|
| | | | Проблемы современной экономики, N 1 (41), 2012 | | | | ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И ПРОБЛЕМЫ НАЦИОНАЛЬНОЙ И МЕЖДУНАРОДНОЙ БЕЗОПАСНОСТИ | | | Фитуни Л. Л.
заместитель директора Института Африки РАН (г. Москва),
доктор экономических наук, профессор
| |
| | | | | В статье раскрываются глубинные экономические причины, сформировавшие объективные предпосылки социального взрыва в арабских странах, получившего название «арабской весны». Показана современная экономическая ситуация в них и даны прогнозы макроэкономических индикаторов и характеристик на ближайшие годы | | Ключевые слова: арабские страны, социально-экономическое развитие, земельный голод, экономический популизм, интересы России | | УДК 339.97; ББК 65.9 Стр: 90 - 97 |
Международная общественность внимательно наблюдает за развертыванием политических процессов в странах Северной Африки. В то же время становится все более очевидным, что бесспорной жертвой «арабской весны» стала экономика арабских стран. В этом нет ничего неожиданного. Известно, что социальные революции влекут за собой достаточно долгий период экономического упадка и снижения жизненного уровня в стране. Эмпирически установлено, что длится он, как минимум, одно поколение (в исключительных случаях при скорой реставрации авторитарной власти и благоприятных сопутствующих обстоятельствах — не менее полутора десятка лет), но чаще — несколько десятков лет. Так было в XVII веке во времена английской революции Кромвеля, в XVIII после Великой Французской революции. Так было и у нас на Родине после 1917 и 1991 гг. Арабские революции в этом смысле не являются исключением.
При этом экономика неизменно лежит в фундаменте любой революции. Социальная революция разрушает налаженные экономические порядки и связи. Экономика лежит и в глубинной основе нынешней «арабской весны». Однако появившиеся в первые месяцы после ее начала в печати рассуждения о чрезвычайной бедности жителей Северной Африки или особой бесперспективности их социального бытия, толкнувших арабов на низвержение существующего строя, верны лишь отчасти.
Диалектика объективных предпосылок и субъективных условий нынешних социальных катаклизмов в арабском мире при использовании стандартного набора и методологий обществоведческой науки поддается довольно четкому анализу. Несмотря на то, что внешнее вмешательство в текущие процессы внутри арабских стран — вещь бесспорная и предельно очевидная, в глубинной основе социального взрыва столь же бесспорно лежит экономика. Последнее утверждение требует более развернутого пояснения, поскольку, глядя на макроэкономическую статистику и складывавшиеся тренды, накануне революций экономическое положение именно тех арабских стран, где правящие режимы пали, было отнюдь не самое плохое.
Рассмотрим внимательнее ситуацию именно в двух странах «победившей революции» — Египте и Тунисе. Поскольку фундаментальные материальные условия существования населения являются определяющими факторами предпосылок революционной ситуации, ответим для начала на вопрос: пребывали ли их экономики в последние годы в упадке или хотя бы застое?
До начала мирового кризиса темпы прироста египетского ВВП (по данным Всемирного банка, в постоянных ценах 2000 г.) в течение трех лет в среднем составляли чуть менее 7% в год. С обвалом мировой экономики они снизились до 4,6% в 2009 г. В Тунисе в этот же период предкризисный рост был менее впечатляющим, но в целом более чем удовлетворительным — в среднем 5,5% в год. В 2009 г. темпы прироста ВВП составили 3,4%. Для сравнения укажем, что в Саудовской Аравии эти показатели равнялись соответственно 3 и 0,6%, в Марокко 5,4 и 4,9%, в Ливии 5,2 и 2,1% , в Ливане 5,9 и 9,0%, в Йемене 3,4 и 3,8%1. То есть, показатели Египта и Туниса в целом были не только не хуже, а даже заметно лучше, чем в некоторых других арабских государствах, мирно переживших бурную весну. Кроме того, следует отметить, что темпы прироста ВВП в Египте в постоянных ценах, начиная с 1992 г. стабильно были выше прироста численности населения, т.е. на протяжении 20 лет имел место реальный рост экономики и подушевых показателей. В Тунисе ситуация была аналогичной, хотя и по несколько отличным причинам: экономический рост здесь не столь впечатляющ, однако и население увеличивается куда более медленными темпами.
Более того, экспертами столь солидной структуры, как Программа развития ООН (ПРООН), Тунис накануне революции вообще рисовался как показательный пример успеха человеческого развития и выделялся в числе трех лучших «шоу-кейсов» среди развивающихся стран (он победитель среди стран со средними доходами). Доклад ПРООН о развитии человека за 2010 г. так суммирует успехи страны в социальной и экономической сферах: «Тунис достиг успехов во всех трех измерениях ИРЧП [индекс развития человеческого потенциала — Л.Ф.]2, сосредоточив основные усилия на образовании. В стране значительно выросла доля охваченных школьным образованием, особенно после того как в 1991 г. был принят закон об обязательном десятилетнем образовании. Также определенный прогресс был достигнут в деле гендерного равноправия: 6 из 10 студентов университетов — женщины. Однако значительное неравенство все же сохраняется, так как Тунис, согласно нашему новому Индексу гендерного неравенства, находится на скромном 56-м месте (из 138 стран). Быстрое падение рождаемости и высокий уровень вакцинации против кори и туберкулеза способствовали достижению успехов в сфере здравоохранения, как и ликвидация полиомиелита, холеры, дифтерии и малярии. Ежегодный рост дохода на душу населения составлял около 3% в течение прошедших 40 лет и был связан с ответственной кредитно-финансовой политикой, а также инвестициями в транспортную и коммуникационную инфраструктуру»3.
