Logo Международный форум «Евразийская экономическая перспектива»
На главную страницу
Новости
Информация о журнале
О главном редакторе
Подписка
Контакты
ЕВРАЗИЙСКИЙ МЕЖДУНАРОДНЫЙ НАУЧНО-АНАЛИТИЧЕСКИЙ ЖУРНАЛ English
Тематика журнала
Текущий номер
Анонс
Список номеров
Найти
Редакционный совет
Редакционная коллегия
Представи- тельства журнала
Правила направления, рецензирования и опубликования
Научные дискуссии
Семинары, конференции
 
 
Проблемы современной экономики, N 1 (33), 2010
ГЛОБАЛЬНЫЙ КРИЗИС И ПЕРЕХОД К НОВОЙ СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОЙ МОДЕЛИ РАЗВИТИЯ
Бляхман Л. С.
главный научный сотрудник Санкт-Петербургского государственного университета.
доктор экономических наук, профессор, заслуженный деятель науки РФ


Уроки кризиса, перспективы модернизации и экономическая наука
В статье рассматриваются причины и последствия современного финансово-экономического кризиса, перспективы перехода к новой экономической системе и связанные с этим дискуссионные научные проблемы
Ключевые слова: финансово-экономический кризис, модернизация экономики, эволюционно-институциональная теория

Спад закончился, кризис продолжается
Первый экономический кризис в истории капитализма датируется 1825 г. (уже после смерти А. Смита). С тех пор вторую сотню раз нарушается процесс воспроизводства и его основные пропорции, что приводит к длительному сокращению его масштабов, снижению эффективности, росту безработицы. Причины, природа и уроки кризисов трактуются по-разному. В статье М.И. Кротова [1] представлена оригинальная концепция политической экономии либерального консерватизма как методологической базы антикризисного управления. Эта концепция подтверждается опытом и заслуживает всестороннего обсуждения.
Классическая теория, начиная с Ж.Б. Сэя и Дж. С.Миля, полагала, что кризис вызывается лишь внешними по отношению к рынку причинами — вмешательством государства, войнами, эпидемиями и т.д., а рынок сам автоматически корректирует нарушенные пропорции. Американские экономисты и финансовые руководители еще в 90-х гг. считали, что «новая экономика» и их правильная политика устранили опасность кризиса. Однако Нобелевские лауреаты П. Самуэльсон и Дж. Стиглиц в 70–80-х гг. показали, что нерегулируемая извне рыночная система, развиваясь по своим внутренним законам, приводит к монополии и олигополии, разрушающим конкуренцию — основное преимущество и движущую силу рынка. Неограниченная погоня за частной прибылью содействует развитию производства лишь при совершенной конкуренции. В глобальной постиндустриальной экономике свободный рынок усиливает энтропию, разваливающую экономическую систему, превращает индустриальный капитализм в виртуальный финансово-спекулятивный, «ковбойский».
Примером может служить Исландия, которая многие годы была лидером по глобализации и свободе экономики. В 2009 г. ее индекс экономической свободы был выше, чем в Германии, Финляндии, Швеции, Японии и даже Люксембурге. Страна занимала первые места в мире по качеству жизни и отсутствию коррупции. Однако безоглядное использование рыночных принципов развития финансов, кредита и биржевой торговли привело к катастрофе. В 2007–2009 гг. стоимость активов Исландии сократилась на 97%, рухнула национальная валюта, пришлось национализировать ведущие банки и обратиться за срочными займами даже к России. Фондовый рынок, который считался развитым (developed), минуя три следующие категории (advanced emerging, secondary emerging, frontier), в 2009 г. был вообще исключен из мирового реестра Лондонской биржи. Кризис окончательно развеял миф о рациональности стихий рынка [2].
Марксизм считал кризисы свидетельством обреченности и упадка капиталистической системы. Однако, В.И.Ленин в работе «Развитие капитализма в России», Г.В.Плеханов и М.И. Туган-Барановский отмечали, что кризис расчищает дорогу более эффективным формам производства.
Й. Шумпетер положил начало эволюционной концепции кризисов, показал, что неравновесность рынка — нормальное и необходимое его состояние, «созидательное разрушение», обновляющее экономику [3]. Более половины прироста производительности труда достигается за счет вытеснения с рынка неэффективных предприятий и освоения нововведений пяти видов — новая продукция, технология, методы управления, новые рынки и ресурсы. Неявное знание и умение инноватора дает ему временную монополию — главное конкурентное преимущество. Устойчивое экономическое развитие вовсе не означает непрерывный рост производства. Попытки вернуть экономику в докризисное состояние нереальны и вредны.
