Logo Международный форум «Евразийская экономическая перспектива»
На главную страницу
Новости
Информация о журнале
О главном редакторе
Подписка
Контакты
ЕВРАЗИЙСКИЙ МЕЖДУНАРОДНЫЙ НАУЧНО-АНАЛИТИЧЕСКИЙ ЖУРНАЛ English
Тематика журнала
Текущий номер
Анонс
Список номеров
Найти
Редакционный совет
Редакционная коллегия
Представи- тельства журнала
Правила направления, рецензирования и опубликования
Научные дискуссии
Семинары, конференции
 
 
Проблемы современной экономики, N 4 (40), 2011
ВОПРОСЫ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ. МАКРОЭКОНОМИКА
Малахов Р. Г.
доцент кафедры экономики предпринимательства и маркетинга
Алтайского государственного университета (г. Барнаул),
кандидат экономических наук


Приватизация как институциональное изменение
В статье на основе существующих подходов к пониманию институциональных изменений предлагается авторская концепция, учитывающая политические, экономические, социальные, юридические факторы институциональных изменений и связывающая их в логическую последовательность. На основе предложенного подхода рассматривается приватизация, имевшая место в России в конце ХХ века
Ключевые слова: приватизация, собственность, институциональное изменение, институт
УДК 338.242.4.025.88; ББК 65.9

Собственность — это одна из ключевых тем отечественной политической экономии и юридической науки, ей уделялось и уделяется настолько существенное внимание, что это вызывает некоторое недоумение, возможно, непонимание у западных экономистов, в западных учебниках по экономикс собственность только вскользь упоминается. На наш взгляд, такое внимание к собственности в России не только дань марксистской традиции, но и две противоположные трансформации этого значимого общественного института, ставшие очень значительными событиями истории нашей страны, и вызвавшие общественные потрясения, которые трудно переоценить. Естественно, что как приватизация, так и национализация не могут рассматриваться как понятия, обладающие некоторой коннотацией, хотя они и стали таковыми в России. Оба эти явления рассматриваются негативно в сознании большинства россиян [25], хотя традиционно под приватизацией понимается «передача (продажа) принадлежащих государству предприятий, средств транспорта, жилых зданий и т.п. в частную собственность» [3, с. 510], а под национализацией «отчуждение имущества у частных лиц в собственность государства, осуществляемое на основании специального акта компетентного государственного органа» [3, с. 358]. Однако такие трактовки приватизации и национализации лежат на поверхности и являются в большей степени проявлением этих процессов. Приватизация и национализация вписываются в выделяемый Г.Ю. Ивлевой закон обобществления-разгосударствления собственности, проявления которого наблюдаются во многих экономиках [10]. Приватизация и национализация являются своеобразными регуляторами экономического развития, национализация выступает как антикризисная мера, приватизация как способ стимулирования экономического роста. Однако амплитуды этих процессов, протекающих в разных странах, различны и именно амплитуда колебания и обусловливает наше отношение к экономическим процессам. Процессы национализации и приватизации инициируются властью, и если они приобретают тотальный и шоковый, а не точечный и постепенный характер, то вызывают негативную реакцию общества.
Cовременные исследователи рассматривают приватизацию гораздо шире. Э. Савас, например, трактует приватизацию как некоторую философскую позицию, заключающуюся в снижении роли правительства и увеличении роли частных институтов в удовлетворении нужд людей [35]. Приватизация в постсоциалистических странах стала не просто увеличением роли частных институтов, а, по сути, созданием сектора частных предприятий в экономике, в которой существовал только государственный сектор.