Не отрицая застойного характера политической ситуации в арабском мире в целом, нельзя не констатировать, что на фоне остальных государств региона Тунис и Египет являли собой едва ли не самые успешные примеры сочетания модернизации и диверсификации экономики с пусть пока скромной, но вполне зримой политической либерализацией. Строго говоря, пресловутую квалификацию положения в этих странах как «застой» вполне можно рассматривать в качестве идеологически окрашенной попытки дискредитировать установившуюся в большинстве арабских стран с 1970-х гг. внутреннюю стабильность и устойчивый рост, пришедшие на смену чреде переворотов и революций прошлого4. Это своего рода сигнальный маркер, достаточно распространенный в западных либерально-демократических пропагандистских технологиях.
Ведь совершенно неоспоримо, что «авторитарные лидеры» и Туниса, и Египта достаточно успешно проводили линию на экономическую и политическую модернизацию по западным лекалам, медленно, но последовательно либерализируя законодательства и вводя в действие нормы и стандарты, рекомендуемые и навязываемые МВФ, США и Евросоюзом. Во всяком случае, доля таких норм в политическом и экономическом законодательствах Туниса и Египта была едва ли не самой высокой по сравнению со всеми другими арабскими странами, в особенности с теми, которые бури «арабской весны» обошли стороной. Как результат медленного реформирования, в Тунисе и Египте сформировался довольно обширный и влиятельный для условий развивающихся стран средний класс.
Едва ли не во всех остальных арабских странах либо экономическое благосостояние основывалось на однобокой («углеводородной») экономике и сочеталось с крайним ограничением политических свобод и архаичной организацией общественной жизни (абсолютная монархия, отсутствие сколь-нибудь значимой системы народного представительства, права голоса у женщин и т.д.), либо наоборот — многопартийность и другие внешние признаки демократии существовали на фоне почти полного развала экономики (Ливан, Ирак).
Дело в том, что ключевые экономические проблемы были более фундаментальными, чем те, которые подбрасывают нам политически ангажированные интерпретаторы. Они кроются в глубинных характеристиках хозяйственного развития практически всех стран Северной Африки, а именно в том, что их экономики имеют два ключевых ограничителя — нехватку земель, пригодных для обработки, и высокий прирост населения. Указанные базисные проблемы существовали до прихода к власти сброшенных «тиранов», сохранялись, несмотря на все их усилия, при них и, что самое главное, никуда не денутся при новых властях. Сохранение непреодолимых проблем даже в условиях быстрого и устойчивого экономического роста последних лет предопределено фундаментальными характеристиками североафриканских экономик и обществ. Десятилетия колониализма и неоколониальная эксплуатации сыграли свою немалую роль, но даже они — не главные сдерживающие факторы развития и сохранения отсталости.
Большая часть территории всех без исключения арабских стран Северной Африки — безжизненная пустыня. До того как Рабат провозгласил свой суверенитет над бывшей Испанской Сахарой, Марокко была единственным исключением из этого правила (на пустыни приходилось лишь 11% территории королевства). Сегодня в новых (не всеми признаваемых) фактических границах, по данным ФАО, пустыни составляют 78% площади страны. В Тунисе — 51%, Алжире — 80, Египте — 98, в Ливии — 99%5.
Почти во всех государствах (кроме Ливии) большая часть населения все еще живет в деревне. Устойчивый и быстрый рост населения с каждым новым поколением ведет к уменьшению средней площади надела, либо формируя скрытую безработицу в деревне, либо выталкивая (меньшую часть) незанятых иждивенцев в города, где они часто тоже не в силах найти работу. Еще раз подчеркнем, это объективная историческая реальность и устойчивая тенденция, а не результат жестокости или недальновидности авторитарных режимов. Преодолеть эти ограничители можно только ценой колоссальных и долговременных усилий, требующих консенсуса в обществе, стабильности, но главное — технологических возможностей, финансовых, материальных и интеллектуальных затрат. Следующая таблица, основанная на результатах официальных данных переписей населения наглядно подтверждает сказанное на примере Египта.
Таблица 1
Площадь обрабатываемые сельхозугодий в расчете на душу населения в Египте на дату национальных переписей населений (1897–2006 гг.)| Год | Население
(тыс. чел) | Обрабатываемые площади
(тыс. федданов) | Федданов
на душу населения |
|---|
| 1897 | 9 749 | 5 088 | 0,52 | | 1907 | 11 286 | 5 403 | 0,48 | | 1917 | 12 751 | 5 296 | 0,41 | | 1927 | 14 218 | 5 544 | 0,39 | | 1937 | 15 933 | 5 281 | 0,33 | | 1947 | 19 022 | 5 761 | 0,30 | | 1960 | 26 080 | 5 974 | 0,23 | | 1966 | 30 076 | 6 000 | 0,20 | | 1976 | 38 198 | 6 300 | 0,16 | | 1986 | 48 254 | 6 019 | 0,13 | | 1996 | 59 272 | 7 134 | 0,12 | | 2006 | 72 798 | 9 500 | 0,13 |
Пояснение: 1 феддан = 4 200,8 кв. м = 0,42 га
Таблица наглядно демонстрирует долговременную, более чем вековую тенденцию к снижению площади надела на душу населения. Кроме того, в стране, как и во всех других государствах региона, положение усугубляется спецификой возрастной структуры общества. В последней — огромное преобладание лиц молодых возрастов (до 30 лет). Однако в Египте проблема доминирования молодых возрастных групп в составе населения стоит острее, чем в любой североафриканской стране, за исключением Алжира (см. рис.1). За 10 лет, прошедшие между двумя последними переписями населения в АРЕ (1996–2006 гг.), число лиц старших возрастов (более 45 лет) выросло втрое, а число детей до 15 лет — в 2,5 раза. В соответствии с данными (последней) переписи 2006 г., в стране проживало 72 579 тыс. человек, объединенных в 17 265 тыс. домохозяйств. Средний размер египетской семьи (отдельного домохозяйства) — 4,18 чел. По оценкам на середину 2011 г., численность население достигла 82 млн человек6. | | |  | Рис.1. Половозрастная структура населения стран Северной Африки в 2010 г.
