Logo Международный форум «Евразийская экономическая перспектива»
На главную страницу
Новости
Информация о журнале
О главном редакторе
Подписка
Контакты
ЕВРАЗИЙСКИЙ МЕЖДУНАРОДНЫЙ НАУЧНО-АНАЛИТИЧЕСКИЙ ЖУРНАЛ English
Тематика журнала
Текущий номер
Анонс
Список номеров
Найти
Редакционный совет
Редакционная коллегия
Представи- тельства журнала
Правила направления, рецензирования и опубликования
Научные дискуссии
Семинары, конференции
 
 
Проблемы современной экономики, N 4 (12), 2004
К ОЦЕНКЕ ЭКОНОМИЧЕСКИХ И СОЦИАЛЬНЫХ РЕФОРМ В СТРАНАХ СНГ
Акинин А. А.
доцент кафедры экономической теории Санкт-Петербургского государственного университета,
кандидат экономических наук

Шевелев А. А.
доцент кафедры экономической теории экономического факультета
Санкт-Петербургского государственного университета,
кандидат экономических наук


ПРАВЯЩИЙ "КЛАСС", ЛИБЕРАЛИЗАЦИЯ ЭКОНОМИКИ И ПРОБЛЕМА АВТОРИТАРНОЙ МОДЕРНИЗАЦИИ В РОССИИ

1. О некоторых характерных чертах экономической реформы

Оценка итогов рыночных преобразований в России невозможна без ясного понимания ряда аспектов произошедшей в стране социальной трансформации. Имеются в виду, прежде всего:
- перераспределение и закрепление прав собственности на бывшее госимущество в пользу узкого слоя приобретателей (представленных и номенклатурой, и криминалитетом, и активными маргиналами с предпринимательскими способностями), осуществленное с помощью избирательного применения административного ресурса и использования оффшорных фирм и банковских счетов;
- частичная ликвидация социальных гарантий для значительной части населения, в частности, уменьшение покупательной способности средней пенсии в три раза, а прожиточного минимума в два раза, крупномасштабная бедность домохозяйств, перманентная коммерциализация социальной сферы, призванной обеспечивать домохозяйствам гарантированный минимум бесплатных услуг;
- создание квазирыночной системы и декоративной демократии, формы которых не соответствуют реальному их содержанию, поскольку "правят бал" монополистические структуры, распространены недобросовестная конкуренция, явный и скрытый лоббизм и отношения "вассальной зависимости" (манипулирование массовым сознанием в 1990-е гг. приобрело цинично-изощренную стилистику - "трагические провалы политики прикрывали чаще всего обманом"[1] ).
- возникновение посткоммунистической элиты, обслуживающей не столько общенациональные, сколько узкокорпоративные, клановые интересы, сегментированной по частным интересам и группам влияния, лишенной мобилизующей идеологии, не способной сформулировать легитимные правила поведения и социальных действий, консолидировать нацию;
- разрушение в ходе номенклатурной квазиреволюции конца XX в. старых связей и институтов и воспроизведение основ прежней системы: сращивание собственности и власти (в частности, появление такого феномена, как "лжегосударственная форма существования частного капитала"), взаимная отчужденность народа и государства, засилье бюрократии, укрепление позиций кланово-корпоративных структур, связанных с административным аппаратом и неконкурентных по своей сути (фактическое развитие "мутантного капитализма").
Правящий слой России состоит из "политического класса" и бизнес-элиты (представителей крупного капитала), взаимоотношения между которыми регулируются не только посредством легислативной инфраструктуры, но и теневыми правилами игры и неформальными соглашениями в рамках номенклатурно-олигархической системы власти. "Политический класс" - это представители высших и местных законодательных и исполнительных органов власти, а также руководители регионов, но главным образом бюрократия. Собственно профессиональные политики - это лишь служебный придаток бюрократии и бизнес-элиты. Чиновники - вообще фигуры устойчивые и постоянные, обладающие реальным (а не имиджевым) политическим капиталом, обеспеченным административным ресурсом.
