|
| | | | Проблемы современной экономики, N 2 (38), 2011 | | | | ВОПРОСЫ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ. МАКРОЭКОНОМИКА | | | Головко М. В.
доцент кафедры менеджмента Северо-Кавказской академии государственной службы (г. Ростов-на-Дону),
кандидат экономических наук
| |
| | | | | В статье рассматриваются преимущества институционального подхода к исследованию теневых отношений. Автор показывает, что институциональный подход, позволяющий интегрировать инструментарии экономики и этики, наиболее полно отвечает потребностям изучения особенностей социально-экономического поведения индивидуумов | | Ключевые слова: институциональный подход, теневые отношения, интерес, формальные нормы, неформальные нормы |
Изучение теневой экономики является актуальной сферой исследования в настоящее время. Об этом можно судить по законодательным инициативам, общественным дискуссиям, а также научным работам. Исследованием феномена теневой экономики занимаются экономисты, социологи, политологи и, даже, антропологи. Специалисты часто объясняют развитие теневой экономики врожденным стремлением к максимизации полезности, которое человек реализует, невзирая на существующие в обществе ограничения. В результате, существующая теоретическая основа государственной антитеневой политики раскрывает лишь отдельные свойства системы теневых отношений. Причиной этому является очевидная многоплановость теневой экономики как объекта исследования, которая требует применения междисциплинарного подхода, позволяющего рассматривать количественную и качественную динамику институтов каждого экономического уклада, выявлять закономерности их развития в процессе хозяйственной жизни.
Ведущие исследователи отмечают излишнюю формальность и абстрактность современной экономической теории, которая неспособна приблизиться к экономической действительности, характеризующейся высоким уровнем неопределенности и усложнением процессов развития современного общества [6]. В то же время, человек является сложным и целостным объектом исследования, который требует от экономической науки тесной связи с общей социальной теорией, а также с политической и моральной философией. Институциональный подход позволяет, до определенной степени, осуществить методологический синтез путем обращения к достижениям различных научных дисциплин. Главным положением институционализма является то, что хозяйство может функционировать только в соответствующих институциональных формах. Вместе с тем, широкая предметная область и необходимость заимствования методов из различных отраслей обществознания предопределили наличие множества направлений внутри институционализма. Различия между ними обусловлены разными подходами к концептуализации институционального контекста, который может пониматься в терминах культуры, закона, государства и т. п. Кроме того, проблема происхождения институтов также имеет различные трактовки.
Наиболее распространенными подходами к институциональному анализу являются направления, которые, вслед за Й. Блом-Хансеном, получили названия институционализма рационального выбора и социетального институционализма [3]. Классификацию, предложенную Блом-Хансеном, можно использовать для исследования теневых отношений в экономической сфере, так как она позволяет ответить на центральный вопрос институционализма о том, как институты влияют на поведение людей. По мнению В. Тамбовцева, это влияние выражается в том, что «богатство ... зависит не только ...от тех ресурсов, которыми обладает или располагает соответствующий субъект, сколько от тех правил, по которым он может использовать эти ресурсы» [19]. Однако индивидуум живет не только в мире целенаправленно созданных институтов, — формальных правил, которые создаются для того, чтобы рационализировать экономические взаимосвязи. С точки зрения социетального институционализма, действия индивидуума ограничиваются социальными нормами, ролями, идентичностью и т.д. Эти неформальные институты заданы для каждого индивидуума независимо от его субъективных устремлений. Подчинение таким институтам обязательно. Следовательно, в социетальном институционализме исследуются не только формальные правила, но и неформальные нормы. По мнению Д. Норта, неформальные нормы создаются неосознанно, то есть они «возникают из информации, передаваемой посредством социальных механизмов, и являются частью того наследия, которое мы называем культурой... Культурный фильтр обеспечивает непрерывность, благодаря которой неформальные решения проблем обмена, найденные в прошлом, переносятся в настоящее и делают прежние неформальные ограничения важным источником непрерывности в ходе длительных социальных изменений» [15]. С точки зрения Норта, неформальные институты, возникшие вследствие необходимости координации устойчиво повторяющихся форм социального взаимодействия, являются
— продолжением, развитием, модификацией и альтернативой формальных правил, норм и институтов;
— социально-санкционированными нормами поведения;
— органическими, обязательными для выполнения стандартами поведения [15].
