|
| | | | Проблемы современной экономики, N 1/2 (13/14), 2005 | | | | К 60-ЛЕТИЮ ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЫ | | | Хохлов Е. В.
проректор по непрерывному профессиональному образованию
Балтийской академии туризма и предпринимательства (г. Санкт-Петербург),
кандидат военных наук
| |
| | | |
Экономические истоки победы страны, союзных коалиций или же военно-политических блоков в крупномасштабной войне всегда будут предметом пристального рассмотрения экономистов-историков и военных аналитиков. Непосредственное накопление военно-экономических резервов и запасов, увеличение масштабов военного производства и расходов на военные нужды, мобилизационные мероприятия по подготовке, призыву и комплектованию резервистов, и тому подобный комплекс мероприятий по усиленной подготовке страны к непосредственным боевым действиям, уже давно не носят характера внезапности, хотя они давали определенные преимущества странам и коалициям в прошедших войнах. Но уже перед первой мировой войной проведение мобилизационных мероприятий рассматривалось противоборствующими группировками наравне с актами агрессии и они служили причиной дипломатических демаршей, нот, заявлений и меморандумов.
Как правило, накопленный мобилизационными мероприятиями военно-экономический потенциал исчерпывался в войнах ХХ столетия в течение первых
6-8 месяцев крупномасштабных боевых действий. В условиях продолжающегося роста технической вооруженности армий, увеличения плотности огня и боевых потерь личного состава, военные успехи все более зависят не от ранее накопленных резервов и запасов, а от состояния `живучести` экономики в условиях войны, ее способности вынести долговременные чрезмерные нагрузки.
После Второй мировой войны и, в особенности, в условиях `холодной войны` интерес к историографии советской военной экономики, исследованию причин победы СССР в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг. значительно усилился как в советской, так и западноевропейской историко-экономической литературе. В советской историографии больше внимания уделялось истокам экономической победы СССР над фашистской Германией. Исследования базировались на сравнительном анализе военно-экономических потенциалов Советского Союза и Германии перед войной, на первом этапе войны, когда СССР потерял часть территории, а Германия, наоборот, имела возможность эксплуатировать захваченные ресурсы, и на последующих этапах, когда СССР сравнялся с противником по производству качественной военной техники и достаточного количества боеприпасов, а затем превзошел его по этим показателям.
Эффективность функционирования советской военной экономики, а также проявленная `живучесть` народного хозяйства СССР в условиях чрезвычайного времени подтверждалась в работах отечественных историков-экономистов не только самим фактом победы, но и обилием статистических данных, показывающих динамику развития промышленности и сельского хозяйства, роста бюджетных доходов и расходов, увеличения год за годом производства нового, более совершенного оружия и боевой техники. Западными историками-экономистами не был принят предложенный советской историографией метод исследования истоков победы СССР в войне с Германией. `На Западе эта проблема еще не стала самостоятельным предметом исследования, а в ФРГ, по существу не было специальных работ об источниках победы СССР и экономических причинах поражения Германии`1.
Вторым существенным отличием советской и западной историографии в анализе истоков победы СССР в Великой Отечественной войне было полное игнорирование последней преимуществ советского экономического строя, выразившемся в превосходстве социализма над капитализмом. Основным тезисом первой советской работы на тему военной экономики СССР в 1941-1945 гг.2 был вывод о преимуществах социалистического обобществления относительно частнособственнического присвоения результатов производства отдельными капиталистами. Эффективность управления общественной собственностью, утверждалось в указанном исследовании, выше, чем разрозненными товаропроизводителями - собственниками: `Таким образом, - отмечал его автор, известный государственный деятель и экономист Н.А. Вознесенский, -экономической основой военного хозяйства СССР является господство социалистической собственности на средства производства, которое обеспечило сосредоточение всех материальных сил народного хозяйства СССР для победоносного ведения Отечественной войны`3.
