|
| | | | Проблемы современной экономики, N 1 (65), 2018 | | | | ФИНАНСОВО-КРЕДИТНАЯ СИСТЕМА. БЮДЖЕТНОЕ, ВАЛЮТНОЕ И КРЕДИТНОЕ РЕГУЛИРОВАНИЕ ЭКОНОМИКИ, ИНВЕСТИЦИОННЫЕ РЕСУРСЫ | | | Соколов Б. И.
профессор кафедры теории кредита и финансового менеджмента экономического факультета
Санкт-Петербургского государственного университета,
доктор экономических наук
Соколова С. В.
профессор кафедры управления и планирования социально-экономических процессов экономического факультета
Санкт-Петербургского государственного университета,
доктор экономических наук
Валеров А. В.
доцент кафедры теории кредита и финансового менеджмента экономического факультета
Санкт-Петербургского государственного университета,
кандидат исторических наук
| |
| | | | | В статье рассматривается институциональная теория банковских кризисов. В качестве научного инструмента, позволяющего отразить причины развития банковской системы, выступает категория «игра банковских договоренностей», введенная Ч. Каломиресом и С. Хабером в книге «Непрочные по конструкции». По мнению авторов статьи, практическая значимость концепции игры банковских договоренностей повысится в том случае, если разграничивать уровни проведения игры. Глобализационный аспект концепции, прежде всего, должен получить дальнейшее развитие | | Ключевые слова: игра банковских договоренностей, банковский кризис, институционализм, рейтинговые агентства, глобализация | | УДК 336.71; ББК 65.262.1 Стр: 87 - 92 |
Актуальность темы исследования. Открывая заседание Госсовета по вопросам повышения инвестиционной привлекательности регионов, В.В. Путин отметил, что финансовые ресурсы, которые получают регионы России, «должны вести к оздоровлению финансов в регионах. Не нужно набирать новые долги, разбрасывая полученные ресурсы на то, что вы считаете наиболее целесообразным, и опять погружаться в эту долговую яму. Хочу, чтобы все услышали. Я соответствующим министерствам и ведомствам поручил регулярно мне докладывать, как идёт работа по оздоровлению финансов регионов Российской Федерации.
Уже говорил об этом публично и с болью в сердце ещё раз могу сказать уже в этом составе: есть примеры, когда некоторые регионы не спешат перекредитовываться, даже имея такую возможность, оставаясь в системе кредитных отношений с частными банками. Это вообще странно. Посмотрю на это дополнительно ещё раз.
Есть возможность перекредитоваться, уйти на низкий процент, получить государственное финансирование, нет — сидят до сих пор в коммерческих банках под большую процентную ставку. Кому даёте заработать? Пожалуйста, внимательнее и как можно быстрее эту ситуацию решить» [1].
Цель данной статьи осветить не вопрос о том, какими способами следует разрешить проблему перераспределения бюджетных доходов через коммерческие банки, а показать реальную причину, по которой такие ситуации складываются, регионы втягиваются в долговую воронку и ставятся на грань банкротства, вызываются банковские кризисы. Корреляционную связь между действиями политиков и функционированием коммерческих банков можно вскрыть, опираясь на фундаментальное исследование Ч. Каломиреса и С. Хабера [2; 3].
Актуальность всестороннего исследования причин непрочности банков связана с практической потребностью нахождения способов предотвращения банковских кризисов и вызываемых ими потерь. Согласно проведенным исследованиям (см табл. 1), за период с 1970 по 2011 год средний прирост задолженности страны достигал 12,1% ВВП. Цена банковских кризисов, связанная с потерями для ВВП (из-за последствий кредитного сжатия, роста риска по суверенной задолженности и валютного коллапса), также невероятно высока: потери в производстве составили 23%.
Кроме спада ВВП, увеличения задолженности и др., в XXI веке банковские кризисы сформировали еще одну мировую тенденцию — спасение банков за счет налогоплательщиков. Средняя стоимость разрешения банковских кризисов для бюджета составила 6,8% ВВП. В результате правительствам приходится искать способы урегулирования финансовых дисбалансов, в частности, сокращать расходы, увеличивать бюджетный дефицит, налоги; центральные банки повышают ключевую ставку (ставку рефинансирования) с тем, чтобы предотвратить распродажу валютных резервов.
