|
| | | | Проблемы современной экономики, N 1 (41), 2012 | | | | ВОПРОСЫ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ. МАКРОЭКОНОМИКА | | | Тертышный С. А.
заместитель заведующего кафедрой политической экономии
Санкт-Петербургского государственного горного университета,
кандидат экономических наук, доцент
| |
| | | | | В статье представлены научные подходы к исследованию бюрократии и коррупции как устойчивых институциональных ловушек российской экономики; на основе международных экспертных оценок показано их влияние на современное состояние отечественной экономики; в рамках моделей институционального анализа раскрыты основные причины, последствия бюрократии и коррупции, а также направления снижения коррупционной составляющей в экономике страны | | Ключевые слова: институт, теневая экономика, государственное регулирование, коррупция, бюрократия, право собственности, асимметрия информации, трансакционные издержки | | УДК 330.341.2(075) Стр: 51 - 55 |
Степень экономической свободы в мире начала медленно восстанавливаться после кризиса 2008–2009 г.г. Более половины из 183 стран, перечисленных в индексе экономической свободы (Index of Economic Freedom) 2011 г., улучшили свои показатели. А вот ситуация в России без изменений — 143-е место из 179 возможных (прим. — по четырем странам включенным в индекс нет данных). К сожалению, до тех пор, пока в России не будут решены проблемы коррупции, чрезмерной бюрократии и административных барьеров, для бизнеса говорить об экономической свободе преждевременно, считают отечественные и зарубежные аналитики и эксперты.
Так, согласно расчетам THE HERITAGE FOUNDATION, индекс экономической свободы в России за 2011 год составил 50,5 пункта (плюс 0,2 пункта к значению 2010 года) из 100. Это характеризует российскую экономику как «в основном несвободную». Несущественные улучшения все же показали уровень свободы от коррупции (плюс 1 процентный пункт), показатель свободы рынка труда (плюс 3,3 пункта), финансового и бюджетного секторов (плюс 0,5 пункта). А вот индексы свободы бизнеса (минус 1,5 пункта), госрасходов и торговой деятельности (минус 0,2 пункта) снизились.
Большинству других постсоветских государств присвоена еще более низкая оценка — по мнению аналитиков, экономическая свобода там находится в подавленном состоянии. Так, Белоруссия занимает 155-е место, Узбекистан — 163-е, Украина — 164-е, Туркмения — 169-е. Самым свободным в экономическом плане уже 17 лет остается Гонконг (89,7%). Последнее, 179-е место досталось КНДР — индекс экономической свободы для нее составляет всего 1 процентный пункт1.
Одна из причин низкого рейтинга России — институциональные проблемы, такие как чрезмерная бюрократизированность, высокий уровень коррупции и трудности при ведении бизнеса. Принимаемые для борьбы с этими проблемами меры явно недостаточны и неэффективны. | | |  | Место России в рейтинге по Индексу экономической свободы 2011 г.
Рассчитано на основании данных The Heritage Foundation — Index of Economic Freedom 2011 |
В наши дни ни у кого не вызывает сомнений тот факт, что эффективность рыночной экономической системы основывается в немалой степени на принципе экономической свободы заключения контрактов, которая предполагает наличие у экономического агента (производителя/потребителя) определенной совокупности прав, гарантирующих ему автономное, самостоятельное принятие решений, а также обязанностей, четкое выполнение которых обеспечивает устойчивость экономического взаимодействия. Однако экономическая свобода является источником неопределенности и риска, поскольку свобода одного экономического агента сопутствует одновременно свободе других экономических агентов. Так согласно Ф. Найту, неопределенность рыночной экономики выступает ее конституирующим признаком2. Процесс инновационного развития производства, использования новой техники, новых технологий, новых конструкторских и управленческих идей — неопределенный и стохастичный по своей природе. Неустойчивость экономики обуславливает рост неопределенности всей экономической системы, а, следовательно, и риска, как количественного показателя характеризующего неопределенность. Неустойчивость экономического развития на фоне кризисных явлений в мировой экономике усиливает стремление рыночных агентов и государства к реструктуризации прежних контрактов и неформальных соглашений. В условиях несформировавшейся культуры контрактов, несоблюдение обязательств в случае даже незначительных изменений ситуации, в том числе и со стороны государства, например, в условиях снижения его доходов вследствие падения конъюнктуры рынка энергоресурсов, является массовой нормой поведения субъектов хозяйствования в любой сфере экономической деятельности России. Это обусловлено неразвитостью неформальных норм предпринимательской этики и лишь начальным этапом формирования адекватного рыночной экономике механизма принуждения к исполнению контрактных обязательств — инфорсмента (от англ. enforcement). Деловая этика, обычаи делового оборота, являющиеся неотъемлемыми элементами рыночных отношений, не могут пока стать повседневной нормой (институциональной рутиной) для подавляющей части агентов российской экономики в силу краткосрочности их возрождения в постсоветский период.
