Logo Международный форум «Евразийская экономическая перспектива»
На главную страницу
Новости
Информация о журнале
О главном редакторе
Подписка
Контакты
ЕВРАЗИЙСКИЙ МЕЖДУНАРОДНЫЙ НАУЧНО-АНАЛИТИЧЕСКИЙ ЖУРНАЛ English
Тематика журнала
Текущий номер
Анонс
Список номеров
Найти
Редакционный совет
Редакционная коллегия
Представи- тельства журнала
Правила направления, рецензирования и опубликования
Научные дискуссии
Семинары, конференции
 
 
Проблемы современной экономики, N 3 (59), 2016
ФИЛОСОФИЯ ЭКОНОМИЧЕСКИХ ЦЕННОСТЕЙ. ПРОБЛЕМЫ САМООПРЕДЕЛЕНИЯ ЕВРАЗИЙСКОЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЭКОНОМИИ
Марьяненко В. П.
профессор кафедры общей экономической теории и истории экономической мысли
Санкт-Петербургского государственного экономического университета,
доктор экономических наук

Гильманов Д. В.
ст. преподаватель кафедры экономического регулирования и финансов
Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ (филиал в г. Выборге)


К вопросу о евразийской политической экономии:
исторические и социально-этические аспекты
В статье показано, что возрождение и развитие такой науки, как политэкономия, в нашем случае евразийской политэкономии, направленной на изучение человеческой жизни во всех ее проявлениях — духовной, нравственной и материальной, — даст возможность наметить и восстановить, опорные этапы устойчивого экономического развития России. Раскрыта важность того, что при этом необходимо учитывать особенности социокультурного уклада России, не приведя нашу страну к распаду ее культурной среды, потому что истории известны случаи, когда эти процессы двигались в противоположных направлениях
Ключевые слова: евразийская политэкономия, экономический рост, евразийство, религия, Православие, этатизм, идеология, русская культура, менталитет
УДК 330.101; ББК 65.01   Стр: 42 - 45

Отцом политэкономии принято считать Адама Смита, хотя если критерием, согласно которому дисциплина приобретает научный характер, принимать метод исследования, то на эту роль больше всего подходит Франсуа Кенэ, создатель «математического метода», — такого же мнения по этому вопросу придерживался и Карл Маркс. Одним из первых популяризаторов учения Адама Смита в России был российский экономист Андрей Шторх, его учебник по политической экономии считался одним из лучших. Уместно было бы воспользоваться достаточно емким определением, которое дает Шторх: «Политическая экономия есть наука естественных законов, определяющих благоденствие народов, т. е. их богатство и просвещение. Эти законы не суть произведения людей, а вытекают из природы вещей; их не устанавливают, а находят; к их открытию ведут анализ и наблюдение» [10, с. 1]. Политэкономия является частью общественной науки и направлена на изучение человеческой жизни во всех ее проявлениях: духовной, нравственной и материальной, — и при этом экономическая сторона человеческой жизни не оказывает одностороннее влияние на оставшиеся части целого, а находится с ними в непосредственном взаимодействии.
В рамках евразийской политэкономии следует подходить к изучению всех сторон человеческой жизни с учетом нашего менталитета. По мнению профессора Н. Кричевского: «Этос, или стиль жизни общественной группы, нации, народа, его культура, иерархия ценностей, таит в себе ответы на множество вопросов, связанных с выбранной Россией исторической колеей» [3, с. 14], поэтому существуют некоторые экономические различия в русском и западном этосах: «несоответствие в хозяйственной культуре как наборе кодов, предопределяющих экономическое поведение человека и оказывающих на него имплицитное управленческое воздействие» [3, с. 14]. Основная задача политэкономии, в том числе и евразийской, не только помочь определить цель, но и рекомендовать методы осуществления политики, направленной на достижение указанной цели, с учетом всех аспектов человеческой жизни как единого целого. Основной целью должно считать благоденствие народа, но, если мы выделяем евразийскую политэкономию как «незападную», при этом мы не говорим, что она хуже или лучше «западной», мы должны понимать, для чего мы это делаем.
