|
| | | | Проблемы современной экономики, N 3/4 (7/8), 2003 | | | | ФИЛОСОФИЯ ЭКОНОМИЧЕСКИХ ЦЕННОСТЕЙ | | | Румянцев М. А.
доцент кафедры экономической теории Санкт-Петербургского государственного университета,
доктор экономических наук
| |
| | | |
Попытки уяснить внутренний смысл хозяйственной эволюции неизбежно приводят к рассмотрению экономического развития и с позиций философии, религии, этики и культуры.
В экономической жизни, прежде всего, проявляется сам человек, его сознание, личность. Соответственно неизбежно возникает и вопрос о смысле и цели хозяйственного процесса, который не должен рассматриваться как обезличенное пространство, на котором действуют лишь некие объективные законы или реализуются схемы "ресурсных ограничений".
Философы Всеединства конца XIX - начала XX вв. доказали, что приоритет в изучении явления образуют не функциональные зависимости элементов, а их синтез, идея, их бытие, выраженное в деяниях и помыслах человеческой личности. Различные виды социальной практики не могут изучаться изолированно потому, что они выражают, хотя и по- разному, единый субъект развития, пребывают в нем как разнокачественные формы его жизни. Экономика должна быть осмыслена и интерпретирована как одна из сторон развития субъекта в единстве с другими сторонами, моментами и историческими этапами этого развития. Иначе говоря, разнородные институциональные и материальные характеристики экономики совмещены не в каком- либо умозрительном пространстве понятий, а в совершенно реальных коллективных исторических личностях, в исторических субъектах.
Вместе с тем, человечество как всепространственный и всевременной (по Л.П.Карсавину) субъект мирового хозяйства образует всеобщее или всевидовое понятие для конкретно- исторических субъектов (народов, культур, социальных групп, классов). Оно неизмеримо шире и выше любой индивидуализации в истории. Это позволяет учесть ценность разных экономических культур как самодостаточную и абсолютную, как вклад каждого народа во всемирное хозяйство и отказаться от "осуждения" самобытных экономических культур нормами одной "прогрессивной" или попыток выдавать своеобразную форму одной из экономических систем за универсальную или общечеловеческую.
Человечество как субъект мирового хозяйства проявляется в технологическом, социально- экономическом, культурном, географическом и др. аспектах хозяйственного бытия. В зависимости от точки зрения на субъект экономического развития можно изучать сменяющие друг друга технологические, социально- экономические и исторические типы хозяйства, экономический строй и хозяйство стран и народов, основные социально- психологические типы в экономике и т.д. Однако каждый из таких "субъектов" неполно, частично и односторонне выражает хозяйственную эволюцию человечества - всеединого субъекта истории. Выделение одной из сторон экономической жизни есть условность, вытекающая из методологических интуиций исследователя. Поэтому речь не может идти о том, что, например, уровень развития технологий, образует первопричину социальных, институциональных, духовных и пр. моментов экономического развития. В каждом из выбранных исследователем аспектов развития субъекта отражается особый аспект всей экономической реальности. В то же время по уровню развития технологий мы можем судить о состоянии экономических институтов общества, по состоянию экономических институтов - о взаимоотношениях собственников ресурсов и т.п.
Впрочем, вне зависимости от исходной интуиции, принятой исследователем, вопрос о природе взаимодействия экономики с другими формами жизни общества пока остается открытым. Чтобы попытаться ответить на него, выдвинем гипотезу "единого социального поля", предполагающую выход за рамки анализа самодостаточных объектов на уровень оценки их взаимодействий, взаимозависимостей - на качественно иной уровень анализа целостности мира, который присутствует и проявляет себя в жизни личности, экономики, общества, культуры, цивилизации.
С нашей точки зрения, атрибуты социального поля - его тотальность, органичность, ритмичность. Тотальность означает, что поле охватывает все стадии и все формы развития общества, проявляется в любой точке исторического пространства. Органичность поля характеризует сохранение целостности и типологического единства социальной системы на любом этапе ее развития. Ритмичность выражается в синхронизации поведения многочисленных элементов и институтов общества. Поскольку поле проявляет себя в непрерывном колебательном (волновом) движении, все институты общества находятся в состоянии движения с определенной частотой колебаний.