Оппортунистическое поведение при заключении и выполнении контрактов является следствием провалов институционального регулирования. С одной стороны, данная ситуация сопряжена с малым временным периодом для формирования устойчивых и эффективных институциональных структур, которые могли бы существенно влиять на динамику трансакционных издержек при заключении контрактов. С другой стороны, оппортунистическое поведение является иллюстрацией эффекта блокировки (от англ. lock in), который присущ ситуации, где наблюдается зависимость от предшествующей траектории развития (от англ. path dependence). В российских условиях устойчивые неэффективные институты сформировались в конце восьмидесятых — начале девяностых годов и закрепились вследствие эффекта основателя3.
Сложность решения проблемы контрактных обязательств заключается в чрезвычайно широкой распространенности их нарушений. Эта сложившаяся практика взаимоотношений выгодна агенту, принявшему правила игры большинства российских предпринимателей начала 1990-х гг. Выбраться из образовавшейся институциональной ловушки достаточно сложно, так как требуется разрушение устойчивых стереотипов поведения, устраивающих в каждый данный момент значительное число агентов. Поэтому государству необходимо последовательно преодолевать оппортунизм как массовую норму, а также сопротивление чиновников, предпринимателей и лоббирующих групп4.
Как показывает опыт рыночной трансформации, российская экономика с завидным упорством демонстрирует низкую степень контрактопослушности всех субъектов экономики — фирм (особенно крупных), государства и работников. Традиционно расширение практики оппортунистического поведения неизбежно на начальных этапах рыночной трансформации, когда старая институциональная структура разрушена, а новая еще не выращена5, т.е. не сформированы те институты, которые отсутствовали в плановой системе: частная собственность, частное право, институты, структурирующие и делающие предсказуемым поведение партнеров по рыночным отношениям (контрактное право), институты экономической ответственности и предпринимательской этики. Усиление склонности к оппортунистическому поведению в условиях реформирования и либерализации в России не стали исключением плохо отлаженных дисциплинирующих механизмов инфорсмента. Эти механизмы невозможно заимствовать (импортировать) в готовом виде, их приходится проектировать, создавать, «выращивать», а их формирование представляет собой непростой длительный эволюционный процесс.
Кроме того, вероятность оппортунизма тем выше, чем ниже склонность партнеров, включая всех субъектов бизнеса и государства к формальной (судебной) защите своих прав. При превышении цены доступа к закону над издержками нелегального функционирования экономический субъект, стремясь минимизировать свои трансакционные издержки, выбирает неформальные, в том числе нелегальные институты.
Ярким подтверждением данного положения может служить показатель России по степени прозрачности государственной политики, где она занимает 115 место из 142 стран, для которых Всемирным экономическим форумом рассчитывается индекс конкурентоспособности6.
В России исторически сложившаяся нерациональная и громоздкая структура управления, значительные финансовые ресурсы, перераспределяемые через властные структуры, а также номенклатурные традиции являлись объективными предпосылками для развития и постоянного воспроизводства бюрократии.
Система государственной власти в России в 1990-х годах, пожалуй, в наиболее точно соответствует утверждению К. Маркса о государстве как частной собственности бюрократии: «Бюрократия: государственный формализм гражданского общества; замкнутое общество в государстве; мнимое государство; спиритуализм государства»7.
Очевидно, что существенным фактором возникновения и существования коррупции в обществе следует считать монополизацию власти, которая приводит к формированию государственного бюрократического аппарата, извлекающего выгоды из своего положения посредством рентоориентированного поведения. Экономическая рента может рассматриваться как плата за ресурсы сверх максимальной величины альтернативных издержек при не монопольном использовании ресурсов. В связи с этим привилегии номенклатуры приобретают форму сверхдоходов для «особых» категорий, прежде всего в финансовой сфере и внешней торговле, которые в результате выступают в качестве финансовой олигархии. В итоге гипертрофированного развития перераспределительных отношений доходы на капитал превышают совокупные доходы общества, что становится одним из факторов, снижающих эффективность производства и подрывающих стимулы к честному труду. Этот деструктивный элемент экономических отношений часто дополняется системой неразвитых отношений собственности, что существенно увеличивает возможности незаконного обогащения и выступает благоприятной почвой для развития организованной преступности и коррупции в государственном аппарате.
