|
| | | | Проблемы современной экономики, N 1 (45), 2013 | | | | ИЗ ИСТОРИИ СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОЙ МЫСЛИ И НАРОДНОГО ХОЗЯЙСТВА | | | Гаркавенко И. С.
директор по развитию группы компаний IRECOM по направлению «Восточная Европа» (Санкт-Петербург)
Хорунжий А. А.
директор по развитию группы компаний IRECOM по направлению сервис и обслуживание (Санкт-Петербург)
| |
| | | | | В статье рассматриваются историко-экономические аспекты развития концессионной формы государственно-частного партнерства в СССР в 1920–1930-е гг. На конкретных фактах доказывается, что те или иные организационно-хозяйственные формы, поддерживаемые и развиваемые государством, направлены на выполнение определенных целей и задач. В частности, концессионная форма ГЧП должна была способствовать обновлению и модернизации основного капитала, но с этой задачей не справилась. Почему и как это происходило, рассматривается в данной статье | | Ключевые слова: экономическая история России, государственно-частное партнерство, концессии, Дж.М. Кейнс, Стиннес, 'Друзаг' | | УДК 330.262; ББК 65.23 Стр: 251 - 254 |
Одной из форм государственно-частного партнерства являются концессии. В нашей стране имеется значительный опыт дореволюционных концессий, особенно в сфере строительства и эксплуатации железных дорог, и концессий периода нэпа. Как к первым, так и ко вторым, в экономической литературе советского времени сложилось в целом отрицательное отношение. При этом глубокого теоретического анализа этой формы сотрудничества государства и частного бизнеса не проводилось, поскольку в экономике СССР отсутствовал частный капитал. Другими словами, эта форма считалась пережиточной, ставшая достоянием истории. Современное состояние отечественной экономики несколько иное. Для нее концессии являются шагом вперед по сравнению с состоянием «дикого капитализма», в котором она оказалась после рыночных реформ, проведенных по либеральному сценарию, где главными условиями выступали приватизация «ничейной» собственности и юридические ухищрения по завладению ею.
Для выживания российской экономики требуется найти такие формы хозяйственной организации, которые не только предотвратят дальнейшее «разбазаривание» основного капитала, но и будут способствовать его модернизации.
Формированию в обществе соответствующего экономического мышления будут способствовать публикации, раскрывающие на конкретных примерах особенности современной ситуации методом аналогии с периодами, когда страна находилась в историческом тупике, но находились варианты выхода из него. Данная статья посвящена концессиям, существовавшим в 1920–1930-е годы.
В начале 1920-х гг. необходимость принятия срочных мер по восстановлению основного капитала в России была более чем очевидной. Смена форм собственности не повлекла за собой автоматического решения технологических проблем, однако создала трудности в привлечении инвестиций. Использование внутренних ресурсов осложнялось не только обесцениванием дореволюционных активов, но и тем обстоятельством, что российская промышленность была зависима от западных технологий. Необходимо было наладить сотрудничество с иностранными фирмами, которые поставляли ранее в Россию промышленное оборудование. Но на пути установления (а точнее — возобновления) международных экономических отношений существовало несколько препятствий.
Во-первых, бывшие иностранные собственники предъявили требования о реституции национализированной собственности. Во-вторых, западные банкиры и правительства требовали возврата так называемых «царских долгов», которые Советская Россия не могла вернуть на тех условиях, которые ей диктовались. Как следствие, получение долгосрочных займов за рубежом оказалось нереальным. В то же время на Генуэзской (1922 г.) конференции в качестве компромисса был выдвинут вариант концессии, хотя здравомыслящие политики и экономисты в Советской России понимали, что в условиях нестабильности внутри- и внешнеполитического положения большевистского правительства на приток масштабных иностранных инвестиций рассчитывать не приходится. Концессионная форма сотрудничества с иностранными фирмами рассматривалась как «наиболее тяжелая форма, хотя, быть может, частично и неизбежная» [1].