Приватизация коснулась не только республик бывшего СССР, стран социалистического лагеря, но и значительного количества как развивающихся, так и развитых стран. К 1988 г. приватизация стала неотъемлемой частью экономической политики, по меньшей мере, в 83 странах, по данным Ч. Вюйлстека [5, с. 9], причем, приватизационный процесс был осуществлен в них ранее российского. Анализ конкретных примеров проводившейся приватизации позволяет сделать вывод о том, что масштабы этого процесса не сравнимы с тем, что произошло на постсоветском пространстве. Так, например, в Чили приватизировали государственный сектор, на который приходилось 40% ВВП, но это около 600 предприятий в 1983 году [21, с. 23]. Ни в одной стране прежде не было опыта приватизации нескольких десятков тысяч предприятий, причем, практически одновременно. Масштаб и сроки накладывают отпечаток на процесс, и здесь прибегать к цивилизованным методам приватизации сложно, хотя они и являются способами оздоровления экономики, но не всей экономики, а отдельных стагнирующих отраслей. Так национализация проводится для осуществления крупных вливаний денежных средств в целях смены технологии и т.д., которые не доступны частным инвесторам и, как правило, после проведения обновления происходит приватизация предприятий. Причем, важно отметить, что приватизацию целесообразно проводить тогда, когда предприятие сможет генерировать значительный поток чистых доходов после приватизации. Кроме того, к приватизации необходимо подходить с позиций отдельного предприятия [1]. По своей сути, приватизация, как и национализация — это процессы, которые необходимо реализовывать в рамках микроподхода, в российской экономической жизни они были реализованы в рамках макроподхода, что привело к близким к катастрофе явлениям, как в результате национализации после октябрьских событий 1917 года, так и в результате приватизации 1990-х гг. Оправдательная риторика в отношении национализации оказалась достаточно продолжительной, например, обоснование национализации можно увидеть в учебнике 1963 года издания «Курс политической экономии» под редакцией Н.А. Цаголова [12]. Аналогичная оправдательная риторика только в отношении приватизации в настоящее время встречается в современных курсах экономической теории. Если приводить аналогии из менеджмента, то два этих феномена в РФ можно назвать своеобразным «реинжинирингом» экономики в его классическом варианте без учета прошлого опыта, а только на основе идеализированных схем будущего. Здесь важно сказать о парадоксе институциональных изменений, который был отмечен В.М. Полтеровичем [24], и П. Штомкой [29], суть которого состоит в том, что институциональные изменения часто приводят к существенным отличиям от первоначальных планов акторов изменений. Российская приватизация не привела к тому, о чем рассуждали реформаторы и идеологи либеральных реформ. Можно сравнить наивный опус В.А. Найшуля «Другая жизнь» [20], описанные в нем светлые перспективы частнособственнических отношений и суровую постприватизационную реальность.
Для более глубокого понимания процессов трансформации собственности, необходимо рассмотреть понятие институционального изменения в целом. Обстоятельное исследование данного явления и обзор существующих теоретических конструкций, объясняющих его сущность, представлены в работе В.Л. Тамбовцева «Экономическая теория институциональных изменений». В этом исследовании В.Л. Тамбовцев выделяет следующие концепции [28].
1. Одним из наиболее популярных подходов является политический подход, который рассматривает институты как товар на институциональном рынке, тесно связанном с политическим рынком. Логика связи институционального рынка с политическим состоит в восприятии институтов как общественных благ, а производство общественных благ одна из двух базовых функций государства [4]. Здесь ключевой причиной институциональных изменений становится деятельность политиков, продвигающих как свои собственные интересы, так и интересы элиты обществ. Важный аспект, в котором могут отличаться авторы этих теорий состоит только в проблеме «актора». Т.Ю вводит понятие институционального новатора [36].
2. Очень близкой по своей сути к теории политически обусловленных институциональных изменений будет являться теория бюрократии, и логично вытекающая из этой теории причина изменений — заинтересованность бюрократических структур в определенных изменениях, либо реализация инициированных политиками изменений и модификация этих изменений таким образом, что они наилучшим образом отвечают именно интересам бюрократических структур [7, 17].
3. Теория, построенная на предпочтениях. Институциональные изменения — это следствие изменения некоторых установок, смена предпочтений у значительной части общества, которая инициирует изменения вследствие невозможности дальнейшего воспроизводства институтов, от которых общество желает и может отказаться [29].
4. Распределительная теория состоит в том, что основной исходный пункт институциональных изменений — это заинтересованность определенных групп специальных интересов в перераспределении имеющихся ограниченных ресурсов в свою пользу, причем они стремятся сделать это не только собственно экономическими способами, т.е. через механизм цен, но и правовыми, т.е. законодательно закрепить порядок перераспеределения потока доходов в свою пользу [34].
5. Заслуживает особого внимания теория, считающая основой институционального изменения приращение знаний, ведь именно знания оказывают существенное влияние на цены, на предпочтения, следовательно, на заинтересованность изменить существовавшие ранее способы перераспределения доходов [22].
В своей работе В.Л. Тамбовцев предложил свое видение институциональных изменений [28, с. 128], которое можно формализовать следующим образом:
P=f (K); DLR=f (P); DR=f (LR),
где Р — цены; K — знания; DLR — спрос на правовые нормы; DR — распределение ресурсов, LR — правовые нормы. Если посмотреть на предложенную последовательность, то можно увидеть, что политические аспекты в осуществлении институциональных изменений выражены неявно, т.е. через спрос на правовые нормы, в то время как в некоторых теориях институциональных изменений они представлены как ключевая движущая сила.
Мы предлагаем осуществить синтез названных выше теорий институциональных изменений. В общем виде комплексное понимание институционального изменения можно представить в виде последовательности на рисунке 1.