Дело в том, что коррупционная составляющая экономической деятельности в России стала критически опасной проблемой. При этом по оценке TRANSPARENCY INTERNATIONAL в «The Global Corruption Barometer 2010», публикующей индекс восприятия коррупции по различным странам «CORRUPTION PERCEPTIONS INDEX 2010» Россия занимает 154 место среди стран мира, находясь в критической зоне с показателем восприятия коррупции 2,1, так же, как и в Таджикистане8.
Так, руководство нашей страны неоднократно заявляло с высоких трибун о насущной необходимости бескомпромиссной борьбы с бюрократией и коррупцией, угрожающими развитию общества и экономики России.
Тем не менее, на практике отчетливо можно видеть не только разрастание аппарата госчиновников, но и постоянную «модернизацию» коррупционных схем. В чем же причина столь высокой жизнеспособности институтов бюрократии и коррупции?
Особый интерес, на наш взгляд, здесь представляет механизм извлечения доходов в условиях рыночных отношений субъектами теневой экономики. Рынок в целом эффективно распределяет ограниченные ресурсы, однако рынок — это механизм, формирующий свою деятельность на стоимостных показателях. Поэтому и эффективность распределения достигается лишь в том случае, если все эффекты (выгоды и издержки), порождаемые производством и потреблением того или иного блага, могут быть учтены рынком, т.е. получают свое отражение в ценах. Поэтому, с одной стороны, результаты теневой экономической деятельности для одних выступает в качестве доходов, а с другой стороны, для других оборачиваются издержками. Для социально-экономической системы «теневые перераспределения» выступают в качестве платы за недостатки функционирующего экономического механизма, порождающего теневую экономику.
В современной экономической науке издержки, связанные с деятельностью теневой экономики, рассматриваются через призму «прав собственности», т.е. санкционированных поведенческих норм, складывающихся между людьми по поводу использования ими экономических благ. К примеру, англосаксонская правовая традиция рассматривает право собственности как определенную совокупность частичных правомочий. Эта совокупность может укрепляться путем добавления к ней новых прав или ослабляться отделением от нее некоторых правомочий, или путем размывания прав собственности. Процесс размывания прав собственности связан с трансакционными издержками, возникающими при закреплении и/или передаче прав собственности.
Трансакционные издержки возникают и до (от англ. ex ante), и после (от англ. ex post) процесса обмена. Этому способствуют углубление разделения труда, его специализация, четкое определение прав собственности, правоохранительная деятельность и другие факторы. Зачастую в рамках этого процесса возникают теневые экономические явления, спектр существования которых очень широк — от прямого нарушения прав собственности (кражи, грабежи, мошенничество) до более изощренных способов извлечения прибыли посредством ущемления прав собственности (рэкет, вымогательство, взяточничество).
Вся деятельность субъектов теневой экономики направлена на извлечение прибыли за счет ущемления интересов кого-либо из субъектов экономических отношений, что ведет к неизбежному росту трансакционных издержек. Закономерным следствием этого является перераспределение доходов от сферы материального производства в сферу обращения, что разрушающе действует на эффективность производства, а в итоге приводит к росту совокупных издержек общества.
К числу наиболее распространенных направлений коррупционного обогащения для бюрократии, в особенности для верхушки политической элиты, являются находящиеся в их распоряжении государственные расходы. Помимо этого в целях обогащения бюрократический аппарат часто использует свои властные полномочия или административный ресурс при реализации инвестиционных проектов, проведении госзакупок, а также с помощью создания различных внебюджетных фондов.
Инвестиционные проекты во многом определяются решениями, которые высшие чиновники принимают по своему усмотрению. Крупные инвестиционные проекты (в особенности, с участием иностранных корпораций) часто предполагают передачу монопольных прав победителю конкурса, что сулит чиновникам крупные взятки. Некоторые проекты создаются специально для того, чтобы определенные группы получали ренту («государственную ренту») от тех, кто назначен в качестве исполнителя проекта.
Государственные закупки, как правило, предполагают выбор объективно лучшего предложения из нескольких на основе конкурса, однако чиновник может обеспечить победу продавца, пообещавшего наибольшие «комиссионные» («откат») со сделки. Для этого ограничивается участие в конкурсе, его правила полностью не объявляются и т.п. В результате закупки осуществляются по завышенной цене (многочисленные примеры 2010–2011 гг. о закупках медицинских томографов).
