|
| | | | Проблемы современной экономики, N 4 (40), 2011 | | | | ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ РЕГИОНОВ И ОТРАСЛЕВЫХ КОМПЛЕКСОВ | | | Кельбах С. В.
первый заместитель председателя правления по инвестиционно-финансовым вопросам Государственной компании «Российские автомобильные дороги»
| |
| | | | | Статья посвящена проблемам развития институциональной инфраструктуры в регионах Российской Федерации. Рассматриваются общетеоретические вопросы институционального подхода при анализе и реформировании региональной инфраструктуры, а также ряд прикладных аспектов, таких как: оценка критериев качества институтов, роль государственно-муниципального регулирования, требования к региональным комплексным программам, достижения российской практики развития институциональной инфраструктуры. Особое внимание уделяется современным акцентам институциональной теории, в частности формам согласования интересов различных групп регионального общества через соответствующие институты | | Ключевые слова: институциональная инфраструктура, регион, концепция институционализма, государство | | УДК 332.1:338.4; ББК 65.9 |
Национальная и региональная институциональная инфраструктура представляет собой систему правил и организаций, определяющих поведение людей и хозяйственных субъектов. Институт — правило, упорядочивающее человеческую, в т.ч. экономическую деятельность и дополненное механизмом принуждения к его исполнению1.
Традиционные институционалисты2 отождествляли институты с организациями, в частности, рыночными (биржи, банки и т.д.). Неоинституционалисты предложили сравнительный институциональный анализ различных стран и регионов, рассматривая институт как форму, обеспечивающую равновесие в хозяйственной и общественной жизни3. Эту позицию разделяют российские экономисты4.
Центральную роль в современной институциональной теории занимает модель человека как главной производительной силы, которая играет активную, определяющую роль в модернизации экономики, а не только пассивно реагирует на рыночные сигналы в соответствии с концепцией рациональных ожиданий5,6.
В работах зарубежных экономистов делается попытка построить мост между «старым» и «новым» институционализмом7 8 9. Российские экономисты указывают на существенные различия между ними10.
Парадокс современного постиндустриального общества состоит в том, что экономическая наука до сих пор находится в плену неоклассической теории, которая неадекватно описывает особенности технологически прогрессирующей рыночной экономики и в лучшем случае лишь констатирует такой прогресс с помощью производственных функций, но не объясняет его, не способствует его осуществлению. В результате большинство ортодоксальных разработок замыкается не на практику, а на самое себя, а бизнес развивается без поддержки со стороны фундаментальной экономической науки11. Это подтвердил кризис 2008–2009 гг. Ортодоксия, несомненно, оказывает влияние на экономическую политику, однако оно, в силу оторванности от реальных проблем регионального развития, нередко приобретает негативный характер.
Дж. Акерлоф, Масленс и Дж. Стиглиц — Нобелевские лауреаты 2001 г. — показали, что асимметричная информация, господствующая на несовершенном рынке, не позволяет ему быть наилучшим способом распределения ресурсов. Дж. Акерлоф показал, что асимметричная информация может привести к обратной селекции на рынке, т.е. победе продавцов продукции низкого качества. Теория «несовершенной информации» изменила экономическую науку.
В современной литературе по институционализму особое внимание обращается на конвенции, т.е. формы согласования интересов различных групп регионального общества через соответствующие институты12 13. Принципиальное значение имеет концепция выращивания институтов, отражающих специфику культуры данного региона вместо их механического заимствования из опыта других регионов или пассивного ожидания их появления14.
Дискуссия российских экономистов (А. Московский, Е. Попов, А. Сергеев и др.) привела к выводу о необходимости разграничения института, т.е. правила поведения, и институции, т.е. организации или органа власти, представляющего категориальное ядро института15. Исследование правил, институтов и конвенций на макро- и микроуровне показало, что в постиндустриальной экономике происходит принципиальное изменение форм их взаимодействия16. При этом учитываются реальные экономические отношения в регионе: асимметрия информации, неполнота прав собственности, ограниченная рациональность участников взаимодействия, их оппортунизм17.
В итоге региональная институциональная инфраструктура включает:
— законодательство и подзаконные правовые акты.