На наших глазах зародился и развивается Евразийский экономический союз (ЕАЭС) и одновременно происходят процессы трансформации в рамках Евросоюза, подтверждением чему служит так называемый Brexit (выход Великобритании из ЕС посредством проведенного референдума). Совершенно очевидно, что в этом случае социальные интересы оказались выше экономических: «социальные бедствия, вне всякого сомнения, представляют собой прежде всего общекультурный, а не чисто экономический феномен; феномен, который нельзя измерить статистикой народонаселения или данными об уровне доходов» [6, с. 175]. Возможно, результаты референдума о выходе Великобритании из ЕС ничто иное как стремление общества к самозащите? К сожалению, определенных ответов на эти вопросы, по крайней мере сейчас, нет, но сделать соответствующие выводы, в том числе и в отношении дальнейших интеграционных процессов, происходящих в рамках ЕАЭС, на наш взгляд, необходимо.
Возрождение и развитие такой науки, как политэкономия, в нашем случае евразийская политэкономия, даст возможность наметить, а может быть восстановить, опорные этапы устойчивого экономического развития России, при этом, учитывая особенности ее социокультурного уклада, не приведя нашу страну к распаду ее культурной среды, потому что истории известны случаи, когда эти процессы двигались в противоположных направлениях.
Академик С.Ю. Глазьев считает, что нам необходимо срочно оседлать новую волну экономического роста, освоить шестой экономический уклад, при этом приводит примеры экономических чудес, происходивших в Великобритании в XVIII–XIX веках вследствие того, что англичане успели раньше других освоить производства, составляющие новый технологический уклад, и тем самым вырвались вперед, при этом он совершенно упускает из виду, какими событиями в социальной и культурной жизни сопровождались данные процессы в Великобритании: «на протяжении примерно семидесяти лет ученые мужи и правительственные комиссии в один голос обличали ужасы промышленной революции, а целый сонм поэтов, писателей и мыслителей гневно клеймил ее жестокости. Капиталистов обвиняли в безжалостной эксплуатации своих сограждан, которая являлась первопричиной невыносимых страданий и ужасающей деградации простого народа» [6, с. 175]. Может быть, Brexit неслучайно произошел все в том же Объединенном Королевстве, и на наших глазах, как писал К. Поланьи, происходит великая трансформация общества и экономики? По крайней мере, в результате референдума социальные интересы возобладали над экономическими, общество включило свой защитный механизм.
Американский и канадский экономист и социолог, лектор Оксфордского и Лондонского университетов, венгр по происхождению Карл Поланьи (1866–1964) в своей статье «Саморегулирующийся рынок и фиктивные товары: труд, земля и деньги», изданной им в 1944 году, пишет следующее: «Анализ истории экономических систем и рынков свидетельствует, что во все эпохи, предшествующие нынешней, рынки были не более чем вспомогательным инструментом экономической жизни. Как правило, экономическая система оказывалась включенной в более широкую социальную систему, и независимо от того, какой именно принцип поведения субъектов преобладал в экономике, рыночные структуры оказывались совместимы с ним» [6, с. 82].
Поланьи в своей книге «Великая трансформация», вышедшей в 1957 году в США, проводит анализ саморазрушения абсолютной рыночной экономики в Англии. Экономическую систему, которую экономисты называют либеральной экономикой, он называет саморегулирующим рынком, на котором все — товар, и для таких факторов производства, как труд, земля и деньги, существуют рынки, являющиеся жизненно необходимой составляющей экономической системы. Но эти факторы производства товаром быть никак не могут потому, что под классическое определение товара (продукт труда, произведенный для продажи) они не подходят, поэтому Поланьи вводит для них такое определение, как фиктивные товары. Земля — это часть природы, не производимая человеком, труд как часть человеческих способностей, не отделимых от него, тоже товаром считать нельзя: «земля оказывается связанной с институтами родства, соседства, ремесла и вероисповедания, иначе говоря, с племенем и храмом, с деревней, цехом и церковью» [6, c. 199] , и благодаря профсоюзному движению труд перестает быть подчинен только рынку, а деньги перестали быть товаром после падения системы золотого стандарта, «рынки труда, земли и денег различить легко, однако не так уж просто провести грань между теми элементами культуры, ядро которых образуют соответственно человеческие существа, природная среда и производственная организация» [6, c. 181]. Поланьи приходит к заключению, что в результате экономика стала снова тем, чем она всегда была, а именно — социальной функцией. Основная идея состоит в том, что экономика организуется обществом, а не общество вытекает из экономики. На наших глазах, по его мнению, происходит великая трансформация общества и экономики, экономика представляет собой лишь аспект социальной структуры.