Но принцип единого поля означает не только всеобщность и синхронность развития, а, прежде всего, единство поведения индивидов и групп людей. Только стереотипы поведения людей и общественных институтов могут быть зафиксированы в качестве проявлений единого социального поля. В то же время любое человеческое действие не является прямым и автоматическим рефлексом на изменение окружающей среды. Влияние материально- вещественных и институциональных условий бытия на человека опосредовано его разумом и восприятием. "Любые формы и детерминации внешнего мира действуют на человека не непосредственно,- писал А. С. Панарин,- а только через посредничество культуры, наделяющей объективные факты субъективными значениями".[1]
В итоге предварительно социальное поле можно определить как поле смыслов, мифов, образов, ценностей и идеалов, образующих причудливые сочетания, или как сеть агентов культуры, экономики, политики и этики, взаимодействие которых создает единый волновой вектор движения общества как целого. Однако при такой интерпретации социальное поле предстает в усеченной и ограниченной форме - как сугубо идеальное, нематериальное поле сознания. Подобную дефиницию находим у И. Д. Афанасенко. В его представлении хозяйство как сотворенная человеком форма материального мира - материально (как субстрат) и идеально (как поле). "В основе материального лежит вещество (частица), а в основе идеального - его поле. Дух хозяйства, его идеальная сущность - может, это и есть полевой вид материи?" Отсюда следует, что идеальное поле - не содержание хозяйственной деятельности, а "нечто в ней присутствующее" в виде символических истолкований и нравственных императивов личности.[2]
На наш взгляд, требуется более широкая трактовка проблемы. Если единое поле выражает целостность социального мира, его тотальность, которая отсутствует у обособленных сфер бытия, то резонно предположить, что эти обособленные сферы представляют собой воплощения, или состояния единого поля. Иначе говоря, в обществе есть лишь поле и его поляризационные состояния и именно из этого вытекает все многообразие окружающей нас социальной жизни.
Представим себе социальный мир как непрерывную циркуляцию потоков энергии и информации. С энерго- информационной точки зрения различия между веществом (материей) и полем (идеальным) скорее количественное, чем качественное. Вещество преобладает там, где концентрация энергии превышает концентрацию информации, поле - там, где концентрация информации превышает концентрацию энергии. Следовательно, в субстрате вещества непосредственно обнаруживается кристаллизировавшаяся в нем энергия и только косвенно опредмеченная в этом субстрате информация. И, наоборот, универсум идей, ценностей и символов прямо и непосредственно содержит потоки информации и потенциально, в неявном виде, запасы социальной энергии.
При таком подходе привычное понимание экономики как совокупности ресурсов, технологий, организаций и институтов, снижающих неопределенность обмена, оказывается недостаточным для уяснения природы "сил, ответственных за экономическое развитие" (Н. Д. Кондратьев). В любой экономической системе может быть обнаружен информационный генератор энергии, который представляет собой нечто, что нельзя выразить в категориях институтов, человеческого капитала и т. п. Речь идет об особой социально- психической энергии целеполагания - своего рода экономической пассионарности, "питающей" и "направляющей" хозяйственную практику личности.
После выхода в свет сочинений Льва Николаевича Гумилева подобная постановка вопроса может рассматриваться как интерпретация его концепции пассионарности. Несмотря на то, что сам Л.Н. Гумилев относил свои открытия к "ведомству" этнологии как естественной науки, думается, что его кредо может быть использовано и в социально- экономических исследованиях. В самом деле, почему при прочих равных условиях (форме собственности, уровне технологий, способах распределения и хозяйственном праве) вдруг начинает меняться трудовая и предпринимательская мотивация людей, их отношение к труду и к способам распределения благ? Дело в том, что в рамках одной и той же экономической и институциональной среды периодически происходит смена господствующих типов личности, что проявляется то в стремлении к открытию новых источников благосостояния и экономического развития, то в преобладании гедонистического потребления и перераспределения ранее созданных доходов.
Хозяйственная деятельность человека направлена на производство материальных и духовных благ в количестве, превышающем минимум необходимых для одного его физиологического выживания. Для этого требуется "повышенная способность к напряжениям" (Л.Н.Гумилев), следовательно, и повышенные затраты умственной и физической энергии для преобразования вещества природы в форму социализированных хозяйственных благ. Если "энергетическая подпитка" (А. С. Панарин) экономики достаточно велика, то мы наблюдаем расширенное производство благ и услуг, открытие новых факторов экономического развития, рост предприимчивости и хозяйственного творчества. При ее уменьшении экономика стабилизируется на уровне, сохраняющем прежние достижения и поддерживающем необходимую для этого трудовую мобилизацию и самоотдачу личности. Когда же источники энергии, питающие трудовую практику, иссякают, наступает деградация господствующего экономического типа личности и, как ее следствие, происходит упадок экономической жизни. Практика перераспределения ранее созданного преобладает над практикой созидания и начинается исход из отраслей, требующих напряженных трудовых усилий. Интенсивная повседневная работа кажется ненужной и утомляющей повинностью. Потребитель или торговец чужим трудом становятся знаковыми фигурами эпохи только тогда, когда мобилизующие личность созидательные энергии ослабевают.
Личность получает энергию, необходимую для жизни и труда из самых разнообразных внутренних и внешних источников. На человека влияют биохимическая, солнечная, космическая, нервно- физиологическая, радиационная и др. виды энергии. Благодаря энергии осуществляется полезная деятельность, в том числе по созданию новых ценностей - продуктов труда. Влияет на хозяйственную деятельность и духовная энергия, источником которой является ценностный универсум общества, содержащий религиозные императивы, общезначимые мифы и символы - образы. В них на внерациональном уровне содержится обоснование смысла и цели человеческой деятельности.
