островках и отдельных достижениях. Некоторые авторы считают, что общественное мнение специально формируется, чтобы обвинить крупное российское предпринимательство в недееспособности, с соответствующими оргвыводами. Маловероятно, что такие планы в реальности существуют. Но сам бизнес всем своим поведением провоцирует общественное мнение к взгляду на него как на пассивный элемент экономической модернизации.
Нельзя не согласиться с мнением В. Кушлина: «Практически невозможно привести убедительных примеров совершения за время реформ инновационных прорывов российскими корпорациями. Более того, в условиях растущего инвестиционного иждивенчества предпринимательских структур государство вынуждено было увеличивать свою долю в общем объеме финансирования затрат на исследования и разработки в стране, хотя сам размер этих затрат по сравнению с дореформенным временем уменьшился в три раза. Данные тенденции стали результатом формирования в России явно ущербной модели рыночного хозяйства, которая впитала все псевдосовременные черты финансово-спекулятивного предпринимательства, захлестнувшего мир, и не захватила собою практически ничего из западного опыта организации подлинно инновационной экономики» *.
Нельзя не прислушаться и к самооценке представителей крупного российского бизнеса. Президент группы «Онэксим» Михаил Прохоров говорит: «Для достижения какого-то пусть временного, но монопольного положения за счет инноваций нужно придумать новую технологию, использовать новые материалы, создавать новые рынки, а это тяжело. Поэтому бизнес, как, впрочем, и любое другое существо, пытается действовать по прямой. Если можно работать без инноваций, бизнес так и будет делать» *.
Ничего сверхъестественного в таком поведении нет, также как нет и злостного саботажа со стороны крупного российского бизнеса, Тем не менее, необходимо понять природу такого поведения и сделать все возможное для создания другой, инновационной модели поведения. В противном случае неизбежно у многих возникает стремление к ревизии результатов проведенных реформ. Причем по поводу не частных вопросов, а фундаментальных, касающихся отношений собственности.
Прямые призывы к пересмотру сложившихся экономических отношений имеют сторонников. Одним из них является С. Губанов: «Как изменить экономическую систему, чтобы вместо союза сырьевого капитала с иностранным она создала интеграцию сырьевого капитала с внутренним промышленным, чтобы сырье перерабатывалось в готовую конечную продукцию в самой России? Таков ключевой вопрос. Действенный ответ на него единственен: чтобы сырье потекло от добывающих переделов на перерабатывающие, чтобы на полную мощь заработала обрабатывающая промышленность России, необходима национализация стратегических высот экономики. Национализировать следует сырьевой капитал, землю, недра, леса, инфраструктурные сектора и монополии, а также банковскую систему страны» *.
Анализируя все последние выступления ученого, можно согласиться со многими его доводами по поводу пассивного поведения отечественного капитала, однако возникают серьезные вопросы по поводу возможности решить все существующие в настоящее время проблемы, в том числе и модернизации, путем обратной национализации основных стратегических высот экономики. Изменилась общественная ситуация, изменилось само государство как субъект экономических отношений.
В последние годы, как и в отношении крупного бизнеса, никаких существенных достижений в области модернизации экономики не наблюдается и со стороны государственного сектора, ресурсные возможности которого весьма велики. Факты последних лет позволяют предъявлять государству не меньшие претензии, чем крупному бизнесу. По мнению В. Иноземцева, государство продемонстрировало полную неспособность поставить на модернизационные рельсы ключевые направления возможного прорыва — оборонную промышленность, авиа-, авто- и судостроение. По утверждению автора, государство в этих отраслях может лишь объединять неэффективные активы и наращивать издержки без какого-либо эффекта для производства. Так, например, Объединенная авиастроительная корпорация (ОАК), созданная в 2006 г., обязалась в 2008–2012 гг. выпустить 431 гражданский самолет: 15 Ил-96, 84 Ту-204/214, 236 Sukhoi SuperJet и 96 Ан-148. В 2008 г. было выпущено 10 машин, в текущем году — восемь. В лучшем случае итоги 2008-2012 гг. составят около 80 самолетов. В то же время компания провела три допэмиссии акций, а ее долг вырос с 22 млрд. до 126 млрд. руб. При этом, по отчетности за 2008 г., 18 входящих в ОАК компаний были в совокупности убыточными, а управленческие расходы корпорации… в 2,2 раза превысили ее валовую прибыль. Объединенная судостроительная корпорация, созданная в 2007 г., сменила за два года трех генеральных директоров, провела четыре «докапитализации», нарастила долг почти в пять раз и получила в 2008 г. операционные убытки. Заметим: за последние 15 лет количество военных кораблей, способных принимать участие в боевых операциях, сократилось в России с 210 до 28 штук, или на 86,7%. «Ростехнологии» с их «АвтоВАЗом» и множащимися отказами зарубежных партнеров покупать российскую военную технику завершают картину. Автор видит причину провального функционирования государственного сектора не в самой природе государственной собственности, а в низком качестве государственного управленческого аппарата, который, по его мнению, надо срочно менять, при этом государство должно не пускать российскую модернизацию на самотек, не устраняться, не уповать исключительно на российский, а тем более, иностранный крупный бизнес *.