Внебюджетные счета часто создаются с легитимной целью (пенсионные, дорожные фонды и др.) Однако в некоторых фондах, например, для помощи инвалидам, доходы могут значительно превышать реальные расходы, что стимулирует желание у некоторых чиновников присвоить «излишки». Наоборот, в случае дефицита чиновники часто решают по своему усмотрению, кому в итоге достанутся деньги. В некоторых странах, средства, полученные через иностранную помощь или от продажи природных ресурсов, направляются в специальные фонды, которые менее прозрачны и хуже контролируются, чем бюджетные средства. В силу ежеминутных колебаний цен на товары, определить истинную сумму трансакций и величину отчислений в такие фонды непросто, что позволяет часть денег перенаправлять в личные доходы чиновников.
Среди других областей, наиболее прибыльных в плане коррупции, следует выделить: предоставление налоговых льгот; продажу сырьевых товаров по ценам ниже рыночных; районирование, поскольку оно влияет на стоимость земли; добычу природных ресурсов; продажу государственных активов, в особенности приватизацию государственных предприятий; предоставление монопольных прав на определенный вид коммерческой (в особенности экспортно-импортной) деятельности; контроль над теневым сектором экономики и нелегальным бизнесом, (вымогательство, защита от преследования, избавление от конкурентов и т.д.); назначение на ответственные посты в органах государственной власти, непотизм.
В рамках рационалистического подхода к исследованию коррупции приводится основной аргумент, что индивид взвешивает все издержки и блага от своих преступных действий и решает идти на преступление, если ожидаемая полезность подобных действий выше, чем, если бы он остался законопослушным и потратил свое время и ресурсы иным образом. Очевидно, что именно посредством внедрения своих представителей разного уровня в предпринимательские структуры государственная бюрократия может рассчитывать на устойчивость своего привилегированного положения, а это, в свою очередь, неизбежно приводит к коррумпированности.
Иными словами, коррупция существует постольку, поскольку должностное лицо может распоряжаться не принадлежащими ему ресурсами путем принятия или непринятия тех или иных решений. Должностное лицо обязано принимать решения, исходя из целей, установленных нормами права. Однако должностные лица нередко преследуют свои собственные цели. Коррупция сопутствует в той или иной мере бюрократии практически в любой стране. «Стимулы к коррупции существуют потому, что государственные чиновники облечены властью — распределять редкие выгоды и навязывать тяжелое бремя»9.
Таким образом, экономической базой коррупции выступает возможность для бюрократии распоряжаться «чужой» собственностью. Сущность коррупции проявляется в том, что часть бюрократии распоряжается собственностью, которая ей не принадлежит, или обладает властью для оказания воздействия на распоряжение этой собственностью. Тот, кто имеет возможность распорядиться собственностью, которая ему не принадлежит, имеет возможность получать с этого доход. Такая возможность приводит к использованию этой собственности бюрократией для своих целей незаконно или в обход закона.
Коррупционный доход перераспределяется между должностными лицами в связи с их функциями и местом в бюрократической иерархии. Часть коррупционного дохода поступает носителям функций контроля или руководства, в том числе и политического руководства.
Экономическое бремя коррупции не исчерпывается дополнительными издержками для основных экономических субъектов, они переносятся на цены товаров и услуг для всего населения. Именно поэтому коррупционный доход бюрократии взимается со всего населения. Коррупционный доход бюрократии представляет собой статусную экономическую ренту10, извлекаемую бюрократией со всех не наделенных государственной властью субъектов экономики. Причем рента фактически воспринимается как уровень прибыли, превышающий конкурентный. При высоких уровнях изъятий ресурсов экономики в пользу бюрократии возникает модель экономики, ориентированной на извлечение экономической ренты.
Тем не менее, в качестве причин возникновения и существования коррупции, прежде всего, выступают экономические факторы, действующие как конкретные социально-экономические отношения в данных пространственно-временных условиях, называемых в научной литературе «социальной средой».
Исходя из «теории факторов», сформированной западной научной мыслью, подчеркнем, что побуждающим мотивом коррупции выступает корыстная направленность, т.е. стремление получить сверхдоходы при минимизации затрат. В основе такого поведения лежит психология человека как биосоциального субъекта общественных отношений. Кроме того, в основе неофициальной деятельности часто лежат неформальные отношения или непотизм, проявляющиеся в форме нравов, традиций и обычаев. Причем в основе таких отношений лежат глубокие исторические корни.