Источник: Подготовлено автором по статистическим данным http://www.census.gov/population/international/data/idb/informationGateway.php по соотв. странам за 2010 г. |
На дату переписи в стране проживало 5476 тыс. лиц с высшим образованием, т.е. примерно в каждой третьей семье имелся свой обладатель университетского диплома. Но при этом 16,8 миллиона египтян оставались неграмотными. Ко времени начала революционных событий 2011 г. абсолютная численность первых выросла, по расчетам демографов, минимум на 10%, а вторых — на 6%.
Заметим, правда, что распространенная на начальных этапах «арабской весны» теория будто в основе революций на Севере Африки лежит так называемый молодежный бугор (графически он выглядит как «выпирание» в поло-возрастной пирамиде определенных возрастных групп, а именно групп 15–30 лет), статистически подтверждается лишь отчасти (см. Рис. 1)7. Ко времени революции такое «выпирание» действительно имело место в Тунисе, а также в Алжире (где революции не случилось). В Ливии, Египте и Марокко его не было, но при этом в первых двух странах произошли «революции», а в самой западной монархии арабского мира — нет.
Тем не менее, полностью списывать со счетов «молодежный фактор» также было бы неверно. Молодежь — благодатный объект политического манипулирования со стороны реальных «выгодоприобретателей от революции», как национальных, так и зарубежных. Социологи неизменно указывают, что именно этой возрастной группе общества свойственны: отсутствие жизненного опыта; максимализм в оценках и действиях; «стадный инстинкт», выражающийся в повышенной склонности блокироваться в «братства», объединяться по принципу «наш/не наш»; готовность даже с угрозой для собственного благополучия и жизни слепо следовать за лидером и беспощадно «громить противника на добивание». Все это делает молодежь прекрасным горючим материалом для революционного пожара.
Впрочем, следует учитывать и то, что за исключением малонаселенных Туниса и Ливии, большинство молодежи стран Северной Африки живет не в городах. Сельская молодежь, как правило, воспитана в традиционных ценностях, прежде всего религиозных. Последнее обстоятельство, правда, не сделало их бульшими сторонниками павших светских авторитарных режимов. Их оппозиционность властям формировалась, прежде всего, нелегальными и полулегальными мусульманскими организациями. В Египте на протяжении почти 70 лет это были Братья-мусульмане, но в последнее двадцатилетие с Братьями стали конкурировать более радикальные группы, хорошо финансирующиеся монархиями Персидского залива.
В Египте, несмотря на десятилетиями продолжающийся мощный процесс урбанизации, большинство населения все еще живет в деревне (на момент проведения переписи 57%.). При этом почти все сельское население расселено на узкой полосе плодородных земель долины Нила. Площадь наделов из-за физической ограниченности пригодной для обработки земли и роста населения постоянно уменьшается8.
Со времен президента Г.А. Насера хрупкий баланс удерживался через сложную систему продовольственных дотаций для городского населения, сельскохозяйственных субсидий и мер прямого регулирования сельхозпроизводства, с другой. Дело в том, что чисто с «денежной» точки зрения в средних и крупных хозяйствах традиционно выгоднее было выращивать хлопок и сбывать его перекупщику. Такая система, существовавшая в начальные годы президентства Г.А. Насера, выглядела, с отстраненно-академической точки зрения, экономически оправданной, но на уровне страны в целом она оборачивалась необходимостью во все возрастающих масштабах импортировать продовольствие. При этом непредсказуемость сбора в зависимости от уровня воды в Ниле, постоянно скачущие мировые цены на, хлопок, конкуренция других стран ежегодно создавали неопределенность относительно того, что страна получит за свою монокультуру валютные доходы в достаточных объемах. Введенная Г.А. Насером система в принудительном порядке предписывала феллахам выращивать определенные культуры, в частности зерновые, гарантировавшие «продовольственную составляющую урожая».
Однако, в 1980-х гг. при президенте А. Садате египетское правительство согласно рекомендациям и в тесном сотрудничестве с чиновниками USAID, приступило к осуществлению широкой программы либерализации сельского хозяйства. Ставилась задача ограничить вмешательство государства (прежде всего, ликвидировав субсидии и госконтроль в сфере земледелия), поощрять развитие конкурентной рыночной системы на основе частного предпринимательства и экспортно-ориентированного роста. Эта политика была продолжена при Х. Мубараке, когда в 1990-е гг., Египет заключил ряд соглашений с Международным валютным фондом в рамках программ структурной перестройки (адаптации).