Данный тезис был впоследствии рассмотрен, проанализирован и определенным образом доказан количественными аргументами. В частности, В.П. Дьяченко на примере военных финансов России в Первой и во Второй мировой войне сделал следующий вывод: `Мобилизованные посредством налогов, займов, бумажно-денежной эмиссии средства на I-ую мировую войну шли в карман магнатов капитала в ущерб снабжению фронта, в ущерб финансированию военных нужд. Вследствие спекулятивного роста цен Россия, чтобы увеличить объем материального снабжения армий в 1,5 раза, должна была в 1916 г. расходовать в 3,5 раза средств больше, чем в начале войны. Эффективность использования бюджетных ресурсов, вследствие частнособственнического способа присвоения финансовых результатов производства, упала в 2-3 раза. Подобного явления не могло наблюдаться в СССР в годы Великой Отечественной войны`4.
Однако действенность подобного рода сравнений содержит в себе определенную долю скептицизма, поскольку, несмотря на постоянное апеллирование отечественной статистики к дореволюционному 1913 г., специальных работ, посвященных сравнительному анализу состояния российской военной экономики 1914-1917 гг. с советской, периода 1941-1945 гг., нет. Нет также подобного рода работ и за рубежом. Социалистическую экономику, функционировавшую в СССР в годы Великой Отечественной войны, советские и зарубежные исследователи анализировали с разных мировоззренческих позиций.
Данное несоответствие методологических подходов, примененных советскими и зарубежными исследователями, приводило последних к ошибочному отождествлению советской социалистической экономики периода Великой Отечественной войны с экономикой национал-социалистской Германии. Нацисты, действительно, определяли свой приход к власти, как социалистическую революцию5. В стране была осуществлена серия мероприятий, воздействующих на экономику, среди которых можно выделить в первую очередь общественные инвестиции на военные цели, на развитие транспорта, на перестройку хозяйственного управления и другие. Ими был установлен государственный контроль над экономикой, создан довольно рациональный механизм государственного хозяйственного управления. С помощью этих мер национал-социалистскому режиму удалось весьма быстро перевести экономику на военный лад и подготовить страну и армию к широкомасштабной войне. Однако германская экономика во времена Гитлера не была `коллективистской экономикой`, она не была даже `смешанной экономикой`, она, по определению С. Хаффнера, была `государственной экономикой в капиталистической экономике, а национал-социалистические управляющие выполняли функции государства в государстве`6.
Западноевропейские экономисты отказываются исследовать феномен советского социализма с точки зрения общественной собственности, которую они отождествляют с государственной собственностью, с государственным контролем и государственным регулированием. Вместе с тем, в ряде фундаментальных западных исследований по политической экономии периода 50-60-х гг., проводилось различие между `скорлупой` капитализма и `скорлупой` социализма или коллективизма, в рамках которых осуществляется государственное регулирование экономикой. Так, используя категорию экономической организации общества, некоторые исследователи отмечали, что `германская экономика при национал-социалистическом режиме имела все черты капиталистической системы: частная собственность на средства производства, концентрация экономической мощи на крупных предприятиях, капиталистическое распределение доходов. Но хотя там и была `скорлупа` капитализма, внутри нее не было капиталистического содержания с точки зрения функционирования экономики; она работала под сильным воздействием государства, которое непосредственно контролировало все виды деятельности`7.
В отличие от национал-социалистского государственного регулирования, которое осуществлялось в условиях капиталистической организации хозяйственной деятельности, социализм советского типа характеризовался Раймоном Барром как иной тип экономической организации общества, как коллективистская система хозяйства, где источники доходов образуются не благодаря юридическим ухищрениям, а вследствие затрат производительного труда. `Для того, чтобы иметь возможность использовать землю и промышленный капитал, управляющие и трудящиеся при социализме должны отказаться от части стоимости продуктов, приобретающей формы процента, ренты и дивидендов`8.
Вышеприведенное определение экономической сущности социалистического обобществления наиболее близко подходит к тому пониманию социализма, которое было свойственно советской экономической литературе. Но оно не получило широкого распространения в западноевропейской экономической мысли ХХ - начала ХХI столетия, которая предпочитает при исследовании экономического строя общества использовать институциональный экономический анализ, исходящий из юридической трактовки собственности.