Таблица 1
Результаты банковских кризисов, 1970–2011 годы| Страна | Потери в производстве | Увеличение задолженности | Денежная экспансия | Бюджетные издержки | Бюджетные издержки, медианы | Продолжительность | Пиковая ликвидность | Поддержка ликвидности | Пик проблемных кредитов |
|---|
| медианы |
|---|
| в % от ВВП | в % от активов финансовой системы | лет | в % от депозитов и иностранных обязательств | в % от общего объема кредитов |
|---|
| Все | 23,0 | 12,1 | 1,7 | 6,8 | 12,7 | 2,0 | 20,1 | 9,6 | 25,0 | | Развитые | 32,9 | 21,4 | 8,3 | 3,8 | 2,1 | 3,0 | 11,5 | 5,7 | 4,0 |
Источник: Laeven, Luc, and Valencia, Fabiбn. Systemic Banking Crises Database: An Update. IMF Working Paper 12/163. June 2012. Р. 17. — URL: http://www.imf.org/external/pubs/ft/wp/2012/wp12163.pdf
Исследование банковских систем для стран с развивающимися рынками важно и по той причине, что финансовые рынки всегда создавались и поддерживались банками.
При этом важно подчеркнуть не только достоинства подвергаемого анализу институционального исследования, которые могут привлечь российских ученых и массовых читателей, но и показать границы при проведении возможных аналогий, недосказанность отдельных обобщений, обусловленную субъективными установками, которых придерживаются Ч. Каломирес и С. Хабер в силу органической вовлеченности в определенную общественно-политическую систему.
Постановка проблемы и мировоззренческие принципы её разрешения. Традиционно банковские кризисы трактуются в экономической науке в качестве неудачного совпадения объективных событий, а именно падения ВВП, сокращения спроса на кредиты (макроуровень), и неквалифицированного банковского менеджмента (микроуровень). Ч. Каломирес и С. Хабер отвергают такой подход, обращая внимание на неслучайное распределение банковских кризисов по странам, делая особый упор на Британию, США, Канаду, Мексику и Бразилию.
Кризисы не происходят тогда, когда банки выдают кредиты и осуществляют инвестиции, имея достаточный размер капитала. Когда банки выдают рискованные кредиты не очень надежным заемщикам и резервирует капитал на случай, если эти кредиты не будут погашены, его акционеры могут понести убытки, то банки не станут неплатежеспособными. Что же побуждает банки «забыть» о базовых принципах успешной деятельности? В общем случае банковские кризисы происходят тогда, когда банковские системы становятся уязвимыми в результате политических решений. Стабильные банковские системы выступают результатом политических систем, включающих широкое избирательное право и ограничивающие институты, лимитирующие стимулы банкиров формировать коалиции с популистами. Этот тезис в объёмной книге подтверждается массовым фактологическим материалом. Так, в США за последние 180 лет случилось 14 банковских кризисов (в 1837, 1839, 1857, 1861, 1873, 1884, 1890, 1893, 1896, 1907, в 1920-х, 1930–1933, в 1980-х и в 2007–2009 гг.). «Канада, которая имеет с США не только общую границу, протяженностью в 2000 миль, но и общую культуру и язык, испытала только два кратковременных и не очень тяжелых банковских кризиса ликвидности за тот же период — в 1837 и в 1839-м, и ни один из этих кризисов не привел к серьезным банкротствам банков. С того времени несколько канадских банков обанкротилось, но систематических банковских кризисов в стране не было» [3, с. 33–34].
Банковские кризисы подразделены на две группы:
1) систематические кризисы неплатежеспособности. При их наступлении стоимость отрицательных чистых активов банков или расходы правительства на предотвращение такой неплатежеспособности превышают какой-то критический порог в ВВП;
2) систематические кризисы ликвидности. Они заключаются в систематических перебоях с ликвидностью (например, масштабное бегство вкладчиков), но не подразумевают серьезной неплатежеспособности банков или дорогостоящего правительственного вмешательства для предотвращения такой неплатежеспособности.
При таком определении негативные события наподобие краха одного крупного банка не считаются признаками кризиса.
В предлагаемую теоретическую конструкцию вполне вписывается история современного российского государства и современной российской банковской системы. В России с созданием новых политических структур, закрепленных Конституцией 1993 г., произошло несколько масштабных банковских кризисов, признанных Банком России, а именно в 1995, 1998, 2004, 2008, 2014 годах.
По каким причинам некоторым странам удается выстроить банковские системы, которые способны избежать банковских кризисов, а некоторым — нет? Ч. Каломирес и С. Хабер полагают, что «банки, плохо это или хорошо: институциональное воплощение — своего рода зеркало политической системы, которая является продуктом давней истории общества» [3, c. 25]. При этом в политическую систему, предопределяющую модель банковского поведения включаются фундаментальные политические институты общества, которые поощряют политиков, акционеров и менеджмент банков, вкладчиков и заемщиков, налогоплательщиков формировать коалиции для создания законов банковского регулирования в свою пользу, часто за счет всего остального населения.
