|
| | | | Проблемы современной экономики, N 2 (42), 2012 | | | | ПРОБЛЕМЫ МАРКЕТИНГА. ЛОГИСТИКА | | | Черенков В. И.
профессор кафедры международных экономических отношений Санкт-Петербургского государственного экономического университета,
доктор экономических наук
| |
| | | | | В статье показано, что множественные формы глобального распространения нового полезного знания, или диффузии инноваций, могут быть сведены к двум основным альтернативным категориям: трансферу и спилловеру инноваций. Соответствующий классификационный критерий обоснован с помощью маркетингового подхода к определению инновации как коммерциализованного полезного знания. Отмечено неоднозначное понимание положений и терминологической парадигмы складывающейся теории инноваций в отечественной экономической науке. Приведен ряд зарубежных положений этой теории, касающихся взаимосвязи диффузии, трансфера и спилловера инноваций. Сделано заключение о важности и необходимости исследования спилловера как механизма глобальной диффузии инноваций в контексте производственно-маркетинговой сетезации | | Ключевые слова: диффузия инноваций, инновация, коммерциализация знания, маркетинговый подход, полезное знание, сетевой спилловер, сетезация, спилловер инноваций, трансфер инноваций | | ББК У42(2)1-55я431+У9(2) Стр: 211 - 215 |
Введение
Переход на пути инновационного развития российской экономики ставит перед академическими кругами России задачу осмысления собственно феномена инновации в целом [11], а также категоризации каналов распространения, или диффузии, инноваций в пространстве-времени. Мы считаем весьма важным, чтобы избежать бесконечного спора по частностям этого социально-экономического процесса, разобраться с теоретико-концептуальными вопросами диффузии инноваций. Ибо, как известно любому представителю старших поколений отечественных экономистов, не решив общие вопросы, придется постоянно сталкиваться с их неразрешенностью при попытках решить частные. Это положение как нельзя лучше соответствует прагматизму стоящей перед Россией исторической дилеммы, оставаться «сырьевой державой» или вернуть себе достойную геополитическую позицию. Переход к полярной социально-экономической формации в столь короткий с исторической точки зрения «перестроечный» срок не мог быть осуществлен без заимствования «капиталистического знания». Существование в пределах одной страны институциональных рудиментов «советского социализма» и вновь приобретенных институциональных «блоков» капиталистического общества (многие из которых несут до сих пор на себе черты «первоначального накопления капитала») и требований инновационного развития не может не вызывать некоторого подобия постмодернистского хаоса и требует методологически обеспеченного изучения. Последнее (в том числе и в силу ограниченности финансовых ресурсов исследователей) должно быть рационально и, следовательно, методологически верно организованной и логичной. По этому поводу уместно привести одно из положений профессора Тамары Данько «Место методологии и логики в системе экономических наук невозможно представить без соотнесения методологии с логикой как наукой, с одной стороны, и местом логики в системе философских наук, — с другой» [6].
В первую очередь, необходимо уточнить дефиницию ключевого понятия «инновация», порождающего обширную терминологическую парадигму теории инноваций, отдельные единицы которой понимаются и толкуются в отечественном экономическом сообществе довольно неоднозначно. Несмотря на общность исторических корней индоевропейской языковой семьи, проблема адекватности разноязычных терминов, при переходе от западногерманской подгруппы германской группы языков (английский язык) к восточной группе славянских языков (русский язык) [16], порождает коммуникативные «шумы» [25] в рамках триады «феномен — понятие (дефиниция) — термин». Извечная беда отечественной переводной научной и учебной литературы [20, c.26], известной такими перлами перевода терминов как, например, «бриллиант Портера» [12; 19] (в оригинале: Porter’s Diamond of National Advantage), ставит задачу нахождения модного ныне консенсуса в рамках терминологических парадигм различных предметных областей научного знания.
