Logo Международный форум «Евразийская экономическая перспектива»
На главную страницу
Новости
Информация о журнале
О главном редакторе
Подписка
Контакты
ЕВРАЗИЙСКИЙ МЕЖДУНАРОДНЫЙ НАУЧНО-АНАЛИТИЧЕСКИЙ ЖУРНАЛ English
Тематика журнала
Текущий номер
Анонс
Список номеров
Найти
Редакционный совет
Редакционная коллегия
Представи- тельства журнала
Правила направления, рецензирования и опубликования
Научные дискуссии
Семинары, конференции
 
 
Проблемы современной экономики, N 2 (78), 2021
ПРОБЛЕМЫ МОДЕРНИЗАЦИИ И ПЕРЕХОДА К ИННОВАЦИОННОЙ ЭКОНОМИКЕ
Теняков И. М.
профессор кафедры политической экономии экономического факультета
Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова,
доктор экономических наук

Абдуллаева Ж. А.
соискатель кафедры политической экономии экономического факультета
Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова


Специфика инновационного экономического роста в условиях четвертой промышленной революции и цифровизации
В статье охарактеризованы особенности инновационного экономического роста на разных этапах исторического развития. Раскрыта специфика инновационного экономического роста в условиях цифровизации экономики и распространения четвертой промышленной революции
Ключевые слова: инновационный экономический рост, цифровизация, промышленная революция, индустрия 4.0, цифровая экономика
УДК 338.1; ББК 65.011   Стр: 24 - 27

Экономический рост как процесс долгосрочного увеличения потенциального ВВП и повышения на этой основе уровня жизни населения может осуществляться как на количественной, так и на качественной (инновационной) основе. В первом случае имеет место количественный экономический рост, не изменяющий структуру экономики и сохраняющий неизменным качество и условия жизни. Во втором случае происходит качественный (инновационный) рост, который порождает структурные сдвиги в экономике, связанные не столько с внедрением новых технологий и способов производства товаров, сколько с изменением всей номенклатуры выпускаемой продукции, появлением принципиально новых товаров, замещающих прежние. В теории экономического роста количественный рост описывается традиционными моделями (от кейнсианских — модели Р. Харрода и Е. Домара, до неоклассических — модель Р. Солоу и ее многочисленные модификации). Качественный рост моделируется в «новой теории роста» посредством шумпетерианских моделей, таких как модель П. Ромера [1], модель Ф. Агийона и П. Хоуитта [2] и их модификации. В шумпетерианских моделях проводится различие между разработкой новых благ и их «тиражированием», соответственно, выделены занятые в секторе НИОКР (создают «чертежи» новых благ) и занятые в промышленном секторе («тиражируют» блага в массовом производстве), а темп экономического роста зависит как от масштаба занятости в сфере НИОКР, так и от продуктивности исследовательского сектора. Таким образом, инновационный рост оказывается в центре внимания современной теории экономического роста, а факторы, определяющие создание инноваций, — главными факторами роста.
Следует отметить, что инновационный экономический рост различается в зависимости от рассматриваемой эпохи и этапа исторического развития рыночной экономики. Можно выделить четыре этапа в развитии капитализма, соответствующие четырем промышленным революциям. Каждая промышленная революция характеризует качественный сдвиг во всей экономической структуре: технологиях, сырье и источниках энергии, организации производства и управления, социально-экономических отношениях.
Первая промышленная революция начиналась с изобретения Дж. Уаттом парового двигателя и на протяжении XVIII–XIX вв. создала волну первичной индустриализации в странах Европы [3]. Первая промышленная революция обозначила не просто появление инноваций, а своего типа роста — переход от «феодальной и теологической» системы к системе «промышленной и научной». Ее главная черта — индустриализация — переход от аграрной экономики к промышленному производству на основе механизации ручного труда. Рост производительности труда и урбанизация, при этом, сопровождались усилением социального неравенства и ухудшением положения наемных рабочих. Как отмечает Т. Пикетти, с 1800 по 1860 гг. зарплаты рабочих не росли, оставаясь на неизменном уровне, а порой опускаясь даже ниже, чем в XVIII в. Зато росла доля капитала в национальном доходе. И лишь в период с 1870 по 1914 гг. произошла стабилизация неравенства, но на высоком уровне [4]. Экономический рост в условиях первой промышленной революции может быть охарактеризован как раннеиндустриальный [5]. Для него характерны инновации, затрагивающие, прежде всего, технологию производства и приводящие к снижению издержек производства товаров, однако слабо влиявшие на улучшение качества жизни основной массы населения.
