|
| | | | Проблемы современной экономики, N 3 (11), 2004 | | | | ФИЛОСОФИЯ ЭКОНОМИЧЕСКИХ ЦЕННОСТЕЙ | | | | |
| | |
| |
В семинаре принимали участие: И.К.Смирнов, заслуженный деятель науки РФ, д.э.н., профессор кафедры экономической теории Санкт-Петербургского государственного университета; В.Я.Ушанков, к.э.н., доцент кафедры экономической теории Санкт-Петербургского государственного университета; В.Я.Ельмеев, заслуженный деятель науки РФ, д.э.н., д.ф.н., профессор кафедры экономической социологии Санкт-Петербургского государственного университета; Д.Ю.Миропольский, д.э.н., профессор, заведующий кафедрой общей экономической теории Санкт-Петербургского государственного университета экономики и финансов; М.А.Румянцев, к.э.н., доцент кафедры экономической теории Санкт-Петербургского государственного университета; С.Ю.Румянцева, к.э.н., доцент кафедры экономической теории Санкт-Петербургского государственного университета; В.Н.Михеев, к.э.н., доцент кафедры экономической теории Санкт-Петербургского государственного университета; Е.Тарандо, к. социол. наук, доцент кафедры экономической социологии Санкт-Петербургского государственного университета; О.И.Смирнова, к.э.н., доцент кафедры экономического образования Российского государственного педагогического университета им. А.И.Герцена. | | | | И.К. Смирнов, О.И.Смирнова. Собственность как абстрактное волевое отношение. |
Существует множество теорий собственности, претендующих на раскрытие ее источника, содержания и формы. Среди них следует назвать, прежде всего, теологические теории, объявляющие собственность даром Творца людям.
Не отвергая божественного начала общей собственности, Локк считал" что она становится частной благодаря опосредствованию ее трудом. "Собственность, возникшая благодаря труду, - писал он, - может перевысить общность владения землей. Ведь именно труд создает различия в стоимости всех вещей; и пусть каждый поразмыслит, какова разница между акром земли, засаженной табаком или сахарным тростником, засеянной пшеницей или ячменем, и акром той же земли, лежащей невозделанной в общем владении, на которой не ведется никакого хозяйства, и он обнаружит, что улучшение благодаря труду составляет гораздо большую часть стоимости. Мне думается, что будет весьма скромной оценкой если сказать, что из продуктов земли, полезных для человеческой жизни, девять десятых являются результатом труда. И даже более того, если мы будем правильно оценивать вещи, которые мы используем, и распределим, из чего складывается их стоимость, что в них непосредственно от природы и что от труда, то мы увидим, что в большинстве из них девяносто девять сотых следует отнести всецело на счет труда".(1)
Фихте, Шталь, Гегель выводили понятие собственности из личности человека, из его стремления господствовать над вещью, вложить в нее свою волю. "Лицо имеет право, -утверждал Гегель,- помещать свою волю в каждую вещь, которая благодаря этому становится моей, получает мою волю как свою субстанциональную цель, поскольку она в себе самой ее не имеет, как свое определение и душу; это абсолютное право человека на присвоение всех вещей". (2)
Один из основателей учения о естественном праве Греции считал, что собственность возникла в результате захвата. Легальная теория Гоббса и Монтескье утверждала в качестве источника любой формы собственности договор, закон, oгосударство. "...Одновременно множество людей, - писал Гоббс, - стремятся к обладанию одной и той же вещью, однако чаще всего они не могут пользоваться "одновременно этой вещью, ни разделить ее между собой. Следовательно, ее приходится отдавать сильнейшему, а кто будет сильнейшим, решит борьба".(3) Для того чтобы эта борьба всех против всех не закончилась взаимным поголовным истреблением людей, необходим общественный договор и центральная государственная власть, обеспечивающая защиту жизни и собственности.
Гестержей, Прудон, Бриссо и Маркс утверждали, что собственность независимо от своих первоначальных источников является результатом эксплуатации, присвоения плодов чужого труда, воровством, грабежом.
Множеству теорий собственности соответствует и множество ее дефиниций. Собственность определяется как присвоение, т.е. отношение к вещи как к своей, как имущество, как достояние по праву, как право каждой личности на особенную сферу самостоятельной деятельности, как совокупность отношений людей в сфере производства, распределения, обмена и потребления экономических благ, как система доступа к материальным и нематериальным ресурсам и т.д. Самым распространенным в отечественной экономической литературе является определение собственности как отношения между людьми по поводу вещей.
В нашу задачу не входит критический анализ различных теорий и определений собственности. Каждая и каждое из них имеет свое обоснование и содержит в себе определенную долю истинного знания. Однако это - знания об отдельных аспектах и явлениях собственности, т.е. знания односторонние. Кроме того, они хаотичны, т.е. не образуют системы.
Для того чтобы иметь полное системное знание о каком-либо человеке надо проследить, изучить всю его жизнь с момента рождения до кончины. Соответственно, для того чтобы получить всестороннее системное знание о собственности необходимо рассмотреть ее движение, развитие с момента становления до прохождения, самоотрицания.
"Все острые вопросы экономической жизни, - писал виднейший русский обществовед B.C. Соловьев, - тесно связаны с понятием собственности, которое, однако, само по себе более принадлежит к области права, нравственности и психологии, нежели к области отношений хозяйственных. Уже это обстоятельство ясно показывает, как ошибочно стремление обособить экономические явления в совершенно самостоятельную и себедовлеющую сферу. Неотъемлемое основание собственности, как справедливо признают все серьезные философы новых времен, заключается в самом существе человеческой личности"(4).
Это было написано в 1894 г. Тем не менее, до самого последнего времени в отечественной экономической науке решительно пресекались всякие попытки внесения в "чистое" экономическое понятие собственности "нечистых" неэкономических определенностей. Однако реалии наших дней со всей очевидностью опровергают "себедовлеющий" характер экономических категорий, демонстрируя вторжение экономический жизни в сферу философии, социологии, истории, юриспруденции, психологии и наоборот, вторжение этих наук в сферу экономической теории. Понять собственность как экономическую категорию невозможно, рассматривая ее в то же время, вне отношений правовых, моральных, нравственных, духовных.
Сами эти отношения, согласно неоинституционалистскому направлению в современной экономической теории, являются экономическими институтами. Чисто экономическое понятие собственности - абстракция. Реальная, действительная собственность являет собой всю полноту определений экономической жизни.
Мы полностью согласны с теми исследователями собственности, которые считают, что ее начало, ее генетический код находится в самом существе человеческой личности.
Попробуем внести в обоснование этой позиции свои аргументы. Человек впервые вступает в отношение с окружающим его миром, когда он выделяется из него, противопоставляет себя ему и делает его своим, т.е. присваивает. В отличие от любого другого живого существа он воспринимает окружающую его действительность не только непосредственно через органы чувств, а главным образом опосредствованно через мышление. Отправляясь от чувственного опыта, размышляя, человек приходит к представлениям об окружающем его мире, создает идеальные обобщенные образы действительности. Мышление есть первое, исходное, сущностное, родовое определение человека, его всеобщность как homo sapiens.
На первом этапе мышления субъект как бы фотографирует внешнее (объект), формирует его идеальный образ и делает его своим, собой. Объект идеально становится субъектом, присваивается им в форме знания. Выражаясь проще, можно сказать, что первым отношением собственности как присвоения, является присвоение знания или интеллектуальная собственность, т.е. то, что И. Кант называл нефизическим владением.
В этом идеальном присвоении многообразия внешнего мира человек соотносится с ним как с собой внутри самого себя. Субъект, который соотносится не только с внешним ему объектом, но и с самим собой, мыслит о самом себе, присваивает самого себя, становится лицом, личностью.
Присвоение в форме знания о внешнем обогащается присвоением знания о самом себе не просто как биологической разновидности, а существе духовном. Это присвоение можно было бы назвать собственностью духовной. Духовная собственность есть отражение индивидуальной неповторимости личности, ее жизненной позиции, осмысление действительности и своего места в ней. Но в этом абстрактном определении субъект пока еще становящаяся, потенциальная личность, которой еще предстоит стать членом семьи, членом общества, гражданином. Для того чтобы стать действительностью, потенциальная личность должна приобрести свое наличное бытие. Первым шагом в этом направлении является приобретение наличного бытия свободной волей. Последняя характеризуется способностью к выбору цели деятельности и внутренним усилиям, необходимым для ее осуществления. Не всякое сознательное действие, даже связанное с преодолением препятствий на пути к цели является волевым: главное в волевом акте заключается & осознании ценностной характеристики цели действия.
"Воля, - писал Гегель, - есть особый способ мышления: мышление как перемещающее себя в наличное бытие, как влечение сообщить себе наличное бытие"(5).
Приобретение волей наличного бытия осуществляется в результате практической деятельности.
Это влечение, долженствование воли есть ничто иное, как актуальная потребность, которая должна быть удовлетворена.
По своей структуре волевое поведение распадается на принятие решения и его реализацию. Ставя перед собой какую-то цель и определяя адекватные ей средства ее реализации, субъект что-то решает, рассматривая себя открытым и доступным для того или иного определения (открытым для выбора). Затем он принимает решение, закрывая названную выше открытость и вступая в отношение с определенной объективностью (выбор сделан).
Одним из распространенных возражений против определения собственности как отношения субъекта к объекту является утверждение, что человек не может вступать в отношение с неодушевленным предметом. Но ведь само определение предмета как неодушевленного есть определенное отношение к нему человека; Другим определением этого отношения является определение его не как отношения равноправных сторон, не как взаимоотношения, а как отношение господства одной стороны над другой, как подчинение объекта субъекту. Это специфическое отношение носит название "владения".
Лицо, потенциальная личность, вкладывая свою идею в вещь, делает ее своим наличным бытием. Эта операция становится возможной потому, что, во-первых, вещь не имеет своей воли, во-вторых, она еще не подчинена другой воле, т.е. является ничьей. В результате этой операции изменение претерпевает не только потенциальная личность, становясь личностью наличной, но и вещь, объект. Вещь очеловечивается, объект субъективируется.
Вступление в физическое владение вещью осуществляется путем ее физического захвата, формирования и обозначения. Возможности первого способа овладения ограничены и преходящи. Второй способ, связанный с изменением формы предмета присвоения (обработка земли, возделывание растений, создание устройств для пользования стихийными силами природы) есть не что иное, как труд.
Овладение вещью посредством обозначения (столбик с указанием имени владельца участка) не связано с ее природой и потому произвольно.
Вступление во владение есть выход воли из своего внутреннего жития и переход в вещь.
Пребывание же воли в вещи есть не что иное, как пользование ею. Пользование знаменует тождество субъекта (лица) и объекта (вещи) присвоения. Действительно, для того чтобы субъект и вещь стали тождественными, кто-то из них должен утратить свое качество, т.е. погибнуть. На эту гибель обречена вещь. Она гибнет не в силу своей природной сущности, а в силу того, что в отношении присвоения она определена как средство удовлетворения потребности. Потребляя вещь, субъект уничтожает ее. Но есть вещи, которые физически потребить нельзя. Например, рационально используемая в сельском хозяйстве земля не только не утрачивает свое качество (плодородие), но и улучшает его. Каким же образом в данном случае через пользование достигается тождество субъекта и объекта? Оно осуществляется абстрагированием от качественных особенностей субъекта и объекта потребления и сведением их к всеобщности. Полное использование объекта означает его потребление не только как конкретной единичности, но и как абстрактной всеобщности. Этой абстрактной всеобщностью вещей как экономических благ является ценность (стоимость).
