|
| | | | Проблемы современной экономики, N 4 (36), 2010 | | | | ИЗ ИСТОРИИ СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОЙ МЫСЛИ И НАРОДНОГО ХОЗЯЙСТВА | | | Свиридович В. А.
ведущий научный сотрудник Института экономики Национальной академии наук Беларуси (г. Минск),
кандидат экономических наук
| |
| | | | | В статье рассматривается происхождение и эволюция финансов. Особое внимание уделяется государственным финансам, существенно влияющим на экономическое развитие. Раскрывается одна из главных причин длительного экономического отставания страны от европейских соседей — чрезмерная концентрация финансовых ресурсов в руках государства, резко сужавшая инвестиционные возможности реальных производителей | | Ключевые слова: государственные финансы, налоговая нагрузка, Российская Империя, внутренняя политика, производственные инвестиции |
Термин «финансы» уже несколько столетий известен европейской экономической науке. Большинство ученых связывают этимологию этого слова с такими средневековыми латинскими понятиями как «financia» и «finitio», восходящими, в свою очередь, к слову «finis», означавшему окончание, предел, конец. Аналогичное понятие имелось и в итальянском языке — «finаte» — конечный, окончательный. В ХI–ХII вв. словом «financia» («финансы») в торговых городах Италии, таких как Амальфи, Венеция, Милан, Генуя, Пиза, Флоренция и др. обычно обозначался итоговый расчет, завершающий платеж или окончательный срок платежа.
Данное понятие не случайно возникло именно здесь, на берегах Средиземного моря, где уже несколько столетий весьма успешно развивался обмен и международная торговля [1, с. 102–103]. Особенно заметно ускорилось в Европе экономическое развитие торговых городов с ХI в. Генезис городов повсеместно сопровождался заметной интенсификацией обменов, а также ростом и усложнением товарно-денежных отношений. В этой связи Ф. Бродель, известный историк и экономист, отмечал следующее: «Не бывало города без рынка и не было региональных или национальных рынков без городов... город в целом делал рынок всеобщим явлением... не существовало городов без власти, одновременно и защищающей и принуждающей, какова бы ни была форма такой власти, какая бы социальная группа ее ни выполняла... В финансовой сфере города организовали налоги, финансы, общественный кредит, таможни. Они изобрели государственные займы... Один за другим города заново изобретали золотую монету вслед за Генуей, которая чеканила дженовино, возможно, с конца ХII в.» [2, с. 510, 543, 544].
Однако практическое использование в итальянских торговых городах термина «financia» (финансы) было тогда достаточно многообразным. Чаще всего так обозначался окончательный или завершающий платеж (торговый, ростовщический или налоговый). По своему же материальному содержанию он мог быть натуральным, денежным или смешанным. И только постепенно, по мере дальнейшего развития торговли и товарно-денежных отношений (в ХIII–ХIV вв.), финансовыми здесь стали называть денежные расчеты, которые ранее иногда обозначались термином «pecuniaria financia». Вот что об этом писал известный теоретик финансов В. Г. Чантладзе: «В средневековом латинском языке добавление — «pecuniaria» (денежный) к слову «financia» подтверждает, что «financia» выражало и неденежные операции... В ХIII–ХIV вв. эти термины вошли в употребление для обозначения денежной платы и самих денежных сумм» [3, с. 107].
В последующий же период (ХV–ХVI вв.) термин «финансы» стал часто применяться в Италии и особенно во Франции для характеристики государственных денежных дел, то есть соответствующих доходов и расходов государства, а точнее — государя. Поэтому не случайно, что уже в сочинениях известного французского ученого ХVI в. Ж. Бодена (1530–1596) «Шесть книг о республике», финансы называются «нервами государства». Данный автор подробно рассматривал и характеризовал финансы как совокупность основных источников государственных денежных доходов (домены, пошлины, военная добыча и т. д.) и расходов (армия, двор и проч.). Здесь же давалась и оценка их воздействия на авторитет государства (государя) и благосостояние его подданных. Особенно подчеркивалась опасность широкого использования обременительных налогов. В целом же можно сказать, что «меркантилисты в лице Бодена сделали первую попытку определения финансового хозяйства, как хозяйства, состоящего из государственных доходов и расходов» [4, с. 9–10].
