|
| | | | Проблемы современной экономики, N 2 (46), 2013 | | | | ФИЛОСОФИЯ ЭКОНОМИЧЕСКИХ ЦЕННОСТЕЙ | | | Шапиро Н. А.
заведующий кафедрой экономической теории и экономической политики
Санкт-Петербургского национального исследовательского университета информационных технологий, механики и оптики,
доктор экономических наук, профессор
| |
| | | | | В статье рассматривается проблема реактулизации политической экономии, показываются ценностные смыслы экономической теории и их проявления в политической экономии, дается критическая оценка некоторым конкретным намерениям восстановления политической экономии марксизма в современных условиях. В основу критики положены ряд методологических положений, высказанных С. Булгаковым в связи с кризисом политической экономии в начале прошлого века | | Ключевые слова: ценности теории, политическая экономия, социально-классовая структура, логическое конструирование, неоклассика | | УДК 330; ББК 65.01я73 Стр: 41 - 43 |
Нет ничего необычного в том, что современные исследователи-экономисты преисполнены намерениями по реактуализации политической экономики марксизма. Уже проведено немало научных мероприятий, собрано значительное число сторонников политической экономии (иногда к сторонникам политэкономии относят противников неоклассики, но между ними нельзя ставить знак тождества, эти множества пересекаются, но не совпадают полностью). По данному же направлению теоретических изысканий в ряде журналов открываются специальные рубрики, в том числе редколлегия журнала «Проблемы современной экономики» расширила рубрику «Научные дискуссии», включив туда проблемы самоопределения современной политической экономии в странах СНГ и Балтии*.
Знание традиций прошлого, как отмечал Дж. М. Кейнс, позволяет понять наиболее верный и успешный выбор предшествующих поколений [1, с.348]. И если этот выбор был успешен в одном случае, то почему бы не испытать его для другого?!
И. Лакатос отмечал, что ни логическое доказательство противоречивости, ни вердикт ученых об экспериментально обнаруженной аномалии не могут одним ударом уничтожить исследовательскую программу и никакие преимущества одной из сторон нельзя рассматривать как абсолютно решающие. Не существует никакой гарантии триумфа той или иной программы. Не существует также и никакой гарантии ее крушения [2, с. 222, 236].
В пользу реактуализации в частности можно добавить аргумент о том критическом характере исследований К. Маркса, которые по его собственным определениям являлись критикой буржуазной науки, а не собственно теорией. Этот факт особенно трудно оспаривать, поскольку основные работы Маркса, уже в названии содержат слово «критика». «К критике политической экономии», «Капитал. Критика политической экономии», «Критика Готской программы».
Критика по жанру есть искусство разбирать, судить, выявлять недостатки того, что уже есть в природе, практике, сознании. Позитивный результат критики состоит в том, что она при рациональном к ней отношении может предотвратить воспроизводство несовершенного, указать на возможность лучшего или более совершенного, но не представляет это лучшее как таковое. Создание нового положительного образа лежит за пределами критики.
Поэтому задачу выявления экономико-теоретической составляющей и разработку целостной теории можно рассматривать как научную. Решить такую задачу весьма непросто, потому, что научная риторика была использована К. Марксом как форма для прикрытия радикальных политических идей (необходимости социалистической революции). Риторический контент критики был взят из немецкой философии потому, что в тот момент в Германии, где К. Маркс тогда жил, немецкая философия представляла собой вершину современных достижений не только немецкой, но и европейской социальной мысли в целом [3, с.21–22].
Но зададимся конкретными вопросом: какими признаками должна обладать современная теория, чтобы без сомнения можно было бы утверждать, что это политэкономия, а не какой — либо другая теория? В чем ценности политэкономии и насколько правомерны намерения по восстановления ее образовательного статуса? Факт участившихся публикаций работ К. Маркса на Западе можно считать наименее значимым или недостаточным для признания научной продуктивности политэкономии и восстановления ее образовательного статуса. Интерес к истории не ведет автоматически к адекватному пониманию реальности, он может замкнуться сам на себе. Интересно знать, что же считалось успешным выбором предшествующих поколений, да и только.