В трудах Петра Николаевича Савицкого (1895–1965), русского географа и экономиста, одного из главных теоретиков и политических лидеров евразийства, возникшего в 20-е годы прошлого века в русской эмиграции как самостоятельное учение, совершенно отчетливо прослеживаются те же самые мысли: «...в течение долгих веков истории старого света существовало некоторое единое соотношение между началом идеологически-нравственно-религиозным, с одной стороны, и началом экономическим, с другой; точнее: существовало некоторое идеологическое подчинение второго начала первому» [7, с. 14]. Исторически это была философия «подчиненной экономики», в которой существовала связь между удовлетворением наших потребностей и общими началами нравственности и религии; европейская философия «новых веков» совершенно противоположна этим взглядам: «новая европейская экономическая философия утверждает круг экономических явлений, как нечто самодовлеющее и самоценное, заключающее и исчерпывающее в себе цели человеческого существования» [7, с. 14], сопровождающаяся ростом гедонистических и эгоистических настроений.
Существует расхожее мнение о том, что начало новой европейской экономической философии было положено Адамом Смитом, главной специальностью которого как раз и была философия, с его «невидимой рукой» и чувством эгоизма, которое побуждает человека к экономической деятельности. На самом же деле он, будучи прежде всего профессором нравственной философии, экономическую систему понимал как один из отделов нравственной философии, а исходной точкой своей философии видел религиозное учение о Боге. Он считал, что человеку присуще как чувство эгоизма, так и альтруизма и что те и другие служат на благо человеку и человечеству в целом и оба присутствуют в человеческой душе. Об этом он пишет в своей книге «Теория нравственных чувств», вышедшей в 1759 году, изданная же позже, в 1776 году, книга «Исследование о природе и причинах богатства народов» была лишь главой этической общефилософской системы, изучающей влияние эгоистических мотивов, так сказать, прикладным отделом нрав­ственной философии. Эта книга, в свою очередь, была понята многими иначе, они увидели в ней популяризацию экономического человека, преследующего лишь свою выгоду и во всем руководствующегося экономическим расчетом, в то время как и для физиократов, и для Адама Смита политическая экономия являлась лишь частью общего мировоззрения.
Книга Карла Поланьи «Великая трансформация» после ее появления в Америке вызвала настоящую сенсацию. Предисловие к ней написал известный американский социолог Мак-Ивер, и начинается оно так: «Вот книга, после чтения которой большинство книг по экономике кажутся или устарелыми, или же изношенными. Такое редкое явление представляет собой знамение времени...» [2, с. 124]. В то же время труды русского экономиста П.Н. Савицкого, как и само евразийское учение, остались, мягко говоря, невостребованными. Имя их — «евразийцы», носит географическое происхождение потому, что они приписывали понятию материка «Евразия» культурно-историческое содержание, давая новое географическое и историческое понимание России, отождествляя слова российский и евразийский, и классифицируя русскую культуру как «евразийскую», сочетающую в себе элементы «европейской» и «азиатской» культуры, сводя их к некоторому единству, которое, в свою очередь, становится источником своеобразия русской культуры (в этом отношении можно сравнивать Россию с Византией, культура которой определялась сочетанием различных элементов). Достаточно лишь привести такой простой пример: доспехи и оружие русских воинов — шлем, щит, кольчуга и меч — вобрали в себя все лучшее, что было у противника, что сделало возможным успешно сражаться как с Западом, так и с Востоком. Первый ректор Московского института востоковедения, создатель и редактор журнала «Новый восток» Михаил Лазаревич Вельтман (1871–1927) в поддержку евразийства в своей статье «Задачи Всероссийской Научной Ассоциации Востоковедения» высказывается следующим образом: «...ни одна страна европейского континента не связана даже в малой степени в экономическом, политическом и духовном отношении так глубоко с Азией и со всем Востоком, как современная Россия».
