Logo Международный форум «Евразийская экономическая перспектива»
На главную страницу
Новости
Информация о журнале
О главном редакторе
Подписка
Контакты
ЕВРАЗИЙСКИЙ МЕЖДУНАРОДНЫЙ НАУЧНО-АНАЛИТИЧЕСКИЙ ЖУРНАЛ English
Тематика журнала
Текущий номер
Анонс
Список номеров
Найти
Редакционный совет
Редакционная коллегия
Представи- тельства журнала
Правила направления, рецензирования и опубликования
Научные дискуссии
Семинары, конференции
 
 
Проблемы современной экономики, N 1/2 (17/18), 2006
К ОЦЕНКЕ ЭКОНОМИЧЕСКИХ И СОЦИАЛЬНЫХ РЕФОРМ В СТРАНАХ СНГ
Емельянов С. А.
доцент Смольного университета Российской академии образования (г. Санкт-Петербург),
кандидат философских наук


Теория и практика социально-экономической модернизации России

Взаимодействие социально-экономической теории и хозяйственной практики в современных условиях приобрело особое значение. Концентрированное выражение это нашло в объяснении тяжелой ситуации в российской экономике на основе неадекватной экономической теории (монетаризма).
Западный `экономикс` дает знание, непосредственно пригодное к употреблению. Человек (хозяйствующий субъект) в этой теории считается рациональным эгоистом, стремящимся к тому, чтобы максимизировать функцию полезности. Между тем следует отметить, что действия любого нормального человека определяются значительно более сложной гаммой мотивов, в том числе и `иррациональных`  любви к ближнему, к Родине и т.п. Теории, приспособленные к практическому обслуживанию существующего положения вещей, достигают единства с практикой лишь только по видимости.
Как показывает новейшая история, не бывает `экономических чудес` `вообще`; все они почему-то имеют специфическую национальную окраску - например, `немецкое`, `японское` экономическое чудо. В России в течение последних полутора десятков лет `русского` экономического чуда явно не происходит.
Начавшаяся в СССР в середине 80-х гг. `перестройка` имела в определенном смысле стихийный характер, основывалась на допущении о возможности эффективного приложения западных социально-экономических моделей общественного развития к российским социальным условиям, а также опиралась на представления о бесконечной `пластичности` советского (российского) социума, способного быстро и беспроблемно преобразовываться в соответствии со смелыми планами реформаторов. При этом слабая теоретическая проработка и рефлексия проводимых реформ, обусловленная, среди прочих причин, отсутствием адекватных социологических и экономических концепций, позволяющих методологически корректно соотнести российские реалии с тенденциями мировых трансформационных процессов, привели к известным неблагоприятным экономическим, политическим и нравственно-психологическим последствиям.
Ученые, в том числе и зарубежные, вынуждены констатировать, что характерные для `свободного мира` Запада идеалы и ценности не принимаются массовыми слоями населения России, и экономические реформы, опирающиеся на успешные для западных стран экономические и социологические теории, в условиях нашей страны оказываются неэффективными.
Отчетливо осознавая, что Россия проиграла мирное соревнование с Западом во второй половине ХХ века, но при этом и сам Запад оказался в так называемом эколого- капиталистическом тупике и ищет выход из создавшегося положения на путях глобализации и борьбы за сырьевые ресурсы России, с неизбежностью приходим к выводу, что актуальность данной проблемы определяется как закономерностями развития самого социологического и экономического знания и потребностями разработки своего рода `теории России`, так и практическими общественными потребностями и логикой происходящих в стране и в мире социальных трансформаций и глобальных социоприродных процессов.
Теория и практика  это философские категории, обозначающие духовную и материальную стороны общественно-исторической предметной деятельности людей: познания и преобразования природы и общества. Данные категории тесно корреспондируют с понятиями `сущность` и `явление`.