Так, Новосибирская область занимает 3-е место среди регионов РФ по законодательным условиям для инвестирования (по рейтингу журнала «Эксперт»). В области разработана система нормативно-правовых актов, мер стимулирования и государственной поддержки инвестиционной деятельности. Внешнеторговые операции осуществляются с партнёрами из 96 стран дальнего и ближнего зарубежья.
— организации, обеспечивающие правоприменение, развитие предпринимательских сетей, цепочек поставок и создания стоимости, кластеров, банки и фонды развития экономики;
— местная культура как система базовых ценностей и знаний, традиций и привычек, неформально определяющих правила поведения.
В последние годы опубликован ряд работ по комплексному исследованию территориального развития институтов18, межрегиональным сопоставлениям институтов19, их количественной оценке20, разработке стратегии развития21.
Проведены специальные исследования по оценке инвестиционной привлекательности регионов22 и воздействия экспансии крупных компаний на институциональную инфраструктуру региона23. Институты ограничивают и определяют спектр альтернатив, доступных экономическим агентам, и оказывают влияние на решения, которые на деле они принимают индивидуально24.
Использование институционального подхода при анализе региональной инфраструктуры позволяет преодолеть барьеры, которые не смогла преодолеть неоклассическая теория. Модели этой теории предполагают отсутствие трансакционных издержек, коррупции и т.д., наличие полной информации и рациональное поведение всех хозяйственных субъектов. Эта теория объясняет разницу в функционировании региональных экономик лишь разным объёмом инвестиций, сбережений и т.п., но не позволяет понять, почему одинаковые меры приводят в разных регионах к совершенно различным последствиям. Институты представляют собой структуру, которую люди накладывают на свои взаимоотношения, определяя, таким образом, стимулы и ограничения в своём поведении, границы экономического выбора, задают рамки функционирования региональной экономики и общества в течение определённого периода.
Эффективность инвестиций определяется не только и не столько их величиной, сколько различными социальными институтами — защитой прав собственности, традициями бизнеса, эффективностью деятельности организаций — фирм, политических партий и т.д.
Модели конкуренции, предлагаемые классической либерально-монетарной теорией, нереальны, поскольку два главных условия — полнота рыночной информации и адекватность реакции субъектов рынка на эту информацию не исполняются и во многом зависят от институциональной инфраструктуры данного региона.
Д. Кенеман (Нобелевский лауреат 2002 г.) доказал, что принятие управленческих решений в условиях неопределённости не соответствует теории рациональных ожиданий, а во многом определяется специфической субъективной оценкой рисков и потерь. В сложной инновационной экономике рыночный механизм и рациональные ожидания не определяют поведение руководителей фирм региона. В сложных ситуациях, когда субъект не контролирует весь процесс, возрастает роль иррациональных решений.
Региональные институты призваны играть особую роль в механизме перераспределения ресурсов и инвестиций в пользу новаторов, учитывая, что фирмы, реализующие инновации, платят на рынке средств производства более высокую цену, чем производитель, обеспечивающий традиционное производство. Фирмы-новаторы, увеличивая спрос на ресурсы, стимулируют повышение цен на них и тем способствуют снижению конкурентоспособности консерваторов и их вытеснению с рынка. Современная институциональная инфраструктура требует сокращения неэффективных производств, массового выбытия морально устаревших активов, обновления технологий и номенклатуры продукции на базе роста инвестиций в обновление производства, но не непроцентных расходов государства. Минимальная (2–3%) инфляция способствует вытеснению устаревших производств из экономического пространства региона.
Передача основной части производственных функций инфраструктуре возможна только при высоком уровне её институционального развития, эффективной системе защиты собственности и контрактов в суде, взаимном доверии хозяйственных субъектов. В регионах России эти условия отсутствуют, поэтому компании стремятся к слияниям и поглощениям, к вертикальной интеграции с целью установления монополии на данном сегменте регионального рынка и достижения максимальной независимости от внешних поставок. Российские фирмы, как правило, включают весь комплекс вспомогательных и обслуживающих цехов. В связи с ростом цен на электроэнергию и транспорт в последние годы они создают собственные системы энергоснабжения, вагонные парки, портовые терминалы и т.д. Это является главной причиной низкой производительности труда.