Таким образом, Ч. Каломирес и С. Хабер относятся к той группе исследователей, которые склонны искать причинно-следственные связи в экономическом развитии не в самой экономике, а в особенностях общественного религиозного, психологического, политического сознания. Не экономика определяет политику, а политика предопределяет характер экономического развития. Российского читателя призывают поверить в центральный тезис книги, согласно которому стабильность банковской системы страны зависит от политической ситуации [3, с. 21]. Подобная позиция объясняет, почему книга издана под эгидой Института Гайдара. Она в какой-то мере созвучна общему устремлению перелицевать и вновь рекламировать те не раз обанкротившиеся мифы, на которых была выстроена в ходе гайдаровских реформ современная банковская система России, так и не доказавшая способность нормально обслуживать рыночную экономику. В какие только программы реформ не призывали поверить дорогих россиян. Вот уже подходит срок «Программе 2020». Где отчеты? Где доказательства того, что она была, хотя бы минимально разумна? И новую «Программу 2035» составляют те же «специалисты», которые не станут отчитываться за предыдущую?
На наш взгляд, разумеется, поступки отдельного человека, группы людей имеют субъективные основы, политика — это концентрированное выражение экономики. Нельзя в научном исследовании ограничиваться субъективной стороной дела: экономические закономерности носят естественноисторический характер, то есть являются органическим единством объективного и субъективного. Идея доминирования политики над экономикой полностью вписывается в концепцию рыночных фундаменталистов, по мнению которых рынок есть исключительно совершенная система, автоматически обеспечивающая равновесие спроса и предложения, а кризисы в нем вызываются внешними, в частности, политическими факторами, провалами государственного регулирования, которое должно быть направлено как на недопущение кризисов, так и на достаточное проникновение банковских услуг.
Вместе с тем, разнообразные институциональные подходы (поведенческие, политические и др.) в экономической теории, несомненно, должны приветствоваться и одобряться в связи с явным математическим засильем, которое не позволяет показать механизм проявления реальных связей в хозяйственной системе, сочетающих объективное и субъективное, материальное и идеальное. Невозможно представить банк без вычислительной техники, но закономерности банковской деятельности не математичны, а естественно-историчны.
Разнообразные институциональные подходы (поведенческие, политические и др.) ставят под сомнение фундаментальные основы обучения банковскому делу, например, в России. Общий курс экономической теории подменен экономиксом, включающим макро- и микроэкономику. Исходной, базовой категорией в них выступает предельная полезность. В чем её польза, если она не позволяет свести в единую систему такие категории как деньги, кредит, банки, финансы?
Чем был продиктован отказ от политической экономии в начале 1990-х? Очевидно, политическими обстоятельствами. Среди конкретных причин образовательного кризиса в России на первое место следует поставить политику.
Задайте вопрос любому банкиру: сколько раз в своей бизнес-деятельности он рассчитывал предельную полезность кредита, того товара, который он продает на кредитном рынке? Совершенно все однозначно ответят: ни разу, никогда, ни при каких обстоятельствах не приходилось заниматься такой ерундой! Но этому учат в вузе.
Задайте вопрос любому банкиру: сколько раз в своей бизнес-деятельности он рассчитывал на помощь политиков при регистрации и лицензировании, развитии дела? Совершенно все однозначно ответят: постоянно приходится учитывать, в какую сторону дует «политический ветер». Тому, как это делается, не учат в вузе.
Но в таком случае анализ политических причин банковских кризисов получает более мощное звучание. Ни одного общественного явления нельзя анализировать, не обращая внимания на его политическую подоплеку. Поэтому изучение институтов, обеспечивающих банковскую деятельность, в виде ближайших практических результатов следует не только прямо предусмотреть при проведении реформ банковских систем, но и с целью закрепления их положительных итогов включить в качестве обязательной образовательной дисциплины, используя первоначально отдельные главы книги Ч. Каломиреса, С. Хабера.
Книга «Непрочные по конструкции» включает четыре неравноценных по своей научной значимости раздела.
Первый раздел («Нет банков без государств, и нет государств без банков») раскрывает методологические и теоретические основы исследования (главы 1–3) и историю развития банковского дела в Британии (главы 4–5).
