|
| | | | Проблемы современной экономики, N 2 (38), 2011 | | | | ЭКОНОМИКА И ЭКОЛОГИЯ | | | Медяник Н. В.
докторант Пятигорского государственного лингвистического университета,
кандидат экономических наук
| |
| | | | | В работе показана целесообразность постановки вопроса, связывающего эколого-ресурсные проблемы в регионах СКФО с системой экономических интересов. В теоретическом аспекте важность предпринятого исследования продиктована необходимостью учета всего разнообразия и противоречивости экономических интересов, существующих в природопользовании СКФО, на практике — служит выработке обоснованной экономической политики и хозяйственного механизмам в этой сфере, основанных на соответствующих формах реализации и согласования интересов природопользователей, разрешения свойственных им противоречий посредством стимулирования и мотивации | | Ключевые слова: экономические интересы, природопользование, регион, Северо-Кавказский федеральный округ |
Сфера природопользования является весьма значимым пространством проявления, реализации и согласования экономических интересов регионов Северо-Кавказского федерального округа (далее СКФО). Очевидность подобного утверждения проистекает из самого факта наличия в этой части страны богатейшего природно-ресурсного потенциала, во многом определяющего и поныне функциональную ориентированность, а также социально-экономические параметры развития южных территорий.
Так, благоприятные агроклиматические условия, плодородные земли и обширные пастбищные угодья создают ресурсную основу аграрной специализации регионов СКФО, доля которых, например, в общероссийском производстве зерна, а также плодоовощной продукции составляет более 10%, в виноградарстве — 45%, в поголовье овец и коз — 40,8%, в производстве молока и шерсти — 7 и 44,2%, соответственно [1].
Уникальное сочетание бальнеологических ресурсов — лечебной грязи, минеральных питьевых и термальных вод, составляющих, соответственно, около 30 и более 70% национальных запасов [1], а также горных ландшафтов, морских пляжей, особо охраняемых природных территорий обеспечивает благоприятные условия для эффективного функционирования туристско-рекреационного комплекса.
Равно как и разнообразная минерально-сырьевая база, в части топливно-энергетических ресурсов, цветных металлов и нерудного сырья предопределяет развитие нефтехимии, горной металлургии, производства строительных материалов, а богатый геотермальный, гидро- и гелиоэнергетический потенциал — электроэнергетики.
Кроме того, природопользование имеет особое значение в контексте реализации перспективных интересов южных регионов, содержанием которых, в частности, в рамках Стратегии социально-экономического развития Северо-Кавказского федерального округа до 2025 года поименовано «обеспечение условий для опережающего развития реального сектора экономики ..., создания новых рабочих мест, а также для повышения уровня жизни населения» на основе собственных природно-ресурсного потенциала и конкурентных преимуществ [1].
Наконец, состояние естественного базиса развития и жизнедеятельности северо-кавказского сообщества, направления и интенсивность его использования, а также тестируемая эколого-ресурсная проблематика в этой части страны, объективная причинно-следственная природа которых, обусловленная неупорядоченностью экономических отношений и противоречивостью интересов по поводу присвоения, рационального использования, воспроизводства и охраны природных ресурсов и экологических благ, также определяют приоритетность природопользования в системе экономических интересов южных территорий.
Таким образом, экономические интересы регионов СКФО это не внешняя по отношению к природопользованию категория и не ее тождество, а форма, в которой природопользование как экономическое отношение проявляется.
В ходе анализа интересующей нас проблемы мы будем исходить из объективности природы экономических интересов, их структуризации в соответствие с типами, формами и разновидностями, а также противоречивости на разных уровнях и в сферах экономики.
Прежде всего, следует зафиксировать субъектную определенность регионов в системе экономических интересов, что правомерно и в отношении субъектов СКФО. В рамках изучаемого вопроса, в качестве регионов с присущими им экономическими отношениями, потребностями и интересами мы будем рассматривать территориальные социально-экономические общности в границах субъектов федерации, при этом, справедливо полагая, вслед за Б.Я. Гершковичем, что, наряду с собственно регионами, правомерно членение региональных формирований на мета- и субрегионы [2].