Получается совсем неприглядная картина — ни крупный отечественный бизнес, ни государственные структуры не в состоянии решить проблему модернизации поодиночке. Каждому из этих институтов не хватает либо побудительных мотивов, либо способностей решить ключевую стратегическую задачу, стоящую перед страной. Нужен капитальный ремонт каждой из названных систем, исходя из выявленных слабых мест. И судя по всему, ввиду сложившейся ситуации ремонт этот можно и нужно проводить комплексно. Тем самым должен возникнуть механизм модернизации, основанный на совместной деятельности государства и отечественного капитала по созданию эффективной национальной инновационной системы
Инициатором, исходя из своей природы, должно выступить государство. Будет ли это мобилизационный вариант? Скорей всего, да. Но самого по себе термина бояться не нужно. Петровский или советский вариант повториться не может, поскольку общественная ситуация не позволит. Мобилизационный вариант будет предполагать сосредоточение ресурсов на прорывных вариантах развития экономики за счет областей деятельности, в которых неэффективно используются ресурсы, а не за счет супернакопления в ущерб социальному развитию.
Нельзя не согласиться с идеей, изложенной в редакционной статье журнала «Эксперт»: нашей стране предоставлен исторический шанс в виде временного интервала до появления глобальной инновации, по масштабу сравнимой с появлением железных дорог в начале девятнадцатого века или персонального компьютера и Интернета в конце века двадцатого *. Россия на какой-то период после кризиса имеет некоторые преимущества. Академик В. Полтерович приходит, на первый взгляд, к парадоксальному выводу, что наша отсталость является нашим конкурентным преимуществом при условии его реализации посредством соответствующей государственной политики. Благодаря отсталости мы можем заимствовать уже готовые технологии и методы управления, не тратя средств на их разработку *. Определенные преимущества дают нам последствия еще не закончившегося кризиса. Мировые запасы перепроизведенного продукта, в том числе и технологического оборудования, далеко еще не реализованы и при разумной политике могут быть приобретены российскими компаниями. Рынок России огромен и не может не привлекать западного производителя.
Существуют и радикально смелые идеи, связанные с возможными последствиями мирового кризиса для нашей экономики. Академик С. Глазьев пишет, что в процессе замещения технологических укладов (ТУ) отстающие страны получают преимущество. Поскольку они не обременены чрезмерным перенакоплением капитала в рамках устаревшего ТУ, то при формировании воспроизводственного контура нового уклада могут ориентироваться на уже накопленный инвестиционно-технологический опыт развитых стран, оптимизируя состав создаваемых технологических цепочек *.
Таким образом, предпосылки для технологического рывка у России есть. Необходимо их реализовать, проводя соответствующую государственную технологическую политику, направленную на формирование эффективной национальной инновационной системы. Главное на этой дороге — это создание институтов взаимодействия государства и бизнеса. Самым перспективным механизмом здесь становится государственно-частное партнерство, построенное на принципах равноправного сотрудничества с использованием преимуществ, присущих каждому из этих институтов, появлением в результате их взаимодействия качественно новых инструментов инновационного обновления общества. | |
|
