Logo Международный форум «Евразийская экономическая перспектива»
На главную страницу
Новости
Информация о журнале
О главном редакторе
Подписка
Контакты
ЕВРАЗИЙСКИЙ МЕЖДУНАРОДНЫЙ НАУЧНО-АНАЛИТИЧЕСКИЙ ЖУРНАЛ English
Тематика журнала
Текущий номер
Анонс
Список номеров
Найти
Редакционный совет
Редакционная коллегия
Представи- тельства журнала
Правила направления, рецензирования и опубликования
Научные дискуссии
Семинары, конференции
 
 
Проблемы современной экономики, N 4 (84), 2022
ВОПРОСЫ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ. МАКРОЭКОНОМИКА
Макеева Е. С.
докторант кафедры общей экономической теории и истории экономической мысли
Санкт-Петербургского государственного экономического университета,
кандидат экономических наук


Морально-этические основы гуманизации экономики в XXI столетии
В статье уточняется значение понятия «гуманизация экономики», обосновывается положение о том, что экономика ни в теории, ни на практике не является принципиально неэтичной и аморальной, анализируются возникшие в XXI веке новые механизмы принуждения хозяйствующих субъектов к соблюдению норм общечеловеческой морали и деловой этики и формулируется вывод о том, что несмотря на существенный потенциал цифровых технологий для обличения оппортунизма и усиления эмпатии, первостепенную роль в распространении и усвоении норм порядочного поведения по-прежнему должны играть институты воспитания и обучения.
Ключевые слова: гуманизация экономики, гуманность, мораль, деловая этика
ББК У010в; Ю252:У   Стр: 61 - 65

Введение. Семантическая неопределенность понятия «гуманизация экономики» вызывает к нему повышенный научный интерес. В XXI веке ассоциирование гуманизации с гуманизмом, трактуемым как особое антропоцентрическое мировоззрение, культивирующее индивидуализм [2, с. 272; 5, с. 21, 24; 10, с. 127–128; 23, с. 172; 33, с. 174; 34, с. 4–5, 12], выводит на передний план вопросы о границах бытия и субъектности каждого конкретного (единичного) индивида в условиях цифровизации, все большего очеловечивания роботов, развития искусственного интеллекта (ИИ), всеохватывающей автоматизации производства, а также нарождения парадигмы трансгуманизма [8, с. 28; 12, с. 107; 18, с. 7; 35, с. 41; 65]. В то же время, интерпретация гуманизации как стремления к гуманности — примату морально-этических ценностей [13, с. 189; 23, с. 172; 29, с. 155; 34, с. 3–4, 12] — холистична. Она подразумевает доминирование общественных устоев и институтов над индивидуальным поведением и в изучаемом экономическом контексте указывает на непреложность соблюдения норм общечеловеческой морали и профессиональной деловой этики в хозяйственной деятельности [9, с. 30, 37; 11, с. 112; 16, с. 37, 40; 22, с. 47; 37, с. 58; 38, с. 7; 63, с. 106; 65; 66, с. 10]. Бесспорно, оба подхода тесно связаны друг с другом, подчеркивая уникальный статус человека в мире: ни цифровые технологии, роботы и ИИ, ни сложные системы морально-этической регуляции не присущи иным организмам [28, с. 109; 39, с. 755; 44, с. 53–54; 45, с. 13–14], равно как производство и потребление [19, с. 59].
В настоящей статье предпринимается попытка выявить потенциал морально-этических норм для координации и регулирования экономических взаимодействий в XXI столетии с учетом его особых технологических и социальных реалий. По содержанию сами нормы будут отождествлены с вечными ценностями — честностью, порядочностью, уважением к окружающим, хотя, как заметил еще А. Смит (Smith) (1723–1790), «различные эпохи и различные страны... оказывают влияние на нравы людей и видоизменяют их мнения о хороших или дурных свойствах того или другого душевного качества» [28, с. 203]. «Мода доходит иногда до того, что дает выход некоторым порокам и поднимает на смех некоторые добродетели» [там же, с. 200]. Попутно обратим внимание на тот факт, что весьма сложно унифицировать и юридические нормы, проникнутые высокой моралью [41, с. 33] и гарантирующие универсальные права человека. Не случайно помимо Всеобщей декларации прав человека (1948) еще существуют, например, Африканская хартия прав человека и народов (1981), Азиатско-Тихоокеанская декларация человеческих прав индивидов и народов (1988), Арабская хартия прав человека (1994, 2004) и пр. [30, с. 75].