Теория, являясь результатом общественного духовного производства, формирующего цели деятельности и определяющего средства их достижения, существует в форме развивающихся понятий о предметах человеческой деятельности. Практика  это деятельность людей, обеспечивающая существование и развитие общества, а также революционно изменяющая и все другие формы практической общественной деятельности, ведущие к преобразованию объективной реальности.
Очевидно, что с социальной практикой модернизации наиболее тесно взаимодействуют социологические и экономические теории. Хозяйственная практика и социологическая (экономическая) теория входят в состав соответственно общественного бытия и общественного сознания (материальной и духовной составляющих жизни общества). Взаимодействие общественного бытия и общественного сознания является формой основного вопроса философии в социальной сфере и не может быть простым и непротиворечивым. В самом общем смысле общественное сознание может не только отражать общественное бытие, но и оказывать на него определенное влияние и инициировать его развитие. Социальные теории как отражают хозяйственную практику (в этом случае возникает вопрос об истинности теории), так и служат планом человеческой деятельности (в такой ситуации можно вести речь об ответственности теории за практику).
Выделить два уровня общественного сознания  теоретический и обыденный. Теоретическое сознание имеет дело с идеалами, а обыденное сознание ставит перед собой цели. Если цели превращаются в идеалы, а идеалы оказывают влияние на постановку целей, то в этом случае экономические и социологические теории взаимодействуют с хозяйственной практикой эффективно и хозяйственная деятельность оказывается продуктивной, благодаря чему и возникают предпосылки для быстрого социально- экономического развития.
Люди, захваченные практическим процессом, не могут одновременно осознавать свое действительное положение и социальную сущность своей деятельности. Имея дело с частностями, невозможно одновременно обозревать общее и целое. Следовательно, практика - это уровень явления. Чтобы добраться до сущности и понять общее, люди должны хотя бы в своем сознании встать вне практического процесса. Это и есть позиция теоретика. К. Маркс часто повторял, что если бы явление и сущность непосредственно совпадали, то наука как таковая была бы просто не нужна. В этом и состоит особенность теоретического взгляда на вещи и процессы.
Настоящее органическое единство сущности и явления (теории и практики) возможно только в идеале, так как только он в конечном счете показывает, как можно ответить на вопрос о смысле человеческой деятельности. Очевидно при этом, что социальный идеал должен быть неразрывно связан с `социальной генетикой` той или иной страны, и для органического `совмещения` теории и практики в процессе социальных преобразований необходимо наличие определенных внутренних (социальная энергия хозяйствующих субъектов) и внешних (действия политической власти) факторов.
Следует отметить, что экономическая теория в явном и зрелом виде возникает только в связи с развитием капиталистических отношений. Именно этим объясняется отсутствие в России вплоть до конца ХIХ века самостоятельных экономических теорий и наличие в целом безрезультативных попыток как-либо адаптировать заимствованные с Запада экономические теории к условиям российской действительности. С окончательным установлением капитализма на Западе в середине ХIХ века основоположник социологии О. Конт связывал третью (после теологической и метафизической) позитивную стадию человеческой истории. При этом основная идея его социологического учения - это утверждение безрезультатности революционного изменения буржуазных порядков.
Россия развивалась `по особой формуле` по сравнению с другими европейскими странами; как государство и цивилизация она родилась позже, чем западноевропейские страны - нашему государству немногим более 1000 лет. Киевская Русь, согласно оценке таких исследователей, как Н.П. Павлов-Сильванский, А.Е. Пресняков и И.Я. Фроянов, не являлась феодальным обществом в европейском смысле этого слова; феодальные черты появились несколькими столетиями позже - в ХIII-ХVI вв. и поэтому не были столь `чистыми`. Поэтому проводить синхронные сравнения уровня социального и политического развития между Россией и западноевропейскими странами представляется не вполне корректным. Все зависит от оценки и критериев социально-экономических преобразований.
Основным субъектом хозяйственной деятельности в нашей стране, начиная с эпохи Киевской Руси и практически до начала ХХ века, был крестьянин, который решал все свои повседневные жизненные проблемы на уровне обыденного сознания.