Крупный капитал пытается контролировать и контролирует и исполнительную, и законодательную власть. Региональные лидеры распоряжаются значительной собственностью. Региональные администрации зачастую используют не столько политико-административный, сколько криминально-силовой контроль над региональными источниками доходов. Бюджетные средства через "уполномоченные" банки и фирмы присваиваются и перераспределяются узкой группой лиц под защитой тех или иных "правоохранительных" органов. В корпоративном секторе экономики господствующим стал процесс слияния функций менеджеров и контролирующих анонимных акционеров ("инсайдерский капитализм"), несмотря на то что данная тенденция противоречит общемировой практике увеличения численности публичных корпораций, конституирующим признаком которых является отделение собственности от управления.
Вместе с тем практика последних лет обнаружила, что концентрация избыточных ресурсов в распоряжении отдельных приобретателей рентных выгод привела к известным изменениям в прежних их соглашениях с властью. Превентивный ответ последней был достаточно жестким. В ходе проведения выборных кампаний властным структурам необходимо было заблокировать процесс превращения частных финансов в политические инвестиции. Соответственно так называемый "наезд" на олигархов был не ошибкой "клана силовиков", а проявлением механизма "сдержек и противовесов" в системе номенклатурно-олигархического капитализма, стремления обеспечить новый баланс интересов, перераспределить экономические ресурсы в пользу госаппарата и в определенной мере деполитизировать крупный бизнес, пытающийся игнорировать и национально-исторические особенности развития России, и жизненные интересы подавляющего большинства ее народа.
Конфликты, возникающие в системе власти, могли бы разрешаться более цивилизованным способом при наличии легитимного общественно-государственного договора. Однако он отсутствует, так как не сформировалось гражданское общество как субъект правоотношения с властью. В России по-прежнему правила игры определяются не консенсусом, их диктует чиновник.
Но так или иначе государство восстановило свою монополию на принятие политических решений, оценив простую дилемму: либо российское государство трансформируется в кланово-корпоративную систему, управляемую олигархией, либо утвердит себя в качестве главного субъекта, устанавливающего правила политической "игры".
Все субъекты политических отношений используют ресурсы, находящиеся в их распоряжении, с целью присвоения экономических выгод: бюрократия использует административный ресурс, олигархия - финансовый, политики-законодатели эксплуатируют политический механизм. Общей же их целью является получение "политической ренты", позволяющей добиться экономических выгод с помощью политического процесса, политических ресурсов.
В России взаимодействие групп особых интересов привело и к "оппортунистическому" законодательству, способствующему перераспределению доходов в пользу узкого социального слоя (через систему налогообложения, режим валютного регулирования и контроля и т. д.). Достаточно упомянуть Закон о банкротстве, принятый в 1998 г., применение которого способствовало возникновению коррупционного механизма передела собственности на "правовых" основаниях. Обновленная редакция аналогичного закона (2003 г.), по мнению экспертов, в значительной степени сохранила "взяткоемкость" процесса банкротств.
Понятие политической ренты, с нашей точки зрения, шире понятия ренты административной, которая возникает на основе монополии бюрократического аппарата на осуществление административных функций. Тогда, когда извлечение рентных доходов предусматривает обоснование этого процесса законом и другими правовыми актами, правомерно говорить о политической ренте. Административные ограничения, инструкции, подзаконные акты обеспечивают административную ренту, являющуюся особой формой реализации чиновничьего "рэкета" с помощью административного ресурса.
По определению Р.М. Нуреева, сам административный ресурс представляет собой накопленную политическую ренту. В то же время он - предпосылка получения политической ренты в будущем за счет ограничения добросовестной конкуренции на рынке. Политический монополизм, порождаемый использованием административного ресурса и обеспечивающий "выдавливание" политических конкурентов, способствует экономическому монополизму, ведет к дуализму норм, разделению предпринимателей на "своих" и "чужих", к широкой практике налоговых льгот для избранных фирм[2] .
2. Российская власть в системе политологических координат