Материалы и методы. Идея о несовместимости экономики и морали зародилась и укоренилась, главным образом, в странах Запада под влиянием подъема класса буржуазии в XVII-XVIII столетиях [62, с. 190]. Одновременно с «повышением чувства собственного достоинства у простых людей» [16, с. 40] и высвобождением духа изобретательства и предпринимательства [там же; 39, с. 755] появились так называемые «акулы капитализма», зачастую стремившиеся лишь к получению личных выгод, подчас любой ценой [49, с. 37; 61, с. 166–167; 62, с. 190–192]. В науке эти социальные сдвиги привели к упрощению толкования творческого наследия А. Смита — одного из самых видных экономистов того периода, являвшегося по образованию и основному роду занятий философом-моралистом [1, с. 16, 98; 17, с. 7; 27; 36, с. 16; 44, с. 47; 49, с. 24, 31; 59, с. 221; 64, с. 106].
По словам Д. Макклоски (McCloskey) (род. в 1942), устранение «этики из работ Смита началось сразу после его смерти, в реакционную эпоху французской революции. Возможно, для того чтобы убедить британские власти и британское общественное мнение в том, что политическая экономия не была подрывной наукой, этика была опущена. Холодная война породила аналогичные «изъятия», и вполне возможно, что во время американских завоеваний в области экономической теории страх радикализма поддерживал антиэтическое «прочтение» Смита» [15, с. 3]. Примечательно, что в конце XX столетия аргентинский экономист и дипломат (а в 2000–2004 гг. — чрезвычайный и полномочный посол Аргентинской Республики в Российской Федерации) Х. К. Санчес Арнау (Sánchez Arnau) (род. в 1941) подчеркнул схожее отношение многих национальных правительств и международных центров принятия решений к общественным наукам — социологии, социальной психологии, антропологии, этнологии — ввиду нередкой критики исследователями проектов развития, предлагаемых государствам «третьего мира» [60, с. 192].
Между тем, в работе А. Смита «Теория нравственных чувств» (1759) обозначены важные точки соприкосновения экономики и морали. Во-первых, акцентируется внимание на социальном характере человеческой природы [28, с. 31, 125, 127] и непреложности великодушия, благодарности, взаимного уважения, доброты для «процветания и благоденствия» общества [там же, с. 101]. Во-вторых, строго порицается причинение вреда окружающим во имя личной выгоды [там же, с. 44, 143], несмотря на естественность и неискоренимость эгоизма [там же, с. 98, 141, 204, 216]. Проницательность А. Смита и несводимость его идей единственно к модели Homo economicus подтверждаются тем, что ученый предвосхитил ряд положений поведенческой экономики, ставшей особо популярной в XXI столетии. К ним можно отнести динамическую несостоятельность и различия в восприятии людьми выгод и потерь [там же, с. 190, 211; 32, с. 45–46].
Исследование морально-этических аспектов хозяйствования продолжилось и после А. Смита. Так, например, К. Поланьи (Polanyi) (1886–1964) уделял повышенное внимание принципу реципрокности (взаимности) как форме интеграции, альтернативной рыночному обмену [25, с. 58–61; 26, с. 56, 63]. Этот принцип лег в основу концепций и практик солидарной экономики, ставящих во главу угла не прибыль, а всестороннее развитие общества, решение социальных и экологических проблем силами различных некоммерческих объединений, кооперативов и фондов [4, с. 163; 48, с. 2–3, 6–7; 51, с. 42–43, 45; 52, с. 15–16; 53, с. 215]. Д. Бьюкенен (Buchanan) (1919–2013) трактовал приверженность этике взаимности как общественное благо, стимулирующее доверие и поэтому обладающее ценностью для всех игроков рынка в условиях обезличенности сделок [41, с. 32–35]. Одновременно ученый порицал «моральную анархию» — ситуации, в которых люди обращаются друг с другом неуважительно, будто с вещами, и действуют оппортунистически [там же, с. 32, 76]. Аналогично рассуждал и У. Нисканен (Niskanen) (1933–2011), настаивая на крайней важности самоограничения в поиске выгод [57, с. 350–351]. Однако, например, М. Фридман (Friedman) (1912–2006) и его единомышленники из Чикагского университета, наоборот, с 1970-х гг. активно педалировали индивидуалистический подход к ведению бизнеса и его ориентацию в первую очередь на высокие финансовые показатели [44, с. 29, 103; 58, с. 133]. Подобная установка неоднократно критиковалась специалистами по менеджменту, включая гуру У. Э. Деминга (Deming) (1900–1993) [21, с. 167; 44, с. 104], но в итоге к началу XXI века она прочно внедрилась в работу многих компаний и бизнес-школ по всему миру [36, с. 30–31; 44, с. 64, 104, 295; 54, с. 117; 58, с. 133–134; 62, с. 192].