В свою очередь, формальные и неформальные институты представляют собой структурные характеристики общества. В совокупности они образуют определенную институциональную среду, формирующую правила легального и легитимного хозяйственного поведения и осуществляющую регулятивные функции для всех без исключения экономических субъектов. Она включает политические, социальные и экономические правила, лежащие в основе воспроизводственного процесса и являющиеся залогом успешного функционирования национального хозяйства. В результате, институциональная среда представляет собой экзогенно заданное поле, сигналами которого руководствуются экономические субъекты при реализации своих интересов. В то же время, она выступает доминантой субъективного осознания своих интересов и предопределяет субъективный набор альтернативных вариантов их реализации.
По мнению Норта, «институты представляют собой ограничения, которые люди могут налагать на взаимодействие между собой. Они состоят из формальных правил (конституции, общее право, право, выраженное в законодательных актах, регулирование) и неформальных ограничений с их механизмами принуждения» [15]. При этом, они должны обладать способностью поддерживать соглашения во времени и пространстве, обеспечивая их выполнение. Таким образом, Норт допускает, что регулятивные функции выполняет не только официальное право, но и те нормы, которые были сформированы вне законодательных рамок.
Необходимо особо отметить то, что неформальные институты не следует отождествлять с теневыми институтами. Неформальные правила включают и совокупность этических норм, традиций и ценностей, регламентирующих поведение человека в обществе, но не закрепленных в формальных актах. Так, А. Шаститко предлагает рассматривать институты как «совокупность формальных и неформальных правил, которые создаются людьми, а также соответствующих им механизмов обеспечения соблюдения данных правил» [22]. Эти правила, по его мнению, являются обязательными для каждого участника социальных отношений. Как видно, рамки экономического поведения человека здесь не ограничены только формальными нормами, поскольку существует множество сдерживающих механизмов неэкономического типа, оказывающих значительное воздействие на принятие субъективных решений в сфере экономики. Речь идет об этико-экономических нормах, культуре хозяйственной деятельности как элементах общей этики социума. Это подтверждает А. Олейник, который относит к институтам не только формальное право, но и спонтанно выбираемые правила [17]. Т. Веблен определяет институт как «привычный образ мышления, который имеет тенденцию продлевать свое существование неопределенно долго» [5]. С точки зрения автора, взгляд Веблена в наибольшей мере соответствует определению неформальной нормы, которая законодательно не закреплена, но способна регламентировать хозяйственное поведение индивидуумов. Если формальная норма может измениться, то неформальное правило более инертно, так как отражает установившийся порядок взаимодействия, который адаптирован к потребностям групп, его легитимизировавших. Неформальная норма не зависит от существующего официального формата, поэтому имеет пролонгированный характер.
Г. Клейнер определяет институт как «...относительно устойчивые по отношению к изменению поведения или интересов отдельных субъектов и их групп, а также продолжающие действовать в течение значимого периода времени формальные и неформальные нормы» [12]. Он также предлагает их дифференцировать с точки зрения фиксации в официальных документах, выделяя, с одной стороны, законодательно закрепленные нормы, с другой стороны, неписаные традиции, обычаи делового оборота и теневые схемы экономического поведения [12].
Таким образом, в институционализме невозможно отделить анализ экономической деятельности индивидов от рефлексии по поводу ее политических и этических оснований [3]. Этические правила, наравне с политическими и экономическими нормами, входят в совокупность институтов, доминирующих в определенном типе экономической системы. Исследователь О. Белокрылова относит этику к системным институтам, осуществляющим регламентацию взаимодействия всех экономических субъектов данной национально-экономической системы [2]. При этом ряд исследователей подчеркивает независимость институтов от суждений, желаний или привычек отдельных индивидуумов. Ученые также указывают на обязательность признания институтов представителями определенной группы в качестве правил, описывающих необходимые действия в конкретных ситуациях, а также позволяющих структурировать выбор индивидов таким образом, чтобы достигалось равновесие.