Трудовая этика большинства российских крестьян была минималистской и потребительской. Крестьянин работал до удовлетворения традиционных, скромных по своему составу потребностей семьи, не стремился к накоплению и весь свой годовой доход потреблял. В случае повышения потребностей семьи ввиду увеличения числа едоков он увеличивал `степень самоэксплуатации`, но до определенных пределов.
Можно, очевидно, сказать, что всестороннее закрепощение производителя - это оборотная сторона и следствие минималистской трудовой этики в среде основных хозяйствующих субъектов. Скорее всего, Россия была в Средние века экономически отсталой не потому, что крепостнические отношения доминировали в ее экономике, а напротив, крепостное право было порождено ее отсталостью. При этом планом хозяйственной деятельности служили властные решения княжеской власти. В эпоху раннефеодального развития русского государства вместе с политической и экономической зависимостью крестьянина от структур власти формируется и идеологическая зависимость в виде постулата о том, что всякая власть от Бога. Все мысли и поступки и субъектов хозяйственной деятельности, и представителей власти складывались в духовной атмосфере православной теодицеи. Следует отметить, что религиозная по своей сути энергия русской души обладает способностью переключаться и направляться к целям, не являющимся религиозными, например, к целям социальным.
Таким образом, в раннефеодальный период истории русского государства и в эпоху Московского централизованного государства хозяйственная практика опиралась на простой здравый смысл, опыт и традиции, а функции теоретического уровня общественного сознания в значительной степени заменялись религиозным сознанием.
В западной Европе в ХVII-ХVIII вв. в тесной связи с развитием и укреплением капиталистического способа производства складывалась политическая экономия, одним из теоретических предшественников которой был меркантилизм - экономическое учение и экономическая политика, согласно которой прибыль создается в сфере обращения, а богатство нации заключается в деньгах. В России в начале ХVIII в. тоже существовали условия для первых ростков этого экономического направления. Однако развитие социально-политической мысли в России отличалось большим своеобразием. Влияние западных идей сочеталось с национальными традициями.
Переворот Петра I создал определенный раскол между народом и верхним правящим слоем, так как процесс европеизации и секуляризации происходил в верхних слоях русского общества, в то время как народ продолжал жить старыми религиозными верованиями и чувствами. Самодержавная власть царя имела в народе старую религиозную санкцию, как власть теократическая. Ослабление духовного влияния официальной церкви было неизбежным результатом реформы Петра I и вторжения западного просвещения. В эту `щель` и проникает с Запада в Россию меркантилизм.
В созданной Петром I империи было внешнее принудительное единство, но не было единства внутреннего; существовала разорванность между властью и народом, народом и просвещенной частью общества. Поэтому меркантилизм, распространявшийся в верхних эшелонах власти, не отражал интересы народа и не затрагивал обыденный уровень общественного сознания непосредственных хозяйствующих субъектов.
Следующим направлением, проникшим в Россию с Запада, был физиократизм - идеология сельской буржуазии. Физиократы по сравнению с меркантилистами сделали определенный шаг вперед в развитии экономической науки: они перенесли проблему богатства из сферы обращения в сферу производства. `Отец` физиократов Ф. Кенэ достаточно убедительно обосновал необходимость такого переноса: он вывел его из принципа эквивалентности обмена. Поскольку обмениваться могут только равновеликие стоимости, а совершение обмена ничего не производит, то, следовательно, источник богатства надо искать не в сфере обращения, а в производстве.