Рис. 1. Логика институциональных изменений

Предложенную последовательность мы представили в виде классической схемы К. Левина, отражающей изменение и включающей четыре пересекающиеся этапа: диагностика — размораживание — изменение — замораживание [13].
Раскроем обозначения принятые на рисунке 1: PP — политическое давление; FBC — предсказываемые выгоды от институционального изменения; SP — социальные предпочтения; DLR — спрос на правовые нормы; DR — распределение ресурсов; LR — правовые нормы; P — уровень цен; Q — объем производства; NS — уровень удовлетворения потребностей, е — совокупность иных факторов, способных оказывать определенное влияние на институциональные изменения. Знания и их прирост как явные факторы, инициирующие институциональные изменения в предлагаемом подходе не присутствуют, но здесь их можно представить как присутствующие имплицитно в качестве еще одного аргумента в каждой из представленных функциональных зависимостей, знания, таким образом, являются фоном, на котором происходят институциональные изменения.
При разработке предлагаемой модели институциональных изменений нами была перенесена концепция изменения личности, ее установок, на общество. В целом можно принять тезис о некоторой некорректности переноса моделей с микроуровня на макроуровень, но предложенная модель была использована К. Левиным в отношении групп, некоторых общностей и лежит в основе групповых тренингов, что дает возможность, на наш взгляд, перенести ее на общество, поскольку институциональное изменение совмещает изменение как на личностном, так и на надличностном уровне. Разбирая предложенную последовательность логических функций, мы считаем необходимым отметить, что в предлагаемую модель включены и политические (FBC, PP), и социальные (SP), и правовые (LR), и экономические аспекты (DR, P, Q, NS), связанные с институциональными изменениями. Важным моментом в предлагаемой модели является цикличность, но чтобы разорвать цепочку, в которой начальная причина является функцией некоторого конечного результата, мы разграничиваем удовлетворение потребностей в обществе в целом и удовлетворенность инициаторов изменений.
Рассмотрим приватизацию в России как институциональное изменение с использованием предложенной нами схемы на рис.1. Этап диагностики начинается с определения степени удовлетворенности потребностей населения: здесь можно сказать о том, что базовые потребности были удовлетворены, несмотря на дефицит товаров. Большая часть населения обладала минимально необходимым набором благ. Кроме того, в обществе не было расслоения вследствие ограничения размера подконтрольного имущества, большинство могло позволить раз в год воспользоваться туристическими услугами. Это было возможно за счет работы компенсаторных механизмов, снижающих неэффективность распределительной (в терминологии О.Э. Бессоновой — раздаточной [2]) экономики. К таковым можно отнести блат, родственные связи, знакомства, использование служебного положения, подарки и др. Государство, обладая монополией на собственность, взяло на себя и обязательства по обеспечению достойного уровня потребления. В сравнении с развитыми странами уровень потребления был ниже, а качество производимых товаров — несколько хуже1. Неудовлетворенность в большей степени была у номенклатурных работников — тем, что их доминирующее положение в обществе не закреплено2, не передается по наследству (особняки, дачи, автомобили — это блага, которые нельзя передать детям). Номенклатурным работникам можно было пользоваться этими благами до тех пор, пока они занимали должность, хотя такое положение начало сниматься превращением номенклатуры в некоторое сословие. Фиксация прав собственности за фактическими управляющими и выступала в качестве тех бенефиций, к которым стремилась значительная часть номенклатуры, объединившейся вокруг фигуры харизматического выразителя этих устремлений Б. Ельцина. В коммунистической элите возникает раскол.
Этап размораживания связан с политическим давлением, которое оказывалось с помощью СМИ. Многие журналисты сменили тон, начали представлять Западную экономику как процветающую, благодаря частной собственности. Предшествующий период однозначного порицания западной экономической системы начал представляться как результат идеологического давления, представления неверных, подтасованных данных, а новое представление как неидеологизированное, свободное, отражающее реальность, поэтому и кризис советской экономики рядом исследователей представляется как мировоззренческий. Этот кризис был сформирован в «розовый период», как его называет В.А. Мау, поскольку в рамках этого периода культивировались иллюзии относительно возможности быстрых позитивных перемен в экономике. В этот период возникает понимание необходимости изменения структуры экономики, институциональной среды, политического устройства [18, с. 17–18]. Особенный акцент делается на частную собственность, как панацею от пороков распределительной экономики. Этот период сопровождается и достаточно обширной научной дискуссией о собственности, например, на страницах журнала «Вопросы экономики» в 1988–1990 гг., в некоторых номерах журнала проблемам собственности отводилось до половины всего объема. Дискуссия на страницах научного журнала позволяет увидеть развитие взглядов на возможные пути изменения экономической системы СССР: идею совершенствования отношений общественной собственности от идеи приватизации отделяли два года.