Н.Д. Кондратьев создал концепцию длинных волн и кризисов как самогенерируемых, т.е. вызванных внутрисистемными, а не внешними причинами периодических нарушений. Им подвержены не только спрос (перепроизводство товаров) или совокупное предложение (концепция реального делового цикла), но и вся экономическая система. В этом случае происходит не только разорение отдельных фирм, но и переход к новому технологическому укладу, новому сочетанию факторов экономического роста и системе социальных институтов. Кризис — не катастрофа, а преобразование, так же как зима — не конец света, а переход к новой одежде.
Нынешний кризис — глобальный, многоотраслевой и системный. Во-первых, он впервые затронул все страны мира. Великая депрессия 1930-х гг. потрясла преимущественно США. СССР получил возможность дешево приобрести целые заводы, что резко подняло эффективность производства. Однако в советскую систему, ориентированную на непрерывный рост валовой продукции, не был встроен механизм закрытия устаревших производств и освоения нововведений по собственной инициативе, а не по приказу начальства. Экономическая система, как и биологическая, должна поддерживать новорожденных и хоронить умерших, иначе трупный яд отравит все живое. Советскую экономику погубила ее мифическая бескризисность.
Кризисы ХХ века не были глобальными, пока треть населения и до 40% мирового ВВП находились вне капиталистической системы. Дефолты в Мексике 1994–1995 гг., Таиланде и других странах ЮВА, России (1998 г.), Аргентине и др. были вызваны финансовыми пирамидами на периферии. Нынешний кризис коснулся всех, хотя и в разной степени [4]. В Китае экспорт сократился на 29%, только громадные валютные резервы и резкое увеличение кредитования внутреннего спроса позволили предотвратить опасную массовую безработицу и коллапс, который предрекали некоторые экономисты [5].
Во-вторых, кризис, начавшийся с саморазрушения ипотечной, кредитно-долговой, фондовой, а затем и всей мировой финансовой системы [6], быстро охватил производство, торговлю, занятость и т.д. Так, в США, по данным Министерства труда, занятость сократилась в 2008–2009 гг. в промышленности на 15%, в т.ч. в автомобильной — на 32%, в строительстве — на 20%, торговле, финансах, транспорте, сфере недвижимости, профессиональных и бизнес-услуг — на 6-9%, причем резко выросла длительная (более 6 мес.) безработица. При устройстве на новую работу оплата сокращается в среднем на 10%.
Выросла доля занятых лишь в госучреждениях (с 16,2 до 17,2%), образовании и здравоохранении (с 13,4 до 14,7%). Такой общей рецессии не было с 1929 г. Большинство кризисов ограничивалось финансовой сферой или отдельными отраслевыми рынками, например, информатикой и авиаперевозками в 2001 г.
В-третьих, и это главное, кризис стал системным, нарушив базовые пропорции воспроизводства, саму основу индустриального рынка — опережающий и не координируемый рост предложения по сравнению со спросом. Эта экономическая система ориентирована на максимум прибыли обособленных хозяйственных субъектов, а не на рост совокупной добавленной стоимости, часть которой идет на создание спроса (зарплата), а часть — на инвестиции, создающие предложение (амортизация и капитализируемая прибыль). Стимулирование спроса в развитых странах ведет к избыточному потреблению материальных благ, не нужных для гармоничного развития личности. Планомерность, т.е. сознательно поддерживаемая пропорциональность реализуется только на микроуровне, в фирмах, а не в национальной или тем более глобальной экономической системе.
Такая модель, вполне допустимая и единственно возможная в индустриальной рыночной экономике, когда главным производственным ресурсом был труд и капитал, принадлежащие частным собственникам, перестала соответствовать постиндустриальной фазе, где экономический рост определяется развитием и использованием общественных производительных сил. Наука, образование, организационная культура, глобальные информационные сети имеют нетоварную природу, не находятся в частном владении и не замыкаются в национальных границах. Производство и потребление достигло таких масштабов, что оказывает влияние на окружающую среду и даже на климат на планетарном, а не только локальном уровне.
Причиной нынешнего кризиса нельзя считать банкротство Lehman Brothers, очевидные ошибки американских, российских или каких-либо иных властей. Кризис порожден несоответствием действующей уже 400–500 лет системы частнорыночного регулирования потребительского общества новому уровню обобществления производства.
В мировой экономике появилась «черная дыра» — теневая и нерегулируемая финансовая система. Хеджевые, паевые и другие инвестиционные фонды без санкции ЦБ эмитировали средства платежа — деривативы. Размер эмиссии определяют «вседозволенность, алчность и эгоизм» (А. Меркель, канцлер ФРГ) финансистов (в кризисном 2009 г. в США они получили 150, в т.ч. в 5 ведущих банках — 50 млрд долл. бонусов). Общий объем эмиссии и стоимость ценных бумаг, их связь друг с другом и с реальной экономикой, степень риска вложений никто не знает и не контролирует. Дж.Сорос прав: экономическая катастрофа была порождена самим же рынком.