Ключевым компонентом проводимой аграрной реформы стал новый закон о земле (№ 96/1992). Он лишил прежних льготных прав на землю мелких крестьян, работавших на участках не менее 40 лет, и позволил крупным землевладельцам назначать рентные платежи, исходя из рыночных ставок. Постепенно исчезли госсубсидии на удобрения. Последние стали продаваться по рыночным ценам, что вместе с либерализацией ввоза этого товара превратило Египет в одного из крупнейших импортеров химических удобрений в мире. Стоимость культивации возросла, что не замедлило отразиться на ценах на продовольствие, производимое внутри страны. Была ликвидирована система обязательного производства определенных культур.
В соответствии с неолиберальными воззрениями изменилась сама концепция продовольственной безопасности. Если ранее акцент делался на максимальное обеспечение продовольственных потребностей страны за счет внутреннего производства, то теперь возобладало мнение, что стране следует развивать отрасли хозяйства, которые на мировом рынке обладают сравнительными конкурентными преимуществами (например, туризм), а недостающее продовольствие закупать за счет избыточного дохода глобально конкурентоспособных отраслей. С этой же аргументацией были сняты ограничения на экспорт сельскохозяйственной продукции. Феллахи постепенно переключались на более выгодные виды экспортного сельхозпроизводства — ранние овощи для ЕС, апельсины, орехи и проч. Менее доходное производство товаров на внутренний рынок сокращалось.
В результате в отрасли началось медленное движение к заветной цели реформаторов — начали сближаться мировые и внутренние цены на продовольствие. К 2008 г. разрыв все еще оставался колоссальным, но по стране уже прокатились продовольственные бунты. Их частью подавили, частью ослабили, попытавшись замедлить темп реформ, но с 2009 г. были введены меры государственной поддержки сельскохозяйственного экспорта (экспортные субсидии на некоторые товары, льготы и субсидии при страховании, транспортировке, складировании грузов и оплата стивидорных работ). И цены возобновили рост. Уже в первой половине 2010 г. темпы продовольственной инфляции приняли угрожающие размеры — 11% в годовом исчислении. При этом цены на овощи по сравнению с 2009 г. выросли на 45 процентов. Уровень инфляции в апреле достиг 11% (в годовом исчислении), на 0,9% больше, чем в 2009 г. При этом рост цен на продукты питания был значительно выше. В частности, цены на овощи выросли в среднем на 45 процентов. Ожидалось, что к концу 2010 г. ускоряющаяся инфляция достигнет 13%, но реальность оказалась еще хуже — 15%9.
Правительство все еще пыталось разрешить проблему рекомендуемыми ему рыночными методами. Центральный банк облегчил некоторые меры валютного регулирования при импорте мяса, птицы и сахара, надеясь таким образом, что предприниматели снизят рыночные цены в ответ на снижение собственных издержек. Но этого не произошло.
С настоящими казнями египетское правительство столкнулось в конце августа 2010 г., когда стало ясно, что в результате беспрецедентной засухи в России в страну не поступят законтрактованные 540 тыс. тонн сравнительно дешевой российской пшеницы. Россия ежегодно удовлетворяла примерно треть потребностей страны в пшенице, правда ко времени введения эмбарго примерно 180 тыс. тонн уже было отправлено. Надо однозначно сказать, что к голоду в стране российское эмбарго не привело. В АРЕ оставались переходящие запасы в 3 млн тонн (этого объема достаточно, чтобы обеспечивать потребности страны в течение 4–5 месяцев. По получении информации, страна оперативно закупила выпадающие объемы на спотовом рынке в основном во Франции и США. Правда, эти закупки обошлись Египту дороже — примерно на 40 долл. за каждую тонну, то есть, по приблизительным оценкам, дополнительно Каиру пришлось заплатить 21–25 млн долларов — сумма значительная, но не сверхобременительная для крупной страны10.
Позже загадочные события с нападением акул-людоедов на купающихся вынудило правительство закрыть часть пляжей в разгар туристического сезона, что также негативно сказалось на доходах страны и местном бизнесе.
Египетская экономика переживает критический период. В последнее время (до ноябрьских выборов на которых начали побеждать исламистские партии) западная экономическая наука все чаще именовала египетскую экономику (по аналогии с пост-советскими как «переходную» — transition economy), поскольку-де в стране происходит «переход к демократии». При этом почему суть собственно перехода (от чего к чему) не уточнялась (применительно к постсоветским экономикам речь шла о переходе от плановой экономики к рыночной). Лейтмотивом звучит тезис о том, что хотя переход от авторитаризма, безусловно, всеми приветствуется, он неизбежно породит в Египте беспрецедентный за последние тридцать лет уровень нестабильности. Осуществление экономических реформ на фоне этой неопределенности является особенно сложным, поскольку приоритет принадлежит реализации политических задач и удовлетворению политических требований.
Со времени падения Мубарака новые власти Египта несколько раз пытались провозгласить что-то вроде демо-либеральной версии «инфитаха» — политики открытых дверей. Опыт прошлых лет действительно может оказаться полезным в будущем, но только не в условиях всеобщего хаоса и потери управляемости экономикой. Переходное правительство во главе с Верховным советом вооруженных сил (SCAF), который управляет страной до парламентских и президентских выборов (и, скорее всего, сохранит рычаги власти по крайней мере до середины 2012 г.) сталкивается с огромными трудностями. Стремясь не выпустить власть из рук, оно неразумно бросилось выполнять популистские требования революции, мало учитывая их долгосрочные последствия. Хотя, возможно, некоторые из мер (такие как повышение правительством в государственном секторе минимальной заработной платы и продление неизменяемых трудовых договоров с почти 450 тыс. государственных служащих) и были на текущий момент политически целесообразны, они оказались тяжелейшей ношей для и без того перенапряженного бюджета.
