|
| | | | Проблемы современной экономики, N 1 (81), 2022 | | | | ФИНАНСОВО-КРЕДИТНАЯ СИСТЕМА. БЮДЖЕТНОЕ, ВАЛЮТНОЕ И КРЕДИТНОЕ РЕГУЛИРОВАНИЕ ЭКОНОМИКИ, ИНВЕСТИЦИОННЫЕ РЕСУРСЫ | | | Савичева Е. Ю.
доцент кафедры экономики
филиала Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова в городе Севастополе,
кандидат экономических наук,
| |
| | | | | Статья посвящена поиску и обоснованию возможных направлений роста инвестиционной активности в стране. Обосновывается, что в текущих экономических условиях переложить всю ответственность за наращивание инвестиций в основной капитал только на бизнес-сообщество ошибочно, этот процесс должен протекать при первостепенной, определяющей роли государства. Раскрывается ошибочность тезиса о нехватке денег в российской экономике для финансирования инвестиционных проектов в реальном секторе экономики. Финансовые ресурсы есть, целесообразно лишь сместить векторы государственного управления экономической системой. Необходимо отойти от принципа нейтральности монетарной и фискальной политик к вопросам роста инвестиционной активности в стране. Одновременно должен быть усилен контроль за эффективностью использования выделяемых государством средств | | УДК 330.322; ББК 65.053.34 Стр: 117 - 123 |
На протяжении последнего десятилетия российская экономика демонстрирует устойчиво низкие темпы экономического роста. Так, среднегодовой рост ВВП России с 2000 по 2009 годы составил 5,4%, а с 2010 по 2019 годы этот показатель закрепился на уровне 1,8% [1]. Реальный ВВП России в 2019 г. составил только 115% к показателям РСФСР 1990 г., за это же время экономика США и европейских стран увеличилась в 1,5–2 раза, а развивающихся стран — в 3–5 раз [2, с.31]. При этом динамика реальных располагаемых доходов населения выглядит еще более удручающей: за период 2010–2019гг. среднегодовой рост реальных располагаемых доходов граждан составил 0,4% [1]. Совершенно очевидно, что достигнутые значения совершенно не приемлемы для отечественной экономической системы.
Можно назвать достаточно обширный круг причин, ответственных за сложившуюся ситуацию. При этом, одним из наиболее существенных барьеров на пути ускорения темпов экономического роста в России, на наш взгляд, выступает катастрофическая нехватка инвестиционных ресурсов в реальный сектор экономики.
Известно, что для достижения экономической безопасности страны, объем инвестиций должен составлять не менее 25% ВВП. Вместе с тем, с момента распада советской системы хозяйствования и вплоть до настоящего времени уровень инвестиционных расходов в России никогда не достигал заданного показателя. Более того, за всю постсоветскую историю отечественной экономики данный показатель не достиг даже уровня 1990 года.
Роль инвестиций в любой экономической системе сложно переоценить. Инвестиции — основа технологической модернизации производства, а, следовательно, и роста производительности труда. Рост инвестиционных расходов — это не только залог процесса обновления основного капитала, но и условие открытия новых предприятий, создания новых рабочих мест, что неизбежно повышает уровень благосостояния населения, а также приводит к росту налоговых поступлений в бюджет. Кроме того, инвестиции запускают механизм мультипликатора-акселератора, благодаря которому рост национального дохода многократно превышает первоначальный инвестиционный импульс.
Однако, несмотря на ту внушительную роль, которую выполняют инвестиции в наращивании темпов экономического роста, тем не менее, последнее десятилетие отмечено снижением предельной склонности к инвестированию во всем мире.
Во многом сложившаяся ситуация может быть объяснена ростом неопределенности в мировой экономике, что неизбежно повышает риски осуществления инвестиций, особенно долгосрочных. К числу таких рисков на мировой арене можно отнести: геополитические экономические войны; ненадежные и очень длинные глобальные цепочки производства добавленной стоимости; крайне волатильные цены на нефть и газ; сокращение операций на мировом финансовом рынке; рост глобальной задолженности при одновременно высокой степени волатильности корпоративного долга и т.д.
Таблица 1
Динамика инвестиций в основной капитал России| | 1992 | 2000 | 2005 | 2010 | 2015 | 2016 | 2017 | 2018 | 2019 |
|---|
| Доля инвестиций в основной капитал к ВВП, % | 14,2 | 15,9 | 16,7 | 20,7 | 20,0 | 21,2 | 21,5 | 20,7 | 17,5 | | В процентах к 1990г. | 51,3 | 26,1 | 43,5 | 6,9 | 67,5 | 67,4 | 70,6 | 74,4 | 75,7 |
Источник: [3]
В России общая ситуация, связанная с нарастанием неопределенности в мировой социально-экономической динамике, усугубляется несбалансированностью структуры отечественной экономики, санкционным давлением, геополитической нестабильностью, сжатием внутреннего спроса, высокой стоимостью заемных средств и т.д. Такую неустойчивость, нарастание турбулентности в экономике, на наш взгляд, и должно компенсировать государство. В условиях низкой склонности к инвестированию, государство должно взять на себя функции «инвестора первой инстанции».