В теоретических построениях, авторами которых являются один из приватизаторов М. Бойко и один из консультантов по приватизации А. Шляйфер, приватизация рассматривается в большей степени как деполитизация фирм [31,32], причем возникает противопоставление политических и экономических целей. Политические цели заключаются в обеспечении поддержки политика избирателями, поэтому они снижают эффективность деятельности фирм за счет того, что предлагается очень высокий уровень оплаты труда и избыточная занятость в компании, которая, по своей сути, является скрытой безработицей. Именно два последних фактора выдвигаются как ключевые причины неэффективности государственных предприятий. Помимо этих факторов выделяются еще и мягкие бюджетные ограничения для политизированных фирм, которые выливаются в стремление к максимизации затрат, поскольку затраты покрываются за счет бюджетных средств, а неэффективность управления предприятием не является достаточным основанием для освобождения его руководителя от должности. Качественным основанием является отсутствие поддержки в бюрократическом аппарате, а промахи и ошибки (кстати, их можно найти у любого, даже самого компетентного и успешного управляющего) — это поводы, т.е. основания формальные, поддерживающие мнение чиновника, принимающего решение. Эффективность же частных или деполитизированных предприятий обусловливается их коммерческой сутью, а значит, прекращением избыточной занятости и снижением заработной платы3, хотя такого в частном предприятии может и не быть в случае получения субсидий от государства, которое этими субсидиями оплачивает избыточную занятость, т.е. фирма, по сути, оказывает государству услугу: выступает в качестве некоего бюро по выплате пособия по безработице. Такое понимание подтверждается и математической моделью4 [32]. Данная теория приватизации в духе мэйнстрима, на наш взгляд, не может являться убедительным доказательством целесообразности приватизации: ведь приватизация тогда, по сути, решает только вопрос о том, кто будет платить пособие по безработице. С точки зрения макроподхода, снижение заработной платы приведет к снижению платежеспособного спроса и, следовательно, объема производства в экономике в целом. Выводом из такой теории приватизации может быть только то, что, между общественной (государственной) и частной собственностью на предприятия существенной разницы нет: приватизация и национализация перераспределяют социальные функции между государством и фирмой. Такое обоснование необходимости тотальной приватизации является слабым. Кроме того, в СССР политики не очень были обеспокоены проблемой голосов избирателей, при абсолютной монополии на политическом рынке интересы избирателей не принимались в расчет.
Сами сторонники приватизации считают, что нет общепринятого объяснения ее необходимости и причин более высокой эффективности частных предприятий и рассматривают две гипотезы: 1) у собственников более сильные намерения максимизировать прибыль, нежели у государственных назначенцев, потому что собственники несут финансовую ответственность за принятые решения; 2) приватизация способствует отбору собственников и менеджеров, лучше управляющих фирмой, менеджеры же государственных фирм выбираются за их способность ладить с политиками и добиваться помощи [30, с. 765], Но ведь такая ситуация сохранилась и после приватизации, умение ладить с чиновниками — это важный момент обеспечения конкурентоспособности частных компаний и в США тоже. В качестве гипотезы, обосновывающей приватизацию в духе мэйнстрима, мы можем выдвинуть только гипотезу о незаинтересованности государственной бюрократии в оптимизации аллокации ресурсов в рамках управляемого чиновником предприятия, поскольку оптимизация (или по меньшей мере приемлемость аллокации ресурсов) — это всегда эксперимент, а эксперимент сопряжен с риском. Психология чиновника же связана с избеганием, крайней неприязнью риска в осуществлении своих обязанностей, риск принимается только в продвижении по лестнице к вершине власти и только в том случае, если риск потерь меньше полезности конечного результата.
С позиции институционализма обоснование необходимости и неизбежности приватизации выглядит более адекватным, значительное место здесь занимает понятие агентских издержек. Институт общественной собственности породил порочный круг отсутствия ответственности, с точки зрения отношений хозяин-слуга, можно отметить, что принципал (работники) являлся агентом агента, а агент (номенклатура, менеджеры) принципалом принципала5. За что же отвечает чиновник, управляющий предприятием? За поддержание предприятия в состоянии, соответствующем достигнутому уровню научно-технического прогресса? За выполнение распоряжений вышестоящего чиновника? Последнее является доминантой в поведении, а для несоответствия современным технологиям всегда можно найти причину. Но основная причина здесь — это невозможность продажи предприятия6, отсутствие у него стоимости (учетная стоимость фондов не может рассматриваться как стоимость предприятия), невключенность этого предприятия в имущественный оборот создает тормоз развитию, задерживает технологическое совершенствование, т.е. является важным препятствием на пути появления постиндустриальных тенденций.