Популистские тенденции сохранятся в ближайшем будущем, по крайней мере до тех пор, пока не станут ясны новые властные конфигурации. Чтобы не противоречить ожиданиям масс и не множить ряды своих противников египетское правительство, несмотря на финансовые трудности и продолжающееся падение доходов, утвердило государственный бюджет на 2011/2012 ф.г. с плановым дефицитом равным 10,95% от валового внутреннего продукта (ВВП). Бюджетные доходы запланированы в размере 350 млрд ег. фунтов (58,9 млрд долл.), а расходы составят 514 млрд (86,5 млрд долл.). Одна из существенных особенностей этого «революционного» бюджета — увеличение расходов на «специальные компенсации работникам» с 95 млрд ег. фунтов (15,99 млрддолл.) до 116 млрд (19,5 млрд долл.). Для поддержания уровня минимальной заработной платы бюджет выделяет 5700 млн фунтов (0,95 млрд долл.) Планка «освобождения от налогов на заработную плату» была поднята с 9000 фунтов (1515,15 долл.) до 12000 фунтов (2020 долл.). Показателем определенной небрежности и спешки в подготовке нормативных документов является и то, что в тексте закона не сказано, идет ли речь о годовой или месячной зарплате. Логика подсказывает, что все-таки, наверно, имеются в виду годовые величины, из которых указанный минимум вычитается из суммы налогооблагаемой базы11. В целом по экономике это выливается в немалые суммы.
Согласно бюджету более чем вдвое увеличены ассигнования на социальное обеспечение, со 101 млрд фунтов (17030 млн долл.) до 207 млрд (34,8 млрд долл.). Увеличение расходов на социальное обеспечение позволит включить в эту систему 300 тыс. новых семей. Общее число пользующихся социальными льготами и получающих пособия достигнет 1,5 миллиона человек. Не так много чтобы существенно улучшить положение населения в 80-миллионной стране, но достаточно много, чтобы подкосить финансирование программ развития, которые неизбежно ужмутся.
Вообще, согласно заявлениям руководства министерства финансов, нуждам бедных в рамках бюджетов 2012/13 и 2013/14 фин.гг. будет уделено первоочередное внимание. Более того, прямо утверждается, что социальный сектор будет финансироваться даже в ущерб экономическому росту12. Тактическая политическая целесообразность возобладала над стратегическим видением нарастающих в перспективе проблем.
Как следствие, логика формирования доходной части бюджета, подчинена задаче изыскания средств для покрытия возросших социальных обязательств. Для этого запланирован ряд налоговых реформ, которые призваны, с одной стороны, мобилизовать дополнительные источники финансирования социальных расходов правительства, а с другой, обеспечить более справедливое распределение финансового бремени путем умеренного повышения коэффициентов прогрессивного налогообложения.
Эти изменения обещают сопровождать усилиями по укреплению налогового администрирования и повышению собираемости налогов13. Поскольку процесс реформирования налоговой системы проходит при участии западных советников, рецепты совершенствования налогообложения почти дословно повторяют мантры младореформаторов ельцинской поры в России. Не удивительно, что так же, как в 1990-е гг. в РФ, Международный валютный фонд (МВФ), приветствовал проект дефицитного египетского бюджета и его «главную цель, направленную на содействие социальной справедливости»14. Жизненные постреволюционные реалии оказались очень далекими от правильных лозунгов.
Политическая и экономическая неопределенность, забастовки и беспорядки стали причиной того, что загрузка мощностей в экономике Египта сократилась на 50%, а экспорт к началу лета 2011 г. (в годовом исчислении) упал на 40%15. Для возобновления работы на 75 заводах закрытых (и частично разграбленных) в ходе беспорядков потребовалось 1,2 млрд долларов16. О том, насколько эффективны были эти вливания, не сообщалось. Забастовки имели место и продолжаются во многих отраслях, как на частных предприятиях, так и в государственном секторе. Бастуют не только рабочие, но и служащие. Забастовщики требуют повышения зарплаты и улучшения условий труда, социальных льгот и привилегий, которые правительство, исходя из реальных условий экономики, не имеет права предоставлять. Однако, оставить недовольство масс без внимания в нынешних условиях еще опасней. Осознавая, что «дикие забастовки» причиняют колоссальный ущерб экономике, Высшее военное командование летом 2011 г. издало указ об их запрете. Полного прекращения добиться не удалось, но острота проблемы несколько спала.
В то же время, чтобы не озлобить возбужденные массы, правительство вынуждено отрывать средства от порой более важных направлений финансирования и бросать их в качестве подачек наиболее активно выступающим группам населения. При этом правительственные чиновники всех уровней понимают, что неожиданный политический зигзаг в стране может в любую минуту лишить их и места и источника средств к существованию. Поэтому, как нередко бывало в подобных ситуациях в других странах, многие из них заняты созданием денежных заделов на «черный день». Отсюда — рост коррупции и связанное с ним замедление экономической активности, ухудшение делового климата. Летом 2011 г. газета «Аш-Шарк аль-Аусат» сообщила о растущем чувстве пессимизма среди египтян относительно экономической ситуации в стране17.
Особую тревогу вызывает устойчивая тенденция к ухудшению ситуации в туристическом секторе. Накануне революции эта трудоинтенсивная по своей природе отрасль служила источником дохода и занятости примерно для 4 млн египтян. Несмотря на то, что власти и турфирмы все еще пытаются сделать хорошую мину при плохой игре и неустанно повторяют, что революционная смута почти не затронула курортные приморские центры, на деле, по их же данным, отрасль несет ежемесячные потери в сумме 1 млрд долларов.