Сходный взгляд на суть финансового хозяйства разделяло большинство европейских экономистов в ХVII–ХVIII вв., хотя развитие финансовых отношений имело в каждой стране достаточно много специфических особенностей. Постепенно совокупные денежные поступления различного рода (от доменов, регалий, таможенных пошлин, налогов, займов и т.п.) приобретали для национальных государств, заметно упрочившихся в ХVII в., все более важное значение. И хотя их большая часть обычно шла на содержание армии и двора, то есть использовалась непроизводительно, общая «монетизация» государственно-экономической жизни стремительно нарастала. Особенно этому поспособствовало открытие Америки и бурный поток благородных металлов, хлынувший оттуда в Европу. Начавшийся общий подъем уже не смогли остановить даже многочисленные эпидемии и войны, периодическое воздействие которых на экономику большинства европейских стран было в средние века разрушительно-опустошительным. При этом периодам относительного экономического упадка оказались свойственны тенденции натурализации хозяйственной жизни, а общеэкономический подъем обычно сопровождался противоположным явлением — ростом товарно-денежных отношений.
Общеевропейскими же особенностями дальнейшего финансово-экономического развития стали: 1) идентификация финансов с теми денежными суммами, которые поступают в распоряжение государства (центральных и местных властей); 2) отделение доходов и расходов государя от государственных финансов; 3) постепенное уменьшение в государственных доходах значения большинства их первоначальных источников, за исключением денежных налогов и им подобных платежей, а также монетной регалии (монопольного права на осуществление денежной эмиссии); 4) относительно быстрый рост реальных финансовых возможностей существующих государств; 5) последовательное увеличение абсолютного и относительного значения различных налогов, все увереннее становящихся главным источником государственных финансов.
В связи с отмеченными обстоятельствами возникает правомерный вопрос о влиянии государственных финансов, все более олицетворяемых налогами, на экономическое развитие той или иной страны. Оно могло быть позитивным, негативным и относительно нейтральным. Причем ключевым моментом, по нашему мнению, здесь является вовсе не развитость фискальной системы, устойчивость национальной денежной единицы, эффективность использования государством полученных средств и т. п., хотя это, естественно, имеет определенное значение. Решающим финансовым фактором, наиболее часто предопределяющим успехи и неудачи страны в долговременном экономическом развитии, стала фактическая величина налогов, относительная и абсолютная. Именно высокими налогами сильнее всего тормозилось развитие национального производства.
Это можно проиллюстрировать многочисленными примерами из исторического прошлого таких известных государств как Голландия, Англия и Франция, которые столетиями были не только флагманами европейского экономического развития, но и непримиримыми соперниками. Однако загранично-капиталистический опыт на постсоветском пространстве часто отвергается или ставится под сомнение многочисленными «скептиками». Поэтому, дабы избежать ненужных споров, мы обратимся к нашему собственному прошлому, непредвзятый анализ которого не менее значим, интересен и поучителен.
Отметим, что в Московском, а затем и Российском государстве, правящий класс веками чувствовал себя достаточно прочно, а крестьянские повинности и платежи составляли основу государственных финансов. При этом суммарный рост обложения (сначала прямого, а затем — косвенного) происходил постоянно и почти не оставлял земледельческому населению аграрной страны свободных финансовых ресурсов, которые могли быть использованы для регулярного повышения плодородия земли, приобретения передовых сельскохозяйственных орудий, селекционного экспериментирования, расширения вспомогательных и подсобных промыслов. Кроме того, крестьянская община с ее круговой порукой существенно расширяла реальные возможности государства по изъятию средств, одновременно амортизируя и смягчая негативные социально-экономические последствия налогового грабежа. Последнее обстоятельство сделало возможным длительное осуществление русским государством политики чрезмерных изъятий. Данная политика (беззастенчивого и непрерывного ограбления податного сословия) проводилась в жизнь с очень давних времен. Например, известный западный специалист по русской истории Р. Пайпс, говоря о Московской Руси XVI–XVII вв., с удивлением замечает: «Московская налоговая политика создает впечатление, что правительство намеренно препятствовало накоплению в руках населения избыточного капитала, незамедлительно выкачивая его новым налогообложением» [5, с. 134].