Таким образом, среди истоков победы советского народа в Великой Отечественной войне, рассматриваемых в зарубежной экономической литературе, не фигурирует тот аргумент, который советской историографией выделялся в качестве основного. По известным причинам он перестал фигурировать в современных журнальных статьях и газетных публикациях отечественных авторов, посвященных победе советского народа в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг. Однако, как нам представляется, умолчание не относится к числу научных доказательств и тезис, выдвинутый отечественной экономической наукой советского периода об обобществленной социалистической собственности на средства производства как основном истоке победы Советского Союза над Германией в годы Великой Отечественной войны, не получил своего адекватного научного опровержения.
В качестве второго источника победы, после социалистического обобществления производства, советской экономической литературой выделялась планомерная организация народного хозяйства и военной экономики. Планирование производства на основе общехозяйственного плана, как `метод прямого управления своим собственным, общенародным хозяйством, есть более высокая ступень управления, чем государственное, косвенное воздействие на чужие хозяйства, регулирование государством частнохозяйственного сектора страны`, - отмечал академик
С.Г. Струмилин9. Методы государственного регулирования экономики были использованы в годы Второй мировой войны всеми воюющими странами. Использовался план как регулятор экономики и в СССР в годы НЭПа, `но эффективность его в пределах частного сектора была все же крайне ограничена`. Директивно-централизованное общенациональное планирование общественного производства сыграло, по его мнению, решающее значение для победы СССР в войне10.
В отличие от советских экономистов, опирающихся на практический опыт и сравнительный анализ функционирования советской экономики в годы НЭПа и во время Отечественной войны, на анализ работы Особого совещания по обороне в годы Первой мировой войны11 и деятельности Государственного Комитета Обороны в 1941-1945 гг., исследования зарубежных экономистов о роли планирования в военной мобилизации хозяйства СССР отталкиваются от теоретических схем. В частности, весьма обстоятельная работа английского экономиста М. Харрисона, изобилующая обширным фактографическим материалом, опирается на достаточно спорную концепцию, имеющую не экономическое, а психологическое происхождение: `перевод экономики СССР на военные рельсы был проведен успешно не потому, что существовало централизованное планирование, а вследствие того, что за предвоенные годы хозяйственные единицы научились адекватно реагировать на непредвиденные обстоятельства, создававшиеся чрезвычайными мерами советского руководства`12.
Более компетентно мобилизационные возможности централизованного планирования рассматривались в монографии западногерманского историка-экономиста К. Зегберса, которая называлась: `Советский Союз в годы Второй мировой войны. Мобилизация системы управления, экономики и общества в период Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.`, изданной в 1987 г.13 В ней подчеркивается преемственность планового управления экономикой в годы предвоенных пятилеток и в период войны, которая, по его мнению, сыграла положительную роль в экстремальных военных и всякого рода непредвиденных обстоятельствах. Преемственность планового руководства, считал К. Зегберс, проявилась не только в том, что в годы войны сохранились основы системы управления, сложившиеся в ходе реформ 1929-1933 гг., но и в появлении в 1938-1941 гг. тех тенденций планового руководства, которые получили дальнейшее развитие и закрепление в управлении экономикой в годы войны. К числу последних К. Зегберс относит законодательное оформление Госплана в структуре правительства (СНК), обладающего юридическим правом издавать распоряжения в ранге закона, введение института уполномоченных Госплана и резкое повышение роли Госплана в руководстве народным хозяйством в целом14.
Третьим истоком победы СССР в Великой Отечественной войне, хотя надо признать, что рассматриваемая нами иерархия истоков экономической победы имеет довольно условный характер, советские историки-экономисты называли проведенную в 30-е годы индустриализацию промышленности и коллективизацию сельского хозяйства. Некоторые современные российские исследователи считают, что именно в процессе реформ 1929-1933 гг. в стране было осуществлено подлинное обобществление средств производства, носившее до этого времени характер национализации. Советская система планирования, по их мнению, также начала складываться в это время, поскольку в годы НЭПа Госплан был скорее `дискуссионным клубом`, чем штабом по управлению советской экономикой. Поэтому индустриализацию промышленности и коллективизацию сельского хозяйства нельзя рассматривать лишь с точки зрения роста количественных показателей вложения бюджетных средств в строительство новых промышленных объектов. Индустриализация имела качественное содержание, как целый комплекс мероприятий по формированию экономики нового типа, в которой процессы инвестирования были освобождены от капиталистического содержания, а страна наконец получила подлинную национальную независимость от международного банковского капитала15.