Теоретически концессии открывали доступ к частным, прежде всего, иностранным инвестициям, технико-технологическим новациям, давали возможность подготовить отечественные квалифицированные кадры и заложить современную базу для развития производства на собственной технологической основе. Концессии могли стать гарантией возврата иностранных займов, быть средством оплаты необходимого импорта, способствовать удовлетворению имущественных претензий западных правительств, помочь заключению межгосударственных соглашений и т. д.
Декрет Совета Народных Комиссаров РСФСР (СНК) от 23 ноября 1920 г. «Об общих юридических и экономических условиях концессий» декларировал сотрудничество пролетарского государства с частным капиталом в форме концессий. Это был шаг, который наряду с заменой продразверстки продналогом, повлек за собой смену экономического курса. На момент принятия декрета в стране все еще реализовывалась политика «военного коммунизма». Существовали разрыв хозяйственных связей, «проедание капитала» (дезинвестиции), гиперинфляция, прогрессирующая натурализация хозяйства, при разрушающейся кредитно-денежной системе и хроническом дефиците государственного бюджета, отсутствие частного товарооборота и жесткая централизация производства и снабжения.
Естественно, что в этих условиях хозяйственно-правовая практика не могла выработать однозначного определения концессии. Все предлагавшиеся в 1920-х гг. формулировки подразумевали не только односторонность, но и временность акта ее предоставления. Исходя из сущности концессионного договора как двустороннего коммерческого акта, понятие «концессия» трактовалось как договор между властью и частным предпринимателем. При этом власть выступала в двух видах: как субъект публично-правовых отношений, наделенный правом издавать и изменять законы (правила игры) и как предприниматель, беспокоящийся о своей выгоде. Поскольку концессии были приняты под давлением со стороны «мирового капитала», правительство Советской республики, опасаясь осложнений в международных делах, вынуждено было пойти на ряд уступок, причем таких, каких не существует в капиталистических странах по концессионным договорам. Концессионный договор представлял собой специальный законодательный акт, поскольку он имел «сепаратный» характер и выходил за рамки общего советского законодательства. Предприниматель наделялся особыми правами, а статус договора как законодательного акта страховал концессионера от возможных изменений условий концессии без его согласия. Концессия давала право на осуществление в течение оговоренного договором срока определенной предпринимательской деятельности, направленной на создание и/или эксплуатацию объектов общественной собственности, а также на оказание услуг, осуществляемых обычно самим государством. В отдельных случаях в концессионном договоре шла речь, в том числе о возврате собственности бывшим владельцам и выплате компенсаций за национализированную собственность.
В концессионном договоре оговаривался тип концессии, район и срок ее действия, объемы капиталовложений. Одним из самых актуальных и спорных вопросов концессионных договоров оставался «рабочий вопрос». Каждый договор регламентировал условия труда, порядок найма и увольнения рабочих и служащих. Концессионер во всех трудовых взаимоотношениях обязан был руководствоваться статьями советского Кодекса о Труде и действовать согласно условиям коллективных договоров. Положения Кодекса и коллективного договора распространялись на всех работников концессионного предприятия, независимо от их гражданства. Требование о подчинении концессионера советскому Кодексу о Труде не всегда принималось иностранными инвесторами безоговорочно.
Советские концессионные органы стремились к равномерному распределению иностранных квалифицированных рабочих среди групп советских рабочих, позволяя последним быстрее адаптироваться к методам организации и приемам труда, применяемым на аналогичных зарубежных предприятиях. Многие концессионные договоры выдвигали условие, чтобы процентное соотношение советской и иностранной рабочей силы подлежало пересмотру в сторону уменьшения иностранцев через определенные промежутки времени.
Концессионный договор различал три вида платежей концессионера государству:
1) долевое отчисление;
2) плата за пользование имуществом;
3) налоговые платежи.
Долевое отчисление (обычно в пределах 10–15 % валовой прибыли) представляло собой «плату за концессию». Оно могло уплачиваться концессионером как в денежной форме, так и произведенной продукцией. Размер долевого отчисления мог не зависеть от каких-либо валовых показателей результатов деятельности концессионера. Кроме основного долевого отчисления в концессионных договорах могло оговариваться и специальное отчисление со сверхприбыли.