В отечественной экономической литературе допускается путаница в употреблении терминов "ценность" и "стоимость". Это связано с различиями в переводе на русский язык немецких слов Wert, Kosten и Wertengegenstan. В одних случаях они переводятся как ценность, в других как стоимость, в третьих, как затраты. В дальнейшем мы будем употреблять термины "ценность"- и "стоимость" как синонимы.
С самого начала в разработке теории экономической ценности образовалось два направления - теория трудовой ценности (стоимость) и теория ценности как полезности (предельной полезности).
Представители теории трудовой ценности с различной степенью последовательности утверждали, что в основе ценности лежит абстрактно-всеобщий труд.
Представители противоположного направления считали, что в основе ценности лежит полезность, под которой понимались способность вещи или услуги удовлетворять потребности. "... Ценность, - писал К. Менгер, - есть значение, которое для нас имеют конкретные блага или количества благ вследствие того, что в удовлетворении своих потребностей мы сознаем зависимость от наличия их в нашем распоряжении"(6).
Предпринимались и попытки интегрировать эти две теории ценности (Туган-Барановский, Л. Канторович, В. Новожилов).
Некоторые экономисты, утверждают, что ценность (стоимость) не содержит в себе ни труда, ни полезности, ни вообще какой-либо определенности.
Так. Ю.М. Осипов пишет: "Стоимость - категория трансцендентная, имеющая свою тайну, не поддающуюся разгадке. Она сродни таким понятиям, как материя, дух, энергия. О стоимости можно много говорить, давать ей трактовки, определять, измерять, но до конца она всегда остается в чем-то существенно нераскрытой. Трансцендентность стоимости не позволяет подходить к ней с сугубо материалистическими ("вещными") мерками. У стоимости нет никакой "вещной" субстанции. Поэтому нет никакого смысла говорить о том, что в стоимости что-либо воплощено. Стоимость лишена какой-либо входящей в нее плоти. Ни труд, ни полезность, ни энергия, не могут быть "материалом" стоимости. Меры труда, полезности, энергии или чего-нибудь другого не являются мерами стоимости как таковой".(7)
На наш взгляд, понятие ценности необходимо выводить из понятия экономического блага как одной из сторон отношения собственности, являющей себя в обмене. Экономические блага определены качественно и количественно и удовлетворяют специфические потребности, т.е. обладают специфической полезностью. Но, если отвлечься от этой их специфической качественной определенности, то остается определенность только количественная. Остается полезность вообще, вещь вообще или всеобщая вещь. Точно так же, если абстрагироваться от специфичности потребностей, которые удовлетворяют различные вещи, то остается потребность вообще или всеобщая потребность. Всеобщая вещь удовлетворяет всеобщую потребность. Во всех специфических экономических благах, обладающих специфической полезностью, обнаружилось нечто всеобщее, родовое. Его, на наш взгляд, и следует считать ценностью. Такое понимание ценности допускает ее конкретизацию в виде абстрактного труда или полезности. Действительно, разве абстрактный труд не является всеобщностью продуктов труда? Полезность же является всеобщностью не только продуктов труда, но и всех экономических благ. Наконец, всеобщностью человека, его родовым началом, его ценностью является мышление.
Свое родовое начало, свою всеобщность и свою количественную определенность экономическое благо как ценность обнаруживает в общении с себе подобными, в обмене. Здесь же ценность приобретает и свое самостоятельное наличное бытие, свою самостоятельную специфическую форму - деньги.
Потребление экономического блага как ценности предполагает его отчуждение. Оно состоит в том, что воля оставляет, отчуждает от себя внешний объект и возвращается к себе. Но возвращается она к себе не в качестве прежней, чисто субъективной воли, а воли опосредствованной объектом неся в себе момент объективности. Такое понимание отчуждения защищает нас от критики в одностороннем, субъективно-идеалистическом понимании собственности как волевого отношения. Воля субъективна, поскольку она воля субъекта и она же объективна, поскольку субъект вообще отличает себя от себя, противополагает себя самому себе. Противоположностью же субъективной воли может быть только воля объективная. Истинная воля столь же субъективна, сколь и объективна. Она есть тождество, из которого вырастает первое, всеобщее противоречие собственности.
Мы согласны с утверждением B.C. Соловьева и Н.А. Бердяева, что "собственность по природе своей, есть начало духовное, а не материальное. Она предполагает не только потребление материальных благ, но и более устойчивую и преемственную духовную жизни личности в семье и роде"(8). Вместе с тем определение отношения сознания и материи только на уровне каузальной связи, на наш взгляд, недиалектично. Они моменты единого целого и существуют только в этом единстве. Идея собственности индивидуальной и в то же время общественной в неявной форме присутствовала и в экономической теории К. Маркса, что было отмечено Дюрингом. Правда, Ф. Энгельс называл это утверждение Дюринга "продуктом его свободного творчества и воображения".(9) Тем не менее, К. Маркс писал: "Собственность означает, собственно, первоначально не что иное, как отношение человека к его природным условиям производства как принадлежащим ему как к своим собственным, как к предпосылкам, данным вместе с его собственным существованием, - отношение к ним как к природным предпосылкам его самого, образующим, так сказать, лишь его удлиненное тело. У человека, собственно говоря, нет отношения к своим условиям производства, а дело обстоит так, что он сам существует двояко и субъективно в качестве самого себя и объективно - в этих природных неорганических условиях своего существования".(10)
Таким образом, сам человек предстает как противоречивое волевое отношение собственности.
"Собственность, - писал Дж. С. Миль, - не подразумевает ничего, кроме права каждого человека, мужчины или женщины, на свои способности".(11) Но человек -собственность особого рода. Он не может отчуждать себя как такового, как всеобщность. Мышление, свободная воля, нравственность, духовность составляют родовой признак, субстанциональную сущность человека. Поэтому рабство, крепостничество противоестественно, бесчеловечно и, в конце концов, отвергается человеком. Воля может оставить и сделать чуждым себе только то, что действительно внешне для нее, то, чьей субстанциональной сущностью она не является. Человек может отчуждать такие атрибуты своей сущности, как способности, и даже отдельные части тела. Но неотчуждаемыми являются его разумность, воля, свобода, нравственные и религиозные убеждения. Он не может отчуждать все свои способности, все свои силы, все свое время или самую свою жизнь. Отсюда проистекают ограничения для авторского права, специфика интеллектуальной собственности и недопустимость для православия самоубийства. Человек может отчуждать себя только самому себе в самом себе. Он собственно собственность самого себя или собственность как таковая, абсолютная собственность. В вопрос, а ты собственно кто такой, вкладывается именно такое содержание, такой смысл.
Но ответ на вопрос, кто он собственно как таковой, кто он как собственно собственность необходимо предполагает выход человека за пределы самого себя, его внешнее самополагание. Поэтому, безусловно, правы философы, выводящие отношение собственности из личности и объявляющие собственность наличным бытием личности. Без собственности нет личности, а без личности нет собственности.
Если доказано, что собственность есть наличное бытие личности, то степень развития личности, ее свободы, правовой, моральной, нравственный, духовный уровень определяют степени, полноту развития, зрелость отношений собственности.
Идеальная собственность реализуется, становится действительной, объективной только в результате практической деятельности человека, важнейшей формой которой является труд. Поэтому прав и Локк, утверждая, трудовое происхождение собственности. Более того, труд как опосредствованное присвоение сил и вещества природы сам есть отношение собственности.
Отчуждение является последним заключительным моментом формирования элементарного, абстрактного отношения собственности. Оно содержит в себе в снятом виде определения собственности как владения и пользования. В то же время оно отрицает первое определение собственности только как присвоения. Противоречие между присвоением и отчуждением разрешается в обмене; который знаменует следующий этап в развитии понятия собственности.
До сих пор в отношении присвоения и отчуждения вещь рассматривалась как ничейная. Однако таких вещей в развитом обществе практически нет.
Объект отношения собственности всегда ограничен. Он ограничен двояко: во-первых, соотношением наличия вещи и потребности в ней (вещь наличие, которой превышает потребности в ней, является экономически неограниченной) и, во-вторых, соотношением воли индивида, воли других и всеобщей воли.
Выходя во вне и стремясь сделать вещь своей, воля одного человека обнаруживает в вещи волю другого человека, другую волю, как свое инобытие.
Идеально это противостояние двух воль снимается соглашением, договором или контрактом, независимо от его формы (письменной или устной). Контракт устанавливает единство, тождество различных воль, сохраняющих свою самостоятельность и своеобразие. Каждый из договаривающихся становится, остается собственником и утрачивает собственность не только по своей, но и по чужой воле. Решение одного лица возникает лишь при наличии решения другого, и оба решают одно и то же. Слагается тождество двух собственностей, тождественная воля двух собственников. Но так как стороны встречаются лишь поверхностно, своими особенными волями, они остаются разными, субстанциально обособленными. Единство особенных воль находит выражение в общей воле. Но для того, чтобы идеальный договор был реализован, он должен получить общественное, всеобщее признание. Общая воля должна быть опосредствована и снята волей всеобщей.
Если на первом этапе своего движения собственность определила себя как наличное бытие личности, представленное субъективированной вещью, то в развернутом понятии собственности лицо как личность соотносится не только с внешней ему вещью, не только с самим собой как особенной вещью, но и с другими личностями. Наличным бытием личности является не просто вещь, в которую субъект вложил свою волю, как акциденция, как нечто случайное и несущественное для личности (волю можно вложить в данную вещь, а можно и в другую), а другие личности, их наличное бытие. В новом определении собственности наличное бытие субъективной свободной воли опосредствуется наличным бытием всех определений свободной воли, т.е. наличным бытием свободной воли как всеобщей. Тем самым наличное бытие отдельной личности утрачивает свою самостоятельность и субъективность и возвышается до момента объективной всеобщности. Собственность, которая рассматривалась ранее, как отношение субъекта к объекту, становится отношением между людьми, всеобщим общественным отношением.
Вне общества нет личности, нет отношения собственности. Наличным бытием личности становится не просто вещь, в которую он вложил свою волю, а вещь как наличное бытие всеобщей воли. | | | | В.Я. Ельмеев, Е.Е. Тарандо. Труд как всеобщий предмет политической экономии |
Мы исходим из того, что всеобщим предметом политикоэкономической науки является труд, взятый со стороны своего общественного строя. Соответственно, основу этой науки составляет теория труда, на базе которой возникла и развивается классическая политическая экономия. Но она задачу создания всеобщей политикоэкономической науки выполнила лишь наполовину - трудом объяснила только производство меновой стоимости, ограничив тем самым свой предмет и исторические условия своего применения. Задача теперь состоит в том, чтобы представить труд в его исходном всеобщем качестве - созидателем потребительной стоимости, теория которой призвана возвести труд на уровень всеобщности предмета экономического познания.