В целом, экономика как наука и как практическая деятельность не представляется принципиально аморальной и неэтичной, несмотря на имманентность человеку эгоизма (существует даже мнение о том, что биологически альтруизм проистекает как раз из эгоизма как стремления распространять и защищать свои гены [61, с. 135–137, 161–162]). Порядочное поведение усиливает взаимное доверие и облегчает совершение сделок. Вместе с тем, возникает вопрос, предложил ли XXI век какие-то новые эффективные механизмы принуждения к соблюдению норм морали и этики. Проанализируем данный вопрос ниже.
Результаты и их обсуждение. Мы поддерживаем точку зрения психолога С. Пинкера (Pinker) (род. в 1954) о том, что «то, что верно для технологического прогресса, может быть истиной и для прогресса нравственного. Индивиды или цивилизации, собирающие информацию изо всех возможных источников, придумывают моральные инновации» [24, с. 599]. В самом деле, расцвет Интернета и «обживание» цифровой среды» [14, с. 36], появление многочисленных сервисов и сайтов для оценки работы компаний и повышение общего уровня информационной прозрачности в мире облегчают разоблачение случаев оппортунизма [58, с. 58–59, 69] и способствуют расширению «радиуса действия эмпатии» [24, с. 857]. При этом, по словам предпринимателя Д. Ричера (Richer) (род. в 1959), люди редко оставляют ложные негативные отзывы о товарах и услугах, хотя если их претензии обоснованы, то в состоянии гнева или фрустрации они могут и утрировать масштабы нанесенного им ущерба [58, с. 74]. Кроме того, отнюдь не исключен оппортунизм со стороны клиентов при совершении сделок [54, с. 117], который также нуждается в обличении.
Утверждение С. Пинкера о том, что «электронный век обновил... технологии эмпатии», касается и кинематографа [24, с. 598]. Заметим, что в XXI столетии модернизация и массовое распространение устройств, позволяющих создавать, хранить, тиражировать и транслировать видеозаписи, привели к увеличению количества выпускаемых фильмов — коротко- и полнометражных, профессиональных и любительских, демонстрируемых на различных платформах и рассчитанных на самую разнообразную публику [42, с. 175; 43, с. 11, 32, 49–50, 52, 108]. Закладываемые в них послания могут иметь целью в том числе стимулирование общества к неприятию нечестного поведения (например, достижение нулевой терпимости к нарушению авторских прав путем высвечивания отрицательного влияния незаконного скачивания музыкального, визуального и иного контента на рядовых сотрудников производящих его корпораций [54, с. 123; 55, с. 335]).
Между тем, по мнению экономиста Н. Бузу (Bouzou) (род. в 1976) и философа Ж. де Фюнес (De Funès) (род. в 1979), исследующих современные проблемы деловой этики, более активное освещение на экране сцен из жизни фирм могло бы привлечь аудиторию к критическому анализу существующих моделей менеджмента и их нередко удручающего влияния на персонал [40, с. 10]. Вероятно, решению данной задачи способствовало бы обращение к практикам «творческого соцреализма» (как антипода «казенного соцреализма»), отрефлексированным и обобщенным автором понятия «разотчуждение» [4, с. 158; 6, с. 170], философом Л.А. Булавкой-Бузгалиной. «Основанное на этом методе искусство и, прежде всего, кино... дало примеры художественного разотчуждения» [там же, с. 175]. Творческий соцреализм «привносит диалог героя кинофильма и зрителя... Это деятельностное со-переживание не/поступков героя (Другого) как своих собственных, как раз и делает зрительское с ним со-бытие фактом уже культурного события его жизни» [там же, с. 176]. В качестве дополнения отметим, что в современной художественной литературе сюжеты о сложных внутрифирменных взаимоотношениях также считаются недооцененными [40, с. 10], хотя, скорее всего, даже по данной теме можно найти книги-бестселлеры (см., например, [47]).