В отношении налогообложения действовавшие концессионные предприятия подразделялись на три категории:
1) уплачивали налоги на одинаковых основаниях с частными предприятиями;
2) уплачивали налоги на одинаковых основаниях с аналогичными государственными предприятиями, действовавшими на началах коммерческого расчета;
3) уплачивали паушалированную сумму налоговых платежей. Обложение наравне с частным капиталом редко использовалось в советской концессионной практике. Обычным в концессионных договорах было условие об уплате концессионерами налогов на одинаковых основаниях с однородными государственными предприятиями. Паушальный налог взимался с оборота. Речь шла о взимании «налога в целом», без его разделения на отдельные виды, но отдельные налоги и сборы все же могли сохраняться.
С учетом дореволюционного опыта в СССР были выделены три способа возврата концессионного предприятия государству:
1)безвозмездный возврат предприятия;
2)выкуп предприятия по окончании срока концессии;
3)досрочный выкуп предприятия.
В дореволюционной России наиболее распространенными формами были безвозмездная передача предприятия по окончании срока концессии и досрочный выкуп предприятия. Выкуп по окончании срока концессии (посрочный выкуп) встречался нечасто. В СССР досрочный выкуп предприятия имел место в исключительных случаях. Практиковался безвозмездный переход концессионного предприятия к государству по окончании срока концессии. Но чаще всего (в силу ряда причин) концессия досрочно прекращалась по инициативе либо самого концессионера, либо концедента.
В Советском Союзе были определены пять концессионных форм деятельности иностранного капитала:
● «Чистая» концессия (организация и самостоятельная эксплуатация предприятия концессионером).
● «Смешанная» концессия (совместная организация и эксплуатация предприятия иностранной фирмой и советским хозяйственным органом, для чего учреждается смешанное акционерное общество).
● Кредитно-подрядная концессия (иностранная фирма выступает в качестве организатора предприятия, а его эксплуатация передается советскому государственному предприятию, которое возвращает иностранному инвестору затраченные средства постепенно, вместе с прибылью и процентами за кредит). Кредитно-подрядная концессия могла иначе называться «подрядно-строительной».
● Договор технического содействия (технической помощи) с одновременным финансированием (строительство/реконструкция и эксплуатация предприятия ведется советской стороной, а иностранная фирма предоставляет все необходимые чертежи, проекты, технические указания и одновременно финансирует строительство). Финансирование может вестись путем покупки в кредит иностранного оборудования.
● Простой договор технического содействия (организация и эксплуатация предприятия ведется советской стороной, которая оплачивает услуги иностранной фирме по предоставлению ею всех необходимых чертежей, патентов, проектов, технические указаний, консультаций и т. д.) [2].
Отраслевая принадлежность объектов концессий в СССР демонстрировала большое разнообразие. Так, в 1927 г. в нашей стране выделялось пять основных областей хозяйственной деятельности, где применялись концессии: эксплуатация природных ресурсов, промышленность, сельское хозяйство, транспорт и коммунальное хозяйство. При этом указывалось, что данные отрасли важны для советского государства и «представляют большое поле деятельности для иностранных фирм».
Деятельность концессий находилась в ведении специальных концессионных органов. Первым из таких институтов, призванных обеспечить проведение в жизнь концессионной политики, стал созданный в 1921 г. Концессионный комитет при ВСНХ РСФСР. Кроме него право рассмотрения концессионных предложений и заключения договоров получили ряд других ведомств. Чуть позже с целью устранения параллелизма в работе различных концессионных органов и централизации всех дел о концессиях был организован Концессионный комитет при Госплане РСФСР. 4 апреля 1922 г. вместо Концесскома при Госплане и Комиссии по делам о смешанных обществах при Совете Труда и Обороны (СТО) был учрежден Главный комитет по делам о концессиях и акционерных обществах при СТО. В дальнейшем необходимость разграничения внутренних и внешних вопросов привела к учреждению 8 марта 1923 г. Главного концессионного комитета при СНК РСФСР. В связи с принятием в июле 1923 г. Конституции СССР, 21 августа 1923 г. учреждается Главный концессионный комитет при СНК СССР (Главконцесском), которому были предоставлены права, заметно превосходившие его статус совещательного органа при союзном правительстве. Руководящий состав Главконцесскома формировался путем персонального назначения СНК СССР.