Общественным производственным отношением, в рамках которого осуществляется и развивается трудовая деятельность, является, безусловно, отношение собственности. Оно образует социально-экономическое устройство труда, его общественную форму. С этих позиций, как нам представляется, нужно объяснить взаимосвязь труда и собственности, составляющих вместе всеобщий предмет политической экономии.
Сначала выскажемся относительно методологии их понимания, имея в виду, в первую очередь, что в этих вопросах важно диалектический подход дополнить материалистическим. Необходимо напомнить, что именно в материалистическом характере своего метода К. Маркс усматривал его противоположность методу Гегеля. "Мой диалектический метод по своей основе, - писал он, - не только отличен от гегелевского, но является его прямой противоположностью. Для Гегеля процесс мышления, который он превращает под именем идеи в самостоятельный субъект, есть демиург действительного, которое составляет лишь его внешнее проявление. У меня же, наоборот, идеальное есть не что иное, как материальное, перманентное в человеческую голову и преобразованное в ней"1 .
Гегель мистифицировал это осуществляемое головой преобразование реальной действительности: отчужденную познавательную способность человека, превращенную в деятельность оторванного от человека абсолютного духа, затем навязывал под видом преодоления отчуждения реальному человеческому познанию. Подобную же, но уже более мистифицированную операцию предлагает и проделывает современный идеалистической феноменологический постмодернизм, хотя и без ссылок на труднодоступного для их понимания Гегеля.
Возросшие в громадные масштабы отчужденные формы человеческой сущности в виде фетишизированного мира товаров и финансового капитала (когда все - честь, совесть, жизнь человека превращается в товар) преподносится ныне как норма для поведения и мышления реальных людей. Идеализм превращается в некий "категорический императив" духовной жизни. Все результаты человеческой деятельности стали приписываться голове, а не производительному человеческому труду.
В вопросах собственности идеализм в лице Гегеля - автора "Философии права", обнаруживается, прежде всего, в том, что понятие собственности в виде идеи права выводится из самосознания, из мыслительного отношения человека к самому себе. Поскольку сознание в форме самосознания у Гегеля не может обходиться без полагания предмета, тот есть без своего отчуждения, то вместе с этим отчуждением воля субъекта перемещается в объект и помещается в вещь, становится достоянием объективного духа. Так возникает отношение собственности. Получается, что действительное отчуждение предмета и продукта труда от человека, например, в условиях частной собственности, у Гегеля приобретает форму отчуждения самосознания, снятие которого возвращает предмет в лоно самосознания, приравненного к человеку как к предикату самосознания. Поэтому единственно возможной выступает частная собственность, исходящая из самого индивида, хотя отношения собственности как продукт отдельного индивида, как известно, - это бессмыслица.
В противоположность Гегелю К. Маркс еще в своих ранних работах ("Экономическо-философские рукописи 1844 года", "К критике гегелевской философии права" и др.) вместо самосознания выставил труд как предпосылку и субъективную сущность собственности, встав на позиции трудовой теории собственности. При этом он отверг гегелевское сведение труда к чисто мыслительной деятельности, принимал за труд прежде всего материальное производство как всеобщую основу существования человека и общества. Действительное присвоение, по словам К. Маркса, совершается сперва не в мысленном, а в активном реальном отношении к условиям труда, в их действительном использовании человеком в своей субъективной деятельности2 .
Гегель тоже не отказывался от рассмотрения труда как сущности человека, но сводил его к абстрактно-духовному труду, к деятельности самосознания, из которой затем выводил человеческую сущность.
К. Маркс не отбросил человека как исходного пункта и субъекта истории, но изъял его из состава предикатов самосознания, сделав человека субъектом, а труд - его предикатом. К. Маркс принял позицию той политической экономии, которая своим единственным принципом возвела труд, и исходя из труда К. Маркс решал вопрос не только о сущности собственности, но всего развития общества.
К. Маркс усматривал субъективную сущность частной собственности не в самости человека, а в труде. "Субъективная сущность частной собственности, - ...это труд. Вполне понятно, стало быть, что только ту политическую экономию, которая признала своим принципом труд (Адам Смит), т.е. которая уже перестала видеть в частной собственности всего лишь некое состояние вне человека, только эту политическую экономию следует рассматривать как продукт действительной энергии и действительного движения частной собственности"3 . В данном случае речь шла о том, что рабочая сила реализуясь в труде, становится источником богатства. Поскольку же богатство перешло в частную собственность, то сущностью последней оказывается отчужденный труд. И в общем случае, как показал К. Маркс, возникновение и сущность собственности заложены в труде, являющемся ее постоянной основой. Соответственно, собственность в ее исходной форме им определяется как отношение работника к объективным условиям и продукту своего труда как к своим собственным, принадлежащим ему4 . Тождество труда и собственности, т.е. функционирование и развитие собственности на основе труда, было представлено первым законом собственности.
Механизм реализации этого закона, т. е. присвоения на основе собственного труда, в сфере обмена имеет форму обмена труда на труд, и соответственно, продукта определенного количества труда на продукт такого же количества другого труда, а в сфере распределения - по надобности и условиям потребления. Исторически все это было присуще производству в условиях первоначальных общин, хозяйству патриархальной семьи, а также в определенном смысле простому товарному производству.
Особый интерес для анализа отношений присвоения на основе и посредством труда представляет простое товарное производство, из рассмотрения которого берут начало различные социалистические школы, базирующейся на трудовой теории стоимости. В этом производстве труд, с одной стороны, выступает как абстрактный труд, производящий меновую стоимость. Соответственно присвоение продукта осуществляется на основе стоимости рабочей силы товаропроизводителя, но в превращенной форме - в форме стоимости самого труда. Отсюда - исходный принцип распределения по труду, хотя на самом деле - это распределение по стоимости рабочей силы товаропроизводителя. С другой стороны, в простом товарном производстве абстрактный труд, создающий меновую стоимость, совпадает с живым трудом, производящим потребительную стоимость. Соответственно, в этом случае собственность на продукт в обмене реализуется непосредственно - в обмене труда на труд (продукта 2 часов труда на продукт 2 часов другого труда), т.е. непосредственно через обмен потребительных стоимостей. Мерой распределения будет тоже труд, но им будет количество непосредственного живого труда (рабочего времени), определяемого условиями потребления непосредственных производителей.
Именно эта, а не стоимостная сторона, берется в качестве аналогии для пояснения взаимодействия труда и собственности в непосредственно обобществленном производстве при социализме. "Лишь для того, чтобы провести параллель с товарным производством, мы предположим, что доля каждого производителя в жизненных средствах определяется его рабочим временем. При этом условии рабочее время играло бы двоякую роль. Его общественно-планомерное распределение устанавливает надлежащее отношение между различными трудовыми функциями и различными потребностями. С другой стороны, рабочее время служит вместе с тем мерой индивидуального участия производителей в совокупном труде, а следовательно, и в индивидуально потребляемой части всего продукта. Общественные отношения людей к их труду и продуктам их труда остаются здесь прозрачно ясными как в производстве, так и в распределении"5 .
Что же касается мелкобуржуазного социализма, то он исходит из ложно истолкованной сущности труда как стоимости, а теорию собственности и распределения по труду строит на стоимостной основе - выводит по существу из товарной природы рабочей силы, т.е. из стоимости рабочей силы и из увековечения товарного производства, превознесения товара в качестве сущности богатства социалистического общества. Этой точки зрения придерживались сторонники социалистического товарного производства в наше недавнее время.
Другой механизм своей реализации имеет закон собственности на основе не своего, а чужого труда. Частная собственность в ее капиталистической форме своим основанием имеет тоже труд, но уже отчужденный от работника труд. Здесь присвоение выступает не просто как присвоение посредством обмена меновых стоимостей, и присвоение на основе обмена живого труда на овеществленный в капитале труд, предполагающего неэквивалентность. Вместе с преодолением отчужденности труда должна отрицаться и эта частная форма собственности. Труд вновь соединяется с собственностью, но уже в качестве непосредственно обобществленного труда (третий закон собственности). Присвоение продукта в этих условиях уже не должно иметь форму обмена стоимостей, в частности, не должно осуществляться на основе стоимости рабочей силы (по труду) оно опирается на условия потребления (соразмерно надобности потребления).
Существенным для теории трудовой собственности является вопрос о диалектике соотношения общественной и частной собственности. Его научное решение, как мы полагаем, возможно тоже только на основе труда. Здесь особо важно обосновать, исходя из общественной сущности труда, возможность и необходимость существования общей собственности, отрицание которой после ее насильственной ликвидации в России стало чуть ли не модой. Даже великий диалектик Гегель в свое время не устоял перед напором частной собственности, сдавая позиции диалектики некритическому позитивизму и защите существующей эмпирической частнособственнической действительности.
В общефилософском смысле такого рода уступка у Гегеля была связана с отрицанием существования общего в качестве свойства самой действительности, с отрицанием возможности абсолютной идеи снизойти до единичного и составить его сущность. Общее, по Гегелю, конечно, может иметь форму своего существования в чем-то единичном, обнаружить себя в чем-то особенном, но не может образовать сущность единичного. "Дуализм проявился здесь как раз в том, что Гегель не рассматривает всеобщее как действительную сущность действительного конечного, т.е. существующего, определенного; другими словами: действительное существо он не считает подлинным субъектом бесконечного"6 . Всеобщее как таковое в его строгом и точном значении, и существует, по Гегелю, исключительно в эфире чистого мышления и ни в коем случае не в пространстве и во времени внешней действительности. В сфере последней мы имеем дело только с рядом особенных отчуждений, воплощений, ипостасей подлинно всеобщего7 .
В этом же дуалистическом измерении рассуждают современные социальные антропологи, отвергающие признание в качестве сущности человека нечто общее - совокупность общественных отношений, т. е. общество, в котором живет человек. Правда, в наше время отрицание объективного существования общего, в том числе возможности общественной собственности, принимает более упрощенный вид - форму постмодернистской дихотомии: если что-то принадлежит всем, то оно уже будет ничейным. "Ничейность" стала ходячим аргументом против общественной собственности.
Диалектическое преодоление дуализма в решении вопроса о соотношении общего и единичного предполагает: общество и индивида не следует рассматривать как две противоположные сущности. Сущность общества и индивида одна, она не дуалистична. Общественная собственность на средства производства и землю тоже не исключает индивидуальной собственности на результаты использующего их труда. И там и здесь сущность собственности составляет совместный труд.
