|
| | | | Проблемы современной экономики, N 2 (58), 2016 | | | | ВОПРОСЫ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ. МАКРОЭКОНОМИКА | | | Махова Л. А.
доцент кафедры экономической теории
Национального минерально-сырьевого университета «Горный» (г. Санкт-Петербург),
кандидат экономических наук
Хайкин М. М.
зав. кафедрой экономической теории, профессор
Национального минерально-сырьевого университета «Горный» (г. Санкт-Петербург),
доктор экономических наук
| |
| | | | | В статье рассмотрены две основные трактовки в определении рентного состояния экономики страны. Показано при каких условиях страна может попасть в «ресурсную ловушку». Рассмотрены аспекты системы власти, генерирующих ренту, сформулированы пути решения проблемы изъятия и использования природной ренты с целью финансирования социальных программ и инвестиционных проектов | | Ключевые слова: рента, ресурсы, ресурсная ловушка, голландская болезнь, периферийность экономики, квазирента | | УДК 332.68; ББК 330.821.1 Стр: 74 - 78 |
«Рентная экономика» — относительно новое понятие в выявлении особенностей социально-экономической системы России. Ранее использовался термин «рентный капитализм», который употреблялся для характеристики подгрупп стран — экспортеров нефти. Специфика этих стран определяется, во-первых, большой долей (свыше 50%) нефтепродуктов в экспорте, во-вторых, преобладанием среди буржуазии рантье, живущих за счет нефтяной ренты и спекуляции нефтедолларами, направляя полученные доходы не на инвестиции, а на предметы роскоши [9]. В этих странах, как правило, отсутствует сколько-нибудь серьезная обрабатывающая промышленность, а правящая элита имеет компрадорский характер.
На сегодняшний день сложились две основные трактовки в определении рентного состояния экономики страны.
Первое направление исходит из того, что данное состояние формируется объективно, т.е. местом и ролью страны на мировом рынке, международном распределении факторов производства. В данном случае в качестве постоянного рентообразующего фактора выступает поставка сырья как основной экспортной продукции.
Второе направление представлено неоинституционализмом. Оно исходит из методологии рентоориентированного поведения хозяйствующих субъектов и соединяет рентный характер экономики страны с особенностями развития институтов. При этом внешнеэкономическое положение страны рассматривается как важный, но не обязательный фактор формирования рентного статуса ее хозяйства.
Ресурсы, как известно, обладают объективно ограниченными объемами. Эти объемы исторически неравнозначно распределены между государствами. Поэтому некоторые страны имеют большие конкурентные преимущества (обладают богатыми природными ископаемыми): природный капитал дает большие возможности для получения природной ренты, которая конвертируется в человеческий и физический капитал и способствует развитию экономики. Действие рассмотренных факторов способствует стабильному росту экономики.
Однако следует принимать во внимание и то, что страна, наделенная большими природными богатствами, при определенных условиях, может попасть в так называемую «ресурсную ловушку» [2]. Такого рода ловушка (что подтверждает мировая статистика), может в перспективе дать о себе знать в форме низких темпов экономического роста в соответствующих странах.
Направление движения к «ресурсной ловушке» включает в себя:
1. Избыток природного сырья и его относительная дешевизна на внутренних рынках. Это позволяет получать сверхприбыль (природную ренту), и способствует развитию более выгодных соответствующих направлений торговли.
2. Развитие сырьевой ориентации экспорта приводит к изменению экономической структуры страны, которая заключается в стихийном движении, главным образом, финансовых, а также трудовых ресурсов в добывающую промышленность.
На первый взгляд, наблюдается естественный процесс соответствующей специализации страны. Более того, потенциально это может оказать благоприятное воздействие на экономический рост: стимулировать через рост доходов внутренний спрос и сбережения (инвестиции). Однако не рента определяет уровень цены, а напротив, цена — ренту: величина извлеченной ренты находится в прямой зависимости от динамики мировых цен. В связи с этим рассмотренная ситуация может быть устойчивой только при условии неизменных или постоянно растущих мировых ценах на сырьевые ресурсы. В то же время динамика мировых цен на сырьевые товары не линейна.