В качестве органов, подчиненных Главконцесскому, и с целью непосредственного ведения переговоров за границей первыми были созданы концессионные комиссии при полномочных представительствах (полпредствах) РСФСР в Германии и Великобритании. Позже концессионные комиссии были организованы при торговых представительствах (торгпредствах) СССР в Германии, Великобритании, Франции, Италии, Швеции и Японии. Проводились мероприятия по учреждению Концессионной комиссии в Нью-Йорке.
Особый интерес представляет концессионное сотрудничество Советской России с Германией, которая также оказалась «страной изгоем» по итогам Первой мировой войны и в какой-то мере полудобровольно, полувынуждено приняла концессию, как форму международного экономического сотрудничества. Огромные репарационные платежи, возложенные на Германию союзными державами, создали для нее ситуацию, подобную российским «царским долгам». Она также нуждалась в восстановлении разрушенной войной промышленности, но, в отличие от России, союзники предоставили ей кредиты под оккупационные гарантии. Чтобы выплачивать кредиты и репарации, Германия должна была развернуть активную внешнюю торговлю, в том числе с Россией. Восточная торговля была крайне необходима для Германии, но проблема состояла в низкой платежеспособности российского населения.
Дж.М. Кейнс, выполняя функции экономического советника на ряде международных конференций по итогам Первой мировой войны, полагал, что ожидать значительного расширения немецкого экспорта на рынках Европы не приходится, поскольку «1) Англия не согласится отдать Германии первенство перед собой в получении таких видов сырья, как хлопок и шерсть (запасы которых на всем земном шаре ограничены), 2) Франция, приобретя залежи железной руды, пожелает также упрочить свою стальную промышленность и торговлю, 3) союзники не станут оказывать Германии содействия в конкуренции ее торговли железом и другими товарами с их собственной торговлей на заморских рынках, 4) германские товары не получат особого предпочтения на рынках Британской империи, а из рассмотрения соответствующих статей германской торговли становится ясным, что достигнуть значительного увеличения ее вывоза нет никакой возможности» [3].
Он же, кроме прочего, объяснил, почему чрезмерные репарации будут сопровождаться обострением международной конкуренции и противоречий экономических интересов ведущих европейских государств. «Поскольку ресурсы систематических репарационных отчислений могла дать лишь активная внешнеэкономическая деятельность, Германия может каждый год производить платеж в течение известного срока только в том случае, если ей удастся сократить ввоз и увеличить вывоз и таким образом создать благоприятный торговый баланс, дающий возможность платежей за границей» [4].
Английский экономист вразумлял собственное правительство, утверждая, что непомерные репарационные претензии ухудшат международное положение и внутреннюю ситуацию экономики Великобритании. Различные отрасли английской промышленности найдут в лице Германии сильного конкурента, как это было уже и до войны, независимо от того, получит Великобритания репарации или нет. Конкурирующими с англичанами являются не только товары, которые Германия должна продавать, но и рынки, на которых она должна продавать эти товары. Следовательно, если союзники не желают поощрять ввоз германских товаров в свои страны, то значительное повышение экспорта Германии может быть достигнуто только заполнением ее товарами рынков других стран.
Кроме внешней торговли потенциальные доходы немцам сулила зарубежная инвестиционная, в том числе концессионная, деятельность. Дж. М. Кейнс всячески доказывал выгодность деловой экспансии Германии в восточноевропейских странах, прежде всего, в России. «Иностранные помещения капитала, как мы знаем теперь, представляют новейшее изобретение и являются способом весьма ненадежным и допустимым лишь при особых обстоятельствах. Этим путем старая нация может содействовать развитию молодой страны, если последняя не в состоянии развиваться одними собственными средствами; подобная связь может быть выгодна для обеих, причем страна, дающая деньги, может надеяться получить свою ссуду из обильных барышей должника».