Львиная часть изъятых средств шла на подготовку и проведение военных кампаний против соседних государств, в первую очередь Польши, Швеции и Турции. Например, по подсчетам известного русского историка В.О. Ключевского на относительно спокойный период XVII века, то есть 1613–1682 гг., а это примерно 70 лет, пришлось 7 достаточно крупных войн с соседними государствами. Среди них были как успешные, так и не очень, а их общая длительность составила около 30 лет [6, с. 119]. Однако даже победные войны поглощали огромные ресурсы (финансовые, материальные, людские), объективно мешая динамичному и сбалансированному развитию народного хозяйства, снижая реальные возможности расширения выпуска невоенной продукции, тормозя рост личного потребления и благосостояния подданных. Вот что об этом отрезке российской истории пишет В.О. Ключевский: «Каждая новая война, каждое поражение несло правительству новые задачи и заботы, народу новые тяжести. Внешняя политика государства вынуждала все большее напряжение народных сил» [6, с. 119].
Кроме того, частые внешние войны закономерно побуждали Московское государство к соответствующему внутреннему перестроению, в том числе и к всемерной концентрации важнейших ресурсов в своих руках. На это, в конечном итоге, и были направлены многие реформы и нововведения первых царей новой династии (Михаила Федоровича и Алексея Михайловича Романовых). Наиболее привычные, или «домашние», средства реформирования состояли, по словам все того же В.О. Ключевского, в «расширении государственной власти насчет общественной свободы и в стеснении частного интереса во имя государственных требований...» [6, с. 121]. Таким образом происходило неуклонное усиление позиций государства, увеличение его реальных экономических возможностей. В его руках сосредотачивалась и по его усмотрению тратилась все более весомая часть национальных ресурсов. Естественно, что это негативно отражалось на внутреннем хозяйственном развитии, которое (из-за хронического недостатка финансовых ресурсов у реальных производителей) фактически приносилось в жертву внешнеполитическим интересам правящего класса.
В Петровской Руси фискальный гнет лишь усилился, ибо на создание регулярной армии, военного флота и различных казенных предприятий требовались значительные денежные средства. К этому следует также добавить огромные расходы на многолетнюю Северную войну и начавшуюся постройку Петербурга. В сложившихся условиях поиск дополнительных источников доходов стал постоянной заботой правительства. Для увеличения казенных доходов были использованы все доступные способы: от монетной регалии до распространения государственной монополии на ряд новых товаров — табак, соль, деготь и проч.
Необходимость финансирования резко выросших расходов привела к введению в стране новых прямых налогов — с населения стали собирать деньги драгунские, корабельные и т.д. Постоянный поиск дополнительных источников доходов побудил правительство к увеличению некоторых прежних и введению ряда специфических поборов. Вскоре реальностью стали такие сборы как померный, весчий, хомутейный, шапочный, сапожный, покосовщинный, кожный, пчельный, банный, мельничный, ледокольный, погребной, трубный и многие другие [7, с. 119–120]. В результате этого фискальный гнет в стране предельно усилился. Своеобразным венцом всего налогового реформирования петровской эпохи стала подушная подать, величина которой была фактически определена не реальными платежными возможностями подданных, а государственными потребностями в денежных средствах.
В.О. Ключевский в своем Курсе русской истории достаточно подробно рассмотрел многогранную деятельность Петра I и относительно сферы финансов отметил следующее: «...одно из основных правил финансовой политики Петра: требуй невозможного, чтобы получить наибольшее из возможного» [7, с. 122]. Поэтому и не удивительно, что за время царствования Петра I налоговое бремя увеличилось в несколько раз.
В дальнейшем, то есть при преемниках Петра I, государственные финансы продолжали оставаться краеугольным камнем всей внутренней экономической политики правительства. Для их пополнения изобретались и использовались различные способы: новые налоги (преимущественно косвенные), выпуск ассигнаций, винная монополия, займы и т. д. Внешне Российская Империя в XVIII–XIX вв. выглядела весьма внушительно, но развитие ее промышленности, а тем более сельского хозяйства, существенно отставало от европейского уровня. Однако правящий класс менее всего связывал этот факт с налоговым переобременением российских подданных.