Для поисков ответов на поставленные вопросы привлечем А. Смита [4] как основателя политической экономии, а также автора работы «Философия хозяйства» С. Булгакова [5, с.282–286]. Если апелляция к первому автору очевидна, то по поводу второго специально отметим следующее. Безусловно, что С.Н. Булгаков не является единственным русским экономистом, пытавшимся трактовать теорию ценности экономической науки. Но интерес к его трактовке обусловлен рядом обстоятельств. Первое, что его понимание науки и ее развития очень близко к реалиям современного состояния — плюралистическому разнообразию постмодерна. Второе, это — оценка такого состояния. То, что на сегодняшний день считается кризисом в науке, объясняемым утратой теории, дающей обобщающее знание, С.Н. Булгаковым воспринималось как естественное положение дел. Он исходил из того, что вариантов решения каждой из известных и будущих проблем может быть сколь угодно много. Все зависит от некой внутренней интуиции исследователя (философа, создающего философскую систему, от особого качества мироощущения). Он признавал, что и системы [философии хозяйства] могут правомерно различаться, если различаются их исходные аксиомы и, что возможность неистребимых разногласий заложена в теоретических средствах познания, а единство мыслей достигается только жизненным единением [5, с. 327].
Кроме того С. Булгаков отмечал, что политическая экономия не рассматривала «теорию ценностей экономических теорий» как существенную для ее развития [5, с.282]. (Как отмечают современные исследователи, история экономической мысли отнюдь не свободна от конфликтов вокруг ценностей теории, но недооценка фактора ценностей ведет к тому, что история экономической мысли представляется менее последовательной и логичной, чем она есть на самом деле. [6]) Интерес к трактовке теории ценности экономических теорий по Булгакову заслуживает внимания, потому что его риторика по поводу ценности науки современна настолько, что нет необходимости переводить ее на язык нынешнего научного дискурса.
Так, С. Булгаков, в частности, отмечал, что ценностями экономической теории являются практическая полезность и логическая значимость [5, с. 282].
Практическая полезность состоит не в том, что теория дает рецепты по совершению конкретных действий в данный момент времени, а в том, что она формирует картину происходящего, позволяющую эти конкретные действия понять. Эта картина может быть весьма отвлеченна и конструктивна, но в тоже время не отрываться от опыта и давать некую формулу для неопределенно обширного количества фактов.
В чем же состояла эта формула для политической экономии. Обратимся к истокам, к А. Смиту, чтобы была видна преемственность в возможных вариантах современной политической экономии.
В завершении первой книги «Богатства народов...» А. Смит излагает важнейшие классово-институциональные рамки проблемного поля политической экономии, трактуемой им как науку об общественном богатстве. Он говорит о классовой структуре общества, объективности интересов этих классов и о том, как эти интересы осознаются (субъективно) основными классами, сочетаются с общественным интересом, связанным с преумножением богатства [4, с.245–248]. Представим рассуждения А. Смита в таблице 1.