Очевидно, что без государственной помощи, в условиях доминирования на отечественном рынке крупных производственных и сбытовых ТНК, частный бизнес не может создать и развивать какое-либо серьезное производство. Для преобразования отраслевой структуры экономики из экспортно-сырьевой в индустриально-инновационную государство обязано дать частному бизнесу соответствующие ориентиры. Сложно представить, что бизнес самостоятельно озаботится вопросами возрождения авиапрома, станкостроения или наладит выпуск бытовой электроники. Для этого у бизнеса нет достаточных средств, а также накопленного научно-производственного потенциала для освоения современных видов продукции, способных конкурировать с импортными аналогами хотя бы на внутреннем рынке. Бизнесу самостоятельно трудно решить эту грандиозную задачу.
Совершенно очевидно, что сама идея усиления роли государства в создании новых рынков и технологий не понравится либеральным экономистам. Однако многих негативных последствий удастся избежать, если власти сумеют создать такую систему управления, в которой фокус будет нацелен на отдачу от вложения денег, а не на оценку роли государства как посредника или администратора денежных потоков. И выбор на самом деле делается не между государственными и частными инвестициями, а между их наличием и отсутствием.
Поэтому мы считаем, что первое направление в вопросе наращивания инвестиционных расходов — это определение государством направлений движения инвестиционных потоков. Компании, банки, население должны знать, где и как можно вложить свои временно свободные средства в реальный сектор экономики хотя бы с минимальной прибылью. Государству следует, формировать эти проекты, используя все существующие инструменты поддержки подобного рода инициатив.
Второе направление — усиление долгосрочной предсказуемости условий реализации проектов. С 2015 года начал использоваться прописанный в Законе о промышленной политике механизм специального инвестиционного контракта (СПИК). Появилась его усовершенствованная версия СПИК 2.0, по которому заключены первые соглашения в 2021 году. Российским и иностранным инвесторам предложен также механизм соглашения о защите и поощрении капиталовложений, по которому предусмотрены фиксированные налоговые условия на срок до 20 лет, причем вложения инвесторов в транспортную,энергетическую, социальную, коммунальную и цифровую инфраструктуру могут быть компенсированы государством за счет будущих налоговых поступлений.
Третье направление — облегчение доступа компаний к финансовым ресурсам на реализацию инвестпроектов.
На протяжении ряда последних десятилетий все призывы к расширению денежного предложения в нашей стране встречают жесткое сопротивление со стороны мегарегулятора. Центральный банк (ЦБ) противится этому, так как за ростом денежной массы видит неизбежное нарастание инфляционных рисков. С логикой руководства ЦБ можно было бы согласиться, если бы объем денежной массы соответствовал или, более того, превосходил объем массы товарной, то есть, если бы отечественная экономика находилась в ситуации инфляционного перегрева. Однако коэффициент монетизации российской экономики свидетельствует как раз таки об обратном. Российская экономка не перегрета, а, напротив, недофинансирована. Так, уровень монетизации отечественной экономики за 1999–2020 гг. увеличился в 3,5 раза до 55%, что по-прежнему ниже, чем во многих других развивающихся странах. Например, в Польше в 2020 году коэффициент монетизации составил 82,7%, Чили — 84%, в Бразилии — 95%, в Малайзии — 123%. В развитых странах, в связи с более высоким уровнем развития финансовой системы, монетизация ВВП еще выше. В 2020 году данный показатель в Великобритании достиг 145,2%, в Швейцарии — 193,1% [4, с. 50].
Нежелание мегарегулятора активно наращивать денежное предложение вызывает еще большее число вопросов, учитывая характер и причины современных инфляционных процессов в России. Не секрет, что наибольший вклад в разгон инфляционных процессов в стране вносит не чрезмерно раздутый внутренний спрос, а повышение мировых цен на энергоносители, сокращение товарного предложения в результате логистических и производственных сбоев, девальвация рубля, а также сверхмягкая монетарная политика в США и ряде стран еврозоны, то есть речь идет об импорте инфляции по каналам внешней торговли. Поэтому не ясно: зачем бороться с инфляцией предложения, импортируемой инфляцией путем создания дефицита денег в отечественной экономике.
Следствием проводимой ЦБ страны, на наш взгляд, не совсем успешной монетарной политики, выступают неподъемные для бизнеса процентные ставки, сокращение инвестиционных расходов и явно недостаточные темпы экономического роста.
О какой инвестиционной модели экономического роста может идти речь, если после последних решений мегарегулятора ключевая ставка выросла до 8,5%. Конечная стоимость займа для предприятий реального сектора экономики к концу 2021 года выросла до 8%, а для МСП до 9% [5, с.10–11]. Складывается нездоровая ситуация, когда стоимость займа превышает показатели рентабельности многих отраслей народного хозяйства.