Периоды роста сменяются периодами падения. В долгосрочном периоде это определяется следующей цепочкой зависимостей. Экономический рост в импортирующих сырье странах вызывает увеличения спроса и цен на сырьевые товары. Когда рост цен достигает некоторого (неприемлемого) уровня в странах-импортерах возникает инновационная волна в области технологий. Она приводит к снижению спроса и цен на сырье. Последнее стимулирует экономический рост, стадии процесса повторяются в той же последовательности.
Сама по себе пульсирующая динамика в целом предсказуема и не должна приводить к резкому росту неопределенности. Однако при этом в стране-экспортере возникают условия для неприемлемого темпа инфляции: рост цен на сырье формирует избыток предложения денег, следствием которого оказывается отток капитала и рост внутренних цен; падение мировых цен ведет к падению курса национальной валюты, финансовому кризису и росту цен на импорт. Неуправляемая инфляция ведет к увеличению неопределенности и не позволяет сформировать необходимый для устойчивого роста инвестиционный процесс.
В конечном итоге, ситуация «ресурсной ловушки» может развиться в так называемую «голландскую болезнь», при которой экспорт природных ресурсов осуществляется в ущерб развитию обрабатывающей промышленности. Это явление, многократно описанное в литературе, можно схематично представить как процесс усугубления «ресурсной ловушки».
Проблема в том, что активный торговый баланс, обеспеченный экспортом рентных товаров, объективно способствует повышению реального курса национальной валюты (случай плавающего курса), что приводит к снижению относительных цен на импортные товары и падению спроса на продукцию отечественного производства.
Национальные производители, которые не могут снизить издержки, разоряются; другие сталкиваются с потерей конкурентных преимуществ и сужением возможностей для инвестирования. Экспортный сектор, имея избыточные инвестиционные ресурсы, предпочитает осуществлять вложения за рубеж и в сектор неторгуемых товаров.
Если данная ситуация воспроизводится, то ее неизбежным следствием выступает деградация национальной обрабатывающей промышленности. В конечном счете, рост импорта приведет торговый баланс к равновесию, но экономика страны уже сводится к двум секторам — сектору неторгуемых товаров и услуг и экспортному сектору. Таким образом, возникнет перманентная зависимость финансовой системы страны от динамики мировых цен на экспортируемый рентный товар.
В случае фиксированного (регулируемого) курса национальной валюты возникает несколько иной сценарий, который предполагает больший рост цен на неторгуемые товары и услуги, что приводит, в конечном счете, к таким же последствиям для обрабатывающей промышленности и экономики страны в целом.
Доведенная до крайней формы проявления «голландской болезни» экономическая система страны становится полностью периферийной, т.е. зависимой (в торговом и финансовом смысле) от конъюнктуры мирового рынка, куда направляется не только избыточный, но и потенциально необходимый капитал. В связи с этим мы можем наблюдать парадоксальную ситуацию — страна, которая производит рентный товар, не может в полном объеме получить природную ренту и, как правило, перераспределяет ее через отток финансов или занижения стоимости в пользу импортеров сырья.
Таким образом, «ресурсная ловушка», «голландская болезнь» и черты периферийности объективно появляются в том случае, если в стране не внедряется результативная политика конверсии природной ренты в человеческие и физические ресурсы. Также не нужно забывать о том, что эти процессы — объективное и естественное проявление технической специализации страны в максимально эффективном для нее производстве.
Однако рентный характер экономики, основанный на природных ресурсах (природной ренте), не является единственным вариантом такового: на мировой рынок поставляется, как правило, высокоприбыльный торгуемый товар. Поэтому всякая национальная экономика, участвующая в мировом хозяйстве, в какой-то мере может считаться рентной.
Помимо природной ренты основанием экспорта торгуемых товаров может быть технологическая (интеллектуальная) квазирента. Но последняя потому и обозначается как «квази» (А. Маршалл), что возникает на некоторый период, до тех пор, пока инновация не стала массовой и, следовательно, перестала приносить дополнительный доход.
Как показывает практика, еще ни одной стране не удалось сформировать устойчивый экономический рост за счет использования технологической квазиренты (об этом свидетельствует текущий кризис). В этой связи следует поставить под сомнение возможность перманентного инновационного развития и так называемой «инновационной экономики» как устойчивой характеристики хозяйства.