Указанные выше сущностные характеристики института наделяют институциональную среду таким качеством, как дихотомичность, под которой понимается наличие, взаимодействие и взаимовлияние формальной и неформальной подсистем. Любое субъективное стремление индивидуума ограничивается институциональными рамками. При этом широта выбора альтернатив зависит от решений других субъектов экономических отношений, в том числе, государства, принятых ими в процессе использования ограниченных ресурсов.
Обозначенное свойство дихотомичности институциональной среды требует наличия двух типов механизма принуждения к исполнению институциональных норм. Субъекты в процессе взаимодействия оценивают институциональные границы своей экономической власти, а также вероятность и масштабы последствий их нарушения. По мнению Д. Найта, возникновение институтов является следствием существующей в обществе борьбы за власть, так как «...институты... являются не столько продуктом усилий ограничить социальных акторов в коллективных целях, сколько продуктом усилий отдельного актора ограничить действия других акторов, с которыми он взаимодействует» [23].
Так, для контроля соблюдения формальных правил необходим внешний механизм принуждения [10], включающий санкции, установленные государством, и государственные структуры, их применяющие. Логика формальной институциализации заключается том, чтобы установить «ограничения на действия других через действия третьей стороны» [23]. Однако излишняя рациональность субъектов ограничивается не только явным внешним механизмом принуждения, регламентирующим набор средств для достижения целей, но и обычаями, или социальными нормами. Особую роль этот внутренний механизм играет в условиях недостаточной эффективности официального права. Он представляет собой сознательное ограничение индивидуумом свободы своего экономического поведения, являясь важной основой формирования хозяйственной этики и обычаев делового оборота. По словам Д. Найта, неформальные институты не требуют внешнего принуждения, так как логика неформальной институциализации заключается в установлении ограничений на действия других путем принятия собственных обязательств.
Таким образом, институциональный подход к исследованию экономических отношений позволяет вовлекать теоретически концепции и методы, используемые в других науках, например, в социологии и этике, которые особенно интересны с точки зрения анализа экономического поведения, так как позволяют расширить жесткие поведенческие рамки экономической науки. Подобная интеграция методов исследования дает возможность концептуализировать полученные результаты, преодолевая противоречие между множеством предметных областей исследования общественных наук и целостностью человека как основы социального организма. В итоге формируется более емкое представление о детерминантах человеческого поведения и его девиантных формах, которое позволяет сделать практически значимой теорию государственной экономической политики.
С точки зрения автора, принципиальное значение имеет учет культурно-этической среды развития индивида, представляющей собой совокупность неформальных норм, закрепляемых и транслируемых через поколения. В таких неформальных нормах содержится информация, которая, по мнению Ф. фон Хайека, не поддается теоретизации. Это является причиной неформализуемости экономического знания [21]. Однако сегодня практически отсутствует научное описание процесса возникновения и развития теневых отношений в различных сферах общественной жизни. В то же время, непременное наличие у человека моральных, религиозных и эстетических норм делают этику и мораль немаловажными факторами экономического развития общества. Так, П. Козловски определяет термин «этическая экономия», отмечая, что «экономическая наука и этика направлены на один и тот же предмет, они не являются науками, независимыми друг от друга» [13]. По мнению Б. Родомана, «экономические законы действуют через менталитет и обычаи, поэтому важно изучать национальные варианты хозяйственных укладов» [18]. Применение инструментария политической экономии и институциональной экономики и использование этических максим позволяют раскрыть не только этические, но и общие предпосылки и условия индивидуальной хозяйственной деятельности. Потребность в активном исследовании процесса формирования и использования этических стандартов хозяйствования возникает вследствие растущего влияния экономической деятельности на культуру и нравственность, а также необходимости активного противодействия распаду экономической культуры.