По своей сути, экономика СССР напоминала одну колоссальную по размеру фирму, тип которой не имеет смысла определять, стоимость которой была неизвестна, а потенциального покупателя невозможно было бы найти. Агентские издержки этой «фирмы» превзошли пределы допустимого, если использовать модель, предложенную на рисунке 2, то в качестве естественного выхода для повышения эффективности экономики и должна стать дезинтеграция, но не тотальная, приведшая к выделению даже в рамках одного предприятия нескольких организаций, что не способствовало минимизации транзакционных издержек.
Рис. 2. Модель определения оптимального размера фирмы

Собственника, который мог бы эффективно воспроизводить свои права собственности, не было, поэтому менеджмент (в советском варианте директорская и партийная номенклатура) смог сконцентрировать существенный властный ресурс и такой парадоксально долго просуществовавший круг неадекватного распределения правомочий могла разорвать только та сторона, у которой концентрация фактической, а не декларированной власти была выше. Для СССР очень часто была свойственна противоречивость между декларируемым и фактическим, как своеобразная норма возник институт декларативности обещаний, декларативности результатов. Сила этой обусловленности предшествующим развитием оказалась очень значительной. Процесс либерализации был инициирован7, проведен в жизнь, легитимизирован номенклатурой в ее же интересах при попустительстве «принципала» — граждан страны. Это могло произойти только в случае слабости принципала (чрезмерной размытости прав контроля и избегания ответственности). В социалистической экономике существовала так называемая общественная собственность, по факту являвшаяся собственностью государственной, т.е. бюрократической, что было закреплено и в законодательстве, в Гражданском Кодексе РСФСР, например. Для этой собственности характерен и калькуляционный хаос, и непринятие риска бюрократическим аппаратом, и ориентация не на прибыль, а на иные цели, которыми можно оправдать экономическую неэффективность деятельности [19]. Бюрократия являлась легальным управляющим социалистической собственностью, но многие управляющие со временем становились владельцами [14]. Именно эта цель обусловливала проведение реформ по смене института собственности: состояние де-юре необходимо было привести к состоянию де-факто. Необходимо было обеспечить представителям номенклатуры и лицам, аффилированным с ними, легальные основания для обладания объектами собственности (имуществом предприятий и организаций), поскольку именно в отношении этого имущества и возможен выбор между общественной и частной (индивидуализированной) собственностью. Такая ситуация не является исключительным историческим прецедентом.
Политическое давление начало изменять социальные предпочтения в обществе, в котором появляются и легализуются такие действия и мировоззренческие позиции, которые были выведены в СССР за рамки легитимных и легальных, происходит коммерциализация мировоззрения, а предпочтения — это продукт эмоций, а не разума.
Этап изменений связан с предъявлением спроса на новые нормы. Благодаря новым нормам: законам «О кооперации», «О предприятии», «О собственности» — возникла реальная возможность перераспределения ресурсов, выведения части ресурсов из общественной (государственной) собственности, были сняты ограничения на объем и тип ресурсов, находящихся в собственности у одного лица. Именно последнее изменение норм стало разрушительным для режима тотальной государственной собственности: легитимизацию отсутствия ограничений на тип и количество ресурсов в личной/частной собственности можно, на наш взгляд, считать границей, отделившей иерархию от рынка в СССР.
Необходимо рассмотреть этапы трансформации, использовавшиеся механизмы, чтобы дать определенную оценку прошедшей приватизации. Для этого мы используем коллективную работу, написанную чиновниками, разрабатывавшими и реализовывавшими программу приватизации, а именно, А. Чубайсом, П. Мостовым, М. Бойко, А. Кохом и др. В приватизации предприятий чиновники Госкомимущества выделяют три этапа [26].
1) Этап стихийной (спонтанной приватизации), определяемый приватизаторами как внелегальный и грабительский.
2) Этап массовой приватизации, в котором хронологически можно выделить «малую приватизацию» как продажу на аукционах предприятий торговли и быта, и чековую приватизацию как продажу на чековых аукционах и по подписке акций приватизируемых предприятий за выданные каждому гражданину приватизационные чеки. Чековая приватизация оценивается приватизаторами как очень удачная, не совсем справедливая по отношению к тем, кто не работал на приватизируемых предприятиях, поскольку трудовые коллективы получали акции по льготной цене, а на аукционах они стоили дороже. Этот этап оценивается как легитимный, более близкий к понятию справедливости, нежели стихийная приватизация. На этом этапе не приватизировались наиболее привлекательные предприятия, поскольку их оставили для этапа денежной приватизации. С экономической точки зрения данный этап оценивается чиновниками Госкомимущества как не совсем целесообразный, поскольку собственность трудового коллектива — неэффективна, но со временем она должна перейти к эффективному собственнику.