Действительно, особо сильный удар пришелся не столько по направлению пляжного отдыха (хотя и там потери значительны), сколько по культурно-познавательному туризму, особенно в Каире и Александрии. Отрасль не может встать на ноги из-за волотильности ситуации. Если в течение лета 2011 г. положение достаточно стабилизировалось и туроператоры начали со сдержанным оптимизмом ожидать традиционного зимнего наплыва европейцев, то к концу осени снова случился провал из-за вспыхнувших межконфессиональных столкновений, беспорядков и пугающих западных туристов побед исламистов на парламентских выборах. Косвенным свидетельством кризиса в отрасли явилось снижение пассажирских авиаперевозок национальным перевозчиком Egypt Air на 56%18. Не способствуют восстановлению и заявления политиков от победивших на парламентских выборах партий о том, что они намерены более строго регулировать отрасль: ввести разделение пляжей на мужские и женские, запреты на продажу алкоголя и ношение бикини, совместное проживание в гостиницах пар, которые не в состоянии подтвердить, что официально не состоят в браке и т.д.19
Не лучше обстоят дела и в Тунисе, который, по расчетам вдохновителей «арабской весны», призван был стать образцовым примером преимуществ революционных перемен. Эта небольшая, наиболее вестернизированная и светская страна региона должна была превратиться в своего рода «арабскую Эстонию» — малозатратную витрину, пропагандирующую «более отсталым» соседям преимущества либерально-демократической модели развития и рыночных преобразований.
Существенные внешние экономические вливания и заявления политиков из ЕС на первых этапах «арабской весны» свидетельствовали о возможной реализации этих планов. За первые четыре месяца 2011 г. иностранные инвестиции составили 325,8 млн долл. (по сравнению с $431,2 млн долл. в тот же период 2010 г., это уменьшение примерно на 24,5%, но, принимая во внимание возросшие инвестиционные риски, совсем неплохой показатель). Основная масса средств (309,8 млн долл.) поступила в форме прямых иностранных инвестиций ПИИ. В структурном плане 58% вложений было направлено в энергетический сектор, 26% — в отрасли обрабатывающей промышленности (электроника, химическая промышленность, электромеханическая отрасль) и порядка и 13% — в сферу услуг (главным образом туризм и ресторанный бизнес). Несмотря на примерно 25%-ное сокращение иностранных вливаний, сразу после падения режима Бен Али тунисская экономика получила значительные по ее масштабам инвестиционные стимулы. За 4 месяца появилось 36 новых фирм с иностранным участием и были созданы 2983 рабочих места, в том числе 2681 в обрабатывающей промышленности20.
Однако затянувшаяся военная операция по смене режима в соседней Ливии не позволила, по крайней мере, на данном этапе, завершить задуманное в сжатые сроки, а дальнейшее развитие событий в регионе и усилившийся кризис в еврозоне внесли значительные коррективы в планы ЕС. За первый квартал 2011 г, ВВП Туниса сократился на 3,3%. Победа на выборах в октябре 2011 г. партии «ан-Нахда», ориентирующейся на исламские ценности, возможно, еще более осложнит эту задачу.
Экономика Туниса пребывает в состоянии рецессии, отмечается значительный спад экономической активности по всей стране, Это проявляется в падении реального ВВП, промышленного производства, реальных доходов, занятости. Безработица и раньше представлявшая большую проблему усилилась, а спад и общая неуверенность в завтрашнем дне усугубляет остроту ее социальных проявлений,
В среднем темпы прироста тунисской экономики в последние годы накануне революции составляли от 4% до 5% в год, что было недостаточно для мощного рывка из пут экономической отсталости на уровень страны среднеразвитого капитализма, но выглядело неплохо на фоне общемировой статистики. В Тунисе 1% прироста ВВП равен примерно 600 млн динаров дохода. Зафиксированная с января по сентябрь 2011 г. потеря 8% роста означали потерю 4800 млн, динаров — огромные масштабы для местной экономики. С точки зрения создания рабочих мест, 1% прироста ВВП дает примерно 13000 новых рабочих мест, 8 процентных пунктов падения означает, что около 100 тысяч рабочих мест, которые могли бы быть созданы в один год, но так и не появились21. По прогнозам данным МВФ в начале осени, ситуация должна была несколько выправиться к декабрю и по итогам года имел бы место нулевой рост (а не сокращение ВВП). Однако по расчетам Института Африки РАН, цифры ВВП не смогли выйти из негативной зоны и падение агрегатного показателя составило 1,5–2%.
Тем не менее, в МВФ ожидают его рост на 3,9% в 2012 г. Безработица, составлявшая 13% в конце 2010 г., сейчас находится на уровне 18,3%. Уровень безработицы среди молодежи гораздо выше, в возрастной группе 15–30 лет она составляет 30,7%22. Почти треть безработной молодежи имеет дипломы о высшем или среднем специальном образовании.
И все-таки из трех «пост-революционных» стран региона в Тунисе экономическое восстановление после недавних беспорядков идет наиболее успешно. Ситуация естественно все еще хуже, чем была до падения режима Бен Али, но лучше, чем в Ливии и Египте.