В связи с политическим процессом, получившим название Brexit (от Britain и Exit) можно достоверно прогнозировать превращение Лондона из мирового финансового центра в локальный и сокращение научного интереса к британской банковской системе. Часть функций перейдет к финансовым центрам Евросоюза. К сожалению, банковская система Евросоюза осталась без минимального внимания.
Во втором разделе («Стоимость банкирско-популистских союзов: сравнение США и Канады»), имеющем отчетливо выраженную историческую направленность, отражены конкретные факты, подтверждающие игру банковских договоренностей в США (главы 6–8) и в Канаде (глава 9).
Описание исторических корреляций политических и банковских коалиций в Британии, США и Канаде достаточно интересно, но отнюдь не оригинально.
В третьем разделе («Авторитаризм, демократические преобразования и игра банковских договоренностей») описано изменение влияния политических институтов в процессе перехода от авторитаризма к демократии на банковскую систему Мексики (глава 10–11) и Бразилии (глава 12–13).
Четвертый раздел («За пределами структурных нарративов») содержит краткие описания наиболее значимых событий в свете игры банковских договоренностей, происходивших в Китае, Германии, Японии, Чили (глава 14) и сравнительный анализ экономических теорий банковских кризисов (глава 15).
На наш взгляд, наибольший методологический и теоретический интерес для изучающих институционализм, представляют 1–3 и 15 главы, для желающих глубже понять экономическую историю банков США — главы 6 и 8. Иные главы могут иметь лишь вспомогательное научное значение.
Традиционным исходным пунктом институционального анализа банковских кризисов выступают конфликты интересов. Применительно к предмету исследования выделены три базовых причины таких конфликтов в демократических или авторитарных обществах: 1) правительства одновременно и регулируют банки, и смотрят на них как на источник своего финансирования; 2) правительства обеспечивают исполнение кредитных контрактов, которые дисциплинируют должников в интересах банков и при этом ищут у тех же самых должников политической поддержки; 3) правительства распределяют убытки между кредиторами в случае банкротства банка и одновременно ищут у вкладчиков банка политической поддержки. В результате банки регулируются и контролируются в соответствии с техническими критериями и законами, которые «не создаются и не приводятся в исполнение роботами, запрограммированными на максимизацию общественного благополучия; они являются результатами политического процесса — фактически игры, где на кону богатство и власть» [3, с. 44]. У чиновников формируется гигантская мотивация поступать с выгодой для себя по отношению к системе имущественных прав, которая поддерживает банковскую систему. Гражданам России действия класса чиновников очень понятны не только применительно к банкам!
Процесс формирования и функционирования политических коалиций, предопределяющих функционирование банковской системы, назван Игрой банковских договоренностей (the Game of Bank Bargains). Это центральная категория, введенная авторами, именно та аксиома, на которой основано исследование, и на которую нанизаны все обобщенные исторические факты. По мнению Ч. Каломиреса и С. Хабера, игра банковских договоренностей с самого начала XVII века предопределяет конструктивную непрочность банковской системы, вызывает кризисы банковской системы с момента параллельного образования банков и формирования национальных государств.
Борьба между политическими коалициями определяет, кому какая роль достанется в банковской системе; то есть какова будет форма регистрации банка и какие группы заёмщиков получат государственную поддержку доступа к кредитам. Центральный аспект Игры банковских договоренностей — это определение правил принятия в банковскую систему [3, с. 45–46].
Особо удачным результатом в игре банковских договоренностей следует признать такой результат, когда получение политической ренты политиками и банкирами удается представить в качестве успеха для массового избирателя-налогоплательщика. Примером такой удачи служит принятие закона о страховании депозитов, за которое платят налогоплательщики задним числом. Благодаря страхованию депозитов: а) у вкладчиков больше нет стимулов дисциплинировать банкиров; б) банкиры могут со спокойной душой заключать более рискованные сделки. Такая схема нацелена на получение дополнительной политической ренты. Кроме того, у банкиров, миноритарных акционеров и вкладчиков формируется желание способов «ободрать» налогоплательщиков. Вместе с тем, страхование вкладов реально снимает напряженность, связанную с набегами вкладчиков на банки, действительно сокращает вероятность банковских кризисов. Высока общественная заинтересованность в страховании вкладов, поскольку все вкладчики — налогоплательщики, а налогоплательщики — потенциальные вкладчики. Тем больший интерес должен вызвать тот факт, что в США в период между 1880-ми и 1930-ми было сделано 150 попыток создать федеральную систему страхования вкладов.