Чтобы человек не претендовал на общественную собственность, его лишают общественной сущности. В.С. Барулин, например, обрушивается на определение К.Марксом сущности человека как совокупности общественных отношений, полагая, что подобная трактовка привела к расхождению между основным направлением мировой социально-философской мысли и философией марксизма и "идеально соответствовала определенному политическому режиму, именуемому "социализмом", и подпитывалась им".8
По его мнению, что, по-видимому, соответствует принимаемому им основному направлению мировой социально-философской мысли, "определяющая роль человека в обществе абсолютна и принадлежит к числу его фундаментальных качеств".9 Поэтому сущность человека не должна выводиться за пределы его личности и переноситься во вне - в общество. Такой выход к обществу, которое, как известно, является полем для социального развития личности, вроде бы "пахнет" социализмом, ибо последний по своему определению служит утверждению общественных, социальных качеств человека, того фундаментального положения, согласно которому только в обществе возможно свободное и полное развитие личности человека. Чтобы не попасть в объятия социалистов, достаточно вроде бы самого индивида принять за сущность общества и общественных отношений. Во имя этого можно отказаться и от прежних симпатий к диалектике. Неважно, например, что согласно диалектике принцип бытия всех единичных явлений составляет общее, что оно укоренено в единичном как сущность, что, следовательно, и отдельный человек имеет своей сущностью не самого себя, а общественные отношения, что по своей сущности он - существо общественное. Все это, по мнению названных авторов, уже перестало соответствовать действительности.
В то же время общество у них лишается статуса реального образования, своей субстанциональности по отношению к составляющим его индивидам. Вполне очевидно, что и общественная, общая собственность в этом случае теряет всякие основания для своего объективного существования, она становится бессмысленной. Полагают, что если под общественной собственностью понимать право каждого индивида на общественное богатство, например, на землю как общее достояние, то каждый в качестве собственника исключает всех других и общественная собственность становится невозможной. Если же отдельный человек претендует на часть общего достояния, то он становится частным собственником. Соответственно, из конституции выбрасывается право народа относиться к земле, к крупным средствам производства как к общей (общенародной) собственности. Одновременно единственным признается ничем не ограниченное право индивида на частную собственность. "Настоящая собственность, - заявляет В.С. Нерсесянц, - в экономико-правовом смысле - это индивидуализированная собственность на средства производства. В реальной истории до сих пор это различные формы частной собственности"10 .
Нужно, однако, сказать, что отдельный индивид с его частной собственностью, взятый в виде абсолюта, самостоятельной, обособленной от общества сущности, теряет оправдание своего существования, свою действительность. Достаточно напомнить, что обещание приватизаторов сделать каждого частным собственником не имело под собой никакого реального основания и не могло осуществиться. Все члены общества, получив ваучеры, не могли стать частными собственниками главных условий своего труда и воспроизводства своей жизни - земли и средств производства. Если бы это случилось, то большинству трудящихся как частным собственникам объективных условий производства не нужно было бы ни продавать свою рабочую силу, ни быть наемными работниками. Приватизация может позволить лишь некоторым гражданам стать мелкими товаропроизводителями (фермерами или ремесленниками). Все таковыми тоже быть не могут, ибо тогда некому будет работать на фабриках и заводах. Большинство же народа лишается собственности на средства производства, для него она сводится к собственности лишь на свою рабочую силу, на свою способность к труду и на жизненные средства, получаемые от продажи своей рабочей силы или других своих природных сил и способностей (своего тела, волос или других частей организма). Подобно тому как римляне, потерявшие собственность на землю, обусловленную их принадлежностью к гражданам Римской Империи, оказались приватизированными (privati), т.е. ограбленными, лишенными собственности* , так и граждане России, переставшие быть носителями общенародной, государственной собственности, превратились в лиц, лишенных собственности на средства производства и землю, т.е. приватизированными.
Итак, из сказанного выше следует, что ни общество и общественная собственность, с одной стороны, ни индивид и индивидуальная собственность, с другой стороны - не могут быть признаны одновременно действительными в качестве обособленных, независимых друг от друга противоположных сущностей. Тогда, быть может, утверждения о приоритете общественной или индивидуальной собственности представляет собой неразрешимую антиномию, и решение вопроса заходит в тупик.
Чтобы не вставать на эту позицию, надо строго различать когда общественная (общая) собственность и частная (индивидуальная) собственность выступают как две противоположные, не совместимые друг с другом сущности, и когда - как различные, противоречивые стороны одной и той же сущности.
В первом случае речь идет о собственности на землю и средства производства, основанной на собственном (коллективном, индивидуальном) труде людей, и о противоположности ей по сущности собственности, базирующейся на чужом труде, т.е. на отчуждении труда и его результатов. Первый тип собственности имеет законом своего функционирования тождество труда и собственности: с нее начинает свою историю человеческое общество, она долгое время остается господствующей, принимая форму непосредственно общей, общинной восточного (славянского), античного (греческого) вида, частной собственности германского крестьянина или ремесленника, не эксплуатирующих чужого труда. В советское время она существовала в виде колхозно-кооперативной собственности. Второй вид собственности основывается на чужом труде, законом ее функционирования и развития является отделение собственности на условия и результаты труда от самого труда, превращение последнего в наемный труд. Применительно к рабочему это означает, что купленная его рабочая сила и продукт его труда отчуждаются, становятся чужой собственностью. Очевидно, указанные противоположные по сущности типы собственности не могут образовать некую общую, дуалистическую сущность, они отрицают друг друга: первоначальная общественная собственность, базирующаяся на собственном труде работника, сменяется собственностью, основанной на чужом труде, т.е. капиталистической собственностью, а последняя, в свою очередь, - социалистической.
Во втором случае имеются в виду различные, противоречивые стороны одного и того же типа собственности, которые не составляют самостоятельных сущностей, а характеризуют с противоположных сторон - общественной и индивидуальной - ту же самую сущность. Каждый из названных видов трудовой собственности внутри себя содержит индивидуальные, коллективные, государственные и иные формы, которые предполагают друг друга, находятся при всех своих различиях в определенном единстве.
Разграничение общественной и частной собственности как двух противоположных сущностей, и как сторон одной и той же сущности, позволяет установить различные способы их взаимодействия и разрешения противоречий между ними. Когда речь идет о противоречии между собственностью, основанной на своем труде, и собственностью, отделенной от труда, то она разрешается устранением в ходе истории одной из этих сущностей, и, следовательно, установлением другой в качестве необходимой и действительной сущности. Капитализм разрушает общинную собственность, основанную на собственном труде работника, а социализм предполагает устранение нетрудовой капиталистической собственности.
В последнее время для отрицания возможности общественной собственности стала использоваться теория исключительных прав на результаты интеллектуальной (духовной), но не материальной деятельности. Действительную неотчуждаемость знаний, информации и иных духовных благ, поскольку они являются общими, принадлежащими всем, стали трактовать только как нечто, принадлежащее исключительно отдельному лицу, как объект личного присвоения. Неотчуждаемость отдельным индивидом того общего (знаний), что принадлежит всем, отождествляют с неотчуждаемостью человеческого "я" от самого человека, например, моего ума, моей веры от меня самого. В лоно самого всечеловеческого духа хотят ввести принцип частной собственности, личного присвоения.
Как это делается? Опять-таки, чтобы не допустить трактовки духовных благ как объектов общей собственности, сначала право на результаты интеллектуальной деятельности изымается из общего правила, согласно которому под правом понимается право на что-то овещненное. После этого право на интеллектуальную собственность подгоняется под право особенного лица, под так называемое личное право, существование которого не признавал Гегель. Он полагал, что в Римском праве под личным правом имелось в виду право на раба и детей, что не может быть оправдано теорией права, это - неправовое явление, ибо право "есть право не на лицо, а лишь нечто ему внешнее или право на нечто неотчуждаемое от него - всегда право на вещь"11 .
Человек, по Гегелю, по отношению к своим знаниям, верованию, если они не "овнешнены", не может находиться в юридическом владении ими, и они не подлежат юридической квалификации. "Знания, науки, таланты и т. д., правда, свойственны свободному духу и представляют собой его внутренние качества, а не нечто внешнее; однако он может также посредством "овнешнения" придать им внешнее существование и отчуждать их вследствие чего они подводятся под определение вещей"12 . В последнем случае интеллектуальная собственность подпадает под общее правило, присущее обычной частной собственности.
Современные авторы из проповедников постэкономического информационного общества, исключая необходимость "овнешнения" духовных благ (так как материальное теряет смысл), подгоняют их под неотчуждаемые сущностные атрибуты и качества личности, подлежащие только личному присвоению. Признак отчуждаемости "овнешненных" знаний (книг, чертежей и т.п.), являющегося имманентным свойством частной собственности, они заменяют его противоположностью - исключительным (неотчуждаемым) правом индивида на объект его интеллектуальной собственности: на его знания, верование, т.е. на внутренние его духовные качества.
Но они, как уже было сказано, не могут быть в юридическом владении человека. Я, например, не могу согласиться с тем, что мои знания, почерпнутые из того или иного учебника, являются объектом моего исключительного права на них как на мою собственность. Автор учебника тоже не может утверждать, что он не пользовался знанием других и имеет исключительное право на изложенные им знания.
Знание как таковое - это общественное достояние и в этом смысле они являются объектом общей собственности. Чтобы не признавать их в качестве таковых, сторонники постиндустриального общества готовы исключить из этого общества всякие отношения собственности на условия и продукт труда и, соответственно, деление людей на собственников и не-собственников. Раз обмен информацией не нуждается в опосредовании вещами, то "живой интеллект" человечества может быть лишь объектом личного присвоения. Экономическую основу такого общества "составляет индивидуальное присвоение всеобщей производительной силы в процессе общечеловеческого творческого общения (сотрудничества). Что же касается трактовки собственности в терминах принадлежности или права собственности на данный объект, то... подобное понимание, предполагающее деление на собственников и несобственников "живой культуры" вообще лишено смысла"13 .
Проблемы собственности применительно к духовным благам решается не тем, чтобы встать на одну из двух сторон антиномии: или, наделив их объектом исключительных прав индивида, сделать эту собственность сугубо частной, индивидуальной, или, наоборот, сделав их достоянием всех, тем самым лишить их возможности принадлежать отдельному лицу, быть его индивидуальной собственностью. В последнем случае утверждается, что отсутствие каких-либо исключений из доступа к тому или иному духовному ресурсу, т.е. свободный доступ к нему, делает его ничейным, не принадлежащим никому, раз он принадлежит всем14 .
Здесь используется излюбленный современными постмодернистами метод Зенона - его апория под названием "дихотомия". Собственность всех отрицает собственность каждого в отдельности и наоборот, собственность, собственность принадлежащая каждому, уже не принадлежит никому. Не допускается, следовательно, возможность единства противоположностей - общего и единичного. Ведь, если, например, среднее образование является достоянием всех, то таковым оно будет только при условии получения каждым среднего образования.
Нет, следовательно, неразрешимой антиномии между общей и индивидуальной собственностью. Они должны рассматриваться, учит диалектика, как единство противоположностей. Общая собственность может и должна превращаться в собственность отдельного лица, в индивидуальную собственность. Последняя, в свою очередь, находит свое субстанциональное основание, свою сущность в недрах всеобщего. Соответственно, познание единичного с позиций и с помощью всеобщего и образует смысл теоретического анализа собственности. | | | | Д.Ю.Миропольский. Начало экономики: труд, собственность или продукт? |
Позиция И.К. Смирнова (насколько мы ее поняли) заключается в следующем.* Человек отличается от животного наличием разума. Человеческое знание это идеальное присвоение окружающего мира и самого себя. Это интеллектуальное присвоение и есть первое отношение собственности, которое находится еще за рамками экономики.