Вторая промышленная революция представляет собой трансформационный период во второй половине XIX — начале XX вв. Данный период характеризуется следующими инновациями: бессемеровский способ выплавки стали, распространение поточного производства и поточных линий в странах Западной Европы, США и Японии. Кроме того, получают распространение железные дороги, электричество и химикаты. Термин «вторая промышленная революция» был введен шотландским социологом П. Геддесом в 1915 году (американским экономистом Д. Лэндисом в 1970 году). Вторая промышленная революция привела к электрификации производства и потребления, сделала возможным массовое конвейерное производство, а в организационном плане — возникновение крупных хозяйствующих субъектов, монополизацию рынков. Следствием второй промышленной революции стало возникновение зрелого индустриального роста, который сопровождался как ростом дохода на душу населения, так и повышением качества жизни на основе внедрения достижений электрификации в быт домашних хозяйств (многоквартирные дома с системой центрального отопления, единой электрической сетью, распространение бытовых товаров длительного пользования и т.д.) [5]. Другими словами, инновации в условиях зрелого индустриального роста приводили как к изменению производственных технологий, так и к улучшению качества жизни большинства населения. На основе зрелого индустриального роста сформировался «средний класс» и смешанная экономика в развитых странах.
Идея третьей промышленной революции была выдвинута Д. Рифкиным [6]. По его мнению, третья промышленная революция основывается на следующих технологиях: возобновляемые источники энергии, водородные и другие технологии по хранению энергии, строительство генерирующих электроэнергию зданий, энергетический интернет, электрические и гибридные транспортные средства. С другой стороны, возникновение третьей промышленной революции связано с развитием информационно-коммуникационных технологий (ИКТ) на основе разработки микропроцессора как базовой технологии. Распространение ИКТ сопровождалось структурными сдвигами в экономике: ростом доли сферы услуг в ВВП и усилением дифференциации продукции в сфере материального производства. В социальном плане началась эрозия «среднего класса», усиление неустойчивости экономической динамики и поляризация рынка труда.
Термин «Индустрия 4.0» впервые был использован в 2011 г. на Ганноверской ярмарке. Один из ведущих теоретиков четвертой промышленной революции К. Шваб определяет ее как процесс взаимодействия виртуальных и физических систем производства на глобальном уровне, синтез физических, цифровых и биологических технологий [7]. К основным элементам и проявлениям четвертой промышленной революции относятся: всеобщая цифровизация как экономики, так и общественной жизни; искусственный интеллект, интернет вещей и роботизация производства, автономные средства транспорта, технологии производства на основе 3D-печати, нано- и биотехнологии, создание новых материалов с заданными свойствами и новые технологии в энергетике [8]. При этом на практике третья и четвертая промышленные революции взаимно перетекают друг в друга; отсутствует четкая граница между ними, что побуждает рассматривать их как единый процесс.
В основе четвертой промышленной революции находятся процессы цифровизации, а экономика четвертой промышленной революции может быть охарактеризована как «цифровая экономика». При этом в настоящее время отсутствует единое определение цифровой экономики, Индустрии 4.0, четвертой промышленной революции, как и понимание взаимосвязи между ними. Еще в 1995 году Н. Негропонте обозначил цифровую экономику как переход от атомного движения к битовому движению [9]. Ряд исследователей определяет цифровую экономику как деятельность по созданию, распространению и использованию цифровых технологий и связанных с ними продуктов и услуг, а также технологии сбора, хранения, обработки, поиска, передачи и представления данных в электронном виде [10]. Организация экономического сотрудничества и развития определяет цифровую экономику следующим образом: «Цифровая экономика — это результат трансформационного процесса, вызванного информационно-коммуникационными технологиями (ИКТ), который сделал технологии более дешевыми, мощными и широко стандартизированными, улучшив бизнес-процессы и способствуя инновациям во всех секторах экономики» [11]. В Программе развития цифровой экономики в России до 2035 года цифровая экономика определяется как «совокупность общественных отношений, складывающихся при использовании электронных технологий, электронной инфраструктуры и услуг, технологий анализа больших объемов данных и прогнозирования в целях оптимизации производства, распределения, обмена, потребления и повышения уровня социально-экономического развития государств» [12]. Цифровая экономика является причиной снижения основных издержек предприятий (издержки поиска, транспортные издержки, затраты по отслеживанию, издержки контроля) [13], что, в свою очередь, приводит к снижению общих издержек производства и повышения возможности для предприятий инвестировать в новые инновационные продукты.