Евразийцы считали, что для того, чтобы установить, чего достигла та или иная культура, необходимо дифференцирование по отраслям: «...культурная среда, низко стоящая в одних отраслях культуры, может оказаться, и сплошь и рядом оказывается, высоко стоящей в отраслях других» [2, с. 12]. Из этого положения они делали вывод, что в процессе эволюции не может быть общего восходящего движения по всем отраслям, та или иная культурная среда совершенствуется в одном, в другом же отстает или деградирует: «...это положение приложимо, в частности, к “европейской” культурной среде: свое научное и техническое “совершенство” она купила идеологическим и более всего религиозным оскудением. Двусторонность ее достижений явственно выражена в ее отношении к хозяйству» [2, с. 14]. Налицо отсутствие идеологии, осмысливающей культуру, которая позволяла бы оценивать ее во всех проявлениях. Критерии оценки существующего и достигнутого исходя из понятия ценности несостоятельны. Все это приводит нас к пониманию, что настоящая идеология любой культуры всегда должна быть религиозна.
Савицкий не отрицал результатов и успехов, которых достигла новая политическая экономия, выступая в качестве эмпирической науки, сравнивал ее с метафизикой, но не с той древней метафизикой, которая была философией «подчиненной экономики», а с философией «воинствующего экономизма», под которой он понимал инстинктивно-стихийное начало человеческого бытия, возведенное в новой Европе в начало идеологическое, ярким примером которого является исторический материализм. По его мнению, «если философия “подчиненной экономики” всегда являлась и является придатком к тому или иному теистическому мировоззрению, то исторический материализм идеологически связан с атеизмом... коммунистический шабаш наступил в России как завершение более чем двухсотлетнего периода “европеизации”... исторический материализм и дополняющий его атеизм снимают узду и лишают сдержки первоначально животные (и в том числе первоначально-экономические, сводящиеся к грабительским) человеческие инстинкты... только на основе просветленного религиозным чувством обуздания и сдерживания этих инстинктов достижима высшая осуществимая на земле мера “общего блага”» [2, с. 15].
Начало периода «европеизации», по мнению евразийцев, связано с «окном в Европу», которое было «прорублено» Петром I, и далее уже ими применяется термин «послепетровская Россия». Евразийцы добивались восстановления национальной культуры, идейно отталкиваясь от всего допетровского периода русской истории, которая, в свою очередь, не мыслима без Православия. Следуя логике, предложенной Т. Вебленом, одним из основателей институционализма, конец «допетровской» России является для них исходной точкой: «Желания, под руководством которых осуществляется деятельность, обусловливаются особенностями темперамента, определяющего особое направление, в котором будет разворачиваться деятельность в конкретном случае. Эти особенности темперамента являются окончательными определяющими для человека, который дейст­вует под их руководством. Они продукт его наследственности и предшествующего опыта, совокупность которых формируется под влиянием данной системы традиций, обычаев и материальных условий, они также являются исходной точкой для следующего шага в ходе процесса. Сегодняшний образ жизни индивида определяется его привычками, перенесенными из прошлого, и обстоятельствами как механическими остатками вчерашней жизни» [1, с. 107]. Что же в таком случае происходит с темпераментом в условиях насаждения чуждых индивиду элементов сторонней культуры? Князь Н.С. Трубецкой в своей статье «Мы и другие» пишет следующее: «...евразийство подходит к национальной русской культуре без желания заменить ее какими-либо романо-германскими формами жизни, а, наоборот, с желанием освободить ее от этого романо-германского влияния и вывести ее на путь подлинно самостоятельного национального развития» [9, с. 73]. При этом они нисколько не умаляли внешнеполитические достижения императорского самодержавия, речь шла в первую очередь о духовной сущности.
Опыт Октябрьской революции 1917 года в России помогает евразийцам прийти к истине, которая заключается в том, что «здоровое социальное общежитие может быть основано только на неразрывной связи человека с Богом, религией; безрелигиозное общежитие, безрелигиозная государственность должны быть отвергнуты. Евразийцы — православные люди. И православная церковь есть тот светильник, который им светит» [9, с. 16]. Е. Спекторский в своей работе «Христианство и культура» приходит к выводу о том, что нет настоящей культуры без христианства: «...настоящее христианство не может быть ни противокультурным, ни некультурным. Только оно может дать культуре целый ряд оценивающих принципов» [8, с. 306]. Он говорит о том, что для выхода культуры из кризиса необходима рехристианизация, нужно вдохнуть христианский дух в нашу культуру, что должно в итоге привести к ее спасению, совершенствованию и прогрессу. Христианство, по его мнению, нечем заменить, остается либо идейная пустота, либо христианство. Христианство живо и будет жить.