Все предшествующее развитие мирового хозяйства осуществлялось в режиме цикла Кондратьева, для которого присуще чередование инновационных волн в эволюции технологий с застойными периодами. Поэтому сам по себе инновационный вариант развития — экономического роста не является гарантией от периодических кризисов перепроизводства и финансово-экономических кризисов. Более того, когда инновационная волна сменяется рецессией, природная рента, аккумулированная в периоды подъема мирового хозяйства, позволяет смягчить последствия кризиса для стран, наделенных сырьевыми ресурсами. Отсюда следует, что даже глубоко диверсифицированная и «инновационная» экономика сама по себе не обеспечивает гарантированно устойчивого экономического роста и не устраняет ее рентный характер и неравномерность развития.
С другой стороны, при соблюдении определенного алгоритма макроэкономического регулирования диверсифицированность экономики помогает избавиться от «голландской болезни» и в перспективе обеспечить преодоление периферийности национального хозяйства. Поэтому при прочих равных условиях диверсифицированная экономика предпочтительней высоко специализированной и более эффективна. Она позволяет получать наряду с ресурсной (природной) рентой также и интеллектуальную ренту: технологическую, инновационную.
Собственно рентная экономика — экономика рантье (rentier economy) — может возникнуть на основе сочетания уникальных условий устойчиво пассивного торгового (платежного) баланса и доминирования в финансово-валютной сфере. Пассивный торговый (платежный) баланс для большинства стран в долгосрочном периоде попросту невозможен, поскольку означает рост внешней задолженности и, в конечном итоге, дефолт. Единственным исключением является экономика США, которая покрывает дефицит платежного баланса за счет финансовой квазиренты, источником которой является сеньораж и самая большая в мире пирамида государственного долга.
Итак, наличие избытка природных ресурсов и, соответственно, сырьевая специализация могут служить основой для формирования рентной экономики. Но эта возможность совершенно не обязательно должна реализоваться в процессе институционализации природной ренты.
Распространенным взглядом на институционализацию природной ренты является утверждение о том, что заинтересованные группы могут ее успешно присваивать лишь в условиях слабых институтов. И при росте доходов от эксплуатации природных ресурсов они предпринимают попытки не допустить укрепления институтов [6]. Однако само по себе понятие «слабые институты» нуждается в уточнении.
Всемирный банк с 1996 года публикует показатели качества государственного управления в богатых углеводородом странах с переходной экономикой. Критерием качества институтов оказывается их состояние в развитых демократических странах. В общем индексе учитываются верховенство закона, подотчетность власти, эффективность государственного управления, качество регулирования, борьба с коррупцией, политическая стабильность и отсутствие насилия.
Вместе с этим вполне доказанным положением является утверждение, что каждая страна выстраивает свою собственную систему институтов в соответствие с исторически сложившимися традициями, социокультурной средой и т.д. Поэтому имеет смысл говорить о некоторых особенностях институциональной среды: во-первых, в странах с повышенными условиями для извлечения природной ренты и, во-вторых, в странах с переходной экономикой.
Особенности институциональной среды формируются многообразными и разнородными факторами, но комплекс, связанный с рентой, образуется рентоориентированным поведением. Последнее является атрибутом любой экономики: по сути, это реализация естественного процесса минимизации затрат и максимизации полезного эффекта для любого хозяйствующего субъекта.
Поскольку данные доходы получает собственник ограниченного ресурса или субъект, его контролирующий, постольку рентоискательство представляет собой конкуренцию за обладание и контроль над этим ресурсом. Иногда можно встретить утверждение, что рентоискательство и предпринимательство существенно различны. Если первое ставит цель иметь ренту, то второе — прибыль. С этим можно было бы согласиться, если бы предприниматель ориентировался исключительно на среднюю (нормальную) прибыль. Но собственно предприниматель в шумпетерианском понимании на самом деле является именно новатором и соответственно стремится к сверхприбыли — ренте или квазиренте.
По мнению А.В. Латкова, квазирента политического и статусно-административного характера — это одна из форм перераспределения природной ренты и экономической квазиренты [7]. Вместе с этим политическая и статусно-административная квазирента может быть рассмотрена как важный фактор присвоения рентной доходности теми или другими агентами социально-экономической системы. Тесная взаимосвязь экономической ренты и статусно-административной (или политической) квазиренты не умаляет их принципиальных отличий друг от друга.