Застарелость этой проблемы кажется нам несколько странной, поскольку методология вопроса достижения адекватности дефинирования и терминирования в русскоязычной литературе была разработана еще в «доперестроечных» традициях [1]. В рамках развития менеджмента знания [35] имеются работы посвященные проблемам построения терминологических парадигм, касающиеся вопросов пограничных с теорией познания [7]. В этой области нами также накоплен определенный опыт поиска сущностных элементов в дефинициях [23; 24], что должно способствовать проверке адекватности терминологических единиц при переходе от одной к другой языковой системе. Наконец, появились компьютерные вспомогательные программы, позволяющие выделить ключевые детерминанты дефиниций [там же] посредством визуализации «словесного облака» (word cloud), получаемого после программной обработки статистически значимого числа дефиниций [30; 37]. Кроме того, в рамках наших исследований в этой области, в результате применения семасиологического подхода к семантико-статистическому анализу множества англоязычных и русскоязычных (соотношение примерно 20/1, соответственно) дефиниций инновации, мы смогли подтвердить обоснованность маркетингового подхода к определению инновации как объекта коммерциализованного знания (то есть знания кодифицированного в виде свидетельств на изобретение/открытие, зарегистрированных патентов, ноу-хау, копирайт и т.п.), что, на наш взгляд, позволяет внести ясность в выделении и понимании действия двух основных категорий каналов диффузии инновации (diffusion of innovations): трансфера (innovation transfer) и спилловера (innovation spillover). Именно маркетинговый подход к определению инновации, выделяющий в качестве классификационного критерия коммерциализацию изобретения [21], позволяет четко разграничить такие категории каналов этой диффузии как трансфер и спилловер, за счет которых осуществляется географическое распространение полезного знания вообще и происходит пространственно-временной процесс глобальной диффузии этого знания. Этот вывод, на наш взгляд, имеет важное методологическое значение. Дело в том, что в отечественной литературе нет пока единого мнения по поводу сущности этих двух категорий каналов диффузии инноваций. Кроме того, размывается граница между коммерческим трансфером технологического знания (например, международный коммерческий обмен научно-техническим знанием в форме лайсензинга) и неоплачиваемым спилловером технологического знания (например, при организации зарубежного сборочного производства, в ходе деятельности международного НИОКР-альянса [НИОКР — научно-исследовательские и опытно-конструкторские разработки] или, абсолютно спонтанно, во время дискуссии носителя знания с оппонентами на какой-либо международной научной конференции).
Концепция диффузии в рамках теории инноваций
Несмотря на то, что зарождение теории инноваций у большинства вызывает ассоциации с именем австро-венгро-американского экономиста и политолога Йозефа Шумпетера [26], вернее было бы связывать начала этой теории с трудами (надолго спрятанными в спецхранах библиотек советского периода) русского экономиста Николая Дмитриевича Кондратьева [9]. Факт этого генезиса подтверждался самим Шумпетером. В настоящее время заметный отечественный вклад в теорию инноваций сделан профессором Юрием Яковцом [27]. На наш взгляд теория инноваций не имеет пока завершенного вида. Тем не менее, по аналогии с электроникой (бионикой и т.д.), появился относительно новый термин «инноватика». Инноватику предлагают понимать как интердисциплинарную область научного знания, простирающуюся от абстрактных категорий философии до практики менеджмента, предмет которой составляют формы и закономерности развития инновационной деятельности, в результате чего обеспечивается появление и коммерциализация нового знания как результата научно-технической, экономической, педагогической, творческой и общественно-политической деятельности. Появление этого термина и научной/учебной дисциплины связывается с исследованиями в Санкт-Петербургском государственном техническом университете [8] и Государственном университет управления (Москва) [15]. Обнаружена также критикуемая нами попытка предложить некое подобие общей теории инноватики [13].
В рамках складывающейся теории инноваций концепция диффузии инноваций является одной из ключевых. Понимание диффузии (лат. diffusio — распространение, растекание, рассеивание) в физике и химии как процесса переноса частиц разной природы при наличии градиента их концентрации вызывает прямую аналогию с действием закона неравномерности экономического и политического развития капитализма. Междисциплинарный перенос термина «диффузия» в экономику из естественных наук оказался весьма удачным. Действительно стремление к получению избыточной прибавочной стоимости, также выявленное в результате нашего семантико-статистического анализа [23; 24], обеспечиваемой добавочной ценностью инновационного товара, приводит к пространственно-временной диффузии инноваций. S–образная кривая диффузии инноваций как функции от времени, которую впервые обнаружил французский социолог, криминалист и социо-психолог Жан-Габриэль де Тард [40], стала важным инструментом для оценки (моделирования) изменения скорости диффузии (распространения) инноваций в обществе. Эта закономерность особенно хорошо подтверждается в наше время в примерах диффузии таких глобальных брендов как, например, Gillette Fusion, Viagra, Always, McDonalds, Windows, etc. Исторически впервые эмпирическая проверка этой закономерности была выполнена (1943) социологами Брюсом Райэном и Нилом Гроссом [39] на массиве фермеров штата Айова применительно к принятию ими инновации в виде новых гибридных семян зерновых. Учитывая тогдашний традиционный консерватизм, если не резистивность, фермеров по отношению к любым новшествам, этот опыт явился апробацией модели диффузии инноваций.