«Мы можем обеспечить для себя поступление с Германии умеренных платежей, например, в том размере, в каком она могла бы создать новые области помещения своих капиталов за границей, и в то же время избежать необходимости поощрять ее экспорт в целом больше, чем это нужно для нее в нормальных условиях. Таков должен быть правильный курс политики Великобритании в этом вопросе исключительно с точки зрения ее собственного интереса» [5].
Противоречия экономических интересов европейских государств переплетались с конфликтами различных политических и военных сил. Не всем нравилось укрепление политико-экономического сотрудничества Германии с Советской Россией. Однако Дж.М. Кейнс достойно полемизировал с оппонентами: «С военной точки зрения возможность конечного соединения сил России и Германии вызывает сильные страхи в известных кругах. Однако такое соединение имеет гораздо большую вероятность в случае, если реакционные движения возьмут верх одинаково в обеих странах, между тем как действительное единство целей между Лениным и нынешним германским правительством, представляющим по преимуществу средние классы страны, оказывается немыслимым. С другой же стороны, те же самые люди, которые боятся подобного союза, еще более трепещут перед успехами большевизма; тем не менее, им приходится признать, что единственными действительными силами для борьбы с большевизмом внутри России являются контрреволюционеры, а вне ее — восстановление порядка и власти в Германии. Таким образом сторонники прямого и косвенного вмешательства в русские дела постоянно впадают в противоречие с своими собственными целями. Они сами не знают, чего хотят... В этом и заключается причина, почему их политика столь поразительно легковесна» [6].
Накал экономических и военно-политических страстей подогревали средства массовой информации, публикуя тенденциозные статьи, альтернативные точки зрения, сомнительные и даже провокационные комментарии. Так, весной 1922 г. в Лондоне русские эмигранты М.В. Брайкевич и М.С. Плотников сообщили и подробно прокомментировали репортеру газеты «Нью-Йорк Тайме» планы немецкого промышленника Гуго Стиннеса, суть которых заключалась в стремлении германских промышленных кругов получить концессии на все природные богатства России. На первом этапе реализации своего проекта группа Стиннеса, якобы рассчитывала на то, что правительства Германии, Англии, Франции и Соединенных Штатов учредят мощный финансовый синдикат, а Стиннесу передадут мандат на получение в России концессии на использование всех ее природных богатств. Стиннес, как известно, чрезвычайно обогатился на военных поставках, создал мощный трест тяжелой промышленности, владел электротехническими предприятиями, пароходной компанией, бумажными фабриками и пр. Сверхмонополия группы «Stinnes» включала в себя 1664 фирмы, которые имели многочисленные филиалы за границей. Благодаря экономическому могуществу, Стиннес оказывал большое влияние на политику Германии и на выплату репараций Англии, Франции и Соединенных Штатов [7].
Брайкевич и Плотников были известными в дореволюционной России предпринимателями, тесно связанными с германскими промышленными кругами. Они действительно участвовали в переговорах, которые вела русская эмиграция с зарубежными промышленниками и финансистами. Они дословно воспроизвели предложения, поступившие от переговорщиков группы «Stinnes»: «Мы не предлагаем перерабатывать какое-либо сырье непосредственно в России, как бы это ни было выгодно для каждого отдельного германского инвестора. Мы предлагаем всю переработку осуществлять на наших собственных заводах в Германии. В России мы не собираемся чего-либо организовывать, кроме производства древесно-бумажной массы и всех видов сырья для германской промышленности. Для этой цели мы поставим в Россию сельскохозяйственные машины и, кроме того, восстановим железнодорожный и водный транспорт. Мы организуем высокоразвитую сеть автомобильных дорог. Вдоль этих дорог сырье будет отгружаться в Германию, где мы будем перерабатывать его в предметы потребления»[8].
Посредством бартерной торговой системы концессии Стиннеса должны были поставлять в Россию часть произведенных в Германии из русского сырья предметов потребления по выгодным для себя ценам, но с оплатой тем же сырьем. Полученную в виде сырья прибыль немцы намеревались вывозить из России. Часть русского сырья предназначалась для выплаты немецких контрибуций тем странам, которые не желали импортировать германские товары, а часть — для производства предметов потребления внутри Германии. Прибыль от их реализации предназначалась для выплаты оставшейся части контрибуций и для урегулирования торгового баланса Германии[9].