1. Субъекты присваивания природной ренты и экономической квазиренты — это экономические агенты — компании и хозяйства. Субъекты присваивания статусно-административной и политической квазиренты — это чиновники и политические агенты, которые пользуются «административными ресурсами».
2. Природная рента и значительная часть видов экономической квазиренты — это одна из составных частей национального продукта, положительно влияющего на его объемы. Политическая и статусно-административная квазирента — это распределение национального продукта, а при некоторых условиях — и как вычет из него. На это указывает сам механизм образования и присваивания политической и статусно-административной квазиренты [8].
Кроме того, необходимо признать наличие в экономической системе рентных институтов, а также системных структур, главным предназначением которых является приобретение рентного дохода [5].
Природная рента или собственно рента представляет собой более или менее устойчивый доход в долгосрочном периоде и потому является приоритетным объектом конкуренции (вплоть до военных действий) как внутри страны, так и между странами.
Если равноценные конкурирующие группы в погоне за сверхприбылью получают режим свободного доступа, то это неизбежно приводит к истощению ресурса и рассеиванию ренты. Но поскольку в борьбу вступают неравноценные группы, постольку в ходе конкуренции за ресурс выстраивается иерархия, на вершине которой, в конечном счете, оказывается государство как собственник.
В традиционном обществе, для которого адекватна монархия, рента устойчиво присваивается привилегированными сословиями и завершенной форме — в системе майората.
В тоталитарном обществе природная рента присваивается государством и используется для финансирования достижения тех целей, которые им ставятся. Частное рентоискательство пресекается.
В политической среде демократически сформированного общества рентоискательство, как правило, возникает как процесс лоббирования. Поэтому в странах, в которых содержатся значительные сырьевые запасы, природная рента может быть оформлена как административная или политическая.
Данную ренту приобретают отчасти представители связанного с госвластью бизнеса (речь идет о льготах, завышенной стоимости и т.д.), отчасти госбюджет (т.е. явные либо скрытые дополнительные системы налогообложения), отчасти коррумпированные чиновники (речь идет о взятках). Пропорциональность перераспределения дополнительных доходов между данными группами зависима от ряда конкретных обстоятельств, а также от характера барьера.
В странах, в которых наблюдаются значительные объемы природных ресурсов, стабильность демократического режима напрямую взаимосвязана с уровнем склонности к коррупционным действиям (мера качественного показателя институтов). При значительной склонности к коррупционным действиям возможность сохранения демократического режима взаимосвязана с объемом ресурсов. Вместе с этим при небольшой склонности зависимость полностью отсутствует, или даже можно наблюдать положительную зависимость от природных ресурсов.
Автократический режим демократии в зависимости от качественных показателей управления (способности перераспределять налоги без значительных потерь) может быть максимально эффективным при реализации популистской политики с большой ставкой налога на природно-ресурсную ренту. В то же время он может быть минимально эффективным режимом в том случае, если приводит к рентабельной для олигархов политической структуре с низкой налоговой ставкой [12].
В условиях малоразвитой демократии появляются неэффективные состояния, которые связаны с тем, что политическим лидерам предельно выгодно использовать преимущество их настоящего статуса, как правило, в ущерб будущего. Главные причины этого — малые предпочтения будущих этапов и существенные габариты доступной политической квазиренты. Особенно растет потенциал образования политической ренты на этапе серьезных экономических реорганизаций [10, 11].
В.В. Дементьев [3] выделяет целый ряд генерирующих ренту институциональных аспектов системы власти в переходной экономике. Ее главной особенностью являются малоразвитость адекватных рынку институтов власти при синхронном расформировании институтов, которым присуща социалистическая система хозяйства.
Во-первых, малоразвитость институтов власти провоцирует «нехватку» действенной власти (речь идет о потребительской власти над производителем, государственных структур в соблюдении законных прав собственности, власти гражданского общества над деятельностью чиновников и т.д.). Поэтому, с одной стороны, появляется некое ослабление ограничений на малоэффективное экономическое поведение, а с другой — наблюдается полная незащищенность результативного с позиций общего благосостояния хозяйств.