Так, если экономические интересы первых важны в аспекте решения межрегиональных эколого-ресурсных проблем Северного Кавказа, например, загрязнения Терского речного бассейна, воспроизводства рыбных ресурсов Каспийского моря, деградации пашенных и пастбищных угодий, то экономические интересы субрегионов, подобных, например, Кавказским Минеральным Водам, следует связывать с рациональным использованием уникального природно-ресурсного потенциала как основы их функциональной ориентированности.
Большинство исследователей отмечают, что региональные экономические интересы, прежде всего, состоят в создании «условий для расширенного воспроизводства социально-территориальной общности» [3], в стремлении «сохранить, приумножить и сбалансировать развитие социального, природно-ресурсного, хозяйственного, экологического и культурно-исторического потенциала региона» [4], а также в необходимости, реализуя свои конкурентные преимущества, выполнять функции специализации, обусловленные местом в национальном разделении труда и развитии межрегиональных интеграционных связей [5].
Очевидно, что реализация указанных региональных интересов при условии их сочетания с интересами прочих общностей будет способствовать поступательному развитию и функционированию экономики южных территорий. Однако, учитывая возрастающие масштабы негативного воздействия хозяйственной деятельности на окружающую природную среду, превысившие во многих субъектах СКФО возможности естественного воспроизводства территориальных экологических систем [6], а также обострившие проблему ограниченности природных ресурсов и экологических благ [7], устойчивое социально-экономические развитие северо-кавказских регионов невозможно без учета и реализации экономических интересов в природопользовании.
В этой связи правомерно определить региональный экономический интерес по поводу природопользования как объективную, социально обусловленную, исторически определенную необходимость удовлетворения настоящих и будущих потребностей региональной социально-экономической общности [8], при условии бесконфликтного ее взаимодействия с окружающей природной средой.
Однако, если руководствоваться фактами о современном состоянии окружающей природной средой в СКФО, есть основание говорить об абстрагировании от указанных интересов как в прошлые периоды развития южных территорий, так и ныне.
Например, замазученность почвогрунтов в ряде районов Чеченской Республики на глубине до 17 метров и на площади 745 га (данные 2002 года) является следствием игнорирования интересов природоохраны в процессе масштабного освоения месторождений нефти с конца 50-х годов и последующей ее промышленной переработки [9]. Результатом, прежде всего, многолетней практики монокультурного экстенсивного земледелия, ненормируемого выпаса скота явилось опустынивание равнинного Дагестана, прежде всего, Черных земель и Кизлярских пастбищ, составляющих 30% территории региона [10]. При этом площадь подвижных песков на пастбищных землях республики возросла с 15 тыс. в 1990 году до 1 млн га ныне, т.е. процесс опустынивания земель развивается со скоростью 40–50 тыс. га в год [11]. Подобные эрозионные процессы отмечаются на 25,7% (более 1 млн. га) пашенных угодий Ставропольского края [12].
Современная практика природопользования в северо-кавказских регионах в условиях его тотальной коммерциализации и криминализации, псевдорыночной трансформации, кризисных явлений в социально-экономической сфере СКФО и наблюдаемого, в этой связи, выживания местного сообщества за счет нерегламентированного присвоения природно-ресурсного потенциала также свидетельствует об абстрагировании от экономических интересов по поводу рационального использования, воспроизводства, охраны природных ресурсов и экологических благ на юге страны.
Так, результатом браконьерского промысла, например, в Дагестане явилось исчезновение за последние 30 лет из животного мира республики кулана, лося, зубра, леопарда; на грани истребления в Цейском заказнике РСО-Алания до недавнего времени находилась некогда самая крупная на Северном Кавказе популяция зубра, численность которой сократилась с начала 90-х годов с 270 до 30–43 особей [13].