Евразийцы являлись сторонниками теории этатизма идеологии, абсолютизирующей роль государства в обществе, которая предполагает широкое и активное государственное вмешательство в экономическую и социальную жизнь общества. Они доказывали необходимость построения государственно-частной системы хозяйства, основанной на решающей роли государства во всех отраслях народного хозяйства.
Первый евразийский сборник «Исход к Востоку» вышел в Софии в начале августа 1921 года, а первые статьи о евразийстве были напечатаны в начале сентября, в свою очередь, НЭП (новая экономическая политика) была принята в марте 1921 года. По мнению некоторых современных авторов (Л.И. Новикова и И.Н. Сиземская), «евразийское учение о государ­ственном устройстве опирается на превращенный опыт государственного и партийного строительства СССР. Они открыли для себя в большевистской партии прообраз идеократиче­ской партии нового типа, а в Советах представительный орган власти, способный “канализировать” стихийные устремления масс в заданное правящим слоем русло» [4, с. 15]. По мнению этих же авторов, евразийцы предполагали, что именно их евразийская идеология заменит коммунизм и вернет Россию на путь ее подлинного развития. По мнению самих евразийцев, сходство их с большевизмом заключается в отвержении не только политических форм, но и культуры, сущест­вовавшей до революции в России. Это сходство, однако, только внешнее, внутренние различия диаметрально противоположны: «...ту культуру, которая подлежит мене, большевики именуют “буржуазной”, а евразийцы — “романо-германской”; и ту культуру, которая должна встать на ее место, большевики мыслят, как “пролетарскую”, а евразийцы — как “национальную” (в отношении России — евразийскую)» [9, с. 77]. Большевики, по мнению евразийцев, придерживаясь положений Маркса, считали, что культура создается определенным классом, в данном случае классом буржуазии, сами же они рассматривали культуру как плод деятельности определенных этнических единиц, или нации, и поэтому замена «буржуазной» культуры верхов «пролетарской» культурой низов будет сведена лишь к различию степеней одной и той же культуры, причем в сторону ее понижения. Работа большевиков, направленная на разрушение привитой России европейской культуры, приветствовалась евразийцами, но к вопросу, который касался творчества (строительства), они относились крайне отрицательно. Марксистские принципы, заложенные в основы данного строительства, неизбежно должны привести к «пересадке на русскую почву еще новых элементов романо-германской цивилизации, при том, большею частью, элементов наименее для евразийства приемлемых и носящих явные признаки вырождения и упадка романо-германской цивилизации» [9, с. 79]. При этом евразийство призывает все народы мира освободиться от влияния романо-германской культуры и вступить на путь выработки своих собственных национальных культур: «...истинное положительное творчество возможно только при утверждении начала национального и при ощущении религиозной связи человека и нации с Творцом вселенной» [9, с. 81].
Академик Д.С. Лихачев евразийское учение считал легким решением сложных и трагических вопросов русской истории. Употребление к России термина Евразия, как особого организма и особой территории, ориентированной не на Запад, а на Восток, на Азию, считал некорректным. По его мнению, Россия это Европа по религии и культуре.
До конца не разделяя взглядов евразийцев, во многом, как нам кажется, с ними можно согласиться. Существует рынок западного и незападного типа с различными законами, по которым они работают и развиваются. Особой Евразию, по мнению евразийцев, делает ее культурно-историческое содержание, русская культура сочетает в себе и европейскую, и азиатскую, и поэтому чисто европейской культуры у России быть никак не может. Конкретный вопрос о близости европейской или азиатской культуры, как нам кажется, ставиться не должен. Возможно, на наш взгляд, привести два характерных исторических примера: политика Даниила Галицкого и Александра Невского. Результатом политики Даниила Галицкого, «повернувшегося лицом на запад», стали долгие века латинского рабства юго-западной Руси, политику Александра Невского можно охарактеризовать как подвиг брани на Западе и подвиг смирения на Востоке, которые имели одну цель — сохранение на Руси Православия как нравственно-политической силы русского народа. Политика подчинения прекратилась, как только орда измельчала, а Русь набралась сил. Религия — это часть культуры и элемент социальной системы. Как же можно выразить в настоящее время отношение социальной и экономической системы с помощью кругов Эйлера? Круг «экономическая система» включается в более крупный круг «социальная система», круги пересекаются или они расположены отдельно друг от друга? Совершенно очевидно, что в настоящее время это отношение можно выразить только с помощью пересекающихся кругов Эйлера. По мнению Т. Веблена, экономический интерес много значил в формировании культурного развития обществ, управляя формированием и общим развитием традиционных укладов и образов жизни, которые носят название «экономические институты». Экономический интерес всюду сопровождает процесс культурного развития, влияя на структуру культуры, и действует не изолированно от эстетических, религиозных и других интересов. Веблен приходит к заключению, что «...эволюционная экономическая теория должна быть теорией процесса культурного роста как детерминанты экономического интереса, теорией общей последовательности экономических институтов, формулируемой непосредственно в категориях процесса» [1, с. 109].