Человек, обладая волей, хочет сделать идеальный образ, имеющийся у него, реальным. Эту цель он осуществляет, вступая с окружающим миром в отношения владения. Владение осуществляется путем а) захвата, б) формирования (труда) и в) обозначения. Именно с труда начинается собственность как экономическое отношение. Завершается же собственность как экономическое отношение путем присвоения, которое тождественно потреблению.
Таким образом, с точки зрения И.К. Смирнова, началом экономики и предметом экономической теории является собственность.
Позиция В.Я. Ельмеева иная. Он полагает, что предметом политической экономии является не собственность, а труд. Отношение собственности же образует социально-экономическое устройство труда, его общественную форму. Если для И.К. Смирнова предпосылкой возникновения отношения собственности является акт познания, то В.Я. Ельмеев в качестве альтернативной предпосылки собственности берет труд, причем труд не мыслительный, а совершаемый в сфере материального производства.
Дискутируя с В.Я. Ельмеевым, И.К. Смирнов выдвинул следующие контраргументы. Труд как процесс есть начало, сам процесс и результат. Человек не может начать трудится, не создав в голове идеальный образ результата труда. Следовательно, реальному труду предшествует в качестве начального акта мышление. Отсюда вытекает, что первым является идеальное присвоение мира, т.е. отношение собственности, в том смысле, в котором это было изложено выше.
Хотелось бы обсудить изложенные пункты и привнести в дискуссию собственные суждения.
Из философии известна проблема теоретического и практического отношения человека к миру. Идеалистически настроенные мыслители ставят во главу угла теоретическое отношение. Если же они заявляют о некоем единстве теоретического и практического отношения, то это единство мыслительное. Мышление для них это не только теория мышления, но и практика мышления.
Материалисты упирают на практические отношения. Причем практика понимается именно как материальная деятельность, на которой основано вторичное по отношению к ней мышление.
Выражаясь грубо, идеалисты заявляют, что человек сначала думает, потом делает, а материалисты, наоборот, - сначала делает, потом думает.
Нам представляется, что этот бесконечный спор идеалистов и материалистов надо как-то прекратить. Прекратить его можно, лишь обнаружив нечто первое по отношению к мышлению и материальной практике человека. Мы, конечно, далеки от решения данной проблемы. Но в качестве гипотезы, подлежащей обсуждению и критической проверке, хотели бы выдвинуть следующую идею. Человек отличается от животного не разумом и не созданием орудий труда, а творением. Творение - суть и смысл человеческого существа. Акт творения в свернутом виде содержит в себе мышление и материальное преобразование мира, в который входит и сам человек. Отсюда, разумное познание не самодостаточно, а подчинено задаче сотворения мира человеком; преобразование материи точно так же выступает лишь средством.
Ограниченность разума проявляется постоянно. Прежде всего, в бесплодном, не связанном с практическими задачами человечества теоретизировании. Ограниченность материальной стороны жизни так же хорошо видна в бессмысленной роскоши, уничтожении природы, ограниченной суетности обывателей и т.п. Оба момента не имеют истины. Они отражают истину только в контексте единого процесса творения. Мир (и человек ) должен быть не познан, сотворен.
Если отталкиваться от этого тезиса, то мы не можем полностью согласиться с положением И.К. Смирнова о том, что человек начинается с идеального присвоения мира и самого себя, а, соответственно, и экономика начинается с собственности как некоего целеполагающего мыслительного акта.
Экономика начинается со специфически экономического акта творения, который в свою очередь является моментом единого творения человека.
Спрашивается, что же может быть начальным пунктом этого экономического сотворения мира?
Если исходить из того, что акт творения объединяет в себе идеальное и материальное, то может быть можно согласиться с В.Я. Ельмеевым в том, что началом является процесс труда? Ведь если труд и есть экономическое творение, то в самом его начале присутствует не только осмысление цели и средств как это утверждает И.К. Смирнов, но и необходимые материальные условия трудовой деятельности.
Однако, даже если признать, что труд являет собой от начала и до конца форму единства теоретического и практического отношения человека к миру и к себе, все равно мы не можем признать труд началом хозяйства. Началом должна быть категория, которая в свернутом виде содержит в себе процесс и результат, то есть все дальнейшие определения экономики.
Но, во-первых, труд не исчерпывает экономическое бытие человека. Чем завершается труд? Отдыхом? А как же результат трудовой деятельности - созданный продукт?
Во-вторых, труд сам является моментом более широкого процесса - процесса производства. Человек экономически творит даже тогда, когда не трудится. Известны производственные процессы, организованные человеком, но затем протекающие без его трудового участия.
Если признать, что начальным актом экономического творения является производство, а его продолжением и противоположностью - потребление, то мы почти подошли к формулировке нашего понимания начала хозяйства.
Осталось только ответить на вопрос - производство это производство чего? Производство продукта. А потребление это потребление чего? Тоже потребление продукта. Продукт выступает категорией объединяющей в себе как производство, так и потребление. Поэтому именно продукт выступает началом хозяйства, в простейшей форме содержащим в себе все его дальнейшие определения. Продукт и есть экономическая форма творения человеком себя и окружающего мира.
Под продуктом современные экономисты понимают его особенную форму, а именно продукт как результат производства. Однако элементарная логика показывает, что между продуктом вообще и продуктом как результатом есть вполне конкретная разница.
Вне производства и потребления продукт немыслим. Поэтому продукт есть процесс его производства. Если продукт взять как абсолютно непосредственное неразличимое производство, то мы обнаружим, что оно есть столь же неразделимое непосредственное потребление. Производство продукта перешло в потребление, а потребление в производство. Этот переход запускает хозяйственный процесс и позволяет развить его диалектику до конца, то есть до того пункта, когда продукт снимает себя, и наступает эпоха творения истинного человеческого духа.
Таким образом, с позицией В.Я. Ельмеева наш подход смыкает то, что труд выступает элементом процесса производства. Гораздо сложнее обстоит дело с концепцией И.К. Смирнова. Допустим, что начальным актом экономической жизни человека является не мышление, а творение; и мышление - лишь подчиненный, положенный творением момент. Но и в этом случае можно рассудить так: первый акт творения есть превращение универсума, который включает и самого человека, в свой собственный. Универсум становится собственностью человека. А, значит, и начинать надо все-таки с собственности.
У нас нет четких контраргументов против этой логики. Можем лишь привести некоторые доводы, которые не исчерпывают проблемы. Человек, разумеется, делает мир, и в том числе материальный своим собственным. Однако задумаемся, человек производит и потребляет продукт потому, что он собственник или человек становится собственником потому, что производит и потребляет продукт? Мы полагаем, что скорее второе. А раз второе, значит исторически и логически первым выступает продукт, а не собственность.
Продукт и собственность изначально слиты. Но что важнее для первых людей быть собственниками или научиться производить и потреблять продукт? Производство и потребление в эпоху первобытности выступает в своей наибольшей четкости и актуальности. Отношения же собственности есть, но для жалких кучек архонтропов, разбросанных по огромной территории они явно не на первом месте. Отношения собственности начинают актуализироваться тогда, когда собственность сначала отделяется от продукта, а затем подавляет и захватывает его. Это происходит в эпоху разделения труда (а точнее - разделения продукта). Неслучайно в ходе дискуссии И.К.Смирнов историческое начало экономики поместил в то время, когда появляется товарный обмен. В рамках его концепции это логично, ибо товарный обмен возвещает о начавшемся приоритете собственности над продуктом.
Таким образом, мы полагаем, что продукт как процесс производства и потребления, взятый в качестве начала экономики содержит в себе труд и собственность. Развертывание диалектики производства и потребления продукта позволяет получить труд и собственность как дальнейшие определения хозяйства.
Мы обошли молчанием еще одного "претендента" на роль начала экономики, а именно "благо". Разбору отношения продукта и блага следует, видимо, посвятить отдельную статью. | | |
М. А. Румянцев. Современное научное сознание опустилось до уровня примитивных эмпирических и формализованных представлений, не видящих за многообразием реальности принципиального теоретического единства. И. К. Смирнов и пытается преодолеть такое "отступничество" экономической теории от единой универсальной научной истины, преодолеть фрагментарность и бессистемность экономического знания, которое может только дезориентировать людей в нашу переходную эпоху. Изложенная им теория - это объясняющее, интегрирующее и проникающее в глубь вещей знание. Суть подхода проф. Смирнова к анализу хозяйственной системы можно свести к реинтерпретации классических экономических категорий собственности и присвоения на основе философии Гегеля. Автор описывает структуру экономических категорий на некоем метаязыке философской рефлексии и таким образом определяет стратегическую направленность теоретико-экономических изысканий. Универсалистская перспектива видения экономики, предложенная И. К. Смирновым, в высшей степени многозначительна и в то же время открыта для обсуждений и интерпретаций. Вот некоторые из них.
1. Согласно И. К. Смирнову, собственность начинается с такого атрибута человеческой личности как разумность. Точнее, с мышления человека о самом себе - с опосредования себя знанием о себе самом. Иными словами, всеобщее и первичное определение собственности есть идеальное присвоение субъектом самого себя. Тогда логически первая определенность собственности есть собственность интеллектуальная: присвоение в форме знания (идеального образа).
Действительно, история начинается лишь тогда, когда налицо реальный субъект этой истории, т.е. человек общественный, разумный. Но есть ли смысл в абсолютизации человеческого мышления, в рассмотрении его в качестве предпосылки истории - ведь речь у нас идет не об антропогенезе, где такая абстракция оправданна. Утверждения типа: "мышление породило экономику", "труд породил сознание" или "общество породило экономику" слишком односторонни. Все три стороны целостной человеческой реальности (мышление, общественные отношения, труд) являются одновременно и предпосылками и следствиями друг друга. В общественной жизни развиваются отнюдь не отдельные элементы, а целое. Все сферы социально-экономического бытия не разъединены в каком-либо категориальном пространстве, а, по выражению, Л.П.Карсавина, "суть сам субъект", - они выступают как свойства, стороны и моменты, присущие всеединому субъекту развития, коллективной исторической личности, человеку.
Начальное или исходное отношение, выбранное исследователем при построении системы категорий, есть абстрактно- всеобщее понятие. Нельзя за какой-либо из условно выделяемых сторон реальности утверждать бесспорный приоритет над остальными. Начало может быть любым. Тем более, то, что предпочтительнее методологически вовсе не приоритетнее онтологически. Я всецело присоединяюсь к И.К.Смирнову в том, что некая идеальная субстанция или идеальное отношение образуют исходный момент в развертывании системы экономических категорий. Только вот можно ли свести его к мышлению о самом себе, к ситуации, известной в логике как тождество объекта самому себе (А = А)? Знание о самом себе - знание эмпирическое, отъединенное от целого, частичное. Для того, чтобы знание приобрело качество всеобщности, оно должно преодолеть свою эмпирическую обособленность, стать большим, чем простая эмпирия. И здесь мы подходим к проблеме двух уровней информации (знания). На первом уровне информация содержит совокупность сведений о мире, на втором - нелинейном информация образует смыслозадающий уровень бытия. Именно на смыслозадающем уровне знания и образы выступают в виде программы человеческой деятельности, в "свернутом виде" они содержат в себе все богатство социальной практики. В этом контексте можно говорить о синергетическом значении информации: целостные образы мира опредмечиваются в трудовой практике, манифестируются как ее предпосылка, цель и результат. В идеальной форме знания личность накапливает духовную энергию, которая затем претворяется в конкретные результаты труда, в приращение материального и духовного богатства человечества.