Нерегламентированное природопользование явилось причиной браконьерского вылова ценных пород рыб в Дагестанской части Каспия, по экспертным оценкам, в 20 раз превысившего выделяемые квоты [14], а ежегодный ущерб Карачаево-Черкесской республике от нелегальных рубок леса составляет более 3 миллионов долларов [15].
Неупорядоченная хозяйственная деятельность приводит к тому, что, например, в РСО-Алания из 237 зарегистрированных водопользователей только 114 осуществляют природопользование на основании лицензии, около 90% водозаборных сооружений не оснащены приборами учета воды, из 1103 зарегистрированных водозаборных сооружений 73 являются бесхозными, в заброшенном состоянии или самовольной эксплуатации [16].
Стремительная коммерциализация природопользования в погоне за сиюминутной прибылью весьма часто сопровождается уничтожением уникальных природных объектов, среди которых, например, заповедная тисовая роща в долине р. Махар (КЧР), практически полностью вырубленная еще в начале 1990-х годов [17], всемирно известный дагестанский бархан Сарыкум, являвшийся до недавних пор объектом незаконного присвоения нерадивых строителей, пр.
Таким образом, многочисленные факты, подтверждающие игнорирование интересов в сфере природопользования, имеют место во всех регионах СКФО, о чем свидетельствуют ежегодные Государственные доклады о состоянии окружающей среды в РФ [18].
Между тем, не менее значимой в объяснении причин противоречивого взаимодействия общества и природы на юге страны является разнонаправленность экономических интересов в сфере природопользования.
Обладая качественной определенностью интересы регионов СКФО по поводу природопользования, с одной стороны, связаны с иными формами и разновидностями экономических интересов природопользователей различных уровней экономики, с другой — являясь формой общих интересов (наряду с интересами государства, муниципалитетов), в их рамках складываются разновидности региональных экономических интересов, определяемые спецификой функционирования и развития территорий Северного Кавказа, местом в национальном разделении труда, сферами общественного производства, параметрами природопользования, пр.
Многообразие экономических интересов в сфере природопользования на юге страны, а также их разнонаправленность, рождаемая многосубъектностью носителей, служат причинами объективной противоречивости интересов, которая является внутренней и взаимной. Что касается внутренней противоречивости региональных экономических интересов в связи с природопользованием, то она состоит в необходимости реализовывать экономические интересы в различных общественных сферах за счет ограниченных природных ресурсов и экологических благ территории, что также входит в противоречие с региональными интересами по поводу природопользования.
Например, в республике Дагестан прибрежные ландшафты Каспийского моря, с одной стороны, служат объектом присвоения и реализации региональных экономических интересов в пляжном туризме, а с другой — обеспечивают ресурсную базу для строительной индустрии, отвечая интересам региона в аспекте развития данной отрасли, а также занятости населения [19]. Однако разработка многочисленных песчаных карьеров без соответствующих экологических регламентаций, создает угрозу уникальному ландшафту Каспийского побережья, вызывая разрушение и заболоченность песчаных пляжей, что, несомненно, противоречит интересам республики как в аспекте обеспечения экологической безопасности, так и развития морской рекреации. Например, в 2008 г. на 18-километровом отрезке между городами Махачкала и Каспийск велась разработка 30-ти песчано-глиняных карьеров, а на начало этого же года, по данным прокуратуры Дагестана, в республике насчитывалось 153 карьера, на 70-ти из которых недропользование велось без лицензии [19].
Подобного рода противоречия тестируются в использовании уникального гидроминерального потенциала юга страны, который, с одной стороны, служит основой для реализации экономических интересов регионов СКФО в санаторно-курортной сфере, а с другой — позволяет развивать производственную базу, например, за счет открытия новых заводов и цехов по бутилированию минеральной воды. Однако, учитывая высокие темпы роста количества хозяйствующих субъектов (например, в субрегионе КМВ за 90-е годы с 3 до 47 единиц), осуществляющих коммерческое использование минеральной воды [20], а также сопровождающее данный процесс дробление единой гидроминеральной базы в условиях общего артезианского бассейна [21], подобные тенденции могут привести к истощению ресурсов недр, порождая многочисленные противоречия в системе экономических интересов территорий СКФО.