Следующий заметный вклад в развитие теории диффузии инноваций был сделан (1948) американским социологом и политологом-бихевиористом, Гарольдом Лассуелом. Принимая во внимание важную роль коммуникаций (как прямых, межличностных, так и с использованием СМИ), он ввел в инструментарий концептуализации диффузии инноваций одну из первых вербальных моделей коммуникаций [34], вошедшую в научный оборот под аббревиатурой S–М–С–R–E («передатчик — S» — «сообщение — M» — «канал C» — «приемник — R» — «эффект — E»). «Перекодировка» этой вербальной модели в терминах диффузии инноваций выглядит следующим образом: (S) — генераторы полезного знания; то есть, изобретатели или лидеры мнения; (М) — новая идея, технология или конечный товар; (С) — межличностные (“one-to-one”, О2О) или массовые (“one-to-many”, О2М) коммуникации; (R) — индивидуальные/корпоративные члены некоторой социально-экономической системы; и, наконец, (Е) — принятие (или отторжение) этими членами. Историческим примером формализации положений диффузии инноваций послужили труды географа Торстена Хегерстранда (Лундский университет, Швеция) [31], где (в терминах маркетинга) учитываются эконом-географические измерения маркетинговой среды. Необходимость учета специфики инфраструктурного «поля» распространения инноваций, или национальной инновационной системы (НИС) подтвердилась историческими фактами принятия инноваций в Японии и Южной Корее, на Тайване, а позже — Китае и Вьетнаме. Множество компаний-имитаторов, легально, полулегально и нелегально [22] использующих сторонние инновации, обеспечили себе конкурентные преимущества. В результате они выступили движущими силами (drivers) инновационного пути развития национальных экономик. Этим копаниям удалось соединить заемные стратегические стержневые компетентности, представленные европейско-американскими инновациями (технологическими и товарными), с исключительно подходящими для эффектного и эффективного развития производственно-маркетинговых систем нравственно-этическими установками и иными чертами национального характера этих азиатских стран.
Трансфер и спилловер как основные категории каналов диффузии инноваций
Основные теоретические положения диффузии инноваций были сформулированы в повсеместно цитируемой (обычно со ссылками на издание 1995 г.) и мало кем виденной в России работе Эверета Роджерса [38]. Эти положения занимают важное место в теории инноваций, поскольку связаны с причинами движения знания в пространстве-времени, обусловленными действием закона неравномерности экономического и политического развития капитализма. Направление и скорость этого движения, зависят от: 1) места и времени генерации ценности (потребительной стоимости), содержащейся в инновации и получающей признание при совершении ее маркетингового обмена (проявления меновой стоимости); и 2) величины воспринимаемой добавочной (избыточной) прибавочной стоимости, содержащейся в указанной инновации.