Для уяснения "энергийной" природы целеполагания вполне уместно обращение к аристотелевскому пониманию отношения между смыслом и энергией. По Аристотелю, "сущее в возможности обнаруживается через деятельность" как осуществление своей цели - идеи. Или, что тоже самое, любая вещь становится реальной (приобретает форму) только тогда, когда ее цель из сферы чистой возможности становится действительной, "осуществляется". Стало быть, энергия (с греч.- действую, совершаю) - это смысловое проявление сущности или принципа развития, причем проявление деятельное и в конечных своих выражениях сугубо "материальное", "предметное".
Сверхэмпирическое религиозно- мифологическое знание и есть энергийное выражение смысла и цели человеческой жизнедеятельности, но данное лишь потенциально, в возможности. При метаморфозе знаний об абсолютном в конкретные мотивы экономической практики происходит "распредмечивание" религиозно- мифологических символов и "овладение" их духовной энергией. Сверхличные духовные измерения резонируют с внутренним потенциалом энергии человека и порождают энергетические импульсы, определяющие его способность к напряженным созидательным усилиям. В итоге индивид получает ту степень воодушевления, без которой просто невозможна сколько-нибудь творческая, предметно- преобразовательная деятельность. Вспомним о деятельных предпринимателях- староверах в России, об энергичных накопителях- пуританах в Англии, об ударниках коммунистического труда в Советском Союзе, о технократах- менеджерах и ученых - энтузиастах научно- технического прогресса в период становления индустриализма. Качественные отличия религиозных учений и радикальных социальных проектов мироустройства в данном случае не существенны: и в том, и в другом случае мы видим единые общие механизмы влияния коллективных надэмпирических смыслов на экономическую активность. В динамике исторических хозяйственных типов воплощается первопринцип экономического развития: накопление и диффузия в экономику духовной энергии общества. Экономика, непрерывно получающая энергетическую "подпитку" от религии, идеологии, этики и культуры, находится в состоянии движения с определенной частотой колебаний, с единым ритмом.
Экономика, получив первоначальный импульс от религии и социальной мифологии, в дальнейшем развивается самостоятельно, ее прежнее единство со сверхличными ценностями распадается. Самодовлеющее развитие экономики происходит на основе дифференциации и усложнения ее структуры, что предполагает ряд поступательных фаз эволюции хозяйства. Со временем поступательная эволюция вырождается в нисходящую инволюцию: в снижение уровня дифференцированности экономики (многоукладности и многообразия хозяйственных стилей) и в примитивизацию структуры институтов хозяйства. Инволюция неизбежна, так как увеличение разнообразия системы есть не что иное, как результат приложения энергетических ресурсов личности к хозяйственному творчеству. Падение степени дифференцированности экономики есть симптом постепенного истощения энергии, побуждающей к созиданию, закономерный результат диффузии духовной энергии общества и постепенного разрыва экономической практики личности с надэмпирическими и сверхличными измерениями. И именно перевороты в массовом (идеологическом) сознании определяют закономерности становления и эволюции экономических институтов общества. Экономические институты созданы человеком, поэтому институциональный анализ экономики не может быть самодостаточным: инструментальное решение проблем прав собственности и деловых трансакций не превратит паразитарный тип исторической личности в эффективный. Например, проблема обеспечения прав собственности в древнеримском хозяйственном праве получила наиболее разработанный и классически завершенный вид как раз в период длительной стагнации экономики Рима и в то же время это обстоятельство не привело к радикальным улучшениям хозяйственной ситуации, поскольку определяющим деятелем экономики является человек, а не институты, им созданные.
Широкое распространение неоклассического, а затем и неоинституционального дискурсов в экономической науке привело к тому, что собственно человеческое содержание экономики оказалось оттесненным на задний план. Между тем экономики в традиционном узком ее понимании просто не существует. Существует социально- культурная экономика, включающая в себя и материальное, и духовное производство, и человеческую ментальность, и разнообразные стереотипы поведения. Соответственно исследования в этой области - на стыке экономики, социологии и антропологии представляются одной из наиболее перспективных и захватывающих задач, стоящих перед экономистами- теоретиками.
Существует настоятельная потребность в таких комплексных изысканий в условиях становления постиндустриального типа общества и экономики - нового миропорядка, в котором границы между экономикой, политикой и аксиологией уже преодолены самим ходом хозяйственной эволюции, а интеллектуальные человеческие ресурсы стали основной движущей силой экономического развития. В рамках постиндустриального (информационного) уклада ценность благ определяется не квантификацией объективных затрат производителя, а величиной "символической доли" в товаре - индивидуальной субъективной полезностью потребителя. Неосязаемые интеллектуальные активы фирм и организаций привлекают инвесторов, "статусные" ренты корпораций становятся главной формой их дохода, экономические интересы артикулируются политиками в контексте диалога цивилизаций. Экономическая глобализация породила острейшие социальные коллизии - тенденцию к "вымыванию" среднего класса в благополучных обществах и рост бедности в странах третьего мира. Взаимопереплетение экономического и социального достигло таких масштабов, что их разграничение утратило смысл.
Анализ современных мирохозяйственных тенденций не вмещается в пределы традиционных научных парадигм. Он предполагает включение экономического знания в современную научную энерго- информационную картину мира и возвращение экономической теории статуса науки о человеке. |
| |
|
|