Между тем, природопользование на юге страны сопряжено, прежде всего, с реализацией и согласованием интересов северо-кавказских регионов в этой сфере с интересами прочих общностей в аспекте разрешения существующих между ними противоречий.
Прежде всего, следует указать, что сфера природопользования в СФКО служит пространством проявления и реализации национально-государственных интересов, содержанием которых является сохранение качественных и количественных параметров состояния окружающей природной среды, а также природно-ресурсного потенциала страны в целях удовлетворения потребностей настоящего и будущих поколений людей.
Имея ввиду внешнеэкономический аспект природопользования на Северном Кавказе, реализация национально-государственных интересов и согласование их с интересами других стран связаны, прежде всего, с Каспийской проблематикой по поводу международно-правового статуса моря, разграничения между прикаспийскими государствами зон добычи углеводородных ресурсов и их транспортировки на внешние рынки, обеспечения экологической безопасности, сохранения и воспроизводства морских биологических ресурсов.
На внутригосударственном уровне природопользование в СКФО предполагает разрешение существующих в этой сфере противоречий между интересами, прежде всего, федерального центра и южных регионов. Данный контекст противоречий приобретает особое значение в современной России в рамках реформы исполнительной ветви власти, законодательных инициатив и действий по размежеванию государственной собственности на федеральную и региональную, а также в условиях разграничения полномочий в сфере природопользования между федеральным центром, субъектами РФ (и муниципальными образованиями) [22].
Очевидно, что федеративно опосредованная система экономических отношений, в том числе в природопользовании, предполагает согласование экономических интересов рассматриваемых субъектов в рамках политической, правовой, экономической целостности страны с учетом относительной обособленности территорий.
Кроме того, государственная и народнохозяйственная целостность, в рамках которой регионы занимают положение, определяемое их местом в общественном разделении труда, а также публичный характер природопользования, особенно, в части решения межрегиональных экологических проблем, присвоения и использования природных ресурсов и экологических благ, относимых к категории общественных (атмосферный воздух, ассимиляционный потенциал природной среды) и/или естественных ресурсов совместного применения (водные биоресурсы, речные системы, гидроминеральные ресурсы недр, пр.), служат причиной единства и общности экономических интересов федерации и ее субъектов [23].
Также основу для согласования экономических интересов указанных общностей должна составляет государственная собственность на природные ресурсы, в пределах которой экономическое обособление регионов носило бы относительный характер.
Однако ныне неупорядоченность отношений присвоения в сфере природопользования СКФО порождает противоречия между экономическими интересами федерации и ее южных субъектов.
Например, неопределенность имущественного статуса, неразграниченность государственного контроля и надзора за гидроминеральными месторождениями КМВ на 99% площади их залегания формализуют участие КЧР, КБР и Ставропольского края, территориальную принадлежность к которым имеет курортный субрегион, в отношениях недропользования, а также, среди прочего, являются причиной бесхозности и аварийного состояния скважин нераспределенного фонда недр, порождая угрозу истощению запасов основных и базовых типов вод на федеральных курортах [24].
Непоследовательность, а во многих случаях непродуманность административных реформ, затрагивающих сферу природопользования, также являются причиной противоречивости интересов федерации и южных регионов. Так, реорганизация национального лесоустройства в рамках вступившего в силу с 01.01.2007 года нового Лесного кодекса РФ привела к значительному сокращению лесовосстановительных работ в регионах, в том числе юга страны. Например, в КЧР объем подобных мероприятий на площади лесного фонда республики сократился с 300 га в 2006 году до 140 га в 2009 году [25].