Таблица 2
Рентабельность проданных товаров, продукции, работ и услуг по видам экономической деятельности в январе — сентябре 2021, в %Вид экономической
деятельности | Показатель
рентабельности | Вид экономической
деятельности | Показатель
рентабельности |
|---|
| Строительство | 5,0 | Производство мебели | 6,3 | | Транспортировка и хранение | 7,9 | Производство кожи и изделий из кожи | 5,3 | | Торговля оптовая и розничная; ремонт автотранспортных средств и мотоциклов | 7,0 | Производство пищевых продуктов |
6,8 | | Производство электрического оборудования |
7,6 | Деятельность в области информ.технологий. | 8,6 | | В целом по экономике 8,9 |
Источник: [6, с.213–215].
Многие предприятия не могут позволить себе брать такие дорогие кредиты, в результате доля банковского кредитования составляет лишь 10%, в то время как 60% инвестиций предприятия финансируют за счет собственных средств. [6, с. 176–177]. В такой ситуации Банк России по-прежнему воздерживается от более активного использования технологии формирования «длинных денег» со своим участием. Так, в «Основных направлениях единой государственной денежно-кредитной политики на 2022 год и период 2023 и 2024 годов» мегарегулятор не обозначает механизмов формирования «длинных денег» и скромно умалчивает о своей роли в этом процессе. Напротив, Европейский центральный банк при выходе из ипотечного кризиса ввел механизмы трехлетнего рефинансирования (LTRO) и только за несколько месяцев этот механизм предоставил своим банкам объем ресурсов, который сопоставим с выручкой, поступившей в РФ от экспорта сырой нефти за 10 лет [7, с.19].
В этой связи, для превращения банковского сектора в надежный, действенный канал перетока денег в реальный сектор экономики предлагаем следующий комплекс мер.
Во-первых, повысить коэффициент монетизации российской экономики до 100% ВВП. Предлагаем осуществить денежную эмиссию путем покупки Центральным банком «длинных» государственных бумаг, которые эмитируются национальным минфином. Так, в Японии половина всех выпущенных государственных бумаг находится на балансе Банка Японии, в еврозоне и Великобритании объем национальных гособлигаций на балансах их центральных банков составляет не менее 20–30% общего объема соответствующих облигаций. Таким образом, государственные бумаги служат ключевым инструментом формирования ликвидности в экономке и важным источником получения «длинных» денег. В России же объем государственных облигаций на балансе Банка России чуть более 5% [7, с. 10].
Во-вторых, особенно хотелось бы подчеркнуть, что прирост денежной массы не должен быть банально «проеден», не должен уйти на спекулятивные финансовые рынки, он должен быть через банковскую систему направлен на финансирование исключительно инвестиционных проектов. Таким образом, речь идет о запуске механизма рефинансирования Центральным банком коммерческих банков под залог их требований к предприятиям реального сектора экономики.
В-третьих, считаем принципиально важным, чтобы прирост денежной массы на финансирование инвестиционных проектов был направлен не на прямую предприятиям реального сектора экономики, а именно был пропущен через банковскую систему, то есть финансирование инвестиционных процессов должно иметь возвратный характер.
Дело все в том, что прямое получение от государства указанных средств зачастую не сопровождается контролем расходования выделенных денег. Известны проверки Счетной палаты, установившей, что до 3 трлн руб., выделенных из бюджетных средств на инвестиции, были использованы не по назначению. По разным причинам объекты, на которые выдавались эти средства, оказались не построены, но бюджетных средств никто не возвратил и эффективность этих затрат никто не проверял [8, с. 11]. В банках же есть соответствующие специалисты, механизмы по контролю за целевым использованием предоставляемых кредитов.
Четвертое направление — повышение эффективности работы институтов развития. Необходимо четко понимать, что только одними денежными вливаниями проблему недостатка инвестиций в отечественной экономике не решить. Курс на расширение денежного предложения под инвестиционные проекты должен быть обязательно дополнен мерами по повышению эффективности управления данными денежными потоками. В частности, речь может идти о повышении эффективности работы так называемых институтов развития.
Основная цель, ради которой создавались институты развития, — это преодоление так называемых «провалов рынка», то есть создавались данные организации для решения задач, которые не могут быть оптимально реализованы рыночными механизмами, для обеспечения устойчивого экономического роста и диверсификации экономики. При этом деятельность указанных организаций построена на основе использования механизма государственно-частного партнерства.
Было бы несправедливым проигнорировать ряд позитивных результатов деятельности российских институтов развития. Однако, в целом, им не удалось добиться ощутимых структурных сдвигов на макроуровне. Если оценивать их деятельность с точки зрения влияния на структурную модернизацию и восстановление реального сектора экономики, то приходится констатировать, что от сырьевой модели экономики мы так и не ушли. За 15 лет в российские инновационные институты развития был вложен почти 1 трлн руб., однако, доля инновационной продукции остается на уровне 10-летней давности — 6%, хотя должна была по итогам 2020 года составлять 25% [9]. Возникает вполне резонный вопрос: чем объясняется столь низкая степень эффективности работы данных организаций?
На наш взгляд, можно выделить целый комплекс факторов, ответственных за сложившуюся ситуацию. Так, для многих институтов развития было создано особое правовое поле и они были выведены из-под полноценного контроля не только со стороны общества, но даже и государства. Особый правовой статус и низкая прозрачность институтов развития на фоне их мощного государственного финансирования стали почвой для неэффективного расходования средств.