Сторонницей физиократизма в России была сама императрица Екатерина II, которая продолжила преобразования, начатые Петром I. В период ее правления происходило окончательное оформление неограниченной феодально-дворянской монархии, и самодержавие из прогрессивного для своего времени института стало все явственнее превращаться в тормоз общественного развития. Свидетельством этого были попытки преобразовать Россию `снизу`, т.е. иррациональные `бессмысленные и беспощадные` русские бунты. Данное обстоятельство побуждало императрицу тщательно прикрывать свою неограниченную власть маской `общего блага` и `просвещенного абсолютизма`. С этой целью в 1767 г. была создана комиссия по составлению нового Уложения - свода законов Российской державы. В помощь комиссии Екатерина II подготовила Указ, который возвеличивал земледелие и свободу торговли. Однако этот документ нельзя назвать произведением физиократическим, так как в нем было много оговорок и отступлений от воззрений Ф. Кенэ и А. Тюрго. В целом идеи физиократов использовались для камуфляжа при изложении взглядов на государственное устройство страны.
Можно, очевидно, сделать вывод о том, что и физиократизм, так же как и меркантилизм, являясь по сути буржуазным экономическим учением, весьма неоднозначно и противоречиво воспринимался в самих просвещенных кругах Росси конца
XVIII века и не мог активно претворяться в жизнь властными структурами, так как это означало бы нарушение устоев абсолютизма. Поэтому эффективность взаимодействия меркантилизма и физиократизма как социально-экономических теорий с практикой социальных преобразований в России была ничтожно мала - они не могли ни отражать хозяйственную практику, ни служить планом хозяйственной деятельности и социально- экономических преобразований.
Современник Екатерины II А.Н. Радищев в своей социально-политической концепции опирался на теорию естественного права. Общество как результат общественного договора возникает благодаря стремлению людей защитить свои права законом. Но в отличие от представителей меркантилизма и физиократизма в России Радищеву свойственно резкое неприятие монархии во всех ее видах. Монарх обладает неограниченной властью, что есть произвол и противоречие `естественным правам` человека и заключенному между гражданином и властями договору. Антимонархические идеи Радищева, так же как и идеи меркантилистов и физиократов, к которым и сами представители власти относились противоречиво и неоднозначно, не могли служить программой социально-экономических преобразований в России `снизу`, так как они не отражали интересов непосредственных хозяйствующих субъектов.
Физиократические тенденции все же продержались в России до начала ХIХ столетия, т.е. дольше, чем на Западе, где учение А. Смита о `невидимой руке рынка` очень быстро вытеснило воззрения Ф. Кенэ и А. Тюрго. Учение А. Смита в систематизированном виде стало доступно в России лишь только в 1804 году, т.е. со времени перевода его главного произведения `Исследование о природе и причинах богатства народов` на русский язык.
Идеи А. Смита в России развивали декабристы П. Пестель, Н. Тургенев, Н. Бестужев, П. Каховский. Декабристы отрицали крепостничество и при этом, в отличие от А.Н. Радищева, отдавали приоритет капиталистическим формам развития промышленности. В опубликованной лишь в советское время рукописи П. Пестеля `Практические начала политической экономии`, относимой к 10-м гг. ХIХ в., говорится, со ссылкой на А. Смита и других экономистов, как о доказанной истине, что `труд рабов гораздо менее продуктивен, чем труд свободных рабочих` . Показательно при этом отношение крестьянства к восстанию декабристов и расправе над ними. Согласно донесениям секретной агентуре III отделения, крестьяне были на стороне царя и против дворянства: `Простой народ сильно негодует против дворянства` .
После поражения декабристов, неудачной для России Крымской войны 1853-1856 гг. и отмены в 1861 г. крепостного права начался период противоречивого развития капиталистических отношений в нашей стране. Далеко не все мыслители считали этот путь оптимальным и перспективным. К числу таких исследователей можно отнести и революционных демократов А.И. Герцена, Н.П. Огарева, Н.Г. Чернышевского и др. Роль революционно-демократической идеологии, берущей свое начало от А.Н. Радищева, в середине ХIХ в. значительно усилилась.