Несовершенство бюджетной политики, проявляющееся в перманентной проблеме «нефинансируемых мандатов», также служит препятствием в реализации региональных интересов по поводу природопользования. Например, предусмотренные субвенциями из федерального бюджета в 2009 году незначительные суммы средств — 3665,1 тыс.руб., к тому же сократившиеся по сравнению с 2008 годом на 26%, среди прочего поставили под угрозу реализацию в КЧР государственной политики в области охраны, использования объектов животного мира и водных биологических ресурсов [25].
Сложный узел противоречий в системе интересов регионального природопользования порождают организационные трансформации, инициированные федеральным центром в нересурсных ведомствах. Так, отстранение сотрудников МВД России от участия в мероприятиях по проверке выбросов автотранспортных средств [26] и последовавшая ликвидация придорожных экологических постов [27] привели, например, в РСО-Алания к разрушению существовавшей в 90-е годы система экологического контроля деятельности транспортных предприятий и поступающего в республику моторного топлива.
Между тем, не менее значимой в объяснении причины дестабилизации экологической обстановки в регионах СКФО является разнонаправленность экономических интересов внутрирегиональных субъектов природопользования. В этой связи, говоря об экономических интересах южных регионов страны как целостности, нельзя обойти вниманием их составляющие — интересы муниципалитетов, отраслей, хозяйствующих субъектов, а также противоречия между ними.
Так, например, природопользование на КМВ будет представлять собой сферу реализации и согласования интересов государства, выражающего интересы общества, поскольку субрегион имеет статус федерального курорта, воспроизводящего трудовой потенциал страны, интересов Ставропольского края, Карачаево-Черкесской, Кабардино-Балкарской республик — субъектов федерации, территориальную принадлежность к которым имеют КМВ, интересов самого субрегиона, расположенных на его территории муниципальных образований, хозяйствующих субъектов, населения, рекреантов, др.
Имея в виду противоречивость экономических интересов, существующую на региональном уровне природопользования, необходимо отметить, прежде всего, противоречия между интересами субъектов СКФО и отраслей. Это обусловлено как функциональной ориентированностью южных регионов и, следовательно, преимущественным развитием на их территории отраслей специализации, значительно определяющих параметры окружающей природной среды, а также существовавшим в огосударствленной экономике ведомственно-отраслевым подходом в природопользовании, ущемлявшим интересы регионов [28].
Результатом подобных противоречий является наличие экологических проблем в СКФО, имеющих специфику, обусловленную отраслевой структурой хозяйства южных территорий и доминированием отраслей специализации. Так, отмеченная выше проблема опустынивания земель юга России связана, прежде всего, с нерегламентированным пастбищным животноводством и монокультурным экстенсивным земледелием; фактором высокого экологического риска для таких регионов СКФО, как Чеченская Республика, Республики Дагестан и Ингушетия служат добыча, хранение и транспортировка нефти; высокая загрязненность водных объектов в КБР и РСО-Алания обусловлена деятельностью предприятий по производству спирта, наконец, источником повсеместного загрязнения воздуха на юге страны являются выбросы автотранспортного комплекса. Так, на долю автотранспорта в ряде субъектов СКФО таких, как Ингушетия, Кабардино-Балкарская и Северная Осетия — Алания приходится 94–97% суммарных выбросов вредных веществ в атмосферу при том, что в среднем по России этот показатель составил 46,3% (данные в 2008 года) [29].
К аналогичным результатам приводят противоречия между интересами южных регионов и расположенных на их территории хозяйствующих субъектов. Ярким примером этому являются деятельность ОАО «Электроцинк», аварийные выбросы которого в атмосферу города Владикавказа осенью 2009 года вызвали широкий общественный резонанс, возбуждение уголовного дела по признакам преступной халатности со стороны руководства завода, а также требование Минприроды РФ о приостановке деятельности предприятия [30]. Проблему загрязненности атмосферы КЧР многие годы порождают выбросы ОАО «Кавказцемент», на долю которых приходится более 75% в общереспубликанском показателе [11]. Наибольший объем выбросов и сбросов загрязняющих веществ, размещения отходов нефте- и газопереработки в природные объекты Чеченской Республики приходится на предприятие ОАО «Грознефтегаз» [29].