Анализ зарубежной научной литературы последних двадцати лет показывает наличие двух основных категорий каналов диффузии инноваций: трансфер инноваций и спилловер инноваций. Трансфер инноваций представлен хорошо формализованными и основанными на категории кодифицированной интеллектуальной собственности формами, среди которых наиболее часто встречаются лайсензинг (купля-продажа лицензий) и франчайзинг. Следует сказать, что многие положения Роджерса [ibid] до сих пор представляют интерес для изучения теории и практики инноваций. Типичное отечественное определение инновационного процесса [14] толкует его как «процесс преобразования научного знания в инновацию, который можно представить как последовательную цепь событий, в ходе которых инновация вызревает от идеи до конкретного продукта, технологии или услуги и распространяется при практическом использовании», не противоречит нашей позиции, основанной на маркетинговом подходе. Однако, когда инновационный процесс начинает рассматриваться [там же] в динамике и вводятся такие необходимые для оценки этой динамики в пространстве-времени понятия как «диффузия инноваций» и «трансфер технологий» появляется методологическая неточность. Подобное можно встретить и в официальных документах. Так, в Руководстве Фраскатти [17], трансфер технологий определяется как «передача [курсив наш — В.Ч.] научно-технических знаний и опыта для оказания научно-технических услуг, применения технологических процессов, выпуска продукции» [Цит по: 2]. Подобное поверхностное толкование «трансфера технологий» нам представляется несколько расплывчатым в силу «обезличенного» коренного для дефиниции термина «передача», поскольку остается неясным экономическая сущность этой передачи — купля-продажа, обмен или дарение (например, в порядке оказания безвозмездной помощи), а может быть внедрение в рамках крупной МНК. Заметим, что в стремлении избежать возможного усиления конкурентов на собственном внутреннем рынке, лайсензер (владелец полезного знания) обычно продает лицензию за рубеж, что порождает три основных канала глобального трансфера инноваций [28]: 1) международная эксплуатация национально генерированных инноваций (торговля лицензиями;); 2) глобальная генерация инноваций внутри МНК (например, интракорпоративный венчуринг — intracorporative venturing); и 3) глобальное научно-техническое сотрудничество (НИОКР-альянсы и НИОКР-аутсорсинг). В конечном итоге, нами сделан вывод, что трансфер инноваций понимается в России в целом адекватно зарубежным точкам зрения, поскольку феномен международной купли-продажи инновационных технологий был известен и практиковался еще в советское время. Впрочем, есть и отклонения. Так, профессор Т.Ф. Гареев, вразрез с нашей дуальной моделью диффузии инноваций (трансфер + спилловер), утверждает [2], что трансфер технологий подразделяется на коммерческий и некоммерческий», считая объектами первого объекты промышленной собственности, а второго — научно-техническую и учебную литературу, справочники, обзоры, стандарты, описания патентов, каталоги проспектов и т.п.) трансфера технологий приводит следующее утверждение [там же]: «диффузия научно-технических знаний и информации, в отличие от коммерциализации технологий, является некоммерческим элементом трансфера научно-технических достижений», что приводит нас к выводу, что (по Гарееву) диффузия — механизм распространения фундаментального знания, а трансфер — прикладного. Возможно, такая классификация имеет право на существование, но с точки зрения маркетингового подхода к диффузии инноваций она предстает как несостоятельная.
Существенно сложнее обстоит дело с понятием «спилловер инноваций». Дело в том, что собственно «эффект спилловера» (spillover effect) как-то не нашел себе должного места в отечественном понятийно-категориальном аппарате современной теории инноваций. Более того, по большей части, эффект этот присутствует в работах не экономистов или иных обществоведов, но химиков. Однако в связи с проблемам НИС России [5] понятие «спилловер» все же связывается с диффузией инноваций [в оригинале: «новшеств» — В.Ч.], хотя в другой работе этого же автора обнаруживается [4], на наш взгляд, некорректное толкование: «Диффузия и трансфер технологий в неовеществленной форме сводятся к переливу (спилловер) технологических знаний в виде: процессов передачи интеллектуальной собственности, сопровождения малых предприятий, взаимного перетока кадров [циркуляция интеллектуального человеческого капитала — В.Ч.] между промышленностью и сектором исследований и разработок [НИОКР — В.Ч.]». Присутствуют все три компоненты, используемые для описания развития феномена инновации в пространстве-времени, но их взаимоотношения бездоказательно искажены. Тот факт, что не всякий раз полезное знание (особенно, некодифицированное знание) приобретает форму товара, заставляет искать дифференциацию между возмездным и безвозмездным и, возможно, намеренным и непреднамеренным актами передачи полезного знания. Строго говоря, до тех пор, пока единица знания не вступила в акт купли-продажи его предметом, отождествляемая с ней интеллектуальная собственность еще не заявила о себе.