С институциональной и бихевиористской позиций дизайн экономического поведения при помощи художественных практик напоминает подталкивание (ввиду своей неимперативности) [31, с. 332–333, 349] и апеллирует к идентификации себя с персонажами, к самосознанию, ко внутренним стимулам к следованию морально-этическим нормам [36, с. 32–33; 54, с. 121, 123]. По утверждению философа Ф. Саватера (Savater) (род. в 1947), подобный подход типичен для стран Запада и именуется «культурой вины». В ней общественное мнение не обладает решающей силой для преодоления оппортунизма, а критерии хорошего и плохого фактически могут быть весьма гетерогенными (в т. ч. в бизнесе с точки зрения соблюдения контрактных сроков оплаты товаров, работ и услуг, возврата долгов и пр.) [61, с. 163–164, 166–167].
Вместе с тем, рост информационной прозрачности благодаря Интернету, на первый взгляд, создает предпосылки для распространения в мире «культуры стыда», изначально свойственной государствам Востока и ориентирующейся на социальное принуждение [там же] (см. также [3; 7, с. 40–41; 56, с. 29; 62, с. 192]). Она укрепляет институт деловой репутации, но одновременно таит в себе опасность увеличения количества самоубийств в случае непомерности общественного давления на индивидов [61, с. 168] (в этой связи представляется парадоксальным, что в странах Запада, которые традиционно занимают высокие строчки ряда международных индексов счастья, как раз социальное принуждение к тому, чтобы «быть и казаться счастливыми», способствует учащению нервных срывов [50, с. 230] и, предположительно, даже суицидов [46, с.89]). Все же становлению глобальной, как и сам Интернет, экономической «культуры стыда», опирающейся на непреходящие ценности, с неизбежностью будет препятствовать отсутствие у пользователей необходимого единообразия в трактовании поступков [61, с.167], «востребованность» в виртуальном пространстве как доброго имени, так и эпатажа и дурной славы [55, с. 354–356].
Очень релевантный литературный пример анализа фрустраций вины и стыда привел профессор из Уортонской школы бизнеса Университета Пенсильвании (г. Филадельфия, США) Ф. Николс (Nichols), выступавший 5–6 июня 2014 г. в СПбГЭУ на Третьей международной научной конференции «Деловая этика и национальные модели поведения». Исследователь подчеркнул, что его любимый писатель — Ф.М. Достоевский (1821–1881), и сравнил роман «Преступление и наказание» (1866) с романом Н. Готорна (Hawthorne) (1804–1864) «Алая буква» (1850): «в обоих произведениях поднимаются проблемы вины и стыда» [20, с. 188], но «при чтении «Преступления и наказания» глубже переживается все то, что чувствуют персонажи» [там же].
Заключение. Таким образом, XXI столетие открыло новые цифровые возможности для обличения оппортунизма и усиления эмпатии. Однако не подлежит сомнению, что ключевую роль в транслировании и усвоении морально-этических норм, ассоциирующихся с порядочным поведением, по-прежнему должны играть традиционные институты воспитания и обучения (семья, школа, государство и пр.), сопровождающие человека с самого юного возраста. Что касается наших дальнейших изысканий по изложенной теме, представляется весьма интересным прибегнуть к кейс-методу и сфокусировать внимание на реалиях России: провести опросы среди хозяйствующих субъектов о значении для них морали и этики; взять интервью у отечественных режиссеров, сценаристов и писателей о перспективах освещения на экране и в книгах производственных драм с глубоким нравственным посылом.


Статья поступила в редакцию 01.10.2022.