Не менее значимый комплекс противоречий экономических интересов в обсуждаемом аспекте складывается на уровне муниципальных образований. Качественная определенность их интересов по поводу природопользования, с одной стороны, законодательно зафиксирована в рамках закрепленных за территориями в этой сфере полномочий [31], а с другой — определяется местными параметрами природопользования и характером экологических проблем.
Именно эколого-ресурсная проблематика, связанная, прежде всего, с реализаций муниципальными образованиями жизнеобеспечивающих функций отражает наиболее значимые противоречия экономических интересов на местном уровне. Так, для муниципалитетов юга страны острой проблемой является водообеспечение местного сообщества качественной питьевой водой. Например, в КЧР из 146 населённых пунктов в 52 населению подаётся водопроводная вода, не подвергнутая необходимой очистке и обеззараживанию [32], в Ингушетии четверть водопроводной воды республики не соответствует санитарно-химическим и микробиологическим нормам [33].
Не лучшим образом обстоят дела с водоотведением в СКФО. Так, в КБР из 300 населенных пунктов только в 15 имеются водоотводы [34], а это значит, что около 70% бытовых стоков приходится на поселения и микрорайоны частной застройки, где сброс неочищенных стоков производится в верхние водоносные горизонты многочисленными фильтрующими и выгребными накопителями [35]. Между тем даже поступившие на очистные сооружения стоки населенных пунктов, чаще всего при сбросе в водоемы южных территорий не отвечают нормативным требованиям. Об этом свидетельствует высокая доля загрязненных вод в общем объеме сбросов в водные объекты СКФО, составившая по итогам 2008 г. от 73,0% в РСО-Алания до 97,2% в КЧР (при среднероссийском показателе 32,9%) [36].
В интересующем нас аспекте значимы противоречия между интересами муниципалитетов и хозяйствующих субъектов, особенно, промышленных предприятий, имеющих четкую территориальную локализацию, а также принадлежность, как правило, к экологически опасным отраслям и поэтому создающих значительную техногенную нагрузку на местные экосистемы.
Например, высокий уровень загрязнения в ряде городов СКФО таких, как Владикавказ, Мизур, Нальчик, Тырныауз обусловлен деятельностью предприятий цветной металлургии, Грозный, Буденновск — субъектов нефтехимии, Черкесск, Невинномысск — предприятий химической промышленности.
Как правило, пространственное размещение указанных отраслей, сопровождается концентрацией населения, что создает угрозу экологической безопасности территориальным сообществам. Например, в Промышленном округе города Владикавказа, где основной техногенный ореол сформирован, прежде всего, выбросами упомянутого выше ОАО «Электроцинк», вклад которого в общегородских загрязнениях воздуха составлял в конце 90-х гг. по свинцу — 99,93%, цинку — 99,98%, меди — 99,98%, мышьяку — 100%, кадмию — 98%, смертность от злокачественных новообразований в 1999 г. превысила среднереспубликанский уровень в 2,5 раза и средний показатель по РФ в 2 раза, а случаи врожденных уродств и новообразований у детей от 0 до 14 лет встречались в 2–3 раза чаще, чем у детей Затеречного округа РСО-Алания [37].
Полагаем, что подобные факты являются следствием как игнорирования со стороны хозяйствующих субъектов интересов местных сообществ по поводу предотвращения и компенсации наносимого окружающей природной среде ущерба, так и отсутствия механизма стимулирования, позволяющего реализовать экономические интересы самих природопользователей в аспекте рационального использования, расширенного воспроизводства и охраны природных ресурсов и экологических благ посредством внедрения ресурсо- и средосберегающих технологий, рециклинга, прочих мер экореструктуризации.