А.И. Герцен выдвинул идею `русского социализма`, считая, что капитализм - это новая разновидность рабства. Он критиковал буржуазное общество, хотя и признавал, что в экономическом отношении `переход феодального общества в общество буржуазное является неоспоримым прогрессом`. Основоположники концепции `русского социализма` отстаивали необходимость новой экономической науки, перед которой будет стоять двойная задача - критическая и положительная.
Высшим достижением русской и мировой экономической мысли того времени стало экономическое учение Н.Г. Чернышевского. Нельзя не отметить симпатий Чернышевского не только к взглядам Л. Фейербаха, но и к воззрениям А.Н. Радищева. Теория Чернышевского была первой в истории теорией крестьянской демократической революции. Сопоставление выгодности крепостного и капиталистического хозяйств, как это делалось до Н.Г. Чернышевского, с его точки зрения, свидетельствует о непонимании коренных различий между ними, определяемых различиями в их основах: капиталистическое хозяйство ведется на коммерческих началах, а помещик не приобретает орудий производства и не оплачивает труд работников производства. Чернышевский по существу отвергает сопоставление этих двух типов хозяйств как совершенно разнородных и становится, таким образом, на голову выше всех своих предшественников, в том числе и А. Смита, который вообще не видел в этом вопросе экономической проблемы. Тем не менее из критики крепостнического хозяйства Чернышевский не сделал кажущегося естественным вывода о том, что следует заменить хозяйство без расчета на хозяйство с расчетом, а обосновал необходимость смены помещичьего хозяйства крестьянским, что предполагало ликвидацию помещичьего землевладения. Это была теоретически обоснованная постановка задач крестьянской революции.
Крепостнические отношения в России были отменены сверху, а не в силу своего внутреннего разложения: в экономическом смысле они не достигли своего предела. Вследствие этого крестьянство и помещики в массе своей не имели опыта и не были готовы хозяйствовать по-новому, в условиях капиталистической экономики.
Вопрос о том, сможет ли Россия миновать капиталистическую стадию в своем развитии, стал после реформы 1861 г. более острым. Абстрагируясь от сугубо политической подоплеки событий вокруг реформы и ее продолжения, следует отметить, что за ней стояла нарастающая борьба за поиск наиболее приемлемой и эффективной системы хозяйствования в России. В условиях осуществляющейся в настоящее время глобализации как сознательно управляемого процесса насильственной пространственной экспансии капитализма и попыток переиначить российский цивилизационный код полезно разобраться в причинах неудачи `первого капитализма` в России в конце ХIХ- начале ХХ вв., выяснив причины и мотивы неприятия такой модели развития России.
После реформы 1861 года наибольшее влияние в России имели две теоретические концепции: народничество, продолжающее традиции русских революционных демократов, и получивший после освобождения крестьян новые импульсы марксизм.
Народники были самыми последовательными противниками капитализма в России. В недрах народнической школы разрабатывалась концепция российского некапиталистического развития. Говоря современным языком, кредо народничества можно, очевидно, сформулировать следующим образом: народники отторгали линейную логику социально-экономического развития России. В создании своеобразной нелинейной` концепции развития социального организма России особенно заметна роль известных русских экономистов-народников В.П. Воронцова и Н.Ф. Даниэльсона.
Что же касается их идейных противников, т.е. марксистов, то они, исходя из качественной неоднородности и противоречивости экономической структуры российского хозяйства, пришли к совершенно противоположным выводам и в целом делали ставку на повторение исторически апробированной своего рода `линейной` схемы. Можно утверждать, что и теоретические противники народничества не вполне однозначно оценивали возможности эволюции капитализма в России. `Первый капитализм` в России нужен был, скорее всего, не как цель, а как средство построения социализма.
Собственно о буржуазии как о классе, обладающем классовым самосознанием, предпринимательскими организациями, прессой и т.д., но не имеющим политической власти, можно с определенными весьма существенными оговорками говорить только применительно к пореформенному периоду. Но и после эмансипации формирование настоящей буржуазии под влиянием социальной общинной наследственности, сословных пережитков, этнической разнородности, региональной разобщенности затянулось, и к 1917 г. буржуазное сознание не смогло отчетливо выкристаллизоваться.