По своей сути, игры банковских договоренностей призваны улучшить благосостояние членов коалиций и группы, контролирующей правительство, а не общества в целом. Подобная трактовка игры банковских договоренностей полностью вписывается в ленинскую трактовку государства как комитета по управлению делами имущего класса.
Вывод напрашивается сам собой: если в результате политической и банковской реформы игра банковских договоренностей будет нацелена на достижение политического равновесия и ограничение банковских рисков, то при всей генетически заложенной непрочности будут стабильны и сами банковские системы. Да, численность банков не остается неизменной на все времена, некоторые из них, возможно, станут банкротами, отдельные — подвергнутся санации. Но масштабных банковских кризисов не произойдет.
Игры банковских договоренностей показывают, насколько эффективно работает банковская система. Высокие спрэды между инфляцией и ключевой ставкой, между ставками по кредитам и депозитам — явные свидетельства низкой эффективности банковской деятельности, высокого размера политической ренты. И, напротив, узкие спрэды между инфляцией и ключевой ставкой, между ставками по кредитам и депозитам — показатели высокой эффективности банковской деятельности и общественного контроля со стороны общества над политиками.
Как же выглядит игра банковских договоренностей на спрэдах в России? По данным Банка России, в период с 1 июля по 30 сентября 2017 года среднерыночное значение полной стоимости потребительских кредитов с лимитом кредитования, например, от 30 тыс. руб. до 100 тыс. руб. составляло 25,149 процента (объявленная процентная ставка со всеми накрутками) [6]. Если принять во внимание индекс потребительских цен за 2017 год, равный по данным Россстата 2,5% [7], и средневзвешенные процентные ставки по депозитам физических лиц в рублях за тот же период (см. табл. 2), то средний чистый банковский спрэд составлял от 16,1 до 20,1%, т.е. мог превышать значение ключевой ставки (в размере 9%, действовала с 19 июня по 17 сентября 2017 года) более чем вдвое. Разве это не ростовщичество?
Таблица 2
Средневзвешенные процентные ставки по привлеченным кредитными организациями вкладам (депозитам) физических лиц в рублях (по 30 крупнейшим банкам)| Месяц 2017 | Срок привлечения |
|---|
| «до востребования» | до 30 дней,
включая «до востребования» | до 30 дней,
кроме «до востребования» | от 31 до 90 дней |
|---|
| Июль | 2,90 | 3,79 | 6,14 | 6,51 | | Август | 2,55 | 3,52 | 6,07 | 6,49 | | Сентябрь | 3,09 | 3,87 | 5,86 | 4,89 |
Источник: Средневзвешенные процентные ставки по привлеченным кредитными организациями вкладам (депозитам) физических лиц и нефинансовых организаций в рублях (по 30 крупнейшим банкам). — URL: http://www.cbr.ru/statistics/b_sector/deposits_30_17.xlsx
Теперь обратимся к началу статьи. Если учесть, что российская банковская система в основном сконцентрирована в Москве, то вывод однозначен: банковская система сориентирована политическими коалициями на перераспределение финансовых ресурсов в пользу центра. Но региональные элиты тоже желают монетизировать свою долю политической ренты, в том числе через региональные банки. Поэтому в регионах и не спешат перекредитовываться, даже имея такую возможность, оставаясь в системе кредитных отношений с частными банками. В свете концепции игры банковских договоренностей в этом ничего странного нет, это естественно. Поэтому на вопрос: «Кому даёте заработать?» — можно дать однозначный ответ: зарабатывают сами, используя административный ресурс.
Одним из достоверных фактов, подтверждающих концепцию игры банковских договоренностей, служит история создания банковской системы в США. Так, «Первый банк Соединенных Штатов был коммерческим банком, принадлежащим богатым федералистским финансистам. Он имел все права на принятие депозитов и выдачу кредитов частным лицам. Федеральное правительство подписалось на 20% капитала Первого банка Соединенных Штатов, однако оно не платило за эти акции: вместо этого оно получило кредит от банка, а потом погасило этот кредит за счет дивидендов, которые получало в качестве акционера банка. В обмен на это Первый банк Соединенных Штатов получил набор ценных привилегий, которых не имел больше ни один другой банк: право на ограниченную ответственность для своих акционеров; право принимать депозиты федерального правительства; право брать с федерального правительства проценты по кредитам банка (банкнотам, выпущенным банком для покрытия федеральных расходов) и право открывать филиалы по стране. Короче говоря, Первый банк Соединенных Штатов был продуктом договоренности: избранная группа банкиров финансировала государство, а государство давало этим банкирам выгодные привилегии» [3, 233].