Об этом, например, в Ставропольском крае по итогам 2009 г. свидетельствует, с одной стороны, высокая доля (около 80%) текущих затрат в общем объеме экологических инвестиций предприятий, указывающая направленность средств в основном на «латание дыр», но не на инвестирование в передовые природоохранные технологии, а с другой — крайне низкая (0,9%) доля капиталовложений на охрану природы и рациональное использование природных ресурсов в общем объеме (51,4 млрд руб.) инвестиций крупных и средних предприятий региона [12].
Кроме того, в условиях рынка экономические интересы хозяйствующих субъектов связаны с максимизацией прибыли, в том числе за счет чрезмерного использования природных ресурсов и экологических благ, что, как правило, сопровождается загрязнением и истощением природной среды. Очевидно, что подобное воздействие должно компенсироваться экологически ориентированными затратами, что ведет к сокращению прибыли предприятий, сужает возможности реализации их основного интереса и обнаруживает противоречия интересов, связанных с природоохраной и ростом прибыли.
Факты подобных расхождений выявляются в СКФО повсеместно, например, в сфере недропользования, где основным нарушением хозяйствующих субъектов является невыполнение условий лицензионных соглашений в части проведения геологического изучения участков недр с последующим утверждением эксплуатационных запасов полезных ископаемых. Так, в РОС-Алания в рамках государственного геологического контроля за 9 месяце 2010 года подобные факты были выявлены у 15-ти из 19-ти недропользователей [38].
Всеобъемность экономических интересов позволяют говорить о том, что природопользование в обсуждаемом аспекте, проявляется и реализуется во всех фазах воспроизводственного процесса и связано с разрешением существующих здесь противоречий. В регионах СКФО к ней имеют самое непосредственное отношение структура и технология производства, характер распределения и платность использования природных ресурсов, качество и безопасность продукции (услуг), потребляемых населением, пр.
Так, в контексте последнего следует указать на то, что, например, в Дагестане около 60% городского и 85% сельского населения, потребляющие воду из подземных пластов, ежедневно подвергают свое здоровье экологической опасности, причиной которой является более чем 2-кратное превышение в скважинах нормативов содержания загрязняющих веществ таких, как мышьяка, тяжелых металлов, органических веществ, фенолов [39].
Эколого-ресурсные проблемы юга России следует также рассматривать, учитывая временной формат, предполагающий членение экономических интересов на текущие и перспективные. Данный аспект исследования особенно важен в контексте стратегического развития регионов СКФО, основой которого для многих из них служит реализация перспективных экономических интересов по поводу использования уникального природно-ресурсного потенциала. Так, траекторией будущего развития Кабардино-Балкарской Республики признано направление, позиционирующее регион как «центр здоровья и эффективного природопользования» [40], перспективы кластерной политики в Карачаево-Черкесии идентифицируются с созданием индустриальных парков по производству органических (экологически чистых) продуктов, речной и озерной форели, электроэнергии из возобновляемых природных ресурсов [25], отраслевые приоритеты для РСО-Алания заключаются, прежде всего, в возведении системы мини-ГЭС в бассейне реки Урух и повсеместном развитии промышленности стройматериалов, в реализации получившего международное признание проекта горно-рекреационного комплекса «Мамисон» и сельскохозяйственной ориентации горных селений, пр. [41].
Безусловно, реализация указанных, как и многих других перспективных интересов, связанных с устойчивым саморазвитием южных территорий, должна предполагать использование очевидных конкурентных преимуществ, к которым относится, прежде всего, уникальный природно-ресурсный потенциал Северного Кавказа. Однако в рамках подобных действий всегда следует учитывать текущие интересы по поводу рационального природопользования и природоохраны с тем, чтобы удовлетворяя потребности в природных ресурсах и благах нынешнего поколения, не лишать подобной возможности будущие поколения людей. Очевидно, что только подобный подход позволит в будущем обеспечить в регионах СКФО «возможность сопряженного, внутренне сбалансированного функционирования триады природа — население — хозяйство» [42]. |
| |
|
|