Во-вторых, данный режим реформирования даже с целью либерализации экономической системы особым образом формирует избыток власти и ее регулирования. Однако неэффективность ограничений может привести к появлению «избытка» малоэффективной власти — госчиновников, администрации компаний, монополий, криминального элемента и т.д.
Владение излишком власти обеспечивает ее носителей дополнительными возможностями присваивания собственности и финансов в такой форме и таком размере, который был бы невозможным при социально необходимой системе власти. Политическая (или переходная) рента, в данном случае, может стать доминирующей.
В-третьих, излишек частной власти в экономике может принять конфигурацию произвола, когда экономика регулируется не формальными правилами (институтами), а исключительно частным доступом к источнику власти. В итоге образуются частные группировки власти, которые способны подчинить весь хозяйственный процесс и его образовательные формы личным интересам в ущерб результативности системе экономики в целом. Образуется не только переходная рента, а рента разрушения, как материального капитала страны, так и человеческого капитала.
В-четвертых, при переделе имущества, распределении финансов, контроле над рынком между конкурирующими компаниями преобладающим источником власти может стать легкий доступ и готовность к использованию ресурсов насилия. Речь идет о насилии как непосредственно криминального характера, так и в форме личного применения госаппарата насилия. В данном случае насилие становится политическим и экономическим ресурсом [1].
В-пятых, поскольку в таких условиях ни один из участников не имеет уверенности в сохранении своей властной позиции, постольку возникает доминирование краткосрочных интересов при использовании доступа к источнику ренты, ориентация на максимизацию частных доходов в наиболее ликвидной форме и в самые сжатые сроки. Следствием этого является рост неопределенности и несбалансированности экономики.
В-шестых, у получивших доступ к источнику ренты коалиций появляется стремление к использованию имеющихся властных возможностей для противодействия и сопротивления институциональным преобразованиям в экономике, которые могут ограничить избыточную частную власть и тем самым источники получения дополнительных доходов. Неэффективная с позиций общественного благосостояния ситуация приобретает тенденцию к самосохранению и воспроизводству.
В-седьмых, поскольку власть является одним из основных условий и источников получения рентных доходов, постольку обычная рыночная конкуренция вытесняется и подменяется борьбой за источники экономической власти. Отсюда возникает концентрация экономической власти, образование олигархических коалиций и монополий. Развитие в такой ситуации блокируется, а социально-экономическая динамика сводится к борьбе и смене группировок, контролирующих источники рентных доходов.
В результате порождается деформация соотношения форм доходов и условий их получения. Возникает возможность извлечения или «захвата» ренты. Формируется экономика, где «захват» ренты становится основной формой доходов агентов, доминирующих в системе власти. А место инвестирования в активы заняли затраты на их захват и извлечение ренты. Поскольку эта система воспроизводится и становится доминирующей, постольку, в конечном счете, она захватывает правительственные структуры и сливается с бюрократической иерархией.
По мнению К. Кордонье, Россия — страна с квазирентной экономической системой [7]. Данная точка зрения сводится к следующим аспектам:
Во-первых, ресурсы и полуфабрикаты составляют существенную долю экспорта страны — более 75 %, нефть и нефтепродукты составляют приблизительно 40 % его объема. При этом утверждается, что по обеспеченности полезными ископаемыми на душу населения наша страна не способна конкурировать с экономиками чисто сырьевого характера. Как правило, для всех данных стран, невзирая на уровень развития, присуще сравнительно малочисленное население. Именно поэтому К. Кордонье не относит Россию к чисто рентным экономикам.
Во-вторых, Россия — это страна, диверсифицированность экономической системы которой значительно ниже, чем в Бразилии, Индонезии и Мексике. Но уровень диверсифицированности экономической системы рассчитывается исключительно по характеристике объемов сырья в экспорте. Это, естественно, существенная, но, однако не единственная характеристика диверсифицированности экономической системы страны. Кроме того, новые индустриально развитые страны в отличие от России, как правило, не были подвержены дискриминации на товарных рынках.
В-третьих, К. Кордонье ставит диагноз России — «голландскую болезнь» со всеми вытекающими последствиями. Он также предсказывает ее обострение.