Список использованных источников:
1. Абрамов М.А. Два Адама: Классики политической мысли. — М.: ИФ РАН, 2008. — 195 с.
2. Аванесов С.С. Суицид и радикальное самоопределение субъекта у Дэвида Юма // Этическая мысль. — 2012. Вып. 12. — С. 259–273.
3. Александров Ю.И., Кирдина С.Г. Типы ментальности и институциональные матрицы: мультидисциплинар-ный подход // Социологические исследования. — 2012. — № 8. — С. 3–13.
4. Бузгалин А.В. Человек в мире отчуждения: к критике либерализма и консерватизма. Реактуализация марскистского наследия // Вопросы экономики. — 2018. — № 6. — С. 155–166.
5. Булавка-Бузгалина Л.А. Контрапункты гуманизма: Ренессанс и советская культура //Философские науки. — 2017. — №  2. — С. 19–34.
6. Булавка-Бузгалина Л.А. Разотчуждение: от философской абстракции к социокультурным практикам // Вопросы философии. — 2018. — № 6. — С. 167–179.
7. Елисеев В.Н., Комарова А.В. Гуманизация социально-экономического развития как системное проявление его всеобщего родового «начала». — М.: Изд-во СГУ, 2009. — 168 с.
8. Кадомцева С.В., Манахова И.В. Современная парадигма социально-экономического развития. Часть III: Гуманизация воспроизводства // Вестник СГСЭУ. — 2019. — № 1 (75). — С. 26–30.
9. Кан Е.Н., Селищева Т.А. Гуманизация экономического роста: сущность, направления, механизм регулирования. — СПб.: Изд-во СПбГЭУ, 2019. — 160 с.
10. Кириленко Г.Г., Шевцов Е.В. Философский словарь. — М.: Филологическое общество «СЛОВО»: ООО «Издательство АСТ», 2002. — 704 с.
11. Киршин И.А. Гуманизация экономического роста // Вестник Казанского государственного технического университета им. А.Н. Туполева. — 2007. — № 1. — С. 111–113.
12. Комков Н.И., Сутягин В.В., Володина Н.Н. Гуманизация российской экономики как фактор ее развития и обеспечения социально-политической безопасности // Россия: тенденции и перспективы развития. Вып. 14. Ч. 1. М.: Институт научной информации по общественным наукам РАН. 2019. С. 107–112.
13. Кравченко С.А. Почему так востребованы инновационные знания о российском обществе // Полис. Политические исследования. — 2018. — № 4. — С. 185–191.
14. Лисенкова А.А. Идентификационные стратегии и практики в пространстве социальных сетей // Российский гуманитарный журнал. — 2020. — Т. 9. — № 1. — С. 35–41.
15. Макклоски Д. Адам Смит, последний из создателей этики добродетели // Научные исследования экономического факультета. Электронный журнал. — 2011. — Т. 3. — № 2. — С. 3–33.
16. Макклоски Д. Экономика с человеческим лицом, или гуманомика // Вестник Санкт-Петербургского университета. Экономика. — 2013. — № 3. — С. 37–40.
17. Мееровский Б.В. Адам Смит как философ-моралист (вступ. ст.) // Смит А. Теория нравственных чувств. — М.: Республика, 1997. — С. 5–28.
18. Миропольский Д.Ю. Отношение экономики к неэкономике: простейшее взаимодействие продукта и человеческого тела // Известия Санкт-Петербургского университета экономики и финансов. — 2010. — № 2 (62). — С. 7–14.
19. Миропольский Д.Ю. Отношение экономики к природе: качественный аспект // Проблемы современной экономики. — 2010. — № 2 (34). — С. 58–62.
20. Миэринь Л.А., Макеева Е.С. Проблема внедрения этических стандартов в деятельность хозяйствующих субъектов: взгляд научно-экспертного сообщества // Известия Санкт-Петербургского государственного экономического университета. — 2014. — № 6 (90). — С. 185–188.
21. Миэринь Л.А., Широнин В.М., Макеева Е.С. Деловая этика и национальные модели поведения: трансформация подходов к анализу // Известия Санкт-Петербургского государственного экономического университета. — 2015. — № 5 (95). — С. 164–168.