Знание такого типа по определению должно быть сверх и надэмпирическим, надиндивидуальным, абсолютным. Это, прежде всего, религиозное знание, соединяющее человеческое "я" и Абсолют; знание, только в котором преодолевается эмпирическая разобщенность отдельных сведений и фактов. В религии дано отношение человека к абсолютному, что выражается в тесной генетической связи с нею всей социально- экономической жизни. Так, многие исследователи праисторических хозяйственных форм отмечали, что изначально труд не был профанным или мирским деянием: он был повторением первотворения, в котором хаос превращался в космос посредством божественного акта Творения. Религиозность и практически и по существу - наиболее удобный исходный пункт при построении системы экономических категорий. Тогда в фокусе внимания экономиста- теоретика оказывается "дух хозяйства" - проблематика эволюции хозяйственного мировоззрения людей как составной части религии или ее суррогата - общественной идеологии.
2. По мысли И.К.Смирнова, только в рыночном обмене интеллектуальная собственность (и собственность вообще) становится реальной. Вне рыночного обмена нет конкретно-всеобщей определенности ни экономики, ни личности. Думается, здесь более уместно использовать категорию "обмен деятельностью", выражающую систему разделения и кооперации общественного труда и включающую в себя как рыночную, так и нерыночную систему производства, распределения, обмена и потребления. Наивысшие хозяйственные достижения человечества (ирригационные системы Месопотамии и Египта, водопроводы Рима, космические проекты СССР и США) были созданы благодаря масштабным системам обмена деятельностью в рамках кооперации труда, в которой сфера товарно-денежного обмена занимала подчиненное и ограниченное место.
3. И. К. Смирнов считает, что противоречия собственности (как и рыночной экономики) снимаются посредством развития отношений нравственности и морали. Когда индивидуальная человеческая воля добровольно становится выражением всеобщей воли, тогда экономическая система общества достигает высшего уровня развития свободы и творчества при минимальных трансакционных и социальных издержках взаимодействия людей. Но нормы морали и нравственности отнюдь не порождаются хозяйственной эволюцией самой по себе (как полагал, например, Ф.фон Хайек). Чтобы неукоснительно повиноваться нормам хозяйственной этики, человек должен быть уверен в ее абсолютном долженствовании, т. е. в ее религиозной обусловленности. В конечном счете, преодоление секулярности позитивистского мышления превращает науку, если использовать выражение Фомы Аквинского, в ancilla theologiae - в служанку богословия. Таким образом, исходным понятием в системе экономических категорий является исторически данный тип отношения личности к Абсолюту (религия), а конкретно всеобщая определенность экономических понятий дана в хозяйственной этике - "системе норм и идеалов в отношении к хозяйственной жизни" (С. Н. Булгаков).
В.Н.Михеев. Исторический характер отношений собственности
Мы заслушали интересный, содержательный доклад о "духовной" составляющей отношений собственности. Хотелось бы остановить внимание на исторически-диалектическом аспекте развертывания отношений собственности как социального явления. В этой связи просматривается процесс становления "социального" из "еще не социального".
Первым, исходным моментом становления отношений собственности является принадлежность отдельного человека к какому-либо общему единому целому организму, в качестве которого предстает сначала живая и неживая природа, а затем "мир", общество, как опосредованная человеческой деятельностью природа. Каждый человек появляется в этом мире, уже существующем до него. Он появляется на свет как "принадлежащий" этому миру, как принадлежность мира, внутренним моментом которого он становится. С появлением каждого (отдельного) человека единый мир (общество), такое, какое оно есть, уже не может без него существовать. Человек появляется и тем самым привносит в единый общий мир нечто новое, свое. С появлением каждого отдельного человека общий мир изменяется, т.е. очень незначительно, но меняется внутреннее содержание, организация целого мира, общества. В той мере, в какой отдельный человек принадлежит всему миру, - в той же степени весь мир принадлежит человечеству в лице каждого отдельного человека. Это еще не отношение собственности. Но здесь нет отсутствия отношений собственности. Человек появляется на свет в соответствии с законами природы, а потому он появляется как принадлежность природы как существо еще не социальное. Существом социальным он становится в процессе воспитания и образования как существа разумного, рационального, способного к рефлексии (лат. reflector - обращаюсь назад), к размышлению, самонаблюдению, формированию внутреннего опыта.
Человек является частью, принадлежностью природы. Как каждый человек в отдельности и все человечество в целом является принадлежностью природы, так и вся природа является принадлежностью всего человечества и каждого отдельного человека в частности. Это - принадлежность, которой еще предстоит стать собственностью через владение. Принадлежность еще не собственность, поскольку она не опосредована разумом, разумной волей, хотением, высшей способностью желания. Принадлежность всей природы всему человечеству превращается во владение во взаимоотношениях отдельных племен и народов, с тем, чтобы в целях самосохранения развести их по различным территориям Земли. Взаимная принадлежность всей природы всему человечеству осталась. Наряду с этим возникло владение. Однако всеобщая взаимная принадлежность и отдельные владения не стояли "рядом" друг с другом. Всеобщая принадлежность проявлялась в различных отдельных владениях.
Дальнейшее развитие человечества связано с выделением и обособлением из рода, племени, народа, отдельного индивида, преследовавшего свои особые интересы, который стал для себя самоцелью. Внешнее непосредственное присвоение посредством физического захвата, формирования или обозначения сопровождается внутренним, опосредованным волей отдельного человека присвоением. Владение превращается в собственность, "собину", в которой воплощаются способности, особенности каждого отдельного человека как лица. Взаимная и всеобщая принадлежность всего всем дополняется владением отдельных общностей частями всеобщего и собственностью отдельных личностей, нашедших в ней свое объективное, отличное от них самих, бытие. Перед нами классическое соотношение всеобщего, отдельного и единичного. Владение - уже не принадлежность, но еще не собственность. Владение имеет нечто общее и различное как с принадлежностью, так и с собственностью. Владение имеет то общее с всеобщей принадлежностью, что в нем еще велик элемент естественной общности человека и природы. Владение имеет то общее с собственностью, что в нем имеет место обособленное присвоение. Это присвоение во владении еще носит "внешний характер", оно не опосредовано внутренним побудительным мотивом владеющих чем-то обособленным. Всеобщая принадлежность проявляется, реализуется в отдельных владениях. Каждое владение проявляется, реализуется в "собине", собственности. В собственности "объективируется" личность отдельного человека.
Одним из важнейших признаков "полной собственности" является полная экономическая ответственность субъектов хозяйствования за результаты своей деятельности. Переход от собственности, которая по своему определению может быть только частной к совместному владению по мере развития товарного хозяйства исторически можно проследить на примере становления и развития такой организационно-правовой формы хозяйствования, какой является акционерное общество.
Капитал акционерного общества сконцентрирован в нечто единое целое. В качественном отношении капитал одного акционера ничем не отличается от капитала другого акционера. Именно поэтому каждый из них может продавать свою долю капитала безболезненно для всего акционерного общества. При этом никто из них, строго говоря, не является собственником той или иной доли качественно различных между собой ресурсов или результатов производства. Каждый акционер несет ответственность за общие результаты деятельности компании, ограниченную его долей капитала. Поскольку нет полной материальной ответственности, постольку нет и собственности на ресурсы и результаты производства. Поскольку акционерный капитал состоит из капитала акционеров, не обладающих собственностью на ресурсы и результаты деятельности, постольку и само акционерное общество не является собственником тех же самых ресурсов и результатов производства. Владельцем ресурсов и результатов производства становится акционерное общество как юридическое лицо. На место собственности в смысле физического обладания ресурсами и результатами производства приходят юридические права собственности с их гарантией и возможностью получения дохода на вложенный капитал. Собственность как экономическое явление превращается в право собственности как явление юридическое.
Теория прав собственности сформировалась как самостоятельный раздел современной западной экономической мысли в 60 - 70-е годы ХХ в. Она стремится к объединению наук об обществе на базе неоклассической методологии анализа экономических (рыночных) и неэкономических (нерыночных) явлений. В рамках данной теории объектом анализа становится не организация как "юридическая фикция", а конкретный индивид, стремящийся максимизировать свою функцию полезности, уровень своего благосостояния.
Под правами собственности понимаются санкционированные поведенческие отношения между противостоящими друг другу лицами по поводу редких ресурсов. При этом подчеркивается, что не ресурс сам по себе является объектом собственности. В качестве собственности рассматривается пучек или доля прав, приобретаемых субъектом отношений на использование ограниченных ресурсов. Права собственности санкционированы и государством и обществом, а потому закрепляются и охраняются не только законами, судебными решениями, но и неписаными правилами, традициями, обычаями, моральными нормами. Соблюдение санкционированных правовых норм рассматривается как пример рационального экономического выбора. Несанкционированное поведение рассматривается как нерациональный экономический выбор, в результате которого издержки, затраты нарушающего правовые нормы в виде возможного наказания превышают ожидаемые выгоды от подобного рода поведения. | | | | В.А. Ушанков. Диалектика собственности и предмет экономической науки |
Изложенная в докладе И.К.Смирнова, диалектическая логика исследования отношений собственности замечательна тем, что позволяет представить целостную картину действительности, в которой существует человек и общество. Это даже не картина, а некоторая многоуровневая, структурированная, объемная динамическая модель жизнедеятельности человека, в которой обнаруживается органическая взаимосвязь идеального и материального, субъективного и объективного, экономического и социального, исторического и логического. Квалифицированное применение диалектического анализа к экономической сфере показывает преимущество этого метода в сравнении с плоскими, двухвекторными схемами формально-логического, функционального анализа, построенных на допущениях и отражающих статику. Положенная в основу анализа, фундаментальная категория собственности, в своих более сложных диалектических формах развития, способна показать сложнейшие взаимосвязи всей совокупности общественных отношений, показать взаимозависимость правовых, социальных, экономических и политических сторон жизнедеятельности человека и общества.
Очень важным следствием, приведенного в докладе диалектического анализа отношений собственности, на наш взгляд служит, то обстоятельство, что высшей формой проявления развитых отношений собственности становится конкретное национальное хозяйство, учитывающие все своеобразие исторических, культурных, правовых, природно-географических и т.д. обстоятельств жизнедеятельности конкретного общества, конкретного народа. Это обстоятельство, важно для нас тем, что позволяет еще раз выйти на обоснование тезиса о предмете экономической науки. Предметом экономической науки должно стать национальное хозяйство.