Обобщая разные подходы к цифровой экономике, отметим то общее, что содержится во всех подходах: цифровая экономика — это экономика, в которой производственные отношения опосредованы цифровыми технологиями. Это опосредование происходит как в сфере производства, так и в сфере потребления, причем граница между ними в условиях цифровизации практически исчезает. Данные в широком смысле (в том числе о поведенческой активности людей)становятся ведущим фактором производства (в том числе в сфере цифровых услуг), а отношения между людьми даже в сфере потребления оказываются опосредованными цифровыми технологиями.
Следует также отметить, что в экономической статистике цифровая экономика пока еще не получила однозначного определения. За основу измерения цифровой экономики взят сектор ИКТ. Цифровая экономика в узком смысле включает: аппаратную часть компьютеров, программное обеспечение, телекоммуникационное оборудование; базовую инфраструктуру, здания, сооружения, где размещаются компании и работники, занятые в ИКТ, интернет вещей, а также услуги, обеспечивающие нормальное функционирование и ремонт оборудования для ИКТ [14].
Ганичев Н.А. и Кошовец О.В. отмечают, что современная цифровая экономика включает три сферы:
– «ядро», или «цифровой сектор», соответствующий сектору производства электронной продукции и оказанию ИКТ-услуг;
– собственно цифровая экономика, которая охватывает помимо «цифрового сектора» те сферы деятельности, которые не появились бы или не смогли бы существовать без использования ИКТ-технологий (например, цифровые услуги, цифровые платформы);
– «цифровизированная экономика», которая включает традиционные виды экономической деятельности, которые все более широко используют оцифрованные данные в организационных процессах (электронная торговля, сетевой бизнес, цифровизация в промышленности) [15].
Таким образом, в зависимости от того, какие элементы цифровой экономики учитываются, ее размер составляет, по оценкам UNCTAD, от 4,5 до 15,5% мирового ВВП (данные за 2019 г.) [16].
Влияние цифровой экономики на экономический рост также противоречиво. А.А. Пороховский отмечает, что по данным Бюро экономического анализа США за период 1998–2017 гг. темпы роста цифровой экономики составляли 9,9%, в то время как ВВП увеличивался только на 2,3%. При этом наибольший рост демонстрировало производство техники для ИКТ (18,4%), а в сфере телекоммуникаций рост был существенно ниже (6,9%) [17].
Имеются как пессимистические, так и оптимистические оценки влияния цифровизации и технологий четвертой промышленной революции на экономический рост:
– техно-пессимисты утверждают, что наиболее значительные вклады цифровой революции совершены и их воздействие на производительность является практически исчерпанным. Как отмечает Р. Гордон, «изобретения, созданные после 2000 г., ориентированы на развлечения, миниатюризацию, ускорение работы и интеллектуализацию коммуникационных гаджетов, но это не привело к серьезным изменениям в производительности труда и уровне жизни по сравнению с электрическим освещением, автомобилем или водопроводом» [18];
– техно-оптимисты считают, что инновации и технологии расположены в точке эпидемоподобного взрыва и очень скоро вызовут всплеск производительности и инновационного экономического роста [19].
Позицию техно-пессимистов можно объяснить такими факторами как процессы старения населения (прежде всего, в развитых странах) и замедление роста производительности труда. Так, например, согласно прогнозу ООН, если в 1950 г. 8% населения было в возрасте старше 60 лет, в 2000 г. — 10% населения, то в 2020 г. — 17%. Что касается мировой производительности, то в последнее десятилетие она остается застойной, несмотря на экспоненциальный рост технологического прогресса и инвестиции в инновации. В этом и состоит суть парадокса производительности, где технологические инновации не могут обеспечить более высокие уровни производительности [7].
Так, по некоторым оценкам, среднегодовые темпы прироста совокупной факторной производительности [19] составили в КНР в 1950–1980 гг. — 0,1%, в 1980–2000 гг. — 2,3%, в 2000–2018 г. — 1,5%; в Индии этот же показатель в 1950–1980 гг. — 0,7%, в 1980–2000 гг. — 2,3%, в 2000–2018 г. — 2,1%; новые индустриальные страны в 1950–1980 гг. — 1,9%, в 1980–2000 гг. — 3,2%, в 2000–2018г. — 1,7%; страны Латинской Америки в 1950–1980 гг. — 1%, в 1980–2000 гг. — (-0,3)%, в 2000–2018 г. — 0,8%; развитые страны в 1950–1980 гг. — 2,5%, в 1980–2000 гг. — 1,6%, в 2000–2018 г. — 0,6%; арабские страны в 1950–1980 гг. — 2,1%, в 1980–2000 гг. — (-0,1)%, в 2000–2018 г. — 0,3%. Вышеперечисленные данные свидетельствуют о снижении темпов прироста среднегодовой факторной производительности за последние два десятилетия.