В-четвертых, проблемы институционализации природной ренты в России, согласно К. Кордонье, состоят в давних бюрократических традициях, что при еще не окрепшем гражданском обществе порождает риск концентрации природной ренты в руках бюрократов и секретных служб. Последнее означает, что рентные платежи будет практически невозможно использовать в инвестиционных целях.
Собственно процесс бюрократизации российской экономики уже близок к завершению. По сравнению с 1 января 1999 года число госслужащих выросло в 1,74 раза. Если в СССР «политический класс» составлял 0,1 % от численности населения, то в 2013 году он составил более 1,9 % от общего числа работающих граждан, т. е. достигнут предел расходов на обслуживание самого государства. Несомненно то, что финансовой основой этого явилась система изъятия природной ренты, которая призвана была аккумулировать последнюю и направить ее на обеспечение важнейших задач общественного развития.
Проблема изъятия и использования природной ренты обсуждается российским научным и политическим сообществом все последнее десятилетие. Но если в начале этого периода акцент делался на вопрос об изъятии природной ренты, то затем в литературе на первый план вышла проблема ее распределения и использования, хотя до сих пор до конца не преодолена ситуация рассеивания ренты (особенно лесной и биоресурсной).
Наиболее часто встречаются попытки выстроить некоторый компромиссный вариант, которые предполагают помимо выстраивания системы финансовой безопасности страны (резервный фонд, международные резервы центрального банка) финансирование за счет ренты, во-первых, социальных программ, а, во-вторых, инвестиционного процесса [13]. Последнее особенно актуально для современной России, так как основные фонды физически изношены примерно на 50 %, морально — на 99 %. При этом на фоне чистого оттока капитала доля инвестиций в ВВП России в 2 раза ниже, чем в ВВП Китая [14].
Поскольку частный инвестор не смог обеспечить необходимый уровень вложений (чаще всего причиной этого называют неблагоприятный инвестиционный климат), решение проблемы многим видится в формировании эффективной инвестиционной политики со стороны правительства. Для этого в общем плане предлагаются вполне очевидные и правильные лозунги «диверсификации», «инновационного развития» экономики. Однако их реализация в условиях отсутствия программирования экономики носит зачастую бессистемный характер и приводит к фрагментарному и, следовательно, неэффективному использованию средств.
Для преодоления данной ситуации необходимо, прежде всего, осознать некоторые объективные ограничения для государственных инвестиций.
Во-первых, Россия достигла предела в экспортной ориентации в экономическом росте. Относительная величина внешнеторгового оборота к ВВП такова, что ставит экономику страны в слишком большую зависимость от конъюнктуры мирового рынка (и диверсификация экономики здесь не поможет, особенно в условиях общей рецессии). Это означает, что основным предметом приложения государственных (бюджетных) инвестиций должен стать внутренний спрос.
Во-вторых, поскольку частные инвестиции ориентированы на краткосрочный период, правительство должно поддерживать проекты в области производственной и социальной инфраструктуры, что, в конечном счете, должно способствовать и формированию благоприятного инвестиционного климата.
В-третьих, ни отдельные проекты (типа госкорпораций), ни общие программы социально-экономического развития не обеспечат возврат России ее внутреннего рынка. Кроме того, Россия существенно отличается от большинства рентных экономик тем, что у нее уже имеется индустриальный потенциал [1]. Поэтому единственным адекватным способом организации государственных инвестиций может быть только политика импортозамещения. Вполне очевидно то, что она должна проводиться в отраслях, которые обеспечивают экономическую (продовольственную, технологическую и т.д.) безопасность страны. Природную ренту необходимо использовать для финансирования соответствующих целевых программ. Преимущества последних, как организационной формы, заключаются в том, что при их формировании и реализации возможно использование различных инструментов фискальной политики (в том числе селективной налоговой политики). Бюджетное финансирование инвестиций может осуществляться в режиме государственно-частного партнерства как на возвратной (предоставление льготных кредитов), так и безвозмездной основе (дотаций, приобретенных для отрасли патентов, лицензий).
В-четвертых, политика импортозамещения возможна и необходима не вообще, а в ключевых для экономики страны отраслях и, прежде всего, в производстве потребительских товаров и в тех отраслях машиностроения, в которых Россия может восстановить конкурентоспособность. |
| |
|
|