Следует отметить, что дифференциация общества и разновекторность поведения его индивидуумов тем сильнее, чем менее устойчив адаптивный институт хозяйственной этики в сложившейся экономической системе. Оценивая то или иное действие, индивидуум уравнивает его субъективную полезность и существующие институциональные ограничения. Этика экономической деятельности является эффективным институтом сдерживания роста трансакционных издержек, так как формально-правовые основы, даже будучи идеально сконструированными, не способны в короткие сроки реформировать сложившиеся стереотипы человеческого мышления и привить такие качества, как уважение и соблюдение прав собственности, контрактных обязательств и проч. По мнению Ф. Хайека, «мораль может в некоторых отношениях обеспечить более верное руководство для человеческих действий, чем рациональное знание» [21]. При этом следует отметить, что взаимозависимость этики и экономики предполагает также непосредственное воздействие экономических отношений на каждом из этапов эволюции национально-экономической системы на процесс развития этических максим. Таким образом, ориентация на синтез экономики и этики позволяет использовать качественно новую методологию, совмещая феномены законов и ценностей в сфере экономики [4].
Как было указано выше, взаимодействие экономических субъектов всегда ограничено некоторой совокупностью правил, устанавливаемых в определенный период развития хозяйственной жизни общества, соблюдение которых обеспечивается механизмом принуждения. В то же время, любое действие индивида, «строясь по норме, постоянно выходит за ее пределы..., правила имеют свойство конкретизироваться (ветвиться) в соответствии с новыми требованиями и обстоятельствами действия и искажаться в зависимости от ... социальной потребности действовать так, а не иначе» [7]. Так, Веблен отмечал, что идея А. Смита об экономическом человеке, мотивированном только стремлением к материальной выгоде, в значительной степени устарела, так как человеческое поведение имеет гетерогенную структуру, включающую элементы традиций и обычаев [5], которые представляют собой неформальную институциональную основу хозяйственной деятельности. Возможность выхода за пределы существующего институционального формата обусловлена не только и не столько слабым механизмом принуждения, сколько субъективной оценкой индивидуума степени дозволенности. Эта и другие неформальные нормы хозяйственного поведения закладываются в семье, «...возникают из информации, передаваемой посредством социальных механизмов, и являются частью того наследия, которое мы называем культурой» [15]. В частности, по опросам ВЦИОМа, 67% населения считают, что нравственные ценности формируются в семье, и только 17% респондентов полагают, что они определяются школой. Наличие культурных оснований экономического поведения ставит в зависимость от специфики традиционных ценностей устойчивость различных формальных или неформальных институтов. Примером является уже традиционное для российского народа неприятие состоятельных людей и признание неправомерности процесса накопления капитала. Так, по данным ВЦИОМа, 45% опрошенных россиян убеждены, что российские бизнесмены обзавелись капиталами путем махинаций, 10% респондентов считают, что это произошло с помощью взяток, и лишь 7% опрошенных отдают дань личным способностям.
Законы нравственности охватывают все аспекты человеческой деятельности. Следовательно, соблюдение этих законов способствует предотвращению нарушения других объективно действующих закономерностей, включая экономические законы. Вместе с тем, если формальные институты призваны определять ресурсы индивидуумов, ограничивая, тем самым, возможный набор вариантов поведения, то неформальные, или этические, правила влияют также и на формирование предпочтений. Так, институциональный подход позволяет различать «выраженные» и «реальные» предпочтения в процессе анализа выбора индивидуумов [9]. Таким образом, интересы экономических субъектов должны рассматриваться как результат функционирования институциональной среды. Их необходимо тщательно анализировать с целью выявления детерминирующих связей, а не использовать как исходную точку для разработки государственной политики. Правильное формирование интересов должно стать приоритетной задачей государства, призванной минимизировать отрицательное воздействие теневых норм на экономическую систему.