От международного синдиката, если бы он выдал мандат на монопольную концессию в России, группа Стиннеса была «намерена потребовать:
● моратория на репарационные платежи со стороны Германии;
● права на ввод в Россию международных полицейских сил;
● ввоза британского и в основном американского капиталов в Германию в количестве до 35 % стоимости произведенных в Германии товаров, предназначенных» [10].
«План Стиннеса» по созданию международного синдиката, финансирующего деятельность его концессий в России, был разгадан союзниками, поскольку его реализация могла принести экономическую выгоду только Германии. Во-первых, послевоенная разруха собственной промышленности обрекала Россию на участь германской колонии. Во-вторых, при эксклюзивном обладании российским сырьем немецкая промышленность на мировых рынках с легкостью могла преодолеть конкуренцию любой индустриальной державы. Безусловно, ни Англия, ни Франция ничего от германского плана получить не могли. Тем не менее, в 1922 г. фирма «Стиннес» точно так же, как и фирмы «Тиссен», «Осрам», «Синклер», «Болдуин», «Крупп», «Гамбург-Америка Линия» и др., вела переговоры с советскими концессионными органами о получении концессии.
Названные факты следует рассматривать в контексте экономической политики руководства Советской России, направленной, прежде всего, на установление контактов с корпорациями, имевшими международную известность. Интенсивные и разносторонние переговоры преследовали цели популяризации концессионной политики, активизации концессионной практики и диверсификации концессионных соглашений. Советское правительство стремилось ограничить число обсуждаемых предложений о сотрудничестве в сфере торговли и поощрить выдвижение предложений производственного характера.
Хотя переговоры не дали практических результатов, в мировой прессе стала циркулировать информация о намерениях советского руководства привлечь фирму «Стиннес» к участию в концессиях. Тенденциозные публикации провоцировали скандалы и формировали негативное отношение общественности стран Запада к Германии и Советской России, к взаимовыгодному сотрудничеству двух наиболее пострадавших от Первой мировой войны народов.
Справедливости ради следует отметить, что в действиях отдельных большевистских лидеров также содержались много экспромта и нереальных планов относительно концессий. Так, в августе 1922 г. газеты «Чикаго Трибьюн» и «Нью-Йорк Таймс» сообщили о ставшем им известным докладе Карла Радека, возглавлявшего в 1922 г. Отдел Центральной Европы НКИД (Народного Комиссариата иностранных дел). Смысл доклада сводился к признанию факта существования секретных пунктов Рапалльского договора, касавшихся некоторых аспектов советско-германского военного сотрудничества.
По информации К. Радека, Советское правительство собиралось предоставить консорциуму германских банков свеклосахарные концессии в районах Харькова и Киева. Туда в качестве рабочей силы должны были прибыть 25 тыс. резервистов германской армии. Предполагалось осуществить колонизацию Кубанской области и обслуживание концессий Майкопских нефтяных месторождений силами 1 тысячи германских резервистов. Для колонизации Терского района и эксплуатации нефтепромыслов Грозного, намечавшихся к сдаче в концессию фирме «Крупп», ожидалось переселение еще 15 тыс. резервистов.
В докладе К. Радека также говорилось и о возможной сдаче в концессию всего Донецкого угольного бассейна на 15-летний срок группе Стиннеса. Эксплуатация шахт должна была проходить под непосредственным контролем германского Генерального штаба. Для организации производства немцы получали право мобилизации трудовой армии в 5 тыс. квалифицированных германских рабочих. Объемы добычи угля не ограничивались. Половина добытого угля должна была пойти советскому правительству в качестве долевого отчисления, а другую половину получал концессионер.
Выступление К. Радека давало повод для интерпретации намерений советского правительства предоставить концессию группе Стиннеса. Докладчик при этом указал на идею мировой пролетарской революции как основу концессионных планов советского правительства. Ключевые роли в реализации идеи «революционной войны» отводились военным успехам Красной Армии на внешнем фронте и помощи германского пролетариата. «Политическая формула такова, — пояснял Радек, — угольные концессии приносятся в жертву капиталу господина Стиннеса для того, чтобы помочь Красной Армии и германскому пролетариату с тем, чтобы тот помог мировой революции»[11].