Важным показателем антибуржуазности российского общественного сознания в конце XIX - начале ХХ вв. может служить невостребованность теоретических изысканий одного из представителей марксистcкого направления в России, М.И. Туган- Барановского, который стремился к синтезу трудовой теории стоимости и теории предельной полезности (маржинализма).
Маржиналисткая революция 1870-1880 гг. (У. Джевонс, Л. Вальрас, К. Менгер) наполнена пафосом очищения экономической теории от `посторонних` примесей в виде политических и моральных принципов. Модель `экономического человека` в собственном смысле этого слова появилась именно здесь. При этом маржиналисты смещают фокус в плоскость потребительского выбора, и человек предстает как оптимизатор своих действий и максимизатор полезности. Нравственные же качества перестают интересовать представителей данного направления. В результате открывается широкий путь для формализации и построения математических моделей в русле феноменологического (а не `сущностного`) анализа.
Естественно, что синтез маржинализма и трудовой теории стоимости не только не был востребован российской социальной практикой того времени, но и сам по себе не мог быть продуктивным и носил лишь искусственный характер, так как данные направления изучают разные предметы (для марксизма это, прежде всего, исторически развивающиеся производственные отношения буржуазного способа производства, а для `экономикс` - способы эффективного распределения ресурсов).
Следует отметить, что в социальной российской практике в начале ХХ в. осуществилась `сублимация` капиталистической стадии в общественной эволюции социального организма России и реализовался своеобразный синтез марксистской концепции и экономического учения народничества, которое не страдало никакой внутренней противоречивостью, и в котором отчетливо обнаруживались контуры будущего экономического строя страны.
Новая политическая власть воспользовалась лозунгами и программными установками, лежащими в основании народнической идеологии, так как именно последняя наиболее полно отражала потребность в формировании национально-ориентированной экономики и точнее всего соответствовала политическим настроениям.
В результате неоднозначных попыток в течение последних примерно 15 лет `вестернизировать` Россию по американским образцам методом `приспособления народа к реформам` становится вполне очевидным, что для настоящего Преобразования России необходимы социально-экономические теории и концепции, которые находились бы в русле социальной наследственности, учитывали позитивный опыт и неиспользованные возможности социальных изменений советского периода и в то же время служили бы своеобразным `противовесом` реализующейся сейчас на практике концепции глобализации.
Думается, что в сложившихся условиях одной из возможных альтернатив империалистической глобализации может стать идеология ноосферного социализма, т.е. синтез учения В.И. Вернадского о ноосфере как сфере разумной деятельности человека и учения о социализме. Ноосферизм, по А.И. Субетто, есть управляемая социоприродная эволюция на базе общественного интеллекта и образовательного общества . В противоположность глобализации это путь качества, гуманизма, добра и справедливости. Реализация на практике концепции ноосферного социализма, теория которого пока еще только складывается, будет, безусловно, способствовать прекращению процесса медленного угасания самобытного российского самосознания и подлинному Преобразованию России в соответствии с ее социальной генетикой.


Литература

1. Избранные социально-политические и философские произведения декабристов. Т. II. М.,1951. С. 16.
2. Модзалевский Б.Л., Оксман Ю.Г./ред./. Декабристы: Неизданные материалы и статьи. М., 1925. С. 40.
3. Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. М., 1990., С.85.
4. См: Субетто А.И. Ноосферизм. Т.1. Введение в ноосферизм. 2001., Разум и антиразум. 2003., Капиталократия. Мифы либерализма и судьба России. 2002., Ленинская теория империализма и судьба России. 2002. Ленинская теория империализма и современная глобализация. 2003.

Вернуться к содержанию номера

Copyright © Проблемы современной экономики 2002 - 2024
ISSN 1818-3395 - печатная версия, ISSN 1818-3409 - электронная (онлайновая) версия