Если кратко суммировать постреволюционные мегатренды в экономике стран Северной Африки, то можно констатировать, что «арабская весна» нанесла странам региона тяжелый экономический ущерб: подорвала возможности формирования внутренних накоплений, отпугнула прямые (прежде всего частные) иностранные инвестиции (ПИИ) и уменьшила поступления от туризма, Все это привело в большинстве стран к резкому снижению темпов роста в 2011 г,
Положение усугубляется тем, что сохраняющиеся высокие мировые цены на сырье увеличивают расходы на традиционно импортируемые рассматриваемыми странами товары (как на сложные технические, так и на товары первой необходимости и продовольствие). Чтобы смягчить воздействие кризиса и повышения импортных цен, арабские правительства вынуждены увеличивать расходы бюджета, в том числе на заработную плату, продовольствие, топливо и дотации населению и производителям. Формально это делается для облегчения положения беднейших слоев. На деле в немалой степени это вынужденная мера для собственного спасения. Она призвана предупредить возможные новые вспышки еще не погасшей революционной пассионарности арабской улицы и дать властям время восстановить нарушенные связи и процессы в экономике. Поскольку существует немало национальных и зарубежных сил, заинтересованных в продолжении революции, вероятность дальнейшей дестабилизации экономики остается высоко. Сохраняющиеся страновые риски приводят к росту цены внешних заимствований для всех без исключения «стран победившей революции». Финансовые показатели ухудшаются практически по всем статьям.
Из пяти стран южного Средиземноморья только Марокко, несмотря на отсутствие нефтяных доходов и относительно меньшую (по сравнению с Египтом и, в особенности, с Тунисом) степень либерализации политической жизни и многопартийности, избирательного права, равноправия граждан и этнических групп, личных свобод, оказалось наименее затронуто и насилием, и массовыми беспорядками, и экономическими неурядицами. Даже, несмотря на кризисные явления в еврозоне (а это главные внешнеэкономические партнеры страны), Рабату удалось в 2011 г, сохранить прежний уровень притока оттуда валютных поступлений в оплату за свою сельхозпродукцию, промышленные товары (доля которых в структуре экспорта продолжает расти) и доходов от туризма (которые, несмотря на ухудшившийся имидж арабского региона, удалось увеличить).
Что касается всего ареала арабоязычных стран Африки (не только пяти средиземноморских), то из них только Марокко и Мавритания (да и то при благоприятной внутриполитической и внешнеэкономической конъюнктуре) сумеют сохранить темпы прироста ВВП заданные в благоприятный период 2000–2007 гг. Все остальные страны обречены в ближайшие годы на весьма серьезное сокращение ВВП. Худшие результаты покажут Египет, Тунис и Судан. В Ливии, экономика которой почти полностью базируется на экспорте нефти и газа, ситуация теоретически может оказаться не столь плачевной, если ее «новые союзники» приложат консолидированные усилия к скорейшему восстановлению добычи и сбыта углеводородов. Но, с другой стороны, вызванное кризисными ожиданиями в Европе и США, сокращение их потребления может привести к существенному понижению мировых цен и, как следствие, все равно к уменьшению показателей ВВП.
Представление о прогнозируемых МВФ изменениях ключевых макроэкономических индикаторов в ряде стран Северной Африки (детализация данных по Ливии и Мавритании отсутствует) дает табл. 2.
Специалистам Института Африки, однако, эти прогнозы МВФ представляются излишне оптимистичными. Особенно существенно приведенные в таблице цифры расходятся с экспертными оценками и расчетами, проведенными в Институте по Тунису (в 2011 г, ожидается снижение ВВП на 1,5–2%) и Египту (в 2011 г, снижение ВВП примерно на 1,7%), Ожидаемый прирост в 2012 г. будет означать увеличение темпов в сравнении с провальным 2011 г, а в реальном плане будет иметь место замедление темпов роста ВВП по сравнению с рекордными показателями 2000–2007 гг., на 5–7% годовых.
Негативные последствия второй волны кризиса будут в основном переноситься в Африку в форме снижения спроса на товары сырьевого экспорта из стран континента и сокращения притока внешнего финансирования. В то же время, не исключено, что в условиях отсутствия реальных и надежных объектов для вложения капиталов в Европе и Америке, дальнейшего «сдувания» спекулятивного финансового пузыря «фиктивного капитала», часть инвесторов будет все-таки вынуждена переместить свои вложения в реальные активы, в том числе и сырье, даже в случае, если спрос на него в развитых экономиках будет сокращаться.
Реальной опасностью, однако, остается рост цен на продовольствие, особенно, если кризисная конъюнктура будет усугублена непредвиденными природными катаклизмами (засухи, наводнения, прочие природные бедствия) или последствиями острых социальных конфликтов (гражданских войн, «перехода к демократии» и т.п.)
Чем реально отозвалось эхо африканских революций, гражданских войн и новой распространившейся по миру забавы — непризнания результатов только что состоявшихся выборов для российского бизнеса? Ответ выглядит парадоксальным, но их влияние было одновременно существенным и скромным. Дело в том, что хотя в последние годы политики и СМИ всего мира только и говорят, что о «новой схватке за Африку», Россия еще при Горбачеве добровольно сдавшая там свои позиции конкурентам, не восстановила и десятой доли утерянного. Позиции с большим трудом и скрипом стали восстанавливаться лишь во второй половине 2000-х. Большая часть из восстанавливающегося — только в проекте, договоренностях и протоколах о намерениях, хотя есть уже и реальные вложения, которые не хотелось бы потерять безвозвратно.