Сложилась порочная практика, когда первоочередные цели по технологической и инновационной трансформации отечественной экономики подменялись целями эффективного рыночного управления собственными средствами этих организаций. Разворот финансовых институтов развития в сторону коммерческой деятельности опасен критическим отдалением от задач, ради решения которых они и были созданы. Понимание эффективности как максимальной прибыльности стимулирует организации не к выполнению собственного функционала, а к размещению денежных средств на депозитных счетах, гарантирующих стабильную доходность и минимальные риски. При этом процентные доходы по депозитным счетам представляются как доходы от деятельности института развития, что противоречит целям создания таких институтов.
Погоня за высокими маржинальными проектами выводит институт развития из зоны, в которой он призван функционировать, — зоны критически важных для дальнейшего экономического развития государства проектов и, как правило, малопривлекательных для коммерческих структур.
В качестве причины низкой эффективности работы указанных организаций можно назвать и то обстоятельство, что институты развития действуют оторвано от системы стратегического планирования по причине несформированности последней. В большинстве случаев данные учреждения обладали правом самостоятельно формулировать цели и задачи, которых необходимо было достичь. На практике это не только приводило к дублированию функций, но и имело побочные следствия в виде несовпадения целей организаций с национальными приоритетами. Усугублялась ситуация необязательностью исполнения утвержденных в организации планов и стратегий, а также отсутствием мер ответственности для должностных лиц таких учреждений за невыполнение плановых показателей. В то же время, при создании и устойчивом функционировании системы стратегического планирования, роль государственных институтов развития значительно меняется. Данные организации становятся ключевыми субъектами реализации стратегических задач, содержащихся в плановых документах, системно обеспечивающих их основные положения.
Поэтому для повышения эффективности работы институтов, для их переориентации на достижение национальных целей, определенных в Указе Президента РФ от 21 июля 2020 г. № 474 «О национальных целях развития Российской Федерации на период до 2030 года» полагаем целесообразным осуществление следующего комплекса мер.
1) Должен быть взят курс на централизацию деятельности отдельных институтов развития на основе устранения возникшего дублирования их целевых функций. Вместе с тем, должна быть усилена специализация их деятельности по основным стратегическим направлениям социально-экономического развития, определенным в Указе Президента РФ от 21 июля 2020 г. № 474 «О национальных целях развития Российской Федерации на период до 2030 года».
2) При предоставлении финансовых ресурсов институты развития должны руководствоваться основными положениями государственной промышленной политики, нацеленной на реструктуризацию экономики, при соблюдении обязательного приоритета проектов, обеспечивающих создание высококачественных и высокопроизводительных рабочих мест с высоким уровнем оплаты труда. Считаем, что государственные институты развития не должны предъявлять к проектам высоких требований по доходности, ограничиваясь обеспечением минимального возврата на инвестиции. На чисто рыночной основе с ее интересами личной наживы невозможно будет добиться реального увеличения объема инвестиций в основной капитал на 70% по сравнению с 2020 годом, как это определено в вышеупомянутом указе.
3) Расширение сферы деятельности институтов развития. Не умаляя значения поддержки инновационных проектов, реализуемых в высокотехнологичных сферах, важно учитывать, что рост совокупной эффективности хозяйства и производительности труда не есть лишь результат развития высокотехнологичного сектора. Не менее важно систематическое обновление и развитие традиционных производств и технологий, не относящихся к последним технологическим укладам, но формирующих современную технологическую базу для развития высокотехнологичных производств.
4) Исключить возможность размывания ответственности.
5) Введение системы ключевых показателей эффективности (КПЭ) для оценки работы институтов развития. Методические рекомендации по расчету этих индикаторов утверждены Правительством, и уже с 2021 года ряд институтов развития начинает их применение в своей работе. Главное, чтобы это начинание не вылилось в имитацию реформ. Принципиально важно, чтобы бюрократия не добилась исполнения формальных показателей путем пересмотра статистики и манипулированием цифрами. Для этого, на наш взгляд, в новой системе показателей приоритет должен быть смещен от финансовых показателей к параметрам, более точно характеризующим достижение поставленных Президентом национальных целей. Финансовые показатели легче нарисовать, а вот натуральные показатели — истинная характеристика потраченных денег. Но какие бы жесткие и четкие КПЭ не были разработаны, хорошо они будут работать только в случае введения сквозного механизма институциональной и персональной ответственности за достижение плановых показателей.
Только тогда институты развития станут более эффективными и будут переориентированы на достижение национальных целей, утвержденных Президентом России.