Таблица 1
Классы и их интересы по работе А. Смита «Исследование о природе и причинах Богатства народов»| Классы народа | Объективные интересы класса | Субъективное восприятие интересов классом | Источник дохода | Отношение к государству /
конфликт интересов |
|---|
| 1. Те, кто жи-вет на ренту | Тесно и неразрывно связаны с общими интересами общества | Не достает понимания связи собственных интересов с интересами общества. | Доход не стоит им труда и усилий, а приходит к ним как бы сам собою и независимо от каких бы то ни было их собственных прожектов и планов | Ум их несведущ и неспособен к той умственной работе, которая необходима для того, чтобы предвидеть и понять возможные последствия той или иной меры регулирования | | 2. Те, кто живет на зарплату | Тесно связаны с интересами общества. | Не способны ни уразуметь собственные интересы, ни понять их связь со своими собственниками (предпринимателями) | Заработная плата зависит от спроса на труд, прямо пропорционально изменяется с изменением действительного богатства общества | Условия жизни не оставляют времени для того, чтобы приобретать необходимые сведения, образование и привычки таковы, что делают его неспособным к правильному суждению. | | 3. Те, кто живет на прибыль | В некотором отношении интересы предпринимателей расходятся с интересами общества до проти-воположности. | Их помыслы поглощены подчинению общественного интереса соображениям собственной выгоды; заинтересован в том, чтобы вводить общество в заблуждение и даже угнетать его. | Прибыль, которую приносит оборот капитала, который приводит в движение большую часть полезного труда всякого общества. Норма прибыли не повышается подобно ренте и заработной плате вместе с процветании общества и не понижается вместе с его упадком. Она движется в противоположном направлении. | Поддерживают рабочих в случае совпадения интересов, влияют на великодушие землевладельцев, заставляя их жертвовать собственными интересами |
Формализовав таким способом классово-институциональные основания политической экономии А. Смита, отчетливо проясняются, прежде всего, физиократические наслоения в воззрениях самого А. Смита, но это не главное в данном случае. Главным является сформированная картину происходящего, позволяющая трактовать конкретные действия, а также дальнейшие варианты моделирования этой картины, приведшие к различным направлениям политэкономии.
Направления политэкономии можно упрощенно свести к тому, что исследователями давались различные трактовки взаимодействию интересов трех указанных общественных классов и причин, данное взаимодействие обусловливающих.
Известны несколько направлений политэкономии или вариантов концепций, объяснения происходящего.
Так, данное А. Смитом противоречивое взаимодействие основных классов, Т. Мальтус, Д. Рикардо, Дж.С. Милль объясняли факторами естественно-природного свойства — высоким уровнем рождаемости, убывающим плодородием почвы. В концепции трех факторов Ж.Б. Сеем отстаивалась непротиворечивая взаимозависимость классовых интересов на основе равнозначности факторов производства — труда, земли и капитала. Концепции гармоний настаивали на правильной политике государства, которая должна была эту гармонию поддерживать, не разрушать. О важности свободной торговли для гармонизации интересов писал Ф. Бастиа, а Г.Ч. Кэри считал, что для этого же самого нужна политика протекционизма. Дж.С. Милль полагал, что для сдерживания развития классовых противоречий государству следует реформировать отношения распределения. Данные концепции составили направления буржуазной политэкономии.
К критическим концепциям можно отнести мелкобуржуазную критику Ж.Ш-Л.С.де Сисмонди и П.Ж.Прудона, которые полагали, что противоречия в обществе имеют не естественную, а социальную природу, связанную с чрезмерным ростом капитала и прибыли крупных предпринимателей, поэтому государству необходимо ограничить этот рост для обеспечения баланса классовых интересов. Это — мелкобуржуазная политэкономия.
И, наконец, К. Маркс исходил из того, что никакой гармонии между тремя классами нельзя достичь мерами государственной политики в рамках существующего строя. Интересы классов находятся в непримиримом противоречии, в силу того, что и капиталисты/предприниматели и земельные собственники живут за счет труда наемных рабочих, т.е. их эксплуатации. Порочна социальная основа такого общества. Для разрешения противоречий следует уничтожить сами классы капиталистов и земельных собственников, установить власть диктатуры пролетариата. Это была пролетарская политэкономия.
Научная ценность, как практическая польза в политэкономии, в любом ее направлении (буржуазной, мелкобуржуазной и пролетарской и пр.) предстает как картина мира, отражающая основные классы общества, проявление и взаимодействие их общественных интересов, обеспечивающих экономическое развитие. Соответственно, в каждом из направлений была своя трактовка основных экономических категорий: доходов, факторов производства, цены, капитала, пр., т.е. их логическая значимость.