В отличие от двух выше рассмотренных истоков экономической победы СССР в войне с Германией, проблема индустриализации и коллективизации является до настоящего времени наиболее дискуссионной проблемой в зарубежной экономической литературе. Здесь существуют как крайние точки зрения, так и уравновешенный подход. Первая из них состоит в том, что без проведенной накануне войны индустриализации победа СССР в войне с Германией - самым индустриально-развитым государством Европы была бы невозможна16. Эта точка зрения совпадает с позицией советской историографии17, если учитывать сказанное нами выше о том, что для большинства отечественных историков-экономистов понятие `индустриализация` более емкое и глубокое, чем количество выплавленной стали и добытого угля накануне войны. В частности, английский историк-экономист Р. Мантинг отмечал, что `развитие промышленности в два предыдущих плановых года стало жизненно важным для создания советской военной экономики. Без них победа над Германией была бы вопросом проблематичным`18.
Оценка сущности индустриализации, представленная бывшим `еврокоммунистом` Ж. Элленштейном, представляется более глубокой. Он гораздо ранее вышеназванных авторов рассмотрел зависимость и успешное завершение программы индустриализации от реформ 1929-1933 г.: `Создание военной экономики в СССР и ее успехи в годы второй мировой войны стали возможными благодаря обобществлению производства, развитым социалистическим структурам в экономике и опыту, приобретенному в области планирования и управления. Коллективная собственность на средства производства и обращения имела решающее значение. Отсутствие частной собственности в промышленности и сельском хозяйстве позволило обеспечить высокий индустриальный рост и новое размещение заводов без трудностей, обусловленных конкуренцией в капиталистической экономике`19.
Правильная расстановка акцентов в понимании проблемы индустриализации в СССР тем более важна, что в современной историко-экономической литературе обосновывались выводы советологической науки об `исконно русском пути` советской индустриализации. В частности, известный советолог У. Блэкуэлл в своей книге `Русское экономическое развитие от Петра Великого до Сталина` утверждал, что `еще Сергей Витте писал о важнейшем значении, которые имеют `план и система` в управлении русским государством. Но даже не Витте родоначальник русской индустриализации, которая проводилась гораздо ранее до него, `сверху`: Индустриальная история России вступила в новую фазу не с революцией 1917 года, а с началом Первой мировой войны в 1914 году`20.
Не отрицая исторической преемственности в усилиях российского и советского государства в `подталкивании` процессов промышленного развития, диктуемых стремлением успешно противостоять западной экспансии, следует отметить, что методы советской индустриализации коренным образом отличались от методов дореволюционной индустриализации. Капиталистическая индустриализация осуществлялась за счет займов за рубежом. Причем займы производились под гарантии государственной казны. Накануне революции, в октябре 1917 г., Россия выплачивала одних процентов по внешним займам в размере четверти годового бюджета, а весь консолидированный долг был равен 17 годовым бюджетам. Это была цена капиталистической индустриализации, которая завершилась гражданской войной.
Второй особенностью капиталистической индустриализации была не только инвестиционная, но и научно-техническая зависимость России от стран Запада. России был навязан кредиторами и инвесторами путь догоняющего экономического развития. Она никогда не смогла бы осуществить тех технологических прорывов в области атомной энергетики, термоядерного синтеза, аэрокосмического, авиационного и военно-экономического производства, которые были продемонстрированы советской наукой и промышленностью, развивающимися на своей собственной интеллектуальной и технологической основе. Полемизируя с Блэкуэллом, другой английский экономист П. Дьюкс отмечал, что `фактическое исчезновение с экономической сцены России крупного капитала, паразитирующего на стремлении правительства ускорить промышленный рост, огромных иностранных займов, класса праздных помещиков и спекулятивной буржуазии: вместе с приходом веры в планирование, нацеленной на строительство эффективной национальной экономики, несомненно, означало разрыв с прошлыми методами индустриализации`21.