А.А. Белых справедливо заметил, что в России банки возникали не как частные, а как государственные предприятия [3, с. 8]. Вместе с тем следовало более четко указать на то, что это предопределило ту важнейшую задачу, которая ставилась перед банками: укрепить политическую и финансовую базу абсолютизма. Одна из основных причин создания первого банка была связана с проведением таможенной реформы в середине XVIII века. Российское государство давно уже было единым и централизованным, однако, сохранялись внутренние таможни. Их уничтожение — дело, начатое еще Иваном Калитой, — завершилось 1 января 1754 г. В соответствии с Указом № 10164 от 18 декабря 1753 г. уничтожались внутренние таможенные и все семнадцать мелочных сборов. Одновременно повышались сборы в портовых и пограничных таможнях с 5 коп. до 13 коп. в расчете на 1 руб. ввозимого товара [9]. Итог таможенной реформы был двойственным: с одной стороны, в долговременном плане он был выгоден и полезен государству и купцам, с другой стороны, в краткосрочном периоде возникли серьезные финансовые трудности со сбором таможенных пошлин. Игры банковских договоренностей абсолютистской власти с купцами-налогоплательщиками вылились в идею выдавать краткосрочные кредиты на уплату налогов.
23 февраля 1754 г. граф П.И. Шувалов внес в Сенате предложение: «при Петербургском порте ныне курс на российские деньги состоит высокий, и чрезвычайные проценты давать должны для того, что в обращении в Петербурге денег имеется не довольное число и российские купцы наличных денег мало ж имеют, оттого и коммерция может в упадок прийти, и в платеже внутренних пошлин по 13 копеек с рубля будет недостаток; а на монетных дворах капитал состоит в немалой сумме без всякого плода; того ради для одного купечества банк до полмиллиона и на первый случай хотя до 200 000 рублев определить и отдавать торгующим в Петербурге купцам из процентов не менее месяца и не более полугода».
Императрица Елизавета Петровна Указом № 10235 от 13 мая 1754 г. повелела Сенату «для уменьшения во всем государстве процентных денег учредить Государственные банки из казны нашей, первый для дворянства в Москве и в Санкт-Петербурге, второй для поправления коммерции и купечества при Санкт-Петербургском порте, в знатной сумме» [10, с. 87].
«Банк для поправления при Санктпетербургском порте коммерции и купечества» с капиталом в 500 тыс. руб. был образован на основе капитала из денег, находящихся на монетных дворах, при Коммерц-коллегии, президент которой по сути дела стал его первым руководителем. Банк располагался в Санкт-Петербургском порту, где действовала таможня, через которую шло оформление внешнеторгового оборота, и выдавал краткосрочные ссуды под 6% годовых русским купцам. Банк предоставлял связанные целевые кредиты, поэтому с самого начала столкнулся со значительными трудностями, которые грозили пресечь в зародыше его деятельность. Согласно установленным условиям кредитования купцы обязывались предоставить сведения о складе, где находился товарный залог, превышающий требуемую сумму на 25%, с письменным подтверждением от Коммерц-коллегии и поручительством от других купцов. Банк должен был выдавать кредит от месяца до полугода и при этом брать вексель с купца (в его отсутствие — с приказчика). Проценты из заемной суммы предполагалось вычитать вперед. До полного возврата кредита залог не мог быть возвращен.
Однако на банковский капитал абсолютистской власти по ставкам таможенных пошлин никто играть не стал. К августу 1754 г. на предложенных условиях никто кредитной ссуды не взял. Тогда Сенат к фактическому окончанию навигационного сезона разрешил выдавать деньги: а) без товарного залога; б) под надежное поручительство; в) при увеличении срока кредитования до 12 месяцев. На этих условиях до конца года удалось выдать кредитов на сумму 200 тыс. руб.
Российским примером, в наибольшей мере вписывающимся в концепцию игры банковских договоренностей, служит учреждение Государственного ассигнационного банка, созданного в 1768 году для выпуска ассигнаций в целях финансирования военных расходов по образцу Банка Англии. Подлинная цель ничего общего не имела с целью открыто декларируемой в Манифесте. Выпуск ассигнаций прикрывался заботой о денежном обращении, препятствиями для которого объявлялись «пространство земель Империи Нашей», а также тягость медной монеты, затруднявшей её обращение, сложность перемещения металлических денег, важность использования опыта европейских государств в создании банков для умножения капиталов [11].