Традиционно, когда заходит речь о коррупции, то неизбежно обсуждаются пути борьбы с коррупцией. Как правило, коррупцию принято рассматривать как некую криминальную деятельность, с которой предлагается бороться силовыми методами: выявлением коррупционеров, проведением публичных судебных процессов или даже внесудебным преследованием. В любой стране с проявлениями коррупции, так или иначе, борются подобными методами. Однако практически нигде коррупцию такими методами не только не победили, но даже существенно не уменьшили. Исключение могут составить лишь несколько стран Швеция, Португалия, Сингапур и Гонконг, где действия, направленные на снижение коррупции, привели к значительным успехам.
Часто можно слышать, что чиновник коррумпирован потому, что он получает маленькую зарплату. В этом подходе есть некоторая доля истины. Так, если служащему платить такую зарплату, уровень которой меньше зарплаты за сравнимую по квалификации и интенсивности работу в других отраслях экономики, то служащий, скорее всего, будет работать в административном аппарате только ради взяток. На нижнем уровне бюрократической лестницы — это довольно распространенное явление. Однако эмпирические исследования показывают, что более обеспеченные государственные чиновники требуют и больше взяток, чем более бедные чиновники.
Понятно, что производство любых благ требует расхода определенных ресурсов, который компенсируется средствами, полученными от потребителей этих благ. Зарплата служащих относится к числу расходов, покрываемых в конечном итоге за счет потребителя, однако их деятельность определяется волей начальства и работодателя. Это приводит к ситуации, когда потребитель получает необходимую услугу или товар от служащего, но не может напрямую повлиять на деятельность этого служащего. Частным случаем является общественное благо, которое оплачивается за счет налогов и предоставляется государственными служащими. Несмотря на то, что работу чиновников фактически оплачивают граждане, их работодателем является государство, которое наделяет их правом принимать решения, затрагивающие конкурирующие интересы различных лиц, по закону.
Бюрократы берут взятки не потому, что они бедные, а потому что они наделены властью. Есть страны, где взятки берутся повсеместно и грубо. Есть страны, где взятки берутся от случая к случаю или в сравнительно небольших размерах. В этом смысле сама бюрократия разных стран и регионов различается.
По этому поводу Андерс Ослунд писал: важным доводом в пользу наиболее быстрого проведения реформ в процессе посткоммунистической экономической трансформации служит тот факт, что в этот период коррупция становится чрезмерной. «Единственная мера, которая может быть принята, — это широкомасштабное сокращение государственного регулирования. Даже те регулирующие нормы, которые могут отстаиваться многими в условиях Запада, становятся совершенно неэффективными, так как коррумпированная бюрократия скорее стремится к максимизации своих взяток, чем заботится об интересах общества в целом»11.
Есть некоторый набор функций, который в развитой стране с устоявшейся политической системой и традицией государственной службы можно поручить чиновнику. Этот набор функций в условиях развитых стран чиновники обычно неплохо выполняют. Однако если чиновник оказался в революционной ситуации, если он работал для другой модели, имеет другие убеждения, или вообще дезориентирован и не имеет никаких убеждений, то и эти функции чиновнику не могут быть поручены. В этом случае чиновник даже те ограниченные действия, которые в развитых странах неплохо выполняются, выполнять уже не может. Оказывается, что в стране с переходной экономикой осмысленно управлять могут только должностные лица на самом высшем уровне, при Правительстве, там, где действительно работают люди, которые, по крайней мере, понимают, что и зачем они делают.
Еще очень многое зависит от того, чей это госаппарат. Кто, под какую задачу его создавал, насколько он соответствует именно этой задаче. Часто оказывается в развивающейся стране, либо в стране с переходной экономикой, что этот аппарат совершенно не соответствует задачам. В развивающихся странах он, как правило, малообразован, некультурен и беден. В странах с переходной экономикой он, как правило, унаследован от другой политической и экономической модели. В этом смысле и по своему фактическому образовательному уровню, и по своим устремлениям он мало приспособлен для исполнения возлагаемых на него функций и задач.
«Государственное вмешательство и взяточничество, вероятнее всего, питают и усиливают друг друга. В традиционно коррумпированных государствах старая элита пытается убедить общество в необходимости государственного вмешательства, чтобы поддерживать приток взяток»12.