На основании проведенного анализа автор утверждает, что существует высокий уровень взаимозависимости этических и формальных стандартов человеческого поведения в экономике. В связи с этим, в хозяйственном механизме должны сочетаться элементы формальной и неформальной институциональных подсистем. Его структура, а также степень влияния неформальных институтов, во многом зависят от типа институциональной матрицы, обрамляющей процесс размещения ограниченных ресурсов, выявления новых возможностей использования существующих и создания новых производственных факторов. Доминирующую роль в формировании указанной матрицы призвано играть государство как основной субъект институциональных преобразований. В этом случае, институциональный подход позволяет учесть очень важное с точки зрения проведения государственной экономической политики триединство экономики, этики и политики. В рамках теории институциональной матрицы также реализуется принцип историзма, который иногда выделяется в качестве самостоятельного институционального направления. Данный принцип позволяет выявлять особенности конкретного периода развития экономической системы, раскрывая при этом детерминированные связи различных явлений, в том числе, и теневых отношений.
Эволюционный ход истории предполагает непрерывное протекание модернизационных процессов, в том числе, и в институциональной сфере. Ни одна совокупность институтов, эффективных в определенном историческом периоде, не может существовать неограниченно долго, так как происходит смещение точек равновесия в социальной, экономической и политической структурах. Постепенно происходит увеличение или сокращение количества комплементарных институтов в институциональных матрицах. Для повышения эффективности институциональных преобразований, осуществляемых государством, принципиальное значение имеет исследование жизненного цикла институтов, выступающих как продукт деятельности по формированию и закреплению определенного порядка взаимодействия субъектов во всех сферах общественной деятельности. Можно утверждать, что институту присущи некоторые свойства товара, такие как своевременность появления, привлекательность с точки зрения адекватности потребностям общества, удобство применения, постепенная замена более совершенным институтом и пр.
По мнению В. Тамбовцева, институциональные нововведения появляются вследствие
— заимствования;
— непреднамеренного изобретения;
— целенаправленного, или преднамеренного, изобретения в процессе институционального проектирования [19].
Целенаправленное изобретение институтов предполагает сознательное действие различных социальных групп по преодолению препятствий функционирования социально-экономической сферы. При этом формируются такие правила, которые резко снижают неопределенность взаимодействий между отдельными группами индивидов. Институты необходимы, так как делают взаимодействие предсказуемым в ситуациях, в которых предсказуемость недостижима иными методами. Создание, корректировка или трансформация института происходят в том случае, когда «индивиды обнаруживают скрытое прежде представление о своих больших, чем может дать им этот институт, возможностях» [1]. В то же время, снижение эффективности существующих институтов может спровоцировать падение легитимности власти, которое ведет к увеличению издержек государства и ослаблению его ресурсной базы. Для того чтобы поддержать легитимность и эффективность институтов, поддерживаемых некоторыми социальными группами, государство создает и законодательно закрепляет институциональные нормы. Таким образом, институциональное проектирование осуществляется в рамках присущей государству институциональной матрицы.
Институциональное заимствование предполагает внедрение норм, использующихся в другом государстве с похожей или отличной институциональной матрицей. Исследователи отмечают закономерность, заключающуюся в том, что в трансформационные периоды заимствуются институты симметричных матриц для совершенствования институциональной структуры национальной экономики, в то время как в период стабильности переносятся апробированные эффективные институциональные нормы из аналогичных матриц, позволяющие упростить адаптацию институтов к существующей институциональной среде [16].
Достаточно сложным и неоднозначным с точки зрения результатов является заимствование институциональных норм под влиянием более сильного государства, имеющего противоположную матрицу. Институциональные изменения в этом случае рассматриваются как попытка унификации институционального пространства с целью упрощения реализации интересов государства-донора на территории государства-реципиента институциональных норм.
Наиболее приемлемым с точки зрения трансакционных и социальных издержек представляется вариант непреднамеренного изобретения институциональных норм. По мнению А. де Токвиля, он является идеальным [20]. Однако данное направление институциональных преобразований требует тщательного анализа причин спада эффективности старых норм. Этот аспект исследования недостаточно развит в современных теоретических работах по сравнению с изучением институтов, находящихся в стадиях становления и зрелости. Особое значение имеет момент, когда прежние нормы перестают соответствовать потребностям функционирования социально-экономической сферы, а «новые начала, постепенно и с осторожностью вводимые в жизнь старого общества ... наполняют свежими силами» [20]. Если новая норма, которая изначально была неформальным правилом или теневым институтом, позволяет решать существующие проблемы взаимодействия индивидуумов на современном историческом отрезке, то она должным образом фиксируется и приобретает статус формального положения. Если такового не происходит, то она выводится из состава институтов путем включения механизма принуждения.