Только теория национальной экономики позволит учесть все конкретные обстоятельства, проявления общих экономических законов. Теория "майнстризма" - это экономическая теория, адаптированная к обществу в котором существует определенное представление о редкости ресурсов (на это представление повлияла высокая плотность населения при малоземелье в Западной Европе), существовала своеобразная этика поведения хозяйствующего субъекта и т.д. Отечественное хозяйство всегда строилась из учета пространства. Отечественная экономика, это не столько экономика времени (экономии времени), сколько экономика пространства. Соответственно, основным вектором развития российской экономики должно быть воспроизводство целостности, а не эффективность в смысле экономии времени в отдельном первичном звене в экономике - фирмы. Пространство - один из существенных затратных факторов ведения хозяйства. Отсюда и роль государства и его политико-экономическая роль в обеспечении воспроизводственного процесса на просторах российской империи. Единый рынок и его модели совокупного спроса и совокупного предложения не смогут обеспечить единого воспроизводственного процесса и т.д. и т.п.
Без понимания того, что предметом экономической науки должно стать национальное хозяйство, развивающиеся как живой организм, а не "макроэкономический круг", развивающийся по законам бухгалтерского баланса, трудно будет говорить о возрождении российского общества. Теория национальной экономики и диалектический метод ее анализа способны привести к пониманию новой парадигмы социально-экономическо-правового понимания общественного воспроизводства жизни людей в конкретно-исторических и культурных рамках, что очень важно для обширной Евразии.
Таким образом, диалектический метод рассмотрения социально-экономических, политических, правовых отношений в единстве способен решить научные, объяснительные, прогностические задачи, стоящие перед экономической наукой. | | | | Михеев В.Н. О предмете экономического знания |
Обсуждение доклада Д.Ю. Миропольского сконцентрировало внимание на важнейших теоретических проблемах экономической теории. Заслуживает внимания постановка докладчиком проблемы начала экономической теории. Начало рассматривается как неразвитый результат, а результат - как развитое начало. В качестве "начала" экономического анализа рассматривается продукт как единство производства и потребления. Производство и потребление анализируются как парные категории в пределах одного и того же качества, а потому переходящие одна в другую. Производство можно рассматривать как процесс "производительного потребления" человеком ресурсов, как процесс "объективизации субъективного", результатом которого является продут как результат взаимодействия человеческого труда и природы. Процесс потребления представляет собой "потребительное производство" самого потребляющего, как "субъективизации объективного", в результате которого "исчезает" продукт "производительного потребления", но производится, точнее воспроизводится отдельный человек как представитель рода человеческого.
Рассмотрение продукта в качестве исходной категории экономического анализа имеет под собой основания в рамках уже "ставшей" экономической системы. На наш взгляд, имеет право на обсуждение и постановка вопроса о "становлении" экономической системы, когда ее еще нет, но уже нет "отсутствия ее существования", когда живая природа является не непосредственно, а становится социально опосредованной.
Каждый отдельный человек представляет собой существо и природное, и социальное. Человек есть продукт взаимодействия природы и общества. Отсюда вытекает самое первое определение экономики как специфической сферы человеческой деятельности: "Экономика есть процесс воздействия человека на природу с целью удовлетворения своих потребностей". В этом суждении человек определяется только как существо природное, как представитель живой природы. Это означает, что и до человеческого общества существуют предпосылки экономики. Человек выделяется из мира животных тем, что прежде чем потребить что-либо данное природой, он должен опосредовать это данное природой своим трудом, целесообразной, сознательной деятельностью.
Поскольку человек является представителем живой природы, он подчиняется ее законам. Основным законом живой природы является закон "продолжения рода", проявления общего в отдельном и отдельного как представителя общего. Нарушение этого закона ведет к уничтожению как рода в целом, так и каждого его представителя в отдельности. Чтобы продолжать свой род, зверь роет берлогу, птица вьет гнездо, а человек создает свой дом. Отсюда можно вывести определение экономической теории как науки об управлении домашним хозяйством. "Экономия, - по словам Ксенофонта, - есть наука, посредством которой люди могут увеличивать свой дом; под словом же дом мы разумеем все имущество человека"1 .
Начиная с Сократа экономическая наука проявляется в двух своих направлениях. Во-первых, она появляется как раздел философского знания о месте экономики в жизни общества. Во-вторых, экономическая теория предстает как позитивное экономическое знание как наука о рациональном, наилучшем использовании ограниченных ресурсов. В условиях античного общества экономика была необходима, поскольку без нее было не обойтись, но все же в глазах общественного мнения она играла второстепенную роль. Поэтому в экономическом знании преобладала философская составляющая. Сократ поставил вопрос о двойственной природе человека; он представляет собой единство тела и души. Удовлетворяя свои потребности, человек воспроизводит свое тело; он воспроизводит себя как представителя живой природы. Душа не знает никаких потребностей. Чем больше ограничиваем мы свои потребности, тем в большей степени приближаемся к Богу, к развитию божественной сущности человека, - его души. Фактически Сократ с его аскетическим образом жизни осуждает искусство экономии, входящее в противоречие со стремлением к добродетели2 . Аристотель вводит понятия естественного и не естественного состояния экономики. Под "естественной" он понимал экономику, отвечающую естественной природе человека. Человек по своей природе смертен, конечен. Конечны, ограничены и его потребности. Под естественной, ограниченной конечными потребностям и человека, экономикой, он понимал систему домашнего хозяйства. Если торговля является посредницей между домашними хозяйствами, то она так же входит в состав "естественной экономики". Если торговля превращается в самоцель, она становится "не естественной экономикой". Не естественной он считал экономику, которая не отвечает конечной природе человека. Под такой неестественной экономикой он понимал искусство бесконечного наживания состояния.
Взгляды античных авторов на место экономики в жизни общества господствовали на протяжении античности и средневековья. Коренным образом взгляды на место экономики в жизни общества меняются в эпоху Нового времени. Основными представителями эпохи Нового времени становятся буржуа (горожане), - выходцы из третьего сословия феодального общества, для которых занятие экономической деятельностью (ремеслом, торговлей и т.д.) является делом всей их жизни, - их профессиональным делом. Экономика становится основной сферой человеческой деятельности. Искусство наживать состояние становится "естественной" экономикой. Возрастает значение позитивной составляющей экономического знания.
Для себя я выделяю три этапа в развитии экономического знания. Первый этап берет свое начало с V в. до н.э. и продолжается условно до 1615 г. На этом этапе экономическая наука выступает как "Экономия", - как наука о законах ведения домашнего хозяйства. В основном это была философская наука. Позитивная составляющая была незначительной. Второй этап условно длится с 1615 г., когда был опубликован "Трактат о политической экономии" Антуана де Монкретьена, до 1890 г. На данном этапе экономическая наука выступала в форме политической экономии, - науки о законах развития общественного хозяйства. На данном этапе возрастает роль позитивной составляющей экономической теории. Но во многом она все еще остается философской, мировоззренческой наукой. Адам Смит был бы очень удивлен тому, что его считают великим экономистом. Сам себя он считал философом. Третий этап условно длится с 1890 г., когда выходит в свет работа А. Маршалла "Principles of Economics" до настоящего времени. На данном этапе экономическая теория стремится полностью освободиться от философской составляющей. Экономическая теория становится наукой о рациональном использовании ограниченных ресурсов. Маржинальный анализ рассматривает экономику как процесс взаимодействия различных переменных экономических величин. Функциональный анализ сводит экономику к "чистому количеству". Тем самым теряется, ускользает предмет исследования. Возвращение предмета исследования в лоно экономического анализа связано с появлением институционализма, рассматривающим экономику как процесс взаимодействия между различными общественными институтами.
Каждая наука разрабатывает соответствующий понятийный аппарат. В этой связи хотелось бы остановиться на соотношении таких понятий как стоимость и ценность. Содержание этих понятий стало предметом обсуждения в российской экономической литературе начала ХХ века. В дальнейшем дискуссия прекратилась, и эти понятия стали традиционно рассматриваться как тождественные. На наш взгляд, их следует различать. Стоимость представляет собой общественно необходимые затраты труда, воплощенные в товаре. Ценность - это значимость данного блага для представителей общественных отношений. Один и тот же товар имеет различную значимость для потребителя и производителя. Потребитель приобретает товар для удовлетворения своих потребностей. Он "равнодушен" к затратам производителя. Он оплачивает полезные свойства данного товара. Значимость товара для потребителя определяет его потребительскую ценность. Производитель выносит товар на рынок с целью его продажи. Данный товар "дорог" ему не его полезными свойствами, а его способностью обмениваться на другие товары, или деньги. Значимость товара для производителя - это его меновая ценность. В основе потребительской ценности товара лежит его полезность; в основе меновой ценности - его стоимость.
Не подлежит сомнению необходимость количественного функционального анализа экономической действительности. Важную роль играет анализ взаимоотношений между различными институтами. Не заслужено, на наш взгляд, утрачивается интерес к политико-экономическому анализу современной российской экономической действительности. Российская экономика и российское общество серьезно больны. Для успешного лечения больного необходимо поставить диагноз болезни. Система лечения больной российской экономики напоминает ситуацию, когда одного больного пытаются лечить в соответствии с диагнозом, поставленным другому больному. Политическая экономика как философия экономики, как философия хозяйства может и должна ответить на вопрос о том, что собой представляет по своей природе российское общество и российская экономика в своей глубинной сущности и как эта сущность должна являться и развиваться. | | | | С.Ю.Румянцева. Проблема предмета экономической теории как абстрактного принципа определения сферы экономического |
Сегодня достаточно очевидно, что современная экономическая теория представляет собой в большей степени область сосуществования различных смысловых полей, чем некое цельное знание, объединенное общей методологической и предметной парадигмой. Сложившееся разнообразие в определении предметной области экономической науки часто бывает соблазнительно объяснять, обращаясь к более общей системе знаний о мире - философии - и искать причины мозаичности экономического знания, основываясь на положениях концепции общества постмодерна, типичной чертой которого является дифференциация и гетерогенность знания, ценностей, модусов взаимодействия человека с окружающим миром и соответствующих им модельных представлений действительности.
Не отрицая значения указанного способа анализа смыслового поля экономической науки, стоит отметить, что практически непротиворечивое сосуществование множества направлений экономической теории со специфическими методологическими принципами и соответствующими им предметами является в большей степени свойством стадии развития самой экономической теории, симптомом ее зрелости, чем следствием ее деградации в условиях неопределенной ценностной среды общества постмодерна (или переходных процессов, если речь идет о России).
Унификация знания и метода его формирования возможна лишь в двух случаях: во-первых, когда область известного критически меньше области неизученного и в противоположной ситуации, когда область неизученного ограничивается уточнением частных вопросов. Анализ характера эволюции научного знания, проведенный Т.Куном, позволяет сделать подобное умозаключение. Можно утверждать также, что стадия зрелости науки неизбежно совпадает с областью сосуществования концептуальных позиций, принципиальные различия между которыми исключают возможность унификации. Важно, что в данной ситуации проблематичными оказываются не сами по себе результаты научного поиска, а лишь возможность обнаружения унифицированных способов их применения в практических целях или в рамках учебного процесса. Эта теоретически весьма сложная задача на практике, тем не менее, достаточно легко решается путем специализации научно-практического знания.