Точнее, начался кризис потребительской цивилизации, всей модели мироустройства и образа жизни. Как предвидел еще в 1930 г. Дж.М. Кейнс (Экономические возможности наших внуков // Вопр. экономики. — 2009. — № 6), в XXI веке для удовлетворения насущных потребностей людей в развитых странах потребуется гораздо меньше рабочих рук и избыток свободного времени станет одной из центральных проблем человечества.
Во времена А. Смита Англия была промышленной мастерской мира. В 2009 г., по данным Евростата, 35% ВВП здесь приносят финансовые и бизнес-услуги, 25% — шоу-бизнес и публичные услуги, 15% — торговля, отели и рестораны и лишь 13% — промышленность, 1,5% — сельское хозяйство и горнодобыча. Иоанн Павел II в своей энциклике «Сотый год» отметил наступление «дикого капитализма», рынка, не имеющего четких рамок и границ для финансовых спекуляций и стремления к наживе. В 2008 г. виртуальная цена обращающихся на рынке деривативов (1500 трлн долл.) в 20 раз превзошла мировой ВВП (70 трлн долл.) вкупе с недвижимостью (75 трлн). В США в 2007 г. 52% ВВП давали финансовые услуги, страхование, операции с недвижимостью, торговля и прочие виртуальные услуги. 70-80% прибыли в мировой, в т.ч. российской экономике получают не производители, а посредники — финансисты и торговцы.
Зарубежные экономисты показали, что экономика «быстрых денег» — это экономика спекулятивных пузырей [7], поэтому необходимо «спасти капитализм от него самого» [8]. В.Т. Рязанов [9] и ряд других российских экономистов [10] показали, что фазовый кризис рыночной цивилизации нарушил пропорции не только между спросом и предложением, но и между производством и потреблением (США производят 20% мирового ВВП, но потребляют 40% ресурсов), производством и финансами (товарные рынки превратились в рынки производных ценных бумаг), производством и экологией, глобальным производством и национальным регулированием и т.д.
Как отметил патриарх Кирилл, выход из кризиса требует не косметического ремонта, а коренного переустройства, создания экономики, «где реальные материальные ценности будут прямо пропорциональны вложенным усилиям — физическим, духовным, интеллектуальным». Для этого необходимо «менять ментальность» и систему жизненных ценностей (Газета.Ru, 11.10.2009).
Кризис по-разному сказался на национальных экономиках. Наибольший ущерб понесли страны с максимальной либерализацией финансов и высокой зависимостью от мирового рынка капиталов. К ним относится и Россия. В 2006–2007 гг. были отменены практически все ограничения на спекулятивные портфельные инвестиции, обмен валют и вывоз прибылей. Это облегчило положение олигархов, но не российской экономики.
В начале 2008 г. Россия обогнала по ввозу капитала чуть ли не все страны мира, а на душу населения — и Китай. Но речь шла не о прямых инвестициях, приносящих новые технологии, а о «горячих деньгах», которые вкладывались в ценные бумаги в расчете на 30–50% ежегодной прибыли от роста их курса и самого рубля. При первых признаках схлопывания финансовых пузырей на рынке акций и недвижимости и падения рубля из-за 4-кратного снижения цен на нефть, 100 млрд долл. в мгновение ока были вывезены из России. То же произошло в странах Балтии, Украине, Молдове, Армении, Казахстане. Рост ВВП в 2009 г. среди стран СНГ отмечен лишь в Узбекистане и Туркменистане, где государство сохранило свою регулирующую роль. Азербайджан и Беларусь пострадали от падения стоимости экспорта, но и там спад оказался меньшим, чем в России.
Российские компании получали кредиты за рубежом под 6–7% годовых плюс 1% за страхование рисков. Российские банки давали займы под 12%, зарабатывая 5% на разнице ставок и еще на росте курса рубля. При 12% инфляции это означало, что деньги давали даром. Их брали не для обновления производства, что связано с риском и окупается в лучшем случае за 5–7 лет, а для массовой скупки и перепродажи активов, в т.ч. с помощью рейдерства. Кризис обнаружил самые слабые места российской экономики. Она восприняла худшие черты финансового капитализма, но не его конкурентные традиции. На большинстве отраслевых рынков доминируют монополии, связанные с местной властью. Об этом свидетельствуют цены. На жизненно важные лекарства в России они в 3–4 раза выше, чем за рубежом (оценка Всемирного банка в декабре 2009 г.). Перевозка контейнера из Петербурга в Москву стоит столько же, сколько из ЮВА в Петербург.