В соответствии с позицией Дж. Найта, спрос на институциональные изменения предъявляют частные агенты, заботящиеся исключительно о собственном благе, поэтому лишь случайно общественное решение конфликта, возникшего в связи с распределением, может привести к социально желательным конечным результатам [23]. Таким образом, не государство, а индивидуумы, осуществляющие хозяйственную деятельность, являются источником институциональных инноваций. Индивидуумы создают новые варианты и способы взаимодействия, дополняя характерные для институциональной матрицы базовые институты, а не заменяя их. В рамках конкретной институциональной среды они заключают институциональные соглашения, конституируя присущие ей нормы на основе договора относительно дополнительных внутренних ограничений, добавляемых к общепринятым правилам, соблюдать которые они обязаны. Отдельные индивиды не могут влиять на институциональную среду, которая статична по отношению к ним. Только в результате реализации указанных соглашений в процессе институциональной практики институциональная среда приобретает динамику и способность к трансформации в соответствии с потребностями. Если практика не соответствует соглашению, то оно не будет действовать, утрачивая смысл.
Из вышесказанного следует, что институциональные изменения являются процессом самоидентификации общества в новых условиях с учетом прошлого позитивного и негативного опыта. Следует также отметить то, что способ распространения институциональных инноваций зависит от их источника. Выделяют два противоположных механизма распространения.
1) Государственное принуждение к использованию, предполагающее выбор нового института через механизм политического рынка.
2) Добровольное принятие хозяйствующими субъектами нового правила через механизм рынка институтов.
Соблюдение формальных правил, которые государство разрабатывает в процессе институционального проектирования или заимствования и предлагает на институциональном рынке, обеспечивается с помощью механизма принуждения. Этот механизм представляет собой совокупность правил, которыми руководствуются служащие государственных правоохранительных и контролирующих структур. В свою очередь, действуя как рыночные субъекты, индивидуумы выбирают те правила, которые наиболее полно соответствуют потребностям данного исторического периода, а также ищут более эффективные аналоги на теневом рынке институтов. Таким образом, только часть вводимых официальных норм легитимизируется на свободном институциональном рынке. Наличие неэффективных институтов, имеющих неоправданно высокие издержки применения, является объективной предпосылкой для изменение объема теневого сектора экономики, в котором формируются адаптивные нормы-заменители. Они призваны сдерживать стремление отдельных социальных групп, отвечающих за официальное внедрение и трансформацию институтов, использовать их на удовлетворение узкогрупповых интересов. Ситуация, когда часть экономических агентов предпринимает усилия по изменению основополагающих правил игры, считается неравновесной и разрешается посредством институциональных трансформаций.
Добровольное принятие институциональных норм характерно для случая, когда они изобретаются непреднамеренно, так как эта ситуация изначально предполагает постепенный отбор адаптивных правил хозяйствования. Здесь помимо внешнего, явного механизма принуждения особую роль играет внутренний механизм самоограничения индивидов. Если теневая норма хозяйственной деятельности появляется в результате неадаптивного заимствования институтов или неэффективного их конструирования, то ее появление представляет собой непреднамеренное изобретение правил поведения, распространение которых также осуществляется посредством действия механизма добровольного принятия.
Особенное значение институционально-властная структура имеет в трансформационные и кризисные периоды, в процессе которых происходит смена институционального формата, изменение административной нагрузки на экономику и др. Снижение эффективности функционирования существующих институтов и дестабилизация экономической, политической и идеологической сфер выводит за пределы значительную часть ресурсного и интегративного потенциала общества. Как следствие, ускоряются темпы развития теневых и криминальных структур, посягающих на государственную монополию на насилие, активизируется нелегальная трудовая миграция, а также происходит рост коррупционных преступлений. Этические нормы в экономике начинает задавать криминалитет, являющийся единственным агентом, который может принудить к их выполнению. Неадекватность институциональной системы предопределяет формирование особой идеологии теневого поведения, в рамках которой поощряются экономические субъекты, игнорирующие формальное право как излишне обременительные обязательства. Ассиметричность распределения возможностей и преимуществ в новой институциональной среде в пользу привилегированных групп субъектов, создающая ситуацию ресурсного дефицита, выступает как естественная провокация теневого бизнеса. В данном случае блокируется основное условие эффективности института — его способность минимизировать трансакционные издержки и обеспечивать наилучший баланс между затратами и выгодами от обмена и разделения труда.