Пятое направление — рост платежеспособного спроса. Даже самые льготные условия кредитования, созданные государством, не смогут запустить и обеспечить бесперебойную работу инвестиционного механизма без твердой уверенности бизнеса в способности реализовать свою продукцию. От нынешнего угнетения потребительского спроса необходимо перейти к его стимулированию и, как результат, кардинальному улучшению инвестиционного климата. В действительности же, по оценкам Росстата, реальные располагаемые доходы населения в 2020 году снизились по сравнению с 2019 годом на 3,5%. Это снижение отчасти можно объяснить влиянием пандемии Covid-19 и карантинными ограничениями, но вот величина накопленного снижения реальных доходов к уровню 2013 года беспристрастно фиксирует их снижение на 10,6%. [10] Официальный уровень бедности в России в 2019 году составил чуть более 12%. Но это цифры официальной статистики. Формально доход может быть выше прожиточного минимума, тем не менее, не обеспечивать доступ к хорошим жилищным условиям, платным образовательным и медицинским услугам, качественному питанию. По данным ВЦИОМа, более трети россиян (38%) могут позволить себе купить только продукты и одежду. Приобретение крупной бытовой техники или мебели для них уже является проблемой. А для 28% граждан затруднения вызывает даже покупка одежды [11]. В таких условиях у бизнеса, даже при наличии 34,9 трлн руб. на счетах в банках [5,с.18], отпадает целесообразность в реализации инвестиционных проектов. Нет смысла создавать новые и модернизировать уже существующие предприятия, ведь недостаточный внутренний спрос блокирует любые начинания бизнеса. Не может экономика расти при снижении или стагнационном росте доходов населения, как и доходы не могут расти на фоне низкого роста экономики.
Радует, что и Президент, и Правительство страны осознают эту взаимосвязь, инициируя комплекс мер по повышению реальных доходов граждан. Так, на протяжении 2020–2021 годов был принят целый ряд законов, направленных на поддержку заработных плат, на поддержание доходов семей с детьми, на оказание помощи гражданам, оказавшихся в сложной финансовой ситуации. Безусловно, эти начинания должны быть продолжены. В частности, считаем необходимым поднять средний размер пенсий в соответствии с рекомендациями МОТ до 40–60% заработной платы, освободить от уплаты НДФЛ малоимущих граждан, поднять минимальный уровень заработной платы выше прожиточного минимума и включить при его определении коэффициент иждивенческой нагрузки.
Хорошим подспорьем для бизнеса в обеспечении гарантированного сбыта произведенной продукции является политика разумного протекционизма с постепенным сокращением импорта и его замещения отечественными изделиями. Импортозамещение должно быть не только вынужденным, как ответ на введенные санкции, но и плановым, нацеленным на структурное оздоровление отечественной экономики.
Шестое направление — пересмотр приоритетов фискальной политики государства.
Конечно, меры по стимулированию совокупного спроса неизбежно приведут к росту расходной части государственного бюджета и обострят вопрос обеспечения сбалансированности государственного бюджета. Тем более, что анализ основных направлений бюджетной политики на 2022–2024 годы позволяет сделать вывод, что взят курс на достижение бюджетного профицита по итогам 2022 года в размере 1% ВВП, 2023 — 0,2% ВВП.
Безусловно, сама идея о достижении бюджетного профицита привлекательна и заслуживает уважения. Но при этом возникает вопрос: насколько это направление актуально в условиях текущего недостатка инвестиционных расходов? По нашему мнению, индифферентность бюджетного правила к складывающейся инвестиционной ситуации в стране заведомо не позволит властям достичь поставленных общенациональных целей.
Полагаем, что необходимо скорректировать решения финансового блока правительства, чтобы усилия были направлены не столько на достижение профицита бюджета, сколько должны быть направлены на ускорение темпов роста отечественной экономики.
В этой связи мы предлагаем следующий комплекс мер.
1) Пересмотр нормы отчисления средств в фонд национального благосостояния (ФНБ). В частности, согласно федеральному закону № 390 от 06.12.2021 года «О федеральном бюджете на 2022 год и на плановый период 2023 и 2024 годов», планируется повысить размер указанного фонда с 10,4% в 2022 году до 13,3% к 2024 году. На наш взгляд, желание как можно больше скопить денег на случай ухудшения внешнеэкономической конъюнктуры может привести к так называемому парадоксу бережливости. Стремление сделать больше запасов сегодня путем урезания совокупного спроса, особенно в части инвестиционных расходов, приведет к недопроизводству ВВП в следующий период времени, а, как следствие, и к сокращению налоговых поступлений в бюджет. Складывается парадоксальная ситуация: правительство откладывает деньги на случай обрушения мировых цен на нефть, чтобы иметь возможность выполнять бюджетные обязательства, при том, что рост инвестиционных расходов способен обеспечить выполнение бюджетных обязательств, независимо от складывающихся фаз сырьевых циклов, за счет роста национального производства и, соответственно, роста налоговых поступлений в бюджет.
Кроме того, курс на увеличение размера фонда вызывает еще больший круг вопросов, учитывая, что размер накопленных в России золотовалютных резервов в объеме свыше 600 млрддолларов является весьма внушительной «подушкой безопасности» на случай экстремально-шокового ухудшения макроэкономической конъюнктуры. Дальнейшая откачка средств в суверенный фонд приведет к еще большему финансовому обескровливанию реального сектора отечественной экономики. В России создан едва ли не религиозный культ складирования денег в различные формы резервов, которые все растут и растут, вместо того, чтобы стимулировать структурные перемены в экономике.