«Приватизация может снизить коррупцию, выведя некоторые активы из под контроля государства и преобразовав произвольные государственные решения в частные, продиктованные рынком»13. Так, по мнению Сьюзан Роуз Аккерман, даже с учетом того, что в процессе приватизации возникают дополнительные возможности для коррупции, они существуют лишь временно, пока происходит сам процесс передачи государственной и муниципальной собственности в частные руки.
В отсутствие у кого-либо дискреционной власти, коррупция была бы невозможна. Однако персона или группа, обладающая верховной властью, не в состоянии самостоятельно обеспечивать реализацию политики, которую она определяет. Для этой цели она назначает администраторов, которых она наделяет требуемыми полномочиями, в распоряжение которых она передает необходимые ресурсы, для которых она устанавливает правила поведения и над которыми она осуществляет надзор. И здесь возникает следующее фундаментальное противоречие:
С одной стороны, это консервативность закона, поскольку на практике инструкции меняются значительно медленнее, чем внешние условия. В результате они оставляют место для действий по своему усмотрению, поскольку иначе система управления становится совершенно негибкой, и несоответствие жестких норм реалиям способно полностью остановить работу. Однако это означает, что в непредусмотренной законом, ситуации администратор может начать руководствоваться наиболее выгодной рентой.
В то же самое время, с другой стороны, возникает невозможность всеохватывающего контроля. Дело в том, что надзор требует затрат, но кроме того, чрезмерно жесткий контроль наносит удар по качеству управленческого персонала и приводит к оттоку творчески мыслящих кадров.
Таким образом, принцип управления сам по себе содержит потенциальную возможность для коррупции. Эта возможность перерастает в объективные условия, когда потенциальная рента преобладает над рисками.
По мере того, как государство искореняет коррупцию, затраты на борьбу с коррупцией возрастают так, что для полной ликвидации коррупции придется понести расходы несопоставимые с потерями от нее. Сравнивая потери от коррупции и затраты на искоренение коррупции для каждого ее уровня, можно найти оптимальный уровень коррупции, отражающий наименьшие суммарные потери. Таким образом, получается, что для общества гораздо выгоднее полностью не уничтожать коррупцию из-за высокой затратности этого процесса.
Кроме того, чрезмерное увлечение борьбой с коррупцией в ущерб устранению ее причин способно лишить административную систему гибкости, а население гражданских свобод. Правящая группа может использовать карательное законодательство для усиления своего контроля над обществом и преследования политических противников14.
Данная проблема многократно воспроизводится в бюрократическом аппарате, поскольку администраторы высшего уровня назначают своих подчиненных и т.д. Особенность систем с представительной демократией состоит в том, что высшие должности занимают политические элиты, получившие властные полномочия от народа и рискующие потерей власти на следующих выборах. В данном случае проблема поведения элит, которые подвержены влиянию со стороны различных групп раскрывается через модели принципала-агента и стационарного бандита. Коррупция здесь представляет собой конфликт интересов выборных групп с интересами избирателей: принципалом является вся нация в целом, которая заключает с выборными представителями (агентами) общественный договор. Анализ показывает, что чем более информированы избиратели, тем меньше возможностей для коррупции у представителей. Со своей стороны, представители стремятся проводить политику, которая обеспечит им повторное избрание и при этом позволит им повысить свои личные доходы. Популярным примером решения, создающего возможности для коррупции, является увеличение бюджетных расходов на оборону, поскольку это решение определяется как политикой, так и экономическими интересами различных групп.
Несмотря на то, что мировые наука и практика выработали различные подходы к противодействию коррупции, лежащие как в правовой, так и в экономической плоскости, основные положения всех из них можно свести к следующему. Так наибольших успехов в деле снижения коррупции до оптимального уровня можно достичь при сокращении государственного вмешательства в экономику в тех сферах, где этого в принципе не требуется. Путем приведения нормативно–правовой базы в соответствие; за счет обеспечения необходимой согласованности и однозначности толкования законодательных актов, что сократит произвол чиновничьей бюрократии. Положительные результаты может дать введение жесткого «карательного» законодательства для коррупционеров и взяткополучателей. Можно также усилить роль рынков и конкуренции, в том числе и конкуренции в предоставлении государственных услуг, тем самым, уменьшив размер потенциальной прибыли от коррупции. Все эти меры, в конечном счете, неизбежно приведут к сокращению численности бюрократического аппарата госчиновников и как следствие снижению возможности для распространения коррупции. | | |  | | Рис. 1. Оптимальный уровень коррупции |
| |
|
|