Политологи констатируют в целом значительную вариабельность в современных условиях политических форм - от фашистских и жестко авторитарных до демократических. Возможны также умеренно авторитарные, а в рамках парламентских демократий - консервативные и либеральные режимы. Авторитаризм - это режим личной власти, который способен играть созидательную роль, выполняя функции целеполагания и мобилизации ресурсов для ускоренной модернизации страны, структурной перестройки экономики и т. д.
Фактически государственный строй современной России - это президентская республика с умеренно авторитарным режимом правления, обеспечивающим возникновение и функционирование не управляемой, а декоративной демократии, для которой характерны недобросовестная конкуренция, фиктивность общественных инициатив, доминирование бюрократического централизма при принятии решений. Декоративная демократия - следствие сращивания собственности и власти, фактического отсутствия местного самоуправления, гражданского контроля, верховенства закона и подлинно свободных выборов. Она предполагает наличие жесткой управленческой вертикали, способствует усилению корпоративного лоббизма и уменьшению транспарентности в системе управления. Перспективы ее развития проблематичны: возможен вариант усиления авторитарных тенденций, свертывания формально демократических процедур, но вероятен и процесс ее трансформации в систему реальных институтов народовластия (по мере формирования основ гражданского общества), в управляемую демократию.
Управляемая демократия как более высокая ступень в развитии политической системы предполагает и большую степень автономии представительных институтов по отношению к центрам исполнительной власти, и большую глубину демократических процедур, многоуровневую структурированность интересов, консолидацию всех политических сил для реализации ключевых целей и задач, определяемых президентом, общенациональный консенсус по основным вопросам развития. Экономическая основа развития такой системы - организация экономики, обеспечивающая устойчивое совпадение противоречивых интересов хозяйствующих субъектов.
Термин "управляемая демократия" был введен японскими политологами для характеристики своеобразной корпоративистской демократии, установившейся в Японии в 60-х гг. ХХ в., отмеченной относительно гармоничными отношениями между трудом и капиталом, отсутствием оппозиции европейского типа, наличием фактически однопартийной системы, политическим консенсусом по наиболее важным проблемам, стоящим перед страной[3 ].
3. Либеральный проект или авторитарная модернизация?