Планы «колонизационных концессий» на Украине и Северном Кавказе, как и план масштабного использования природно-сырьевых ресурсов России под эгидой Стиннеса, остались несбывшимися затеями, зафиксированными в газетных публикациях. Недружелюбная риторика вынужденно отступала под натиском трезвого, рационального экономического расчета. Невзирая на авантюрность радикальных политических прокламаций, хозяйственная жизнь шла своим чередом. Финансовое участие группы Стиннеса в концессиях обрело перспективы лишь в «Германо-Русском Обществе семеноводства». Оно получало в хозяйственное пользование группу подмосковных совхозов под общим названием «Черемушка». Помимо подмосковных совхозов концессионеру выделялись еще 15 тыс. десятин земли с указанием в договоре довольно размытого ориентира их местоположения — «на Северном Кавказе или Поволжье». Неопределенность географического расположения земель и характера объекта концессии, «колебания» в самом обществе, а также революционные события осени 1923 г. в Германии отложили начало реализации концессии.
Возобновившиеся переговоры после подавления революции в Германии завершились заключением 9 июля 1924 г. дополнительного соглашения с точным указанием месторасположения концессии — совхоз «Якунчиково» под Москвой и три совхоза на Северном Кавказе — «Кубань» и «Красный Хутор» в Армавирском округе и совхоз № 8 в Донском округе, общей площадью 21,4 тыс. гектаров. Специализацией концессии было выбрано выращивание образцовых семенных культур. В четырех совхозах концессионеру достались постройки стоимостью 461,7 тыс. руб., большинство из которых нуждались в значительном ремонте. С согласия правительства СССР в 1925 г. все права и обязанности по первоначальному договору от 24 октября 1922 г. были переданы акционерному обществу «Друзаг» правопреемнику «Германского Общества семеноводства», которое в ноябре 1921 г. вступило в переговоры о получении концессии и подписало с советской стороной первоначальный договор 24 октября 1922 г. В составе соучредителей «Друзага» вошли городской совет Кенигсберга (Восточная Пруссия) и ряд германских фирм-производителей сельскохозяйственных орудий, в их числе «Сак», «Кемна» и «Ланц».
Концессия «Друзаг» осуществляла свою деятельность до конца декабря 1933 г. Оценка ее деятельности по прежнему остается весьма спорной. Советский Союз, как известно, рассчитывал с ее помощью получить валюту для целей индустриализации страны, поэтому хотел, чтобы концессионная продукция продавалась на европейских рынках. Советские экономисты оправдывали ликвидацию концессий, как и в целом экономической системы нэпа — временной и вынужденной меры, возникшей в условиях экономической блокады и угрозы военной интервенции. Исследования современных российских историков — экономистов указывают на другую их сторону, что иностранные концессии были образцовыми хозяйствами, которые несли промышленную и аграрную культуру в российское хозяйство[12].Благодаря, например «Друзагу», в округе появилось племенное животноводство, семена высокопроизводительных культур, немецкая полевая техника, автомобили и трактора. Вместе с тем, следует отметить и такую сторону деятельности концессии, как ее высокая конкурентоспособность на внутреннем российском рынке.
Как отдельно взятый хозяйствующий субъект, концессия «Друзаг» являла собой пример высокоэффективного агропромышленного предприятия, которое реализовывало произведенную продукцию на российском рынке по очень высоким ценам, пользуясь тем, что на нем действовали разрозненные государственные и кооперативные оптовые заготовители, частные покупатели-оптовики. Растущие прибыли концессии были «ненормальными» для европейского рынка, между тем, значительная их часть не реинвестировалась, а вывозилась за границу. Вместо валютной выручки Советская Россия получила от концессионных предприятий всевозрастающий вывоз капитала. Такое положение дел не устраивало советское руководство, взявшее курс на индустриализацию страны. |
| |
|
|