3) Этап денежной приватизации, в котором можно выделить опять-таки хронологически три способа осуществления: первый способ — инвестиционные конкурсы; второй — залоговые аукционы; третий — собственно денежный этап.
Приватизаторы не отрицают того факта, что приватизация носила дискриминационный характер, причем можно выделить несколько направлений дискриминации: 1) льготы работникам предприятий (в виде скидок с номинальной стоимости акций и рассрочки платежа); 2) льготы руководящему составу предприятий; 3) приватизационные чеки выдавались всем жителям страны, независимо от возраста, участия в создании достояния государства. Кроме того, дискриминационный характер приватизации был подчеркнут еще и проведенной денежной реформой, цель которой была уничтожить «денежный навес», что еще в большей степени способствовало разрыву связи между трудом и собственностью. Таким образом, стремление прийти к западному образцу ведения хозяйства, основой которого является протестантская этика, реализовывалось так, что возникал разрыв между философской основой собственности и практикой ее получения. Декларативность в действии. Последний аспект дискриминации при проведении приватизации разрушил связь собственности с трудом, создав ощущение ее внетрудовой сущности, получение имущества в собственность в соответствии с законодательством не воспринималось как справедливое. Стремление реформаторов устранить неопределенность прав собственности и сопутствующих им обязательств привело к несколько иным последствиям. Спецификация прав собственности — это аспект, связанный с юридической стороной, но есть и второй аспект, связанный с фактической реализацией закрепленных прав.
К приватизации предъявляется ряд требований, по мнению М. Голдмана, в случае соблюдения которых ее можно признать успешной: не вести к росту коррупции; не давать чрезмерных преимуществ какой либо группе, способствовать росту эффективности; поощрять инвестиции; способствовать развитию рыночной инфраструктуры, укреплять институты демократии [6, с. 23]. По нашей субъективной оценке, ни одно из данных требований не было соблюдено, в целом приватизацию успешной признать сложно.
Однако самая значительная критика в адрес приватизаторов связана с тем, что реально необходимо было приватизировать. Основным объектом приватизации, за который развернулась борьба, стала природно-ресурсная рента, которая должна была стать основным источником финансирования экономической стабильности и роста в переходный период. Однако рентоориентированное поведение, свойственное слою новых собственников в России, приводит к потерям около 80% ВВП, по оценкам А. Ослунда [23, с. 102], поскольку заинтересованности собственников в поиске прибыли нет [9], присвоение ренты рассматривается как более простой процесс. Актуализация знаний, новых технологий является более рискованным предприятием, более затратным, рассчитанным на длительную перспективу. Эксплуатация природно-ресурсной ренты приводит к недооценке потенциала интеллектуальной ренты [27], к игнорированию прав интеллектуальной собственности, авторских прав.
Этап закрепления связан с изменением объемов производства и иным уровнем удовлетворенности потребностей. Трансформация привела к изменению цен, объемов производства и уровня удовлетворенности новыми институциональными нормами, но даже неэффективные новые нормы могут закрепляться надолго в экономической практике. Этому способствует механизм институциональных ловушек, описанный В.М. Полтеровичем [24].
В 2006 г. ИСПИ РАН было проведено крупномасштабное исследование отношения россиян к частной и государственной собственности. Отношение к результатам приватизации у значительной части опрошенных отрицательное, и это на фоне некоторой положительной динамики в плане улучшения уровня жизни. Более половины опрошенных надеются на проведении частичной деприватизации, реприватизации, особенно в сырьевых отраслях экономики, и считают такой шаг справедливым. Государственную собственность в этой сфере они считают более эффективной [25]. Последнее подтверждается и статистическими данными, например, в сфере нефтедобычи наблюдается снижение уровня добычи, уменьшение финансирования геологоразведочных мероприятий [16].
Этап закрепления, как и этап изменения, очень сложен, незакрепление собственности приводит к ее переделам, исследователи отношений собственности склоняются к мнению о том, что Россия в результате приватизации, проведенной по описанной выше схеме, пережила несколько переделов собственности. Вполне вероятно, что этим «переделы» не ограничатся, так Дж. Хеллманом развивается мысль о формировании модели перманентного передела собственности [33]. Для их прекращения должно исчезнуть основание, а у переделов собственности есть как минимум три основания: отсутствие действенных институтов защиты собственности, нелегитимность прав собственности и нелегальность осуществления текущей деятельности предприятиями, связанная с отсутствием прозрачности, нарушениями налогового, трудового законодательства. Эту идею в своем исследовании развил Р. Капелюшников [11]. Им были выделены два критерия, по которым он классифицировал собственность: легальность (соответствие требованиям и нормам действующего законодательства) и легитимность (отражение законности в сознании населения) [11]. Используя эти два критерия, он классифицировал возможные типы собственности при помощи матрицы. Здесь важным является то, что собственность рассматривается с точки зрения соответствия официальным и неофициальным нормам, которые могут как совпадать, так и не совпадать.