Объем российско-египетской торговли в 2010 г. составил 2191,4 млн долл. (рост на 7,7% к 2009 г.). При этом российский экспорт вырос на 5,3% до 1921,4 млн долл., российский импорт — на 28,6% до 269,5 млн долл. Россия занимает 6 место среди внешнеторговых партнеров Египта. Удельный вес РФ во внешнеторговом обороте Египта составлял в 2010 г. около 4%, а сам Египет занимал 34-е место среди внешнеторговых партнеров России, в т.ч. 29-е по экспорту и 63-е по импорту. На 1 января 2011 г. доля Египта во внешнеторговом обороте России составила 0,4%. В Египте официально зарегистрировано более 250 предприятий с участием российского капитала, из которых около 90% приходится на мелкий и средний бизнес. В структуре российского экспорта в Египет основная доля поставок в 2010 г. приходилась на следующие товарные группы: зерно (48%), пиломатериалы (18%), машины и оборудование (11%), черные металлы (7%). Египет входит в тройку крупнейших мировых покупателей российской пшеницы. Структуру импорта в 2010 г. формировали апельсины (56%) и свежие овощи (31%). ОАО «НК «ЛУКОйл», ОАО «Новатек», ЗАО «Вертекс» и другие российские компании вложили значительные средства в разведку и добычу углеводородного сырья, золота и других полезных ископаемых на территории Египта. Для российского туристического бизнеса египетское направление — ключевое. Страну ежегодно посещали 2 млн россиян, тратя в среднем по 1100 долларов каждый. До начала кризиса российский бизнес намеревался участвовать в проектах строительства АЭС, поставить 14 тым. трэкеров ГЛОНАСС для оснащения парка туристических автобусов, начать производства чистого кремния, панелей солнечных батарей, созданию вертолетной ремонтной базы, сборки трубоукладчиков «ЧЕТРА» и др.23
Формально отказа от всего перечисленного не было ни с той, ни с другой стороны. Проблема заключается в том, что в наступившей нестабильности вообще трудно быть уверенным, какой новый катаклизм случиться завтра. А нестабильность и отсутствие ясности — главные враги любого бизнеса.
Отношения с Ливией никогда не были простыми, но всегда плодотворными. Ливия — едва ли не единственный постоянный партнер нашей страны, который за все расплачивался в твердой валюте, и, как правило, сполна. Это один из крупнейших покупателей нашей военной и гражданской техники, что в условиях монотоварности нашего экспорта дорогого стоит. В советское время ливийцы закупили у нас вооружений на 17–20 млрд тогдашних полновесных долларов. Деньги эти, правда, по большей части растаяли в годы перестройки и гайдаровских реформ, а ливийцы еще тщетно пытались получить оплаченную продукцию с предприятий бывших советских республик.
Визиты в страну первых лиц нашего государства открыли двери перед новыми контрактами — в сфере строительства трубопроводов, железнодорожного строительства, газовой сфере. Российский энергетический холдинг «Газпром» и итальянский Eni согласовали условия вхождения российской компании в проект Elephant на территории Ливии еще в апреле 2010 г. К «Газпрому» должно было перейти 50% доли Eni в консорциуме, участвующем на условиях СРП в разработке ливийского нефтяного месторождения. Сделка оценивалась в 178 млн долл. Ранее предполагалось, что договор о продаже доли вступит в силу после согласования с правительством Ливии и получения всех необходимых разрешений от ливийской стороны, однако в связи с разгоревшимся в стране политическим конфликтом согласование проекта с властями затянулось24.
Объем торговых отношений с Тунисом невелик, но сюда также активно едут российские туристы (менее 200 тыс. в год). Этот показатель вряд ли сохранится на прежнем уровне.
Суммируя сказанное можно сделать вывод, что арабские революции нанесли существенный удар по российским бизнес-интересам, Потрясения произошли именно в тех странах, которые сотрудничали с нами теснее других. Под дамокловым мечом остаются и другие государства, где у нас более прочные позиции, чем у Запада. В немалой степени именно поэтому эти страны подвергаются особому давлению.
В настоящее время перспективы быстрого восстановления экономик региона выглядят туманно. Мировой опыт учит, что стихия народных волнений имеет тенденцию даже после относительного затухания ее активности еще на протяжении длительного периода посылать шоковые волны и толчки в сферу экономики и социальных отношений. Попавшие в зону революционной турбулентности страны могут оказаться сравнительно легкой добычей своих геоэкономических конкурентов и охотников за природными ресурсами.
Таблица 2
Ключевые макроэкономические показатели стран Северной Африки| | Реальный прирост ВВП | Потребительские цены (декабрь к декабрю) | Сальдо счёта текущих операций платежного баланса | Безработица |
|---|
| | 2010 | 2011 | 2012 | 2010 | 2011 | 2012 | 2010 | 2011 | 2012 | 2010 | 2011 | 2012 |
|---|
| Алжир | 3,3 | 2,9 | 3,3 | 3,9 | 3,9 | 4,3 | 7,9 | 13,7 | 10,9 | 10,0 | 9,8 | 9,5 | | Судан | 6,5 | –0,2 | –0,4 | 13,0 | 20,0 | 17,5 | –6,7 | –7,3 | –7,6 | 13,7 | 13,4 | 12,2 | | Египет | 5,1 | 1,2 | 1,8 | 11,7 | 11,1 | 11,3 | –2,0 | –1,9 | –2,2 | 9,0 | 10,4 | 11,5 | | Марокко | 3,7 | 4,6 | 4,6 | 1,0 | 1,5 | 2,7 | –4,3 | –5,2 | –4,0 | 9,1 | 9,0 | 8,9 | | Тунис | 3,1 | 0,0 | 3,9 | 4,4 | 3,5 | 4,0 | –4,8 | –5,7 | –5,5 | 13,0 | 14,7 | 14,4 |
Источник: IMF, World Economic Outlook, 2012, Washington, 2011, P,97 |
| |
|
|