Представители крайне либеральных взглядов в России довольно агрессивно отстаивают метод простых решений, постулируя наличие жесткой причинно-следственной связи между "индексом экономической свободы" (который был предложен "Всемирной ассоциацией сторонников экономической свободы") и темпами экономического роста. При этом фактически игнорируется мировой опыт, свидетельствующий о том, что наибольших успехов в экономическом развитии добиваются страны, которые проводят политику постепенной, институционально обеспеченной либерализации, нередко сочетающейся с селективным протекционизмом. Соответствующий концептуальный подход к государственной политике, в отличие от либертаристского ("темпы роста находятся в обратной зависимости от масштабов государственной деятельности"), можно назвать либерально-консервативным, так как экономическая и политическая свобода рассматриваются как результат успешного развития за достаточно длительный период времени - развития, характеризуемого верностью культурно-историческим традициям и новаторством, реализацией задач по сохранению и развитию социума.
На наш взгляд, для России органично сочетание либерализма и этатизма, которые могут сосуществовать, конфликтовать и дополнять друг друга. Плодотворная для нашей страны либерально-консервативная парадигма учитывает большую вероятность социальной дестабилизации при резком сокращении государственных расходов и нерыночного сектора, при одномоментном снижении налоговой нагрузки и в целом степени участия государства в воспроизводственных процессах.
В современных условиях участие государства должно выражаться не столько в непосредственной производительной деятельности, сколько в инвестициях в воспроизводство человеческого капитала, в развитие инфраструктуры, в гарантиях по кредитам, прямом субсидировании частного бизнеса в некоторых приоритетных секторах экономики на базе целевых комплексных программ.
Правящий режим в России характеризуется достаточно "мягким" авторитаризмом, поскольку реализует не столько авторитарный, сколько инерционный вариант модернизации, который можно назвать "дрейфом по течению". Для этого варианта характерны разрыв между текущими и долгосрочными целями развития (в пользу первых), отсутствие внятной промышленной и научно-технической политики. В то же время российский авторитаризм начала XXI в. - не реакционный поворот в политике, как утверждают некоторые "независимые" источники, а предпосылка становления демократической системы.
Вообще авторитарный режим - это не тоталитарная система власти, подчиняющей себе все сферы общественной жизни, а ситуационно обусловленный институциональный механизм, призванный блокировать или предупреждать негативные процессы, угрожающие долгосрочным национальным интересам. Демократический фасад, камуфлирующий деструктивные тенденции, не следует уподоблять иконостасу, перед которым преклоняются (и который с выгодой используют в своих целях) либералы-фундаменталисты.
Умеренный (поставленный в рамки закона) авторитарный режим способен выполнить роль не только гаранта национальной безопасности перед новыми вызовами международного терроризма, но и катализатора постиндустриальных тенденций в экономике. При сосредоточении 70% интеллектуального потенциала России в оборонном комплексе абсолютизация приватизации и рыночной саморегуляции (при подходе к ним, как единственно эффективным способам создания инновационной экономики) была бы опрометчивым шагом. Вместе с тем очевидно, что роль "локомотива" в деле коммерциализации нововведений в состоянии сыграть лишь частное предпринимательство. Государственные институты могут быть лишь регуляторами, гарантами и катализаторами позитивных изменений в экономике. При этом неизбежно соединение "противоположностей": силы государственных институтов и инициативы бизнеса и их переход в качественно новое состояние.
Становление же политических механизмов общественного выбора, подобных тем, что сформировались в постиндустриальных странах, - не задача настоящего момента, а долгосрочная перспектива для России. "Вопрос о наилучшем режиме можно ставить лишь абстрактно. В каждом обществе институты власти должны быть приспособлены к особенностям конкретной исторической обстановки"[4] .
Особо подчеркнем, что авторитаризм власти не панацея. Без этической составляющей и стратегического мышления ключевых игроков правящей элиты он становится бесплодным, а то и социально опасным, так как конечная цель реформ - трансформация социальной структуры общества (далеко не оптимальной) и формирование субъекта модернизации в лице нового среднего класса.
Правда, пока в российской политике продолжает довлеть установка на административно-бюрократические механизмы достижения этой цели, зачастую блокирующие перспективные решения. Имеют место, во-первых, существенный пробел в области государственного целеполагания (как подчеркнул Президент РФ, "мы не проявили понимания сложности и опасности процессов, происходящих в своей собственной стране и в мире в целом"), во-вторых, информационный провал в отношении публичного обсуждения и разъяснения политически и социально значимых решений - по административной, социальной, в том числе пенсионной, реформам, а также реформам жилищно-коммунального хозяйства, здравоохранения и образования.