22. Орехова Е.А. Развитие доверительных отношений в условиях гуманизации экономического роста // Вестник СГСЭУ. — 2012. — № 1 (40). — С. 46–49.
23. Пастушкова О.В. Гуманизм и индивидуализм // Вестник Воронежского государственного технического университета. — 2011. Т. 7. — № 6. — С. 172–175.
24. Пинкер С. Лучшее в нас. Почему насилия в мире стало меньше. — М.: Альпина Нон-Фикшн. 2021. — 952 с.
25. Поланьи К. Великая трансформация: политические и экономические истоки нашего времени. — СПб.: Алетейя, 2002. — 311 с.
26. Поланьи К. Экономика как институционально оформленный процесс: Избранные работы. — М.: Территория будущего, 2010. — С. 47–81.
27. Сен А. Адам Смит и современность // Вопросы экономики. — 2011. — № 11. — С. 25–37.
28. Смит А. Теория нравственных чувств. — М.: Республика, 1997. — 351 с.
29. Субботина Н.Д. Естественные и социальные основы гуманности // Проблема соотношения естественного и социального в обществе и человеке. — 2014. — № 5. — С. 155–164.
30. Сысоев Т. Правовые угрозы постиндустриального мира // Эксперт. — 2022. — № 27. — С. 74–75.
31. Талер Р. Новая поведенческая экономика: почему люди нарушают правила традиционной экономики и как на этом заработать. — М.: Изд-во «Эксмо». 2018. — 368 с.
32. Трофимов Г., Ивантер А. Бесовщинка в Homo economicus // Эксперт. — 2017. — № 43. — С. 44–46.
33. Тульчинский Г.Л. Человек всегда проблема. Интервью // Человек.RU. — 2015. — № 10. — С. 171–178.
34. Чебунин А.В. Смысл и функции гуманизма // Вестник Бурятского государственного университета. Философия. — 2021. — Вып. 2. — С. 3–16.
35. Черных Ю.В. Экономическое содержание гуманизации // Вестник МГОУ. Серия: Экономика. — 2016. — № 2. — С. 38–43.
36. Bento V. Economia, Moral e Política. Lisboa: Fundação Francisco Manuel Dos Santos, Relógio D’Água Editores. 2011. 112 p.
37. Berthelot Y. Louis-Joseph Lebret (1897–1966), acteur d’une économie plus humaine // Vers une économie «humaine»? Desroche, Lebret, Lefebvre, Mounier, Perroux au prisme de notre temps / Sous la direction de L. Loty, J.-L. Perrault, R. Tortajada. Paris: Hermann Éditeurs. 2014. P. 51–59.
38. Blazevic B. Humanizing the Economy // UTMS Journal of Economics. 2019. № 10 (1). P. 1–21.
39. Boettke P. A behavioral approach to the political and economic inquiry into the nature and causes of the wealth of nations // The Journal of Socio-Economics. 2012. № 41. P. 753–756.
40. Bouzou N., De Funès J. La comédie (in)humaine: Comment les entreprises font fuir les meilleurs. Paris: Éditions de l’Observatoire / Humensis. 2018. 189 p.
41. Buchanan J. Why I, Too, Am Not a Conservative. The Normative Vision of Classical Liberalism. Cheltenham (UK), Northampton (USA): Edward Elgar. 2005. 111 p.
42. Busson A., Évrard Y. Les industries culturelles et créatives. Économie et stratégie. Paris: Vuibert. 2013. 240 p.
43. Chantepie P., Le Diberder A. Économie des industries culturelles. Paris: La Découverte. 2019. 128 p.
44. Collier P. O futuro do capitalismo. Alfragide: Dom Quixote. 2019. 324 p.
45. Damásio A. A Estranha Ordem Das Coisas. A Vida, Os Sentimentos e As Culturas Humanas. Lisboa: Temas e Debates — Círculo de Leitores. 2021. 384 p.
46. Davoine L. Économie du bonheur. Paris: La Découverte. 2020. 127 p.
47. Des Isnards A., Zuber T. L’open space m’a tuer. Paris: Hachette Littératures. 2008. 224 p.
48. Draperi J.-F. L’économie sociale et solidaire: une réponse à la crise? Capitalisme, territoire, démocratie. Paris: Dunod. 2011. 284 p.