Но логическая значимость как вторая составляющая ценностей экономической теории, взятая вне общих рамок теоретической картины действительности, теряет практический смысл, поскольку само по себе логическое конструирование не имеет границ. Никто и ничто не заглушит мотивации к интеллектуальному конструированию. Поэтому намерение содержательного синтеза теорий марксизма и маржинализма, ставшего в очередной раз популярной идеей для целей развития политэкономии, например, на основании того, «что каждая имеет внятную концепцию стоимости (ценности)» [7, с.34] может до бесконечности продолжаться. Предлагать разные варианты концепций стоимости как известные, так и новые, разрабатывать варианты их совмещения можно как угодно много, но они будут представлять собой, по выражению С. Булгакова, «умные ненужности» или «логические игрушки», «...имеющие печальное назначение — красоваться в научном музее для любителей, как махровые цветы, взращенные в логической оранжерее. Теоретически для этого логического конструирования нет границ, — они устанавливаются лишь жизненными задачами, прагматизмом науки» [5, с.282]. К «логическим игрушкам» было отнесено избыточное экономико-математические теоретизирование в неоклассике, которое само по себе мало что дало для понимания реальной экономики (В.Леонтьев, а позднее П.Кругман).
«Внятные концепции» стоимости маржинализма и марксизма логически вписаны в разные обобщающие картины мира: мир с классово-антагонистическими интересами и равновесный мир хозяйствующего субъекта.
В марксизме теория стоимости логически есть предтеча теории прибавочной стоимости, а последняя нужна для объяснения эксплуатации и неизбежности пролетарской революции.
В маржинализме же рассматриваются не интересы классов, а мотивация хозяйственных субъектов: продавцов и покупателей, которые выведены за рамки социально-классовой институционализации. Вопрос о том, кто эти продавцы или покупатели: капиталисты, наемные рабочие или земельные собственники — для маржиналистов не имеет значения. Важно, каким образом соотносится их индивидуальный выбор по оценке полезности блага, который и определяют цену. Неоклассика — это теория цены, а марксизм — это теория о производственных отношения и законах, определяющих классовое движение общества. Для чего нужна системная теоретическая аргументация их совмещения?
Трудно согласиться с тем, что «актуальной и естественной является проблема преодоления обеих теорий и создания синтетической теории, более универсальной и системной». Во-первых, такие попытки в истории науки уже предпринимались русскими экономистами, в частности В.К. Дмитриевым (1868–1913), известны и оценки других подобных опытов. Как отмечал В. Леонтьев, теория ценности ничем не обязана марксистскому варианту классической трудовой теории стоимости и ничего не выигрывает от каких-либо попыток примирения или посредничества между двумя подходами [8, с.100]. Возможно, что изучение уже существующего опыта синтеза разных теорий могло бы подсказать что-то рациональное и уберечь от очередных бесплодных шагов. Во-вторых, создание более универсальной и системной теории в нынешних условиях развития науки и распадающейся глобальной экономики ассоциируется с заблуждением, наподобие того, что надо искать одно лекарство от всех болезней.
Если исследователям хочется представить стоимость всеобщей категорией, присущей разным обществам и принимающей разные формы, то не следует идентифицировать такую теорию как марксистскую. В таком случае следует двигаться в собственном направлении, по созданию некой иной, чем политическая экономия марксизма теории, которая нужна для объяснения — пока не ясно чего.
В марксизме стоимость есть категория товарного производства, а потому является понятием историческим. К. Маркс преодолевал внеисторический или универсальный характер английской классической политэкономии, так зачем же к этому вновь возвращаться? Стоимость есть свойство товара, которое проявляется только в товарном обмене. Для измерения стоимости важно не общественно-необходимое рабочее временя, которое формируется отраслевой конкуренцией и тяготеет к среднему по отрасли. Кроме того, содержательная логика марксизма в цепочке взаимосвязи стоимости и общественно-необходимого рабочего времени оперирует еще понятием абстрактного труда, понимание которого также связано с товарно-денежными отношениями и не является универсальным, внеисторическим понятием [9]. Получается, что современные сторонники марксистской политэкономии неким неомарксистским синтезом хотят преодолеть в ней то, что сам Маркс рассматривал как достоинство.