Таким образом, при абсолютизме игра банковских договоренностей шла, что называется, в одни ворота: государство ни с кем не делило политическую ренту от создания банков, используя ее для решения своих политических (материальной поддержки правящего класса) и финансовых проблем (своевременного сбора налогов, финансирования военных расходов, эмиссионного покрытия бюджетного дефицита). Можно сказать, что игра банковских договоренностей при неравенстве прав игроков трансформируется в инструмент управления (манипулирования) со стороны правящей верхушки иными сословиями.
При развитии демократии в игру банковских договоренностей правительство вовлекает акционеров, страховщиков, некоммерческие организации, рейтинговые агентства. Подключение рейтинговых агентств к игре банковских договоренностей начало происходить с 1975 года. Тогда Комиссией по ценным бумагам и биржам США (The United States Securities and Exchange Commission, SEC) для рейтинговых агентств был введен статус Национально признанной статистической рейтинговой организации (NRSRO). В результате три частных американских агентства Moody’s, Fitch и Standard and Poor’s стали контролировать около 90–95% мирового рынка рейтингов ценных бумаг.
Отметим, что на мировом рынке рейтингов ценных бумаг ярко проявилась суть глобализационных процессов. Глобализация не представляет собой международную интеграцию, не является продолжением интернационализации, это — доминирование одной гипердержавы (США) над остальным миром. В результате возникает возможность, а вместе с нею и желание использовать национальные рейтинговые агентства в качестве международного экономического и политического инструмента манипулирования.
Кредитные рейтинги не являются фактической информацией и поэтому не могут характеризоваться как «точные» или «неточные». Они не выступают в роли рекомендации «покупать», «продавать» или «держать» какую-либо ценную бумагу. Рейтинги не представляют собой комментарий по адекватности рыночной цены, пригодности той или иной ценной бумаги для конкретных инвесторов или же по применению налоговых освобождений или режима налогообложения к каким-либо выплатам по каким-либо ценным бумагам.
Для компаний, осуществляющих публичные заимствования на глобальном финансовом рынке, получение кредитного рейтинга у ведущих международных рейтинговых агентств — необходимость, обеспечивающая оптимизацию условий привлечения средств. Для инвесторов, в том числе и институциональных, ориентация на высокий кредитный рейтинг эмитентов долговых обязательств позволяет минимизировать риски инвестирования.
Величина кредитного рейтинга влияет на величину процентной ставки, стоимость и доходность долговых обязательств.
Широкое использование кредитных рейтингов регуляторами, усилившееся с принятием Базельских соглашений II (включает принцип расчета достаточности капитала исходя из уровня кредитного рейтинга), превратили рейтинги в инструмент лицензирования, определения условий доступа к заемному капиталу, выбора инвестиционных инструментов для крупнейших институциональных инвесторов. Кредитные рейтинговые агентства фактически превратились в контролеров допуска на глобальные финансовые рынки его основных участников. В настоящее время при сложившейся общей неустойчивости положения на финансовых рынках любая информация рейтинговых агентств сразу вызывает изменение финансовых потоков. Лидеры нескольких стран, в том числе Франции и Германии, утверждали, что решения агентств по понижению рейтингов усугубляли долговой кризис в Европе, снижая доверие инвесторов.
Деятельность рейтинговых агентств до недавнего времени практически не была подвержена регулированию. Только после серии громких корпоративных банкротств и в особенности после мирового финансового кризиса 2007–2009 гг., выявившего серьезные просчеты в методиках рейтингования, американские и европейские регуляторы начали формировать подходы к регулированию рейтинговых агентств в целях обеспечения ее прозрачности, что позволяло рейтинговым агентствам избегать ответственности за недостоверность присвоенных рейтингов, в то время как инвесторы терпели огромные убытки.
В США в 2010 г. был принят закон по реформированию финансовой системы (Акт Додда-Франка), который, в частности, предусматривает усиление регулирования, прозрачности и подотчетности для кредитных рейтинговых агентств. Закон возлагает всю полноту ответственности за присваиваемые рейтинги на агентства; в результате у любого держателя ценных бумаг, анализ которых проводило то или иное агентство, будет гораздо больше шансов привлечь агентство к суду, если динамика бондов не отвечает присвоенному агентством рейтингу.
В Европейском Союзе рассматривался вопрос о введении более жестких правил работы рейтинговых агентств. Причиной тому стало понижение суверенного рейтинга Франции агентством Moody’s в ноябре 2012 года. «Деятельность рейтинговых агентств должна будет стать прозрачнее в том, что касается рейтингования государств, им придется уважать правила о времени публикации рейтингов и согласовывать сроки публикации нежелательных рейтингов. Им придется следовать более строгим правилам, что повысит их ответственность за ошибки», — заявил Мишель Барнье, отвечающий в Еврокомиссии за вопросы экономики и внутреннего рынка [12].