Однако подобного рода положительные оценки социалистической индустриализации - большая редкость в массе экономической литературы зарубежных авторов о Советском Союзе.
Идея о том, что была сама возможность какой-либо другой политики индустриализации, постоянно рассматривается в зарубежных исследованиях по аграрной политике, в осуждении сталинских методов коллективизации, в отделении индустриализации от ее экономических источников, полученных, как известно, в ходе обобществления индивидуальных крестьянских хозяйств и замены денежной оплаты труда в колхозах натуроплатой по количеству отработанных `трудодней`. Отсутствие в 1941-1945 гг. волнений среди колхозного крестьянства, несмотря на то, что государство отбирало у сельских жителей больше продукции, чем в годы `военного коммунизма`, А. Ноув объясняет тем, что национальный патриотизм русского крестьянства брал верх над их ненавистью к колхозной системе. Кроме патриотизма существовала также тоталитарная система, при которой органы Советской власти в деревне были в 1941-1945 гг. сильнее, чем в 1918-1920 гг.22 Тезис о патриотизме разделял немецкий историк-экономист К. Зегберс, который в своем исследовании отмечал, что фашистские войска представляли угрозу не только для тоталитарной системы, но и для Родины, и последнее было самым главным: `рабочие и солдаты во время войны сделали больше, чем до нее и после нее, и, конечно, больше, чем можно было сделать под воздействием одних только угроз, принуждения и материальных стимулов`23.
Для сторонников концепции тоталитарного социализма советская экономика военной поры представляет собой неразрешимую загадку. Дело в том, что основной тезис, на котором строится критика тоталитарной экономики, - ее негибкость, неэффективность, подавление инициативы и творчества масс. Однако нельзя не признать того очевидного факта, что из-за военных поражений в первый период войны советская экономика была поставлена в чрезвычайно сложное положение. Суждение исследователей динамики советского производства в 1941-1942 гг. варьируется от `сокращения` и `уменьшения` до `распада` и `катастрофы`. Многие зарубежные неполитизированные аналитики отмечают высокую гибкость, эффективность и результативность управления советской хозяйственной системой, проявленную не только в перестройке всего хозяйства на военные рельсы, но и в восстановлении утраченной части военно-промышленного потенциала, в рационализации методологии планирования, в скоординированной и слаженной работе `вертикали` и `горизонтали` экономического управления, то есть такие результаты, которых невозможно достичь методами диктаторского руководства24.
По мнению Дж. Миллара, в годы Великой Отечественной войны сохранялась мобилизационная сущность советской экономики, сложившаяся в 30-е годы, однако это вовсе не означает, что в ней отсутствовали гибкость управления и самостоятельность хозяйственных единиц и субъектов. Сохраняющиеся до настоящего времени суждения о структурной негибкости планово-централизованного управления должны быть, если не пересмотрены, то хотя бы дифференцированы.
Однако абсолютное большинство сторонников концепции тоталитарной модели социализма, такие как С. Либерман и Г. Шварц (США), Р. Дэвис и В.К. Фуллер (Великобритания), Дж. Боффа (Италия), В. Мазер (Германия) и другие, предпочли исследованиям эволюции экономических органов управления в годы войны исследование эволюции, произошедшей, якобы, в духовной жизни советских людей. В частности,
Г. Шварц указывает, что Советский Союз преодолел экономический кризис, произошедший вследствие первого, бедственного периода войны, потому, что советский патриотизм претерпел глубокую эволюцию от интернационализма к национализму. В.К. Фуллер высказывает свою версию истоков победы СССР над Германией, согласно которой прежняя мобилизационная экономика, сложившаяся в довоенные годы, вынуждена была в годы войны частично демобилизоваться, а поэтому Советский Союз выиграл войну как благодаря, так и вопреки сталинской экономической системе. Другой британский историк М. Харрисон отрицает как тезис о патриотизме советского народа, так и вклад централизованного планирования в структурную перестройку экономики.