Отсутствие системного подхода, игнорирование негативных эффектов многих новаций - таковы черты давно знакомого стиля управления страной. Часть правящей бюрократии (сторонников модели "субсидиарного государства") рассчитывает, однако, на возможность "продавливания" непопулярных решений, эффективность которых проблематична, а социальные издержки непомерно высоки. Упомянем лишь в общем дискриминационный характер закрепления за региональными бюджетами ряда льготных категорий граждан, определения параметров "социального пакета", порядка индексации денежных компенсаций при одновременном значительном повышении выплат бюрократическому классу.
Для достижения конечной цели реформ вместо "схваток под ковром" должна проводиться гласная и легитимная политика, снимающая подозрения в избирательном применении закона и снижающая политические риски для бизнеса. Особую значимость приобретает культивирование партнерских, а не клиентских взаимоотношений между бизнесом и государством.
Не менее важна внятная государственная идеология вместо некорректного манипулирования базовыми политологическими категориями, при котором идея свободы противопоставляется социальной справедливости, государственному порядку и даже частной собственности, гарантом реформ провозглашается жестко-авторитарная власть, возникают иллюзии о возможности защитить институт частной собственности, поступившись свободами, отвергнув идею социальной справедливости. У всех этих соблазнов общий корень и одно стремление: реализовать во что бы то ни стало утопию эксклюзивного мирского рая для одних, но неизбежно за счет других (ущемленного большинства). Народ всегда лишается своей элиты, если она вырождается в циничную олигократию.
Хозяйственная деятельность осмысленна и социально ответственна только тогда, когда всесторонне учитывает культурно-исторический опыт, противостоя как ортодоксально-либеральному доктринерству, так и духовному убожеству значительной части новой буржуазии и бюрократии. Культурно-историческая память должна определять базовые ценности, установки и стереотипы поведения. Искажение, забвение и прямое уничтожение культурно-исторической традиции рождает вакуум в духовной, идеологической сферах общества, который тотчас заполняется непрошенными культуртрегерами, имплантирующими в сознание народа чуждые ему ценности. Распад общества начинается именно с утраты мировоззренческих смыслов, замещения их постмодернистским мировидением с его господством фикции (артефакта, симулякра, имиджа), с разрыва связи поколений, внедрения "мозаичного сознания", забвения таких народных черт, как терпение и чувство долга, добрая нравственность (совестливость) и ответственность, рачительность и бережливость[5] .
Когда не действуют законы, должна править совесть. Когда совесть отсутствует, тогда и хорошие законы не действуют. Соответственно нравственная составляющая либерально-консервативной парадигмы имеет решающее значение, а востребованность социально ответственного и этически состоятельного бизнеса должна поддерживаться глубинным народным менталитетом, так как "жить в обществе и быть свободным от общества нельзя". Лишь творческое освоение и развитие культурно-исторической традиции способны обеспечить перспективный вариант модернизации в России. Стратегия саморазвития нуждается в духовной опоре (ценностном основании)[6] .
Роль основного субъекта модернизации и носителя традиции при этом в состоянии исполнить лишь национально ориентированный крупный бизнес и формирующийся средний класс, представленный социальными группами, обладающими как достаточно высоким уровнем образования, так и минимально необходимыми экономическими ресурсами. Представителей этих групп характеризует высокая социальная мобильность, относительная независимость от размеров собственности на средства производства и кланово-корпоративной административной системы. Их главный ресурс - интеллектуальный капитал.
Только свободные, образованные и креативные личности в режиме управляемой демократии могут обеспечить прорывную модернизацию, новое видение перспектив развития России.


1 Ходорковский М. Кризис либерализма в России //Ведомости. - 29.03.2004.
2 См.: Нуреев Р.М. Политический деловой цикл и формирование административного ресурса в постсоветской России //Материалы секционных заседаний международного симпозиума "Нобелевские лауреаты по экономике и российские экономические школы". Санкт-Петербург, 18 сентября 2003 г. - С.11.
3 См.: Демократия в Японии: опыт и уроки. - М., 1991.
4 Арон Р. Демократия и тоталитаризм. - М., 1993. - С. 25.
5 Стожко К.П. Экономическое сознание. - Екатеринбург, 2002. - С. 275.
6 См.: Гачев Г. Ментальности народов мира. - М., 2003.

Вернуться к содержанию номера

Copyright © Проблемы современной экономики 2002 - 2024
ISSN 1818-3395 - печатная версия, ISSN 1818-3409 - электронная (онлайновая) версия