Коммерческий и некоммерческий «трансфер технологий» нашли себе место в отечественной научной и учебной литературе, хотя и не получили статус нормативной терминологии. Так, в электронном учебном пособии «Трансфер технологий» [18], сначала весьма удачно определена причина такого понятийно-категориального «разнобоя», что сделано путем связки со свершившейся в нашей стране «переориентацией на рыночные отношения в большинстве сфер человеческой деятельности», где «англоязычное слово «трансфер» успешно заместило термин «внедрение». Далее, после положения о неодинаковости «смысловых понятий» «трансфер технологий» и «коммерциализация технологий», делает распространенное заключение, которое мы приводим полностью не для критики, но лишь для того, чтобы показать степень запутанности старой и новой, отечественной и заимствованной терминологии, описывающей феномен инновации [там же]: 1) коммерциализация технологии предполагает обязательное получение прибыли и не обязательно связана с подключением третьих лиц (кроме донора инновационной технологии и конечного пользователя, или акцептора); 2) трансфер технологии предполагает обязательную передачу технологии акцептору инновации [если конечный пользователь и реципиент — одно и то же лицо, то, что здесь нового по сравнению с коммерциализацией технологии — В.Ч.], который и осуществляет ее промышленное освоение, но это не обязательно связано с извлечением прибыли [не вполне понятно, что это за «промышленное освоение», которое «не обязательно связано с извлечением прибыли» — В.Ч.] как источником технологии, так и ее реципиентом. Наконец, встречается [10] излишне расширительное толкование места технологического спилловера в мировой экономике как механизма обеспечения «скачка экономического роста и роста производительности труда» таких стран-поставщиков ВТ-продукции на мировой рынок как, например, Бангалор (Индия), провинция Сянган в КНР (бывший Гонконг), Сингапур, Тайвань, Южная Корея.
Несмотря на деление НИОКР-спилловера (R&D spillover), понимаемого как важнейший механизм переноса технологического знания, на три составляющие [33], — «спилловеры знания» (knowledge spillovers), «рыночные спилловеры» (market spillovers) и «сетевые спилловеры» (network spillovers), — мы ограничимся в данной статье лишь спилловерами знания, представляющими такую современную форму диффузии знания, которая соответствует тотальной сетезации глобального бизнеса. Действительно, рыночный спилловер охватывает взаимоотношения компании-инноватора и покупателей инноваций (компаний-инноваторов), сущность которых опосредована рыночным механизмом и заключается в том, что покупательский спрос на любой товар ограничен по определению (кстати, именно здесь заложено стремление компаний-инноваторов к возможно более быстрой глобализации их инновационных конечных товаров и даже инновационных технологий). Предложение инновационного товара, заключающего в себе добавочную потребительную стоимость (ценность), даже теоретически не может быть сделано по такой цене, чтобы она была адекватна степени инновационности этого товара, поскольку на рынке существуют товары-аналоги и товары-заместители, которые (пусть с меньшим «букетом» потребительских свойств), но удовлетворяют покупательскую потребность, желание или ожидание.
Однако, в условиях «сетезации» производственно-маркетинговых систем, особое внимание привлекает сетевой спилловер, причиной которого является необходимость вовлечения практически в любой современный инновационный проект не единственной компании-инноватора (изобретатели-одиночки ушли в Прошлое), а множества таких компаний, что вызвано как драматическим ростом объемов венчурного инвестирования, так и синергией сети. Таким образом, сетевой технологический спилловер, — подразделяемый [32] на горизонтальный (Horizontal), обратный вертикальный (Vertical-Backward) и прямой вертикальный (Vertical-Forward), — больше выступает как необходимость повышения эффектности и эффективности инновационного процесса регионально-отраслевых кластеров, чем как механизм спонтанного переноса знания. Необходимость сетевого спилловера инноваций легче всего обнаруживается в связи с так называемой «проблемой координации» действий юридически независимых, но подлежащих объединению компаний-инноваторов, вовлекаемых в единый инновационный процесс (например, в форме НИОКР-консорциума). Естественным образом в данном случае возникает потребность в некоем «системном интеграторе», выполняющим не только роль «генподрядчика» или координатора данного инновационного процесса, но и в значительной степени принимающим на себя задачи венчурного инвестирования и риск-менеджмента компаний-участников указанного процесса.
Обнаруженное нами неустоявшееся в России толкование спилловера инноваций возможно связано с недостаточным изучением многими авторами работ западной экономической науки, где со времен Альфреда Маршалла известно [36], что «Секретность бизнеса в целом уменьшается, а наиболее важные улучшения в методе [в инновационных технологиях — В.Ч.] редко остаются секретом на долгое время после того, как они вышли из стадии эксперимента». Это суждение, представляющееся нам инвариантным во времени, дошло и до наших дней, что со знанием дела заявляют профессора Сеульского национального университета, Кинанг Чу и Кен Ли [29]: «Спилловер знания проявляется в тех случаях, когда фирма А может получить экономический выигрыш от НИОКР, выполненных фирмой В, не разделяя тех затрат, которые понесла фирма В при выполнении этих НИОКР».