Суждения о том, что в годы войны были ослаблены командные методы руководства, имеют, конечно, парадоксальный характер. Военно-экономическая организация общества строится на основе единоначалия и системе приказов, которые следует выполнять беспрекословно, не обсуждая и не дискутируя на тему `о правах человека`. Между тем, к такому парадоксальному выводу приходит И. Ильина: `В экстраординарных условиях военного времени, изобиловавшего нестандартными ситуациями, люди привыкли мыслить самостоятельно и независимо. Эта привычка у них осталась после войны, но `верхи` не ослабляли хомут командных методов руководства, мелочной опеки предприятий`25. По данной причине не была, якобы, произведена `демилитаризация` советского общества, СССР вступил на путь `холодной войны`, втянулся в гонку вооружений и т. д., и т. п. Война, несомненно, ослабляет у всех людей инстинкт самосохранения, но выживают в ней не герои-одиночки, а люди, умеющие действовать слаженно и коллективистски. Нам представляется, что И. Ильина пытается выдать желаемое за действительное. Окончание войны для людей, проведших более четырех лет на фронте, породило иллюзии и связанные с ними разочарования. Такое разочарование ждало солдат-победителей и в Англии, и в США:
`Холодная война` наложила определенный отпечаток на анализ послевоенного развития советской экономики. С одной стороны, невозможно было не признать успехов СССР в послевоенном развитии. Разве кто-либо на Западе мог в 30-40-е годы предполагать, что Советский Союз станет сверхдержавой и конкурентом не Англии, не Германии, не Франции, а США? Что мир будет поделен на равные части между социализмом и капитализмом? Что послевоенная динамика развития мировой экономики будет складываться не в пользу капитализма? Что Запад признает жизнеспособность экономической модели социализма и предложит вариант `конвергенции` - суммирования преимуществ индивидуалистической свободы производителей и планового распределения продукта в интересах всех членов общества?
По окончании войны СССР и США оказались не в равных условиях. Штатам не нужно было восстанавливать разрушенное войной хозяйство и осваивать территории внутри страны. Они занялись восстановлением Европы и освоением Азиатско-Тихоокеанского региона. Накопленный производственный потенциал, после незначительной конверсии, был использован для развития внешней торговли. Бретонн-Вудская денежная система, заменившая золотой металл бумажным долларом, сняла ограничения по его эмиссии, накладываемые производительностью золотоносных рудников. Мир наполнялся долговыми обязательствами США, поскольку их надежность подтверждалась военным присутствием, оккупационным режимом, наведением порядка и стабильности, распределением продовольственных поставок и установлением правил мировой торговли с пометкой `Made in USA`.
Угроза Америке, якобы исходящая от Советского Союза, была хорошим прикрытием для оправдания наращивания военной мощи США, которая на самом деле была нужна не для защиты бедных европейцев от советского `гегемонизма`, а для установления американских правил игры в европейской экономике и на мировом рынке. Чтобы отвлечь умы экономистов-теоретиков от анализа реальной действительности, им были навязаны дискуссии о сталинизме. Данная схема была вначале отработана в западноевропейских странах, потом - в восточноевропейских. В настоящее время она неплохо работает в современных российских условиях, поскольку феноменальные темпы развития советской экономики в послевоенные годы заслонены от научного исследования их `неактуальностью` и популизмом либеральной демагогии, застрявшей на темах сталинизма, ГУЛАГа, ленд-лиза, репарациях, пленных и т.д. В ряду массированных публикаций подобного рода совершенно незамеченными оказываются экономические работы аналитического плана, где исследуются советская денежная система и ценообразование, собственные источники инвестиций и огромных капиталовложений в народное хозяйство, обновление основных производственных фондов, развитие аграрно-промышленных комплексов, системы социальных гарантий, демографическая ситуация, рост продолжительности жизни, сокращение детской смертности и многое, многое другое, что являлось `ноу-хау` мирового уровня советской экономики и что может служить источником серьезных размышлений, теоретических и практических рецептов для восстановления современной российской экономики. |
| |
|
|