Как следствие, в настоящее время получили развитие амбивалентные концепции теневой экономики, определяющие ее как прогрессивное или регрессивное явление в зависимости от конъюнктурности оценок и взглядов, сформированных в определенных культурно-исторических рамках. По мнению автора, перманентный характер теневой экономики не вызывает сомнения, так как ни одна институциональная система никогда не будет полностью удовлетворять интересам всего теневого сообщества. Это обусловливает необходимость приспособления общества к существующим нормам и правилам. В результате, возникает ситуация институционального равновесия, при котором субъекты как теневого сектора, так и официальной экономики не ожидают получить выгоду от формализации сложившихся социально-экономических отношений. В то же время, данное равновесие может быть свидетельством активного подавления теневой подсистемой формальной экономической системы.
Противоречия формальной экономики и ее теневой подсистемы как целого и части в условиях более динамичного развития последней компоненты ведет к дисбалансу системы и потере ее целостности [8]. Это угрожает национально-экономической системе состоянием патоморфоза, избежать которого можно, во-первых, с помощью ликвидации теневого сектора, либо, во-вторых, путем институционального выравнивания формальной и теневой систем. По мнению автора, первых способ настолько нереален, что его даже теоретически невозможно обосновать. Второй способ является наиболее доступным с практической точки зрения и имеет фактическое обоснование. В частности, в работах Ю. Латова рассматриваются функции теневой экономики как механизма институциональных инноваций, дублирования господствующих институтов и институциональной утилизации [14].
Например, если обратиться к периоду плановой экономики, то в качестве теневых видов экономической деятельности рассматривались те ее формы, которые в современных условиях являются законными. Следовательно, в период 1980–1990 гг. многие легальные рыночные институты не формировались заново, а появились из теневых институтов. Можно утверждать, что в этот период вступил в действие механизм утилизации устаревших институтов и их замены на сформированные в теневом секторе адаптивные заменители.
Ряд исследователей придерживается мнения о том, что неформальные институты являются «идеальными поглотителями шоков» и «важнейшими адаптационными ресурсами» [11]. Однако возникающий в теневом секторе институт, соответствующий современному состоянию хозяйственного механизма, может получить формальное закрепление только по мере формирования соответствующих условий, при которых обеспечивается его совместимость с целями и задачами экономического воспроизводства.
Формализация любого правила, и тем более, создание механизма контроля над его исполнением всегда требует определенных затрат. Каждое новое правило необходимо адаптировать ко всем принятым ранее нормам, то есть сравнить с уже существующими нормами в целях устранения возможных противоречий. При этом часто приходится корректировать ряд старых правил. Следовательно, при увеличении количества институциональных инноваций, сопровождающих легализацию неформальных норм, возрастают не только совокупные затраты, но и предельные издержки. Идеальной и наименее затратной является ситуация, когда в неформальных нормах, которые в дальнейшем приобретают официальный статус, присутствует побуждение к однонаправленным действиям по отношению к формальным нормам.
Автор считает, что государственная антитеневая политика должна строиться на триединстве принципов, включающих
1) формирование общего направления развития экономической системы с выделением ценностных приоритетов,
2) опережение внедрения новых институциональных форм по сравнению с ликвидацией прежних путем их постепенной апробации на адекватность,
3) определение основного вектора преобразований как возможности реализации интересов большей части населения.
Основными приоритетами государственной антитеневой политики должны стать синхронизация институциональных изменений с динамикой развития макроэкономической среды, а также повышение градиента легитимности существующих институциональных норм путем их последовательной адаптации к интересам хозяйствующих субъектов. |
| |
|
|