Несмотря на важность теоретической и практической проблемы разрешения неопределенности в понимании спилловера инноваций, во всем богатстве его позитивных и негативных (с точки зрения изобретателей, корпораций-инноваторов, регионов, городов, общества в целом и индивидуумов как покупателей) факторов, важнейшим и детерминированным механизмом диффузии инноваций является именно трансфер технологий. Изучение закономерностей развития и выявление каналов трансфера технологий диктуется объективной необходимостью создания в НИС России каналов интеркорпоративного трансфера инноваций. Исторический прецедент такой необходимости состоит в том, что в условиях социалистической экономики и так называемого «железного занавеса» в СССР аналогичный механизм существовал. В то время весьма нерыночный термин «внедрение» полностью соответствовал «управляемой» диффузии инноваций в советской экономике, поскольку в СССР отсутствовало действие рынка как регулятора общественного производства. Вместо него существовала конституированная, общественная (государственная) собственность на средства производства и, следовательно, на результаты труда (в том числе и труда интеллектуального). Сама философия внедрения, несмотря на ее внешнее сходство с интракорпоративным трансфером инноваций, определяла принципиально иную, нерыночную природу диффузии инноваций. Патронировавшийся в те времена советским государством институт внедрения (деятельность многочисленных отраслевых ЦНИИ) приводил в конечном итоге к распространению результатов НИОКР в пределах отрасли (министерства, главка, комитета). Однако основной проблемой системы внедрения, проявлявшейся в малой скорости диффузии инноваций, являлось отсутствие четко выраженной материальной заинтересованности участников процесса внедрения в установлении эффективных коммуникаций между важнейшими звеньями процесса («финансирование» → «разработка» → «внедрение» → «пользование»).
Заключение
Анализ понимания сущности и механизмов диффузии инноваций в современной отечественной экономической науке показал неоднозначное отношение российских ученых к определению этого процесса, что контрастирует с оценками этого процесса, существующими за рубежом. Такое расхождение можно объяснить, в частности, недостаточно глубоким изучением релевантных западных работ и, в целом, проявившимся в постсоветский период определенным пренебрежением вопросами методологии. Использование результатов нашего семантико-статистического анализа множества дефиниций инновации в рамках семасиологического подхода к организации подобного исследования позволило подтвердить правомочность и закономерность маркетингового подхода к выявлению экономической сущности инновации. Последняя, в маркетинговых терминах, понимается как коммерциализованное полезное знание, и проявляется как в кодифицированной форме (например, технологическая инновация, которая может быть защищена патентом), так и некодифицированной форме (например, персонифицированные инновационные компетентности научно-технических работников и менеджеров). Маркетинговый подход позволяет провести достаточно четкую границу между двумя категориями каналов диффузии инноваций — трансфером и спилловером инноваций. В результате осуществления маркетингового обмена объект полезного знания подтверждает свою инновационность, а распространения этого знания осуществляется по каналам диффузии инноваций составляющим категорию трансфера инноваций. В то же время изначально (образно говоря, начиная с яблока сорванного Евой) в человеческой цивилизации существует нетоварная форма распространения знания и, более того, спонтанно, в силу действия более общих законов развития человеческой цивилизации, проявляется в том, что некоммерческое распространение знания существует и даже усиливается. В силу этого, а также, принимая во внимание существование двух категорий каналов диффузии инноваций и внятного критерия их разделения (коммерческий и некоммерческий обмен), мы предлагаем и считаем методологически необходимым разделять изучение диффузии инноваций как трансфера и спилловера. Наконец, парадигма спилловера инноваций отличается исключительным богатством форм: от спонтанной диффузии полезного знания в контенте лекций, публикаций и презентаций ученых до промышленного шпионажа. Кроме того, всеобщность феномена инновации порождает повсеместное образование сетей, в том числе интракорпоративных, где происходит генерация и нетоварное распространение полезного знания. Что касается интеркорпоративных сетей такого рода, то в них одновременно имеет место как трансфер инноваций (лайсензинг и НИОКР-аутсорсинг), так и спилловер инноваций (НИОКР-альянсинг). Таким образом, спилловер инноваций, концептуализация и степень изученности которого существенно ниже в сравнении с трансфером инноваций, требует не только четкой его категоризации, но и расширения специализированных исследований. |
| |
|
|