Поэтому полагаем целесообразным идти не по пути наращивания объемов ФНБ, а по пути увеличения объема средства, направляемых из Фонда на реализацию инвестиционных проектов.
Целесообразность предлагаемой меры усиливается и тем обстоятельством, что накопленные средства могут обесцениваться из-за снижения покупательной способности резервных валют и высокой инфляции.
2) Считаем целесообразным повысить цену отсечения в рамках бюджетного правила хотя бы до 45–47 долларов за баррель. Столь нужное стране наращивание централизованных расходов на инвестиции, фундаментальную науку и формирование человеческого капитала в сферах образования и здравоохранения блокировалось жесткими бюджетными ограничениями. В таком случае бюджет сможет пополниться несколькими сотнями миллиардов рублей, что позволит простимулировать угнетенный потребительский спрос и, как следствие, позволит улучшить инвестиционный климат в стране. Не считаем данную меру популистской, т.к. само Министерство финансов прогнозирует, что по мере наращивания добычи нефти крупнейшими производителями ожидается постепенное снижение цен на нефть с 66$/барр. в 2021 году до ~ 55 $/барр. к 2024 году. Таким образом, предлагаемое повышение планки отсечения вполне достижимо даже в условиях снижения цен на энергоносители. [12, с.34]
Одним из способов минимизировать бюджетный дефицит на фоне роста государственных расходов может выступить оптимизация структуры налогообложения. Так, в частности, речь может идти об установлении т.н. цифрового налога.
Крупные иностранные цифровые компании зарабатывают прибыль от оказания услуг в России, которая не облагается сейчас налогом в нашей стране, так как транснациональные цифровые корпорации не имеют зарегистрированных в российском правовом поле дочерних компаний и филиалов. Бурное развитие цифровой экономики показало ограниченность традиционной системы налогообложения, основанной на принципе физического присутствия налогоплательщика. В результате российский бюджет теряет огромные суммы средств. Ситуацию необходимо менять таким образом, чтобы цифровые компании декларировали доходы для налогообложения в тех юрисдикциях, где находятся их пользователи. В европейских странах ставки по цифровому налогу варьируются в диапазоне от 1,5% (Польша) до 7,5% (Турция).
В июне 2021 года страны «Большой семерки» достигли соглашения о введении налога на прибыль транснациональных компаний в размере не менее 15%. Считаем, что данную практику следует перенять и России, это позволит аккумулировать в государственном бюджете значительные суммы средств, которые могут быть использованы, в том числе, и на финансирование инвестиционных прооектов.
Весьма перспективными и оправданными нам представляются предложенные системные изменения в налогообложении ресурсной ренты в отраслях горно-металлургического комплекса (ГМК). С 2022 года предусмотрена модернизация принципов налогообложения в этих секторах с привязкой ставок НДПИ к уровню мировых цен на соответствующие сырьевые товары. В отраслях ГМК формируется повышенный уровень доходности, обеспечивающийся главным образом природной рентой. В целом, за последние 10 лет, операционный денежный поток крупнейших компаний отечественного ГМК составил почти 16 трлн рублей при инвестициях за тот же период в размере немногим выше 5 трлн рублей. «Условная» доходность на вкладываемый капитал накопленным итогом за 10 лет составляет около 200%. При этом за период 2012–2020гг. совокупный объем рентных налогов отраслей ГМК составил 0,6 трлн рублей, что составляет порядка 7,5% свободного денежного потока до фискального раздела (EBITDA за вычетом рентных налогов после финансирования капиталовложений). Аналогичный показатель в нефтяной отрасли за этот же период составил около 80%. [12, с.41–42] Модернизация принципов налогообложения в отраслях ГМК увеличит долю перераспределяемых через рентное налогообложение доходов в среднем до 15–20%, что будет способствовать более справедливому распределению природной ренты между недропользователями и гражданами, также расширит финансовые возможности государства в вопросах финансирования инвестиционных расходов.
Также пополнить ресурсную базу для финансирования инвестиционных проектов в сфере реального производства можно будет путем введения прогрессивной шкалы налогообложения доходов физических лиц. В частности, с 01.01.2021 года введена мизерная прогрессивная шкала налогообложения доходов физических лиц. Повышенной ставкой в размере 15% будет облагаться только часть доходов граждан свыше 5 миллионов рублей. Расцениваем эту меру верной, но недостаточной. Рост налоговой ставки на два процента, причем на разницу между фактическим доходом и суммой в 5 млн руб., — капля в море на фоне роста числа долларовых миллионеров в стране.
В этой связи весьма интересен и показателен опыт Германии, где ставка подоходного налога может колебаться от 14 до 45% при наличии прожиточного минимума, освобождаемого от уплаты налога. Если налогоплательщик зарабатывает менее 9168 евро в год, то он освобождается от уплаты налога. Также не облагается налогом и так называемый прожиточный минимум на детей в размере 7620 евро в год. При таком подходе, на наш взгляд, соблюдается главный принцип построения налоговой системы — справедливость, когда размер налоговой нагрузки пропорционален размеру получаемого дохода. Ведь прогрессивная система налогообложения имеет цель не стрясти больше денег с обеспеченных граждан, а снизить нагрузку с малообеспеченных, то есть способствует снижению социальной напряженности в обществе.