Если в указанных условиях возникает задача выяснения предмета экономической науки как целостного явления, то эта задача, безусловно, оказывается нелегкой в силу того, что в различные направления зрелой теории сами по себе оказываются самодостаточными областями научного знания с оформленным предметом и развитой методологией. Дифференциация предмета науки является необходимым этапом познания, тем не менее, вероятно, существуют этапы в развитии научного знания, когда требуется обобщение и систематизация знания, полученного разными направлениями дифференцированной зрелой науки с тем, возможно, чтобы просто уточнить направления дальнейшей дифференциации. Возможно, современный всплеск интереса к новому осмыслению предмета экономической науки вызван предвидением наступления этого этапа. Весьма вероятно, что трудности, возникающие на этом пути и разногласия в трактовке определения общего основания экономической науки, связаны с тем, что период "собирания камней" для экономической науки еще не наступил, хотя и предвидится.
На мой взгляд, сегодня пока еще не исчерпан потенциал уточнения предмета и методологии исследования дифференцированных отраслей экономического научного знания, поэтому предположения о предмете экономической науки в целом можно делать лишь с величайшей осторожностью. В этой связи оказывается возможным наметить (но лишь наметить!!!) несколько основных принципов, в соответствии с которыми поиск общего основания экономического знания может (вероятно), оказаться успешным.
1. Принцип полноты. Необходимо дальнейшее уточнение предмета и методологии новых и (или) альтернативных мейнстриму направлений экономической теории, поскольку именно в исследованиях аутсайдеров обнаруживаются те срезы экономической реальности, которые остаются вне поля зрения мейнстрима. Тем самым учет результатов альтернативных направлений позволяет накопить достаточно полный комплект ракурсов видения экономики.
2. Принцип абстрактности. Предмет должен иметь максимально абстрактное и общее определение с тем, чтобы он мог служить основой для анализа максимально широкого набора случаев (явлений) с минимальным количеством исключений из общего правила.
3. Принцип первичности. Понятие, заложенное в определение предмета, не должно выводиться путем умозаключений из других понятий экономической теории.
4. Принцип безусловности. Определение предмета должно основываться на обнаружении явления, которое само по себе не является условием возникновения других экономических явлений, а содержится изначально в любом экономическом явлении на каждом уровне экономики. Иначе говоря, в предмете должна определяться не предпосылка, а наличная данность.
5. Принцип необходимой и достаточной простоты. Предмет может определять достаточно сложное явление в силу того, что выделение "элементарного простого" после того, как была доказана сложная структура атома, является скорее условием специализации, чем интеграции науки.
6. Принцип ограничения. Предмет ставит границы области научного познания, что сужает область его определения. Он должен достаточно узко определять дисциплинарную специфику науки (не быть междисциплинарным).
Сегодня в поисках предмета можно предложить несколько условий, следование которым, возможно, будет способствовать достижению результата этого поиска.
1. Можно предположить, что труды ученых, творивших в тот исторический период, когда экономическая наука существовала в виде слабо дифферецированного научного знания, могут дать ключ к выведению общих основ экономического.
2. Можно предположить, что ответ на вопрос о предмете может дать анализ исследований, появившихся в периоды, когда экономическая наука находилась на той стадии развития, когда существовала возможность синтеза разных научных направлений. Например, очевидно, что синтез неоклассики и политэкономии, о котором совсем недавно мечтали многие отечественные ученые, в конце ХХ века был уже невозможен. Тем не менее, такой синтез был возможен и удачно реализовался в трудах российских ученых конца XIX - начала ХХ века и в трудах немецких экономистов того же периода, где он был дополнен еще и результатами исследований немецкой исторической школы. То же можно сказать и о периоде возникновения самой неоклассики, которая в определенной степени обязана своим рождением синтезу политэкономии и маржинализма. Проблема предмета в такие периоды обострялась.
3. Вероятно, предмет как общий принцип должен объединять, а не разделять разные современные научные направления, его определение не может служить для "отсеивания" "неправильных" теорий.
4. Вопрос о предмете всегда возникал в экономической теории перед появлением нового научного направления (новой школы экономической мысли). В этом смысле при исследовании надо отдавать себе отчет: а что мы ищем - предмет экономической теории как таковой во всех ее проявлениях и во всем многообразии ее современных научных направлений - или предмет нового рождающегося направления. Уровень отстраненности от собственных научных амбиций исследователя здесь совершенно различный, как и уровень ответственности за объективность анализа. Говоря о предмете экономической науки вообще, невозможно придумать ничего нового. Если в формулировке предмета экономической науки вообще появляется что-то "свое", авторское, то это уже другой срез - а именно, потенция сформировать новую ветвь научного знания. Поэтому на мой взгляд, собственные авторские разработки и специфику научного течения, в рамках которого они проводятся, нужно выводить "за кадр" исследований предмета, лишь сопоставляя их с полученным результатом. Каждое научное направление и каждый частный результат научной работы в призме предмета имеет лишь срез, одну из его граней.
С учетом всех высказанных предположений о принципах и условиях исследования, позволю себе высказать несколько соображений (гипотез) по поводу предмета экономической науки.
Вероятно, предметом экономической науки вообще является понятие экономического блага. Понятие блага "выплывает на поверхность" уже в формулировке названий работ (не говоря уже о самом тексте) ведущих ученых начиная с А.Смита в случаях, если это название формируется предметно, а не означает направление научной мысли - "Исследование о природе и причине богатства народов", "Распределение богатства" Дж.Кларка (богатство соотносится с понятием "блага", "Экономика благосостояния" А.Пигу, и т п. Иное определение предмета предполагало и другие срезы видения действительности ("Капитал" К.Маркса"). Понятие блага выкристализовалось в исследованиях ученых разных научных школ непосредственно в период формирования неоклассики. Отметим, что предметом самой неоклассики стало понятие рационального выбора в отношении ограниченных благ, которое существенно сузило область исследования по отношению к широко трактуемому и интенсивно исследуемому понятию "благо". Специальные исследования природы экономического блага как краеугольного камня "экономического" появились во второй половине XIX - начале ХХ века в трудах представителей австрийской школы, в частности, у К.Менгера, в исследовании "последнего маржиналиста и самого выдающегося неоклассика" XIX века Дж.Б.Кларка, в ряде других работ. В начале ХХ века, когда структура мейнстрима еще не устоялась, проблема природы экономического блага продолжала серьезно исследоваться как базовый вопрос методологии. Российские экономисты: М.И.Туган-Барановский и Н.Д.Кондратьев, континентальные исследователи В.Зомбарт, Г.Кассель, П.Момберт и другие, кто формировал в те годы альтернативную ветвь экономической науки, связанную с исследованием динамики хозяйства, существенное внимание уделяли проблеме блага. Специальные исследования о природе экономических благ, не потерявшие своей актуальности и сегодня в связи с формированием секторов постиндустриального и экологоориентированного хозяйства, в которых особое значение приобретает потребление и воспроизводство нематериальных и нерукотворных благ, принадлежат перу двух российских ученых начала ХХ века - Л.И.Юровскому, и В.ЯЖелезнову. Последний, в частности, возводил необходимость исследования природы экономических благ как основы (предмета) экономической науки еще к "Филебу" Платона и "Никомаховой этике" Аристотеля и пытался разобраться с той "путаницей" в определении понятия экономического блага, которая идет еще от трактовки этого понятия А.Смитом (у которого, честно говоря, можно найти все возможные в своем разнообразии определения предмета экономической науки, а понятие "экономическое благо" определено достаточно узко). Требование Железнова включить в понятие экономического блага всю широкую совокупность явлений (включая "непроизводительные" и нематериальные блага), существование которых определяет возможность выявить сферу экономического вообще, как нельзя актуально сегодня, когда в рамках современной экономической теории при исследовании феномена благосостояния (Дж.Стиглиц, затем Э.Остром) доказана экономическая сущность и выявлены основные мотивационные модели в отношении широкой совокупности благ, включая "нерукотворные".
Исследования в рамках различных направлений экономической науки в ходе ее исторического развития выхватывали различные стороны объективации благ в хозяйственной жизни: формирование индивидуальных предпочтений и рациональный выбор в отношении благ (неоклассика), производственные (общественные) отношения, возникающие между людьми в процессе производства, присвоения, распределения и потребления благ (политическая экономия), рациональный выбор в отношении экономических благ на уровне конфликта индивидуального и общественного оптимума (теория благосостояния), условия и барьеры наиболее эффективного распоряжения экономическими благами, сложившиеся исторически и под влиянием сознательной организационной деятельности хозяйствующих субъектов (институциональная теория), возможности присвоения и использования наличного запаса благ в экономике и создания новых благ, возникающие в связи с закономерностями жизненных циклов самих благ и циклическими процессами в экономике (теория эволюционной экономики и теория экономической динамики) и так далее. Возможно, существуют исключения из перечисленного. Учет этих исключений может позволить уточнить понимание предмета как современной экономической науки, так и экономической науки вообще.
Общее свойство понятия "благо" как предмета экономической теории можно продемонстрировать на примере теории экономической динамики, поскольку вообще сегодня речь идет о комментарии по поводу предмета экономической науки в связи с представлением на суд "Круглого Стола" моей книги "Длинные волны в экономике: многофакторный анализ" СПб, 2003.
К примеру, в тех разделах динамической научной мысли, где за основу методологии берется концепция жизненных циклов (технологических парадигм, финансовых стилей, институциональных структур), абстрактное сведение всех этих феноменов действительности к понятию "благо" почти не требует обоснования. Жизненный цикл - чего? Экономического блага (технологии, финансовой инновации, энергоносителя, организационной структуры, качественно определенной информации, и т.п.).
Если проанализировать отстаиваемый нами в качестве базового принципа исследования экономической динамики подход Н.Д.Кондратьева, основанный на выделении фондовой и потоковой составляющей процесса экономической динамики, то также можно обнаружить лежащее в основе этого разделения неявно подразумеваемое понятие "экономическое благо". Так, фондовые процессы - это процессы собственно накопления запаса экономических благ, совершающиеся в экономической системе во времени дискретно в соответствии с закономерностями, свойственными развитию жизненных циклов экономических благ. Процессы-потоки - это конъюнктурные процессы распределения вещества, энергии и информации, опосредующие возможность воспроизводства благ в рамках сложившихся в определенный период истории жизненных циклов.
Завершая свои соображения этим примером, основанным на анализе результатов собственного исследования, выскажу предположение, что вероятнее всего, что бы мы ни исследовали как экономисты, и как бы ни формулировали конкретные предметы специальных работ (например, "длинные волны как элемент многоцикличной конъюнктуры"), в конечном итоге в основании наших идей будет скрыто присутствовать идея экономического блага.
Независимо от того, насколько близки к истине сделанные предположения, позволю себе в заключение задаться другим вопросом. Допустим, мы определим методом "мозговой атаки" предмет экономической науки как таковой. Учитывая то, что (по моему мнению) интерес к предмету, как и столетие назад, вызван предчувствием формирования новой парадигмы экономической науки, следует предположить, что предмет, который будет сформулирован в рамках новой парадигмы, скорее всего, снова высветит лишь один из частных срезов призмы собственно экономического. На мой взгляд, вопрос о контурах этой новой парадигмы является не менее важным, хотя и гораздо более неопределенным, чем собственно вопрос об общих основаниях предмета экономического знания. |
| |
|
|