После отмены крепостного права и ряда других реформ второй половины XIX в. общая ситуация в России заметно улучшилась, а ее развитие ускорилось (по сравнению, естественно, с дореформенным периодом). Но при этом реальные финансовые возможности основной массы населения, то есть миллионов крестьянских хозяйств, изменились незначительно. Почти весь прирост их чистого дохода (а он был значителен!) успешно изымался в государственный бюджет посредством дополнительного налогообложения потребительских товаров (сахара, керосина, чая, спичек), выкупных платежей за землю, винной монополии, высоких таможенных пошлин (ввозных) и т. п. Эти и некоторые другие обстоятельства позволили правительству России добиться к концу XIX в. относительной финансовой стабилизации — профицитного бюджета, введения в обращение золотого рубля, высокого кредитного рейтинга, притока иностранных инвестиций, бурного роста промышленного производства.
Но эти несомненные экономические достижения стоили населению страны, а точнее его реальному и потенциальному благосостоянию, больших жертв. Об этом имеются убедительные свидетельства видных российских государственных деятелей и крупных правительственных чиновников второй половины XIX в. Например, Ю.А. Гагемейстер (директор Кредитной канцелярии Министерства финансов) в 1856 г. писал в служебной записке следующее: «Сравнительно с состоянием жители, вероятно, нигде не обложены более высокими податями, чем в России» [8, с. 12]. Этот свой вывод он иллюстрировал соответствующими цифрами и расчетами.
Несколько позже, накануне отмены крепостного права, тогдашний министр финансов А.М. Княжевич в своей программной записке Александру II «О настоящем положении государственных финансов» указывал на то, что «увеличение финансовых ресурсов посредством возвышения существующих или введения новых налогов, повели бы только к вящему оскудению средств народа, сбережение коих в настоящее время нужно более чем когда-либо для благополучной развязки предстоящего переворота в экономическом быту многочисленной части сельского населения» [8, с.75]. Но эти слова услышаны не были.
Прошло несколько лет и уже министр финансов пореформенной России, известный М.Х. Рейтерн, подготовил и представил Александру II в 1866 г. секретную записку «О мерах по улучшению финансового и экономического положения государства». В ее заключительной части автор прямо говорит о причинах экономической отсталости России. Им отмечается следующее: «Целый почти век сбережения народа стягивались в руки правительства или принадлежащих ему кредитных установлений. Из сих последних они переходили, в виде ссуд, частью к помещикам, частью к правительству и самая незначительная только часть, менее 30 млн. из миллиарда, обращалось в торговле и промышленности. Между 1831 и 1865 годами правительство израсходовало, сверх своего дохода, почти 1600 млн.; в то же время помещиком роздано в ссуду не менее 400 млн., не считая сумм, которые они позаимствовали у частных лиц и которые определить невозможно. Много ли из этих двух миллиардов рублей серебром употреблено производительно? Конечно, только малейшая часть, все остальное пропало бесследно для народного богатства. Если бы только половина этой суммы была употреблена производительно, то Россия была бы покрыта сетью железных дорог, имела бы сильную промышленность, деятельную торговлю, богатое народонаселение и цветущие финансы» [8, с. 121].
Однако реформы Александра II постепенно начали давать свои положительные результаты, в том числе и в народном хозяйстве. Промышленное развитие страны заметно ускорилось, а вот сельскохозяйственное — нет. Экономическое положение основной массы населения, то есть крестьянства, продолжало оставаться тяжелым. Достаточно ясное понимание этого факта было в российской научной среде и тогда.
Уже в конце XIX и начале XX вв. отдельные отечественные ученые хорошо видели истинную суть происходящего, понимали всю зыбкость и шаткость фундамента достигнутого экономического прогресса. Например, А.А. Кизеветтер писал: «Однако финансовые успехи этого периода не опирались на соответствующий подъем экономического благосостояния массы населения. Главным источником государственных поступлений являлись косвенные налоги, умножение которых и в смысле увеличения предметов обложения (новые налоги на керосин, спички), и в смысле повышения норм обложения (поднятие акциза питейного, сахарного, табачного) носило почти исключительно фискальный характер. Наряду с ростом косвенного обложения шло повышение покровительственных таможенных пошлин, причем и косвенные налоги, и таможенные пошлины одинаково падали на наименее состоятельную часть населения» [9, с. 490].