Из многочисленных предложений по реформированию системы НДФЛ путем установления прогрессивных ставок наиболее интересными и перспективными нам представляются предложения, сформулированные сотрудниками Института экономики РАН. В частности, при переходе к системе прогрессивного налогообложения доходов физических лиц предлагается ввести необлагаемый налогом минимум для самого налогоплательщика и его детей (на уровне прожиточного минимума) для снижения налоговой нагрузки на низкодоходные категории и поддержания спроса с их стороны на товары первой необходимости. Далее предлагается следующая шкала налогообложения: ставка 13% применяется к налогоплательщикам с доходом до 600 тыс. рублей в год; 20% применяется к доходам в интервале от 600 тыс. руб. до 3000 тыс. руб.; ставка 30% применяется к доходам свыше 3000 тыс. руб. в год [13]. Предлагаемый вариант реформирования, на наш взгляд, во-первых, сделает налоговую систему более справедливой и нацеленной на смягчение избыточного неравенства, во-вторых, за счет роста потребительских расходов создаст стимулы для наращивания инвестиционной активности предприятий.
Наряду с введением прогрессивной системы налогообложения на доходы физических лиц, считаем перспективным и введение дифференцированного подхода к уплате налога на прибыль в зависимости от объема осуществленных инвестиций и выплаченных дивидендов. Реализация предложенной практики запланирована Правительством на 2023 год. Считаем данную меру весьма правильной и своевременной на фоне снижения склонности к инвестированию во всем мире. Государство и является той силой, которая должна не только обеспечивать национальный суверенитет, но и должна мотивировать экономических субъектов к определенной линии поведения. Этого не нужно стесняться. Вместе с тем, многие представители отечественного бизнеса, особенно крупного, заявили о том, что увеличение налога на прибыль не подстегнет рост инвестиций, а, напротив, приведет к их снижению, т.к. рост налогового бремени отпугнет потенциальных инвесторов.
Необходимо признать, что опасения отечественного бизнеса не являются безосновательными, в них прослеживается здравый смысл. Поэтому дабы, действительно, не снизить инвестиционную привлекательность российской экономики в глазах инвесторов, считаем необходимым дополнить предлагаемую меру комплексом мероприятий по ограничению налоговой конкуренции между странами.
По данным МВФ, экономики стран ОЭСР ежегодно теряют не менее 400 млрд долларов США в результате ухода корпораций от налогообложения. Переход на унитарное налогообложение мог бы увеличить глобальные поступления от налога на прибыль корпораций на 4,6%. Вместе с глобальной минимальной ставкой налога на уровне 25% суммарный выигрыш мог бы составить до 950 млрд долларов США. [14] Поэтому неслучайно в июне 2021 года страны «Большой семерки» впервые признали, что конкуренция между странами в области налога на прибыль корпораций вредна и что необходимо установить единый уровень такого налога.
Кроме того, отечественному бизнесу не стоит забывать простой истины: если сегодня не осуществлять инвестиции или осуществлять их в недостаточном объеме, то в долгосрочном периоде это и так приведет к снижению показателей доходности компаний без какой-либо коррекции налогового законодательства. Разлив дизельного топлива на ТЭЦ -3 в Норильске в мае 2020 года лишний раз подтверждает правоту вышеобозначенного тезиса. Согласно решению суда, компания «Норникель» обязана выплатить рекордные 146 млрд руб. за нанесение вреда окружающей среде. При этом по итогам расследования, проведенного Ростехнадзором, причинами техногенной катастрофы стали дефекты при конструировании и строительстве свайного основания резервуара, а также физический износ оборудования. Поэтому стремление получить сиюминутную прибыль в ущерб долгосрочным инвестиционным планам может дорого обойтись самому бизнесу. Об этом нельзя забывать.
С другой стороны, мы выступаем против ретроспективного характера данной меры, т.к. считаем, что, во-первых, закон обратной силы не имеет, а, во-вторых, изменение условий ведения бизнеса «задним числом» — серьезный подрыв доверия между бизнесом и властью, существенный удар по инвестиционному климату в стране.
Говоря о модернизации принципов налогообложения в целях стимулирования инвестиционных процессов, мы не можем обойти вниманием и такой важный механизм как инвестиционный налоговый вычет (ИНВ).
ИНВ- один из механизмов поощрения инвестиционной активности. В тех регионах, где он действует, предприниматели могут уменьшить размер налога на прибыль, уплачиваемого в региональный бюджет, на сумму до 90% от объема инвестиций в развитие своего бизнеса. Вместе с тем, несмотря на очевидную выгодность, ИНВ не получил широкого распространения. По экспертным оценкам, за три года с 2017 по 2020 гг. общий объем таких вычетов не превысил 100 млрд руб. [15]. На 01.10.2020 года получателями налогового вычета по налогу на прибыль по всей России числилось ровно 77 компаний [16]. Другими словами, льгота почти не используется.