Значительной частью населения собственность рассматривается как нелегитимная, кроме того в значительной степени нелегальная, поскольку серые схемы используются не только в налогообложении, но и в распределении дохода между собственниками компаний: доход присваивается только владельцами части капитала, которые контролируют компанию и ее финансовые потоки в ущерб остальным собственникам [15, с. 29]. В настоящее время основной задачей российской экономики является обеспечение как минимум простого воспроизводства собственности, т.е. переход от фиктивно-титульного присвоения к эффективной экономической деятельности. В центре внимания стоит проблема формирования эффективных собственников. В ходе приватизации произошло только титульное, а не фактическое присвоение. Под фактическим присвоением мы понимаем экономически эффективную деятельность, обеспечивающую расширенное воспроизводство собственности или, как минимум, простое воспроизводство.
Мы считаем необходимым отметить, что владелец ресурсов не является единственным собственником, государство выступает в качестве собственника конституирующего, т.е. определяющего правила игры, из этого следует, что собственность эффективно будет функционировать в рамках норм, позволяющих эффективно осуществлять деятельность не за рамками законодательства, а в его рамках. Кроме того должно возникнуть определенное правовое сознание в обществе, которое позволило бы ликвидировать одно из оснований для столь явного и неконтролируемого государственного давления на владельцев, а именно, восприятие собственности как нелегитимной. Основным условием гармонизации отношений собственности может стать гармонизация интересов в триаде индивид — коллектив — общество, итогом этого должно стать взаимное принятие интересов, которое приведет к уменьшению степени расслоения общества, лучшему, нежели в дореформенный период удовлетворению потребностей. Именно повышение уровня удовлетворенности потребностей и станет основным показателем эффективности нормы, целесообразности ее закрепления и неадекватности попыток ревизионизма.


Литература
1. Андерсон Дж. О приватизации государственной собственности // Экономическая теория: истоки и перспективы. — М.: ТЭИС, 2006. — С. 288–303
2. Бессонова О.Э. Раздаточная экономика России: эволюция через трансформации. — М.: РОССПЭН, 2006. — 143 c.
3. Большой экономический словарь. — М.: Институт новой экономики, 1997. — 864 c.
4. Бьюкенен Дж. Конституция экономической политики // Вопросы экономики. — 1994. — №6. — С. 104–113.
5. Вюйлстек Ч. Техника приватизации государственных предприятий. Ч.1: Методы и практика приватизации. Рабочий обзор №89. Всемирный банк. — М.: Прогресс, 1994. — 192 c.
6. Голдман М. Приватизация в России: можно ли исправить допущенные ошибки? // Проблемы теории и практики управления. — 2000. — № 4. — С. 23–27.
7. Губарь А.И. Собственность и власть. — Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 1993. — 118 с.
8. Губарь О.В. Процессы трансформации отношений собственности в переходной экономике России. Дисс. докт. экон. наук. — Ростов: Ростовский государственный экономический университет, 2001.
9. Заостровцев А. Рентоориентированное поведение: потери для общества // Вопросы экономики. — 2000. — № 5. — С. 31–44.
10. Ивлева Г.Ю. Основные закономерности развития и трансформации собственности. Дисс. докт. экон. наук. — М.: Финансовая академия при Правительстве РФ, 2001.
11. Капелюшников Р. Собственность без легитимности? // Вопросы экономики. — 2008. — № 3. — С. 85–105.
12. Курс политической экономии. Т.2. / Под ред. Н.А. Цаголова. — М.: Экономиздат, 1963. — 672 с.
13. Левин, К. Гештальт-психология и социально-когнитивная теория личности. — СПб.: Прайм-ЕВРОЗНАК, 2007. — 125 с.
14. Лоскутов В.И. Экономические отношения собственности и политическое будущее России. [Электронный ресурс]. Заглавие с экрана. Режим доступа: http://loskutov.murmansk.ru/work-02-A/work-02-001.html
15. Лякин А.Н. Российская приватизация и формирование национальной модели корпоративного управления. Автореф. дисс. докт. экон. наук . — СПб.: СПбГУ, 2003. — 36 с.
16. Львов Д.С. Вернуть народу ренту. — М.: Эксмо, 2004. — 256 с.
17. Мальцев Г.В. Бюрократия как правовая и моральная проблема. — М.: Изд-во РАГС, 2009. — 100 с.