В ряде работ исследована система институтов, регулирующих использование ограниченных естественных ресурсов и перераспределение имущественных прав на различных типах товарных рынков25 26, а также закономерности и тенденции развития инфраструктуры на различных товарных рынках27.
Российские экономисты предлагают три основные концепции реформирования региональной институциональной инфраструктуры. Первая представлена Институтом современного развития (ИНСОР, рук. И. Юргенс «Россия ХХI века: образ желаемого будущего») и поддерживается Центром стратегических разработок и фондом Карнеги. Она требует немедленных и радикальных политических реформ, радикальной либерализации и дерегулирования экономики, открытия всех отраслей для иностранного капитала с перспективой вступления в ЕС и НАТО.
Однако исследования зарубежных экономистов28 29, основанные на анализе размещения активов, цены денег, кредитно-банковского регулирования во многих странах, показали, что частный капитал самостоятельно не может разрешить проблемы постиндустриальной экономики. Либеральные принципы Вашингтонского консенсуса приводят к системному кризису институтов, замедлению экономического роста, росту социального неравенства, безработицы, дефицита бюджета и государственного долга. Капитализм в его традиционном виде уменьшает человеческий капитал30. По данным Pew Research Center, в 1991–2009 гг. число недовольных переходом от государственно-контролируемой к рыночной экономике выросло не только в России и Украине, но и в Венгрии, Болгарии, Литве, Словакии и т.д.
Вторая позиция, представленная программой «Стратегия-2020», требует радикальной либерализации экономики без немедленных политических реформ.
Экспертная группа «Реальный федерализм, местное самоуправление, межбюджетная политика» полагает, что изменение межбюджетных отношений не даст эффекта, главное — дезорганизация региональных институтов, в т.ч. судебной власти, высокие трансакционные издержки бизнеса, связанные с коррупцией, депопуляция сёл в русских регионах. Центр фискальной политики предлагает передать регионам право влиять на ставку налога на доходы физических лиц, администрировать налоги, а муниципалитетам — вводить свои налоги и сборы, в т.ч. налог с продаж.
Третья концепция, представленная Институтом экономики РАН (Р.С. Гринберг) и рядом других экономистов, обращает особое внимание на институциональные различия между регионами, развитие местного самоуправления и гражданского общества. Для большинства регионов России необходима, прежде всего, реиндустриализация, создающая спрос на инновации. При этом предстоит решить сложную методологическую проблему. Как отмечал ещё в 1990-х гг. Дж. Гелбрейт, возврат к свободному рынку времён А. Смита — психическое отклонение клинического характера31. В США доля госрасходов растёт и в различных сегментах инфраструктуры превышает 30–50%. Такая же тенденция характерна для других стран ОЭСР.
Снижение роли государства, как это было сделано в России, создаёт риск развала региональных экономик и усиливает негативную роль естественных монополий32. Ведущие экономисты мира (Дж. Тобин, Ф. Модильяни, Р. Солон, Л. Клейн, В. Леонтьев, Дж. Стиглиц, К. Эрроу и др.) вместе с россиянами (Л. Абалкин, О. Богомолов, В. Макаров, С. Шаталин, Ю. Яременко и др.) предложили ввести ренту за пользование природными и земельными ресурсами в качестве социального кредита для развития инноваций и инфраструктуры33. Дж. Стиглиц в 2011 г. заявил, что рост инфраструктуры и экономики в целом невозможен без увеличения госрасходов, а дефицит бюджета (в 2010 г. в ЕС он превысил 6,5%, а в Греции, Ирландии, Португалии — 13% ВВП) является рыночным механизмом их покрытия.
Как отметил Дж. Сорос, «рыночные цены всегда неверны в том смысле, что они отражают взгляд на будущее, основанный на сегодняшних предпочтениях,... но на самом деле не ожидания отвечают будущему ходу событий, а будущие события формируются этими ожиданиями. Восприятия участников по самой своей природе содержат ошибку, и существует двусторонняя связь между ошибочными восприятиями и действительным ходом событий». «Конфигурации кривых спроса и предложения не могут считаться независимыми данными, т.к. обе эти категории включают в себя ожидания участников, касающиеся событий, которые, в свою очередь, обусловлены этими ожиданиями»34.