Долгосрочный кредитный рейтинг России по международной шкале в иностранной валюте установлен в 2008 г. агентством Moody’s на уровне Baa1, в 2009 г. агентствами Fitch и Standard and Poor’s — на уровне BBB. Низкий рейтинг страны — это оскорбление, — заявил 13 июля 2011 г. В.В. Путин, — увеличение рейтинга до уровня А — приоритет для правительства России [13]. Но после 2014 года, введения экономических санкций против России, рейтинги были снижены до спекулятивных уровней (табл.3). И в свете происходящей глобализации игры банковских договоренностей разве могло произойти что-то иное?
Таблица 3
Кредитный рейтинг России| Агентство | Рейтинг | Прогноз | Дата установления |
|---|
| Fitch | BBB- | позитивный | Sep 22 2017 | | S&P | BB+ | позитивный | Mar 17 2017 | | Moody’s | Ba1 | стабильный | Feb 17 2017 |
Источник: Россия — кредитный рейтинг. — URL: https://ru.tradingeconomics.com/russia/rating (дата обращения 30 декабря 2017 г.).
Некоторые российские коллеги в ходе дискуссий с крайним усердием пытались доказывать, что американские агентства Moody’s, Fitch и Standard and Poor’s очень заботятся о своей репутации, чисты и непорочны, стремятся обеспечить исключительную объективность при обосновании и расчете рейтингов.
Как же на самом деле обстоят дела? Рядовыми событиями стали покупки рейтингов. Чтобы присвоить завышенный рейтинг ценным бумагам, рейтинговые агентства использовали модели оценки рисков, имевшие сильные и заметные изъяны. Они основывались на двух ключевых допущениях, которые были почти смехотворны: что отсутствие подтверждения доходов или занятости не означало более высоких рисков дефолта по ипотечным кредитам и что цены на жилье никогда не упадут [3, с. 374–375]. Сопоставляя показную заботу о репутации и факты продажи рейтингов, поневоле вспомнишь одну из максим В.С. Черномырдина: «никогда такого не было, и вот опять». Естественно, если в отношении заинтересованной стороны агентство проявляет излишнюю лояльность, то против иной стороны, требования могут стать чрезмерными.
Заключение. Концепция игры банковских договоренностей в отличие от современного мейнстрима экономической науки, выражающегося в её неограниченной математизации, часто выходящей за пределы здравого смысла, наполняет экономическую науку человеческой плотью и кровью, отражает, как явные расчетливые открытые действия, так и действия, скрытые от широкой общественности. Экономические законы носят естественноисторический характер, в них органично сочетается объективное и субъективное, поддающееся стандартизации (соответственно, математизации) и не поддающееся ей.
Следует различать уровни игры банковских договоренностей:
● первый — создание отдельных банков абсолютными монархиями;
● второй — игра в банковские договоренности при создании национальных государств и на региональном уровне в рамках отдельных государств. Явными показателями эффективности функционирования банковской системы на данном уровне выступают: а) предотвращение банковских кризисов; б) узкие спрэды;
● третий — игра банковских договоренностей в современном глобальном мире. Этот аспект концепции, прежде всего, должен получить дальнейшее развитие.
Не следует питать иллюзий относительно места, которое может занять Россия, если попытается включиться в глобальную игру банковских договоренностей на тех условиях, которые предлагаются. Это подтверждает, в частности, история с кредитным рейтингом России.
Игра банковских договоренностей постоянно модифицируется, обрастает новыми правилами, носит творческий характер. Ей не грозит автоматизация рутинных операций, занятым ею не следует опасаться сокращения занятости и безработицы. Новый раунд игры банковских договоренностей в России связан с вводимыми Центральным банком с начала 2018 года новациями, среди которых принятие решения — либо увеличить капитал до 1 млрд рублей и работать по универсальной лицензии, либо перейти на базовую лицензию (минимальный размер капитала — 300 млн рублей), введение норматива структурной ликвидности для одиннадцати системно значимых банков, повышение надбавки к достаточности банковского капитала, увеличение Агентством по страхованию вкладов базовой ставки взносов в фонд страхования вкладов с 0,12 до 0,15% расчетной базы [14]. Приведут ли данные меры к устранению банковских кризисов, покажет будущее. |
| |
|
|