18. Мау В.А. Экономика и власть. Политическая история экономической реформы в России, 1985–1994 гг.. — М.: Дело, 1995. — 112 с.
19. Мизес фон Л. Социализм. Экономический и социологический анализ. — М.: Catallaxy, 1994. — 416 с.
20. Найшуль В.А. Другая жизнь [Электронный ресурс]. Заглавие с экрана. Режим доступа: http://www.libertarium.ru
21. Нанкани Э. Техника приватизации государственных предприятий. Ч. 2: Анализ конкретных примеров. Рабочий обзор № 89. Всемирный Банк . — М.: Прогресс, 1994. — 128 с.
22. Норт Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. — М.: Начала, 1997. — 180 с.
23. Ослунд А. «Рентоориентированное поведение» в российской переходной экономике // Вопросы экономики. — 1996. — № 8. — С. 99–108.
24. Полтерович В.М. Элементы теории реформ. — М.: Экономика, 2007. — 447 с.
25. Приватизация — национализация: Российские альтернативы. Результаты комплексного соц. исследования / В.Н. Иванов, В.П. Воротников и др. — М.: ИСПИ РАН, 2006. — 124 с.
26. Приватизация по-российски / А. Чубайс, М. Бойко, П. Мостовой и др. — М.: Вагриус, 1998. — 367 с.
27. Степанова Т.Е. Экономика знаний: методологический аспект . — Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2004. — 128 с.
28. Тамбовцев В.Л. Экономическая теория институциональных изменений. — М.: ТЭИС, 2005. — 542 с.
29. Штомпка П. Социология социальных изменений . — М.:Аспект-Пресс, 1996. — 416 с.
30. Barberis, N. How Does Privatization Work? Evidence from the Russian Shops. / N. Barberis, M. Boycko, A. Shleifer, N. Tsukanova // Journal of Political Economy. — 1996. — Vol.104. — № 4. — P. 764–790.
31. Boycko, M. Privatizing Russia / M. Boycko, A. Shleifer, R. Vishny // Brookings Papers on Economic Activity. — 1993. — #2. — P. 139–192.
32. Boycko, M. A Theory of Privatization / M. Boycko, A. Shleifer, R. Vishny // The Economic Journal. — 1996. — Vol. 106. — March. — P. 309–319.
33. Hellman, J. Russia’s Transition to a market Economy: A Permanent Redistribution? / J. Hellman // Russia After the Fall/ Ed. A. Kuchins. — Washington: Carnegie Endowment for International Peace, 2002. — P. 93–109.
34. Libecap, G. Distributional Issues in Contracting for Property Rights / G. Libecap // Journal of Institutional and Theoretical Economics. — 1989. — V.145. — P. 6–24.
35. Savas, E. Privatization and Private-Public Partnerships / E. Savas. — NY.: CQ Press, 2000. — 328 р.
36. Yu, T. An Entrepreneurial Perspective of Institutional Change / T. Yu. // Constitutional Political Economy. — 2001. — Vol. 12. — #3. — P. 217–236.

1 Это утверждение нельзя признать верным в отношении всех групп товаров.
2 Здесь существует и иная точка зрения, например, у Г.В. Мальцева, который считает, что бюрократия не являлась инициатором изменений, а лишь их бенефициаром, поскольку обладает свойством выигрывать и укрепляться в результате кампаний, направленных против нее [17, с. 3–6].
3 Снижение заработной платы является своеобразным механизмом «развращения» предприятий, консервации обновления основных фондов, причиной увеличения трудоемкости (а не капиталоемкости) продукции, потребности в менее квалифицированных работниках. Это означает спад в сфере машиностроения, научных разработок, образования, в целом снижение благосостояния общества.
4 Математическое моделирование является очень гибким, опасность его тотального применения состоит в том, что моделирование может быть способом придания наукообразия идеям, лишенным реалистичных оснований.
5 Подтверждение понимания этого можно найти и в анекдотном фольклоре СССР, например, анекдот о хозяевах страны, едущих в переполненном трамвае и слугах народа, передвигающихся в черных «Волгах».
6 Здесь важно отметить не только невозможность продажи предприятия, а его принципиальную неотчуждаемость, т.е. оно не может быть ни предметом залога, ни объектом претензий, ни способом погасить обязательства, согласно ГК РСФСР
7 Это утверждение также может быть спорным, например, в СССР можно назвать иных инициаторов либерализации, например, диссидентов, но пока либеральные идеи не проникли в круги высшего руководства государства, они вызывали лишь усиление реакции

Вернуться к содержанию номера

Copyright © Проблемы современной экономики 2002 - 2024
ISSN 1818-3395 - печатная версия, ISSN 1818-3409 - электронная (онлайновая) версия