Управление региональной инфраструктурой не может базироваться только на рыночном ценовом механизме. Здесь необходима регулирующая роль государства, муниципальных образований и некоммерческих организаций гражданского общества.
Радикально-либеральные концепции о том, что частный бизнес наиболее эффективен во всех сферах, включая региональную инфраструктуру, не подтверждаются мировым опытом. Государство не должно быть монопольным производителем общественных услуг, но обязано стимулировать и регулировать их объём и качество, поскольку эти услуги определяют в современных условиях развитие инновационной экономики, но не приносят сравнимой с другими, особенно добывающими отраслями, текущей прибыли, хотя требуют огромных инвестиций. В условиях ограниченности бюджетных ресурсов эта проблема может быть решена только на основе государственно-частного партнёрства, соединяющего частную инициативу и государственно-общественное регулирование.
Важное значение имеет выработка количественных критериев оценки качества региональной институциональной инфраструктуры. Об этом качестве свидетельствуют данные социологических опросов, оценки делового и инвестиционного климата, уровень безработицы, бедности и социальной напряжённости. По данным организации малого бизнеса «Опора России» (Известия 15.04.2011 г.), больше всего жалоб на коррупцию в органах власти Москвы и Краснодарского края. В среднем по России 56% жалоб — именно на чиновников, нередко коррупция контролируется непосредственно главой региона либо муниципалитета. Как правило, заявители указывают, что участие высшего должностного лица выражается в потворствовании рейдерским захватам, отъёме имущества у частных лиц с использованием административного ресурса с целью ухода от ответственности — отмечается в справке ОП.
В ряде регионов граждане жалуются на прямое вымогательство со стороны госслужащих и расхищение распределяемых благ. Среди ведомств по числу жалоб лидирует МВД (сообщения о крышевании торговли и рейдерских захватах), включая ГИБДД. В сфере здравоохранения львиная доля претензий приходится на ФГУПы и МУПы, оказывающие услуги населению.
90% регулирующих и регламентирующих функций в регионах выполняют действующие там федеральные органы, которые дублируют местные органы власти и подрывают их инициативу35. Государственно-частное партнёрство вместо согласованной оценки, организации и финансирования инвестиционных проектов нередко сводится к взиманию административной ренты с бизнеса. Как отметил бывший посол России в Японии А. Панов (Известия 14.04.2011), японские фирмы в 1990-х гг. вложили средства в инвестиционные проекты в Сахалинской обл., но как только они стали приносить деньги, местная мафия зарубежных партнёров «попросила». Естественно, что после этого японский бизнес потерял всякий интерес к подобному сотрудничеству.
Важным социальным институтом могли стать региональные корпорации (банки), фонды развития — некоммерческие организации, призванные в сотрудничестве с частным капиталом развивать местную инфраструктуру и точки роста. Институты развития существуют в большинстве рыночных стран. Идея создать их в России сама по себе была благотворна, но осуществлена она, как и приватизация в 90-е, была неэффективно. Государство передало госкорпорациям огромное имущество — более 500 предприятий, огромные активы (1,2 трлн руб.), не определив конкретные задачи, сроки их решения, ответственность за срыв. Счета госкорпораций послужили средством стерилизации избыточной рублёвой массы, как и Стабилизационный фонд, размещённый за рубежом для сдерживания инфляции.
Госкорпорации, в отличие от АО с преобладающим госучастием и ГУПов (государственных унитарных предприятий), не были обязаны раскрывать информацию о своей деятельности, отчитываться за неё перед госорганами. Только Правительству предоставлялся годовой отчёт, аудиторское заключение, заключение ревизионной комиссии. Все остальные федеральные органы, даже Минюст, Росрегистрация, налоговая, таможенная службы, без согласия корпорации не имели права запрашивать у неё распорядительные документы или информацию о её деятельности. В итоге они ликвидируются. Целесообразно в рамках новой региональной политики возродить эти институты на новой основе. |
| |
|
|