Основная причина медленного внедрения ИНВ заключается в том, что налог на прибыль- важнейший источник формирования доходной базы региональных бюджетов. 3% от прибыли юридические лица перечисляют в федеральный бюджет, 17% — в местные бюджеты, следовательно, практика массового использования данного механизма может заметно актуализировать проблему дефицита местных бюджетов.
В то же время и сами компании не спешат использовать новый инструмент. Механизм действия ИНВ построен таким образом, что сначала компания должна осуществить инвестиции и только после этого имеет право получить вычет. Но для этого налоговая база по налогу на прибыль должна быть положительной. Поэтому получается, что компаниям проще для крупных проектов применять общие правила по налогу на прибыль, тогда гораздо большую экономию они получают за счет переноса налоговых убытков за прошлые периоды. Вдобавок компании, которые приняли решение об использовании ИНВ в части основных средств, не вправе включать в расходы амортизацию по данным основным средствам. А приняв решение об ИНВ, отказаться от него компания может только через три года, если иной срок не установил регион. Кроме того, на практике предприятия, которые хотели бы применить ИНВ, часто не могут им воспользоваться из-за ограничений по видам деятельности. В частности, нет возможности стимулировать инвестиционные затраты на производственные здания, сооружения, передаточные устройства, также нет возможности стимулировать инвествычетом приоритетные проекты в сфере услуг (например, проекты по строительству туристической инфраструктуры).
Конечно, для того, чтобы механизм ИНВ перестал быть сугубо теоретической конструкцией, а получил широкое распространение в повседневной практике бизнес-сообщества, он должен быть существенно доработан. И в этой связи постановление Правительства № 1161 от 12.07.2021 года о частичной компенсации выпадающих доходов бюджетов субъектов РФ от применения ИНВ на 2021 год является первым весьма необходимым шагом в этом направлении. В частности, согласно данному документу, регионам, на территории которых бизнес может воспользоваться инвестиционным вычетом по налогу на прибыль, компенсируют часть выпадающих доходов. Планируется, что регионы смогут получить до 200 млн рублей за каждую компанию, воспользовавшуюся ИНВ. При этом в правилах есть оговорка, что организация не должна быть связана с игорным бизнесом, добычей полезных ископаемых, финансами или страховой деятельностью.
Вместе с тем, региону, запрашивающему дотацию, нужно утвердить план по созданию системы сопровождения инвестпроектов. Она, в частности, предусматривает формирование интерактивной инвестиционной карты, запуск специального реестра и создание механизмов устойчивой коммуникации между бизнесом и органами власти. Поэтому регионам еще только предстоит осуществить достаточно большой объем работы для полноценного запуска и использования данного механизма на местах.
Конечно, можно создать супер льготные и финансовые, и институциональные условия для бизнеса, подталкивая его к росту инвестиционных расходов. Однако это не приведет к коренному перелому в инвестиционной сфере. Ведь отсутствие значимого роста в наращивании инвестиционной активности определяется не дефицитом предложения ресурсов роста (потенциалом финансирования инвестиционной деятельности), а масштабным сокращением спроса на эти ресурсы. Казалось бы почему? Чем это вызвано?
Нам представляется, что во многом это объясняется природой той экономической модели хозяйствования, в рамках которой мы живем. В рамках данной модели основная экономико-политическая власть принадлежит крупному корпоративному капиталу и высшей государственной бюрократии, ориентированных, прежде всего, на получение рентных доходов от сырьевого сектора, укрепление ВПК и оказание финансового посредничества. Поэтому в условиях сложившегося в России государственно-монополистического капитализма многие государственные корпорации просто не заинтересованы в росте инвестиционных расходов, так как сам факт монопольного положения, плюс сверхдоходы от продажи природных ресурсов не мотивируют их к радикальной смене модели ведения бизнеса.
Монополистами и около государственными структурами выстроен забор из неприступных барьеров, в котором индивидуальному частному капиталу трудно найти нишу для инвестирования в реальную экономику. Для многих частных инвесторов остается открытым один широкий коридор для инвестиций — это инвестиции в спекулятивную сферу современной экономики. В результате консервируется однобокая система хозяйствования, сохраняется угроза дальнейшей примитивизации структуры экономики.
Поэтому считаем, что, во-первых, должна осуществляться действенная, а не мифическая борьба с монополиями. Во-вторых, доходы, поступающие от извлечения и продажи природных ресурсов, следует активно использовать в целях развития собственного производства новейших технологий для прогресса в освоении достижений новой научно-технической революции, вместо того, чтобы аккумулировать их в пассивных накопительных фондах. В-третьих, и самое главное, разворот должен быть сделан на усложнение структуры производства, необходимо существенно изменить направления формирования добавленной стоимости. Новая модель экономического развития должна базироваться на структурной модернизации, возрождении реального сектора экономики с акцентом на инновационно-инвестиционную составляющую. Необходимо уделять растущее внимание увязке инвестиций в основной и человеческий капитал, их гармонизации, тем более, что роль человека как производительной силы неуклонно и значимо повышается. Именно смена векторов, приоритетов развития, на наш взгляд, способна коренным образом переломить тенденцию догоняющего развития России и радикально повысить качество и уровень жизни населения страны. |
| |
|
|