49. Dyce J. M. The rescue of capitalism: Getting Adam Smith right. Lavenham, Suffolk: Stress Publications. 1990. 120 p.
50. Felice E. Historia económica de la felicidad. Una nueva visión de la historia del mundo. Barcelona: Crítica. 2020. 352 p.
51. Gardin L. Les initiatives solidaires. La réciprocité face au marché et à l’État. Ramonville Saint-Agne: Éditions Érès. 2006. 191 p.
52. Loty L., Perrault J.-L., Tortajada R. Introduction et perspectives: l’économie, de la critique à l’utopie constituante // Vers une économie «humaine»? Desroche, Lebret, Lefebvre, Mounier, Perroux au prisme de notre temps / Sous la direction de L. Loty, J.-L. Perrault, R. Tortajada. Paris: Hermann Éditeurs. 2014. P. 9–40.
53. Maréchal J.-P. Humaniser l’économie. Paris: Éditions Desclée de Brouwer. 2008. 276 p.
54. Mazar N., Ariely D. Dishonesty in Everyday Life and Its Policy Implications // Journal of Public Policy & Marketing. 2006. Vol. 25 (1). P. 117–126.
55. Molina C. A. ¡Qué bello será vivir sin cultura! La cultura como antídoto frente a los peligros de la idiotización. Barcelona: Ediciones Destino. 2021. 432 p.
56. Morin E. Enseigner à vivre: Manifeste pour changer l’éducation. Arles: ACTES SUD. 2020. 160 p.
57. Niskanen W. Policy Analysis and Public Choice: Selected Papers by William A. Niskanen. Cheltenham (UK), Northampton (USA): Edward Elgar. 1998. 432 p.
58. Richer J. The Ethical Capitalist. How to Make Business Work Better for Society. London: Random House Business Books. 2018. 192 p.
59. Samuels W.J., Medema S.G. Freeing Smith from the «Free Market»: On the Misperception of Adam Smith on the Economic Role of Government // History of Political Economy. 2005. № 37 (2). P. 219–226.
60. Sánchez Arnau J. C. Conclusions et propositions // La culture, clé du développement. Paris: L’Harmattan, 1994. P. 191–195.
61. Savater F. O Conteúdo Da Felicidade. Lisboa: Relógio D’Água Editores. 2018. 184 p.
62. Stikkers K. W. The great divorce: the freeing of markets from communities and from moral constraint // Humanomics. 2014. Vol. 30. № 3. P. 186–198.
63. Tongel’ová-Ivanová P. Humanization of Economy in the 21st Century. Saarbrücken: Lambert Academic Publishing. 2014. 124 p.
64. Vilarroig Martín J., Lluch Frechina E., Sánchez Garrido P. Ética aplicada a la economía y a la empresa. Madrid: CEU Ediciones. 2018. 136 p.
65. Малашхия Г.М. Тенденции гуманизации и дегуманизации экономики. [Электронный ресурс] // Отчуждение человека в перспективе глобализации мира. Вып. 1. Сб. философ. статей. Под ред. Маркова Б.В., Солонина Ю.Н., Парцвания В.В. СПб.: Изд-во «Петрополис». 2001. С. 157. Режим доступа: http://anthropology.ru/ru/text/malashhiya-gm/tendencii-gumanizacii-i-degumanizacii-ekonomiki (дата обращения 19.06.2022).
66. Kemp R., Strasser T., Davidson M., Avelino F., Pel B., Dumitru A., Kunze I., Backhaus J., O’Riordan T., Haxeltine A., Weaver P. The Humanization of the Economy Through Social Innovation. [Электронный ресурс] // Paper for SPRU 50th anniversary conference. 08.08.2016. P. 1–24. Режим доступа: https://kemp.unu-merit.nl/docs/The%20humanization%20of%20the%20economy%20-%20Kemp%20et%20al%20for%20SPRU%20conference%202016.pdf (дата обращения 19.06.2022).

Вернуться к содержанию номера

Copyright © Проблемы современной экономики 2002 - 2024
ISSN 1818-3395 - печатная версия, ISSN 1818-3409 - электронная (онлайновая) версия