При этом собственное развитие цифровых технологий также наталкивается на ряд ограничений. Можно выделить два больших этапа в этом развитии. На первом этапе (1980-е — середина 2010) произошло превращение микроэлектронных технологий в базовую технологию за счет внедрения электронных устройств и сетей мобильной связи в повседневную жизнь людей (персональные компьютеры, ноутбуки, смартфоны, мобильный интернет и т.д.). На втором этапе на основе широкого распространения смартфонов и высокоскоростного мобильного Интернета получил импульс к развитию сектор электронных услуг и сервисов на основе различных электронных платформ (с середины 2010-х гг.). Однако развитие производств электронных устройств после кризиса 2009 г. стало замедляться. Ганичев Н.А. и Кошовец О.В. отмечают, что прибыль компаний, выпускающих электронику и компьютерное оборудование, в последние годы растет относительно невысокими темпами и не покрывает капитальных затрат на исследования и разработки, а «закон Мура», который обеспечивал возможность ускоренного роста в микроэлектронике, в последние годы перестал работать [15]. При этом пандемия COVID-19 явилась мощным стимулом для развития вторичного сектора цифровой экономики (цифровые услуги, различные сервисы для удаленной работы и обучения, системы безналичных расчетов и т.д.), в том числе сняв различные барьеры для обмена цифровыми данными, однако нанесла серьезный удар по ядру цифрового сектора (материальное производство элементов ИКТ), увеличив разрыв между спросом на устройства ИКТ и возможностью массово нарастить их предложение, а также обострив ограничения по имеющейся сетевой инфраструктуре цифровой экономики, необходимой для обслуживания цифровых сервисов.
В данном направлении важное значение приобретает понимание поведения потребителей после приобретения ими приложений тех же смартфонов, микроэлектроники, воздействуя при этом на них посредством рекламы, подписок и так далее [20]. Если раньше онлайн-сервисы и удаленная работа воспринимались многими потребителями как необязательные дополнения к традиционным формам экономической активности, то введение карантинных мер сделало их необходимой частью повседневных экономических отношений, что привело к радикальным изменениям в сферах торговли, образования, здравоохранения, развлечений, предоставления государственных услуг, а также в сфере производства. Кроме того, следует отметить, что главными бенефициарами пандемии являются платформенные технологии и технологии искусственного интеллекта, которые получили мощнейший импульс для ускоренного роста.
Инновационный экономический рост в условиях цифровой экономики обретает свою специфику. Во-первых, он связан с распространением цифровизации в широком смысле, проникновением различных цифровых услуг как в повседневную жизнь, так и в традиционный промышленный сектор. Однако эти процессы не всегда поддаются должному статистическому учету, а их влияние на производительность труда также сложно оценить традиционными статистическими методами. По этой причине, несмотря на бурное развитие цифровизации и распространение инноваций в цифровой сфере, она статистически не оказывает такого значимого влияния на совокупную факторную производительность, как технологии второй промышленной революции (электрификация, конвейерное производство, автомобилизация). Например, можно заменить управляемые человеком автомобили на беспилотный транспорт, однако скорость движения из пункта А в пункт Б от такой замены существенно не изменится — в отличие от ситуации, когда в условиях второй промышленной революции автомобили вытеснили конные повозки, что привело к существенному увеличению скорости перемещения как товаров, так и людей.
Во-вторых, распространение цифровизации зависит от развития базовых инфраструктур и материальной основы ИКТ, в частности, инноваций в сфере микроэлектроники. Последние в настоящее время уже встречают ряд технологических ограничений, что ведет к необходимости поиска принципиально новых технологических решений. В настоящее время компании TSMC и Samsung Electronics могут производить микрочипы с параметрами 7, 5 и 3 нм, однако дальнейшее уменьшение размера чипа сталкивается с физическими ограничениями. Инновации в сфере микроэлектроники на основе базовой технологии микропроцессора замедляются, что снижает и возможности инновационного роста. Выход — в открытии новой базовой технологии, действующей на новых физических принципах. Такой технологией может стать квантовый компьютер, однако его разработка пока еще слишком затратна для массового производства.
В-третьих, создание и развертывание базовой инфраструктуры ИКТ для поддержания высоких темпов цифровизации требует высоких затрат, не покрываемых за счет прибыли от предоставленных цифровых услуг, что вызывает необходимость вовлечения государства в финансирование базовой инфраструктуры ИКТ и в стимулирование инновационного роста в цифровой экономике.