При этом необходимо специально подчеркнуть то обстоятельство, что многочисленные и разнообразные государственные пошлины (канцелярские, судебные, гербовые, с пассажиров и грузов, с переходящих и с застрахованных от огня имуществ, с паспортов и др.), а также соответствующие регалии и монопольные права (на чеканку монеты, доставку почты, продажу водки и др.), по сути являлись слегка замаскированными косвенными налогами, исправно пополнявшими доходную часть бюджета. Фискальная направленность здесь всегда была главным и предопределяющим моментом. Однако этот факт регулярно отрицался государственными властями, всегда стремившимися оправдать очередное полупринудительное изъятие средств у населения каким-либо благовидным предлогом. При этом обществу говорилось о позитивном или, в крайнем случае, нейтральном воздействии соответствующей меры на благосостояние граждан и экономическое развитие страны. Но данное обстоятельство и тогда не могло ввести в заблуждение серьезных специалистов. Например, П.Х. Шванебах, руководитель Государственного контроля, писал об этом так: «За керосинным и спичечным налогами можно признать какие угодно достоинства, лишь бы в увлечении этими налогами не доходить до отрицания всякого их действия на экономическое положение населения, и не воображать, что тут происходит какой-то алхимический процесс обогащения казны без сокращения чьих-либо достатков» [10, с. 102]. Отметим попутно здесь и то, что серьезные позитивные изменения начались в этой сфере лишь после революции 1905 года, но вскоре начавшаяся Первая мировая война их остановила.
В целом же финансовые, а значит и инвестиционные возможности большинства налогооблагаемого (податного) населения Империи слишком долгое время оставались минимальными. Они хронически отставали от соответствующих потребностей народного хозяйства. Российское государство неоднократно пыталось исправить это положение путем покровительства отечественной промышленности и строительства казенных заводов, жизненно необходимых стране. Но обычно это было вынужденное и лишь частичное решение конкретных проблем, общее число которых продолжало нарастать.
Таким образом, общеэкономическое отставание России от западных стран стало закономерным следствием ее фискально ориентированной внутренней политики, столетиями лишавшей собственных производителей (налогоплательщиков) необходимых им финансовых ресурсов, целенаправленно отчуждаемых в пользу государства. При этом правящий режим более двухсот лет (XVIII и XIX вв.) всерьез надеялся и искренне желал ускорить экономическое развитие страны и догнать Европу, ушедшую в этом отношении далеко вперед.
Из изложенного выше материала видно, что и в Российской Империи государственные финансы оказались решающим фактором экономического развития. Финансовые отношения, направленные на интенсивное изъятие средств у реальных производителей и их концентрацию в руках государства, как наиболее «ответственного» и «знающего» субъекта, фактически сделали динамичный и сбалансированный прогресс национального производства невозможным. В данных условиях успехи отдельных предприятий и отраслей, при всей их весомости и значимости, не могли стать катализатором стабильного и самоускоряющегося развития всего народного хозяйства. В советский же период огосударствление экономической жизни и вовсе достигло крайних пределов.
Сегодня, то есть в начале ХХI века, роль государственных финансов в экономическом развитии большинства стран остается значительной. Особенно велика она и в тех государствах, которые лишь приступают к строительству у себя современных рыночных экономик. Российская Федерация принадлежит к их числу. При этом ей, как и остальным республикам бывшего СССР, уже довелось испытать достаточно много экономических потрясений и неурядиц. Они стали следствием ряда причин и обстоятельств: объективных и субъективных, внешних и внутренних, практических и теоретических. Однако как ее динамичному хозяйственному развитию, так и неповторению прежних ошибок, всегда способен помочь соответствующий исторический опыт, в первую очередь собственный. Его всестороннее изучение, осмысление и использование является необходимой составной частью любых прогрессивных изменений в российской экономике. |
| |
|
|