Возвращаясь к вопросу о необходимости возрождения политической экономии. Она была определена классиками как наука естественных законов, определяющих благоденствие народов, т. е. их богатство и просвещение. В свою очередь, просвещение мы понимаем как распространение знаний и культуры в государстве. Английский философ, социолог и фабрикант, один из первых социальных реформаторов Роберт Оуэн 200 лет назад писал следующее: «...деятельная сила государства, управляемого законами, основанными на точном знании человеческой природы, государства, в котором вся масса населения воспитана на разумных началах, значительно превзойдет силу государства, равного ему по количеству жителей и объему, но в котором большинство населения и воспитывается не разумно, и управляется законами, основанными на невежестве» [5, с. 133].
Существующие мнения авторов в работах, посвященных проблемам, входящим в курс политической экономии, показывают необходимость возрождения незаслуженно забытого направления. Практика хозяйственного развития России на современном этапе, в особенности в XXI веке, показывает неразрывную связь экономики и политики. Примерами данного положения могут выступать последние события, происходящие на мировой арене, непосредственно влияющие не только на экономику страны, но и на культурное, социальное и спортивное развитие. Процессы глобализации, происходящие в мире, приводят к тому, что снижение одних показателей в какой-либо стране приводит к цепной реакции ухудшения показателей других стран, связанных экспортно-импортными обязательствами. Это в свою очередь приводит к движению торгово-экономических взаимосвязей, при этом результаты такого движения, как положительные, так и отрицательные, требуют всестороннего анализа, который возможен только при глубоком изучении диалектического единства и противоречия таких проблемных вопросов, как соответствие факторов производства индивидуальным (частным), коллективным и общественным интересам. Совокупность отмеченных вопросов свидетельствует о необходимости введения курса политэкономии в образовательных учреждениях, т. к. на сегодняшний день, по нашему мнению, курсы экономической теории, микро- и макроэкономики недостаточно рассматривают вышеперечисленные проблемы.


Литература
1. Веблен Т. Почему экономика не является эволюционной наукой? / Пер. с англ. А.А. Курышевой // Экономический вестник Ростовского государственного университета. — 2006. — № 2. — Т.4. — С. 109.
2. Закутин Л. Ни капитализм, ни марксизм // Возрождение. — Париж. — 1966. — № 178 (окт.). — С. 12, 14, 15, 124.
3. Кричевский Н. Наследие противоречий: Истоки русского экономического характера. — М.: «Дашков и К», 2016. — С. 14.
4. Новикова Л.И., Сиземская И.Н. Евразийский искус // Мир России — Евразия : Антология / Сост. Л.И. Новикова, И.Н. Сиземская. — М.: Высшая школа, 1995. — С. 15.
5. Оуэн Р. Об образовании человеческого характера : (Новый взгляд на о-во). — СПб.: И.И. Билибин, 1881. — С. 133.
6. Поланьи К. Великая трансформация: политические и экономические истоки нашего времени. — СПб.: «Алетейя», 2002. — С. 82.
7. Савицкий П.Н. Евразийство. — Евразийский временник. — Книга четвертая. — Берлин: Евразийское книгоиздательство, 1925. — С. 14.
8. Спекторский Е. Христианство и культура. — Прага: «Пламя», 1925. — С.306.
9. Трубецкой Н.С. Мы и другие. — Евразийский временник. — Книга четвертая. — Берлин: Евразийское книгоиздательство, 1925. — С. 16, 73, 77, 79, 81.
10. Шторх А. Курс политической экономии, или изложение начал, обусловливающих народное благоденствие. — М.: «Экономическая газета», 2008. — С. 49.

Вернуться к содержанию номера

Copyright © Проблемы современной экономики 2002 - 2024
ISSN 1818-3395 - печатная версия, ISSN 1818-3409 - электронная (онлайновая) версия