Таким образом, инновационный экономический рост в цифровой экономике — это рост потенциального выпуска на основе внедрения цифровых инноваций в экономическую систему, опирающийся на развитие материально-технического ядра цифровой экономики — микроэлектронику и цифровую инфраструктуру.Инновационный экономический рост в цифровой экономике не является достаточно устойчивым, а развитие базовой инфраструктуры цифровой экономики требует мер поддержки со стороны государства. Программы развития цифровой экономики в России могут способствовать как оживлению отечественной микроэлектронной промышленности, развитию импортозамещения в сфере создания материальной основы ИКТ, так и расширению цифровизации в сфере услуг и цифровой трансформации «традиционных» видов деятельности. При этом важно соблюдать баланс между цифровизацией и соблюдением требований экономической безопасности, поскольку в России подавляющая часть цифровых технологий имеет импортное основание.


Литература:
1. Romer P. Increasing Returns and Long-Run Growth. — The Journal of Political Economy. — 1986. — Vol.94, No.5. — pp.1002–1037.
2. Aghion P., Howitt P. A model of growth through creative destruction. — Econometrica. — 1992. — Vol. 60, No 2. — pp.323–351.
3. Булдыгин С.С. Концепция промышленной революции: от появления до наших дней // Вестник Томского государственного университета. — 2017. — №  420. — С.91–95.
4. Пикетти Т. Капитал в XXI веке. — М.: Ад Маргинем Пресс, 2015. — 592 c.
5. Теняков И.М. Системно-историческая типология экономического роста // Журнал экономической теории. — 2017. — №  4. — С. 83–94.
6. Рифкин Дж. Третья промышленная революция: Как горизонтальные взаимодействия меняют энергетику, экономику и мир в целом. — М.: Альпина нон-фикшн, 2014. — 410 c.
7. Шваб К. Четвертая промышленная революция. — М.: Эксмо, 2016. — 138 с.
8. Гусов А.З., Репкина О. Б. Социальные ресурсы и риски промышленной революции 4.0 в России // Вестник Волгоградского государственного университета. — Серия 3, Экономика. Экология. — 2019. — Т. 21, № 1. — С. 5–12.
9. Усков В.С. Тенденции формирования и проблемы развития цифровой экономики в России // Проблемы развития территории. — 2019. — № 2(100). — С.53–66.
10. Что такое цифровая экономика? Тренды, компетенции, измерение [Текст]: докл. к XX Апр. междунар.науч. конф. по проблемам развития экономики и общества, Москва, 9–12 апр. 2019 г. — Г.И. Абдрахманова, К.О. Вишневский, Л.М.Гохберг и др.; науч.ред. Л.М. Гохберг; Нац. исслед. ун-т «Высшая школа экономики». — М.: Изд. дом Высшей школы экономики, 2019. — 82, [2] с.
11. Addressing the Tax Challenges of the Digital Economy, Action 1 — 2015 Final Report. Paris: OECD Publishing, 2015. — p.290.
12. Программа развития цифровой экономики в Российской Федерации до 2035 г.,40 с. // http://spkurdyumov.ru › 2017/05 › strategy
13. Goldfarb A., Tucker C. Digital economics. — National Bureau of Economic Research. No. 23684. -2017. — p. 1–89.
14. Barefoot K., Curtis D., Jolliff W., Nicholson J.R., Omohundro R. — Defining and measuring the digital economy. — U.S. Department of Commerce. Bureau of Economic Analysis Working Paper. — 2018. March 15. — p.24.
15. Ганичев Н.А., Кошовец О.В. Принуждение к цифровой экономике: как изменится структура цифровых рынков под влиянием пандемии COVID-19. — Проблемы прогнозирования. — 2021. — № 1. — C. 19–35.
16. Ганичев Н.А., Кошовец О.Б. Как посчитать цифровую экономику: между реальностью и конструкцией // ЭКО. — 2020. — № 2. — C. 8–36.
17. Пороховский А.А. Цифровизация и искусственный интеллект: перспективы и вызовы // Экономика. Налоги. Право. — 2020. — № 2. — С. 84–91.
18. Gordon R. J. The rise and fall of American growth: the U.S. standard of living since the Civil War. — Princeton; Oxford: Princeton University Press. — 2016. — p. 784.
19. В.А. Мельянцев. Экономика и экономическая политика арабских стран // Международная экономика. — 2019. — №  3. C. 53–66.
20. Leyden B. There’s an App (Update) for That. — Dyson School of Applied Economics and Management. Cornell University. — 2019. — p. 1–62.

Вернуться к содержанию номера

Copyright © Проблемы современной экономики 2002 - 2024
ISSN 1818-3395 - печатная версия, ISSN 1818-3409 - электронная (онлайновая) версия