В завершении еще одно замечание по поводу утверждения о том, что идеологическое доминирование маржинализма сегодня ничего не значит и является временным [7, с.34]. Во-первых, идеологическое доминирование утрачено маржинализмом со времен Дж. Кейнса, а, во-вторых, неоклассика, сформировавшаяся на основе метода маржинализма, на сегодняшний день, для экономической науки значит довольно много. «Неоклассическая теория является общим языком современной экономической науки, объединяющим многообразие ее теорий и общий мир ... При этом неоклассический язык объединяет разные теории не только, а зачастую не столько своими явными, сколько неявными смыслами» [10, с.767]. Даже теории, критически рассматривающие неоклассику, используют ее понятия для определения своих. Так базовые категории новой институциональной экономики сформулированы через противопоставление собственных категорий неоклассическим: ограниченная рациональность, оппортунистическое поведение, трансакционные издержки и пр.
Панегирик в адрес марксистской методологии не делает его авторов политэкономами. Если метод можно применять к решению широкого класса задач, то он универсален и не отражает специфики марксизма, если он специфичен, то к решению задач другого класса он не применим.
С точки зрения С. Булгакова, причиной кризисного состояние марксистской политической экономии на рубеже XIX–XX веков было отсутствие в ней критического прагматизма, что не делало метод теории значимым для поиска ответов на реально возникающие конкретные проблемы. Если дело идет не о совокупности, «... а об индивидуальном явлении, ... затруднения [политэкономии] удвояются и становятся так велики, что в известных случаях делают прямо невозможным какое бы то ни было научное суждение», приходится пользоваться практическим разумом или здравым смыслом [5, с.285–286].
В отличие от политэкономии неоклассика при всех ее предельно абстрактных издержках всегда могла сказать конкретному бизнесмену — разорится или обогатится его предприятие, выиграет или потеряет отрасль данного производства при прочих равных условиях. (Именно последние явились той ахиллесовой пятой, не позволившей решать проблемы адаптации рыночных институтов к реальным условиям места и времени и, по сути, лишившей неоклассику положения мейнстрима).
Таким образом, можно утверждать, что политической экономией является такая экономическая теория, которая рассматривает экономические проблемы развития нации через призму интересов основных социальных групп или классов, т.е. в рамках классовой картины мира. Марксистской политэкономией является теория, построенная на классовых антагонизмах, воспроизводимых в процессе создания общественного богатства.
Для подтверждения актуальности политэкономии сегодня можно пойти одним из двух путей: 1) объяснить через взаимодействие трех классов (земельных собственников, капиталистов, наемных рабочих) проблемы экономического развития современного мира или 2) предложить иную структуру классовой стратификации, определить интересы неких новых классов, их взаимодействие по достижению прогресса общественного развития. И тогда можно согласиться с тем, что это экономическая наука является политической экономией в ее современном варианте. В противном случае, какими бы научно продуктивными, на первый взгляд, не были предлагаемые теоретические конструкты, вне социально-классовой институционализации нет оснований считать, что теория является политической экономией.
В свое время Т. Веблен, не отвергавший идей экономического детерминизма, считал, что в условиях роста промышленного производства (конец XIX — начало ХХ вв.) появился новый класс специалистов, который развивает социальные институты и нормы социальной жизни, влекущие, за собой прогрессивные изменения, а, в конечном счете, смену общественного устройства. Однако в новую политэкономию данный эмпирический посыл не вылился. Й. Шумпетер, предлагавший концепцию эволюции капитализма, его самоуничтожения в связи с наступлением большого или индустриального бизнеса, рационализирующего и ставящего на научную основу инновационный процесс, также не пришел к новой картине классовой институционализации и новой политэкономии.
Таким образом, намерения по реактуализации политэкономии не имеют на пути их воплощения никаких ограничений, кроме интеллектуальных тупиков и заблуждений, но «... упорство, как и скромность, обладает большим рациональным смыслом», — отмечал И. Лакотос [2,c.222]. Пока преждевременно настаивать на транслировании в учебном процессе столь несовершенных интеллектуальных построений или подменять политическую экономию экономической социологией о богатых и бедных. |
| |
|
|