Антикризисная программа 20 ведущих стран спасла мир от повторения Великой депрессии, но обошлась, по оценке МВФ, в 11 трлн долл. — 22% их ВВП, а России — в 11 трлн руб. — 27% ВВП. Снижение ВВП в 2008–2009 гг. составило в США 3,8% (в 1930 гг. — 30%), в ФРГ — 6,7%, Италии — 6,5%, Англии — 5,9%, Франции — 3,5%, Японии и России — 8-8,4%.
Антикризисные программы во всех странах включали предоставление ликвидности финансовой системе (80% всех затрат), в России это предотвратило ее развал. В отличие от 1998 г. желающие могли обратить свои сбережения в любую валюту. Эти меры заслужили высокую оценку МВФ и Всемирного банка. К 2010 г. банки вернули 90% беззалоговых кредитов (1,92 трлн руб.) с процентами. Бюджет заработал и на покупке акций ведущих компаний на пике спада в 2008 г.
Россия, как и другие страны, поддержала внутренний спрос. Для этого в 2009 г. были увеличены пособия по безработице, ассигнования на переобучение кадров и т.д., а в 2010 г. более 1 трлн руб. дополнительного спроса принесло повышение пенсий. В то же время Россия, в отличие от Китая и США, не смогла увеличить вложения в инфраструктуру. По программе Б.Обамы 35 млрд долл. инвестируется в производство возобновляемых энергоресурсов и снижение энергозатратности общественных зданий, 27,5 млрд — на создание транспортной инфраструктуры XXI века, 22 млрд — на науку и передовые технологии, 85 млрд — на финансирование образовательных программ, позволяющих конкурировать с любым работником в мире, 21 млрд — на модернизацию и компьютеризацию здравоохранения. Как заявил Б.Обама, «мы не хотим, чтобы все выпускники колледжа с математическими способностями торговали деривативами».
Кризис изменил поведение фирм. По оценке ГУ ВШЭ, основанной на данных 752 фирм обрабатывающей промышленности в 44 регионах РФ, 94% из них испытали влияние кризиса в виде сокращения спроса на свою продукцию (52%), неплатежей покупателей (44%), роста цены кредита (44%) и ужесточения его условий (31–38%). Больше всего пострадали металлургия, текстильная и швейная промышленность, машиностроение. В итоге фирмы задерживают платежи поставщикам (47%), переводят персонал на сокращенную неделю и в неоплачиваемый отпуск (46%), изменяют цены (1/3 снижает, а 25% повышают). Гораздо реже компании обращаются за госпомощью (13%), продают часть активов (5%) или проводят коренную модернизацию. От государства они хотят снижения налогов и замораживания энерготарифов (53%), поддержания устойчивости рубля и банковской системы (34%).
К 2010 г. большинство компаний приспособилось к новым условиям. 23% из них оценивают свое финансовое состояние как хорошее, 60% — как удовлетворительное и только 17% — как плохое. Треть фирм планирует крупные инвестиции. По данным Российского экономического барометра (Ведомости, 12.10.2009) в некоторых отраслях происходит «созидательное разрушение», вытеснение неэффективных производств. В 2008–2009 гг. доля прибыльных фирм сократилась с 55 до 18%, но их выпуск сокращался лишь на 0,4% в месяц. Сократив 11% персонала, они повысили оплату оставшимся на 5-6%. Рентабельность снизилась с 9,5 до вполне нормальных 5%, загрузка мощностей — с 89 до 80%, но выросла производительность труда, снизилась себестоимость. Выросла (с 31 до 42%) доля фирм с нулевой рентабельностью. У них спад производства составил 1% в месяц, загрузка мощностей упала на 24%. Безубыточные фирмы (их 70%) в условиях кризиса также повысили эффективность производства.
По-другому обстоит дело у убыточных компаний. Их доля выросла с 12 до 30%, причем 20% убыточны уже долгое время. Они сокращали выпуск на 1,5% в месяц, снизили загрузку мощностей на треть, уволили 23% персонала, снизили оплату оставшихся на 6%, однако эффективность производства по всем составляющим продолжает снижаться.
Производительность труда в США в 2009 г. выросла, по данным Министерства труда, на 7%, т.к. число оплаченных рабочих часов сократилось гораздо больше, чем выручка. В России выработка на одного работника снизилась на 5%, т.к. работников часто не увольняют, даже при остановке производства. При снижении ВВП на 8,5% число занятых в 2009 г. сократилось лишь на 3%.
В 2010 г. спад производства прекратился. Растет цена активов (в 2008–2009 гг. она упала на 12 трлн долл.). Стабилизируются цены на недвижимость, которые в 2008–2009 гг. упали, по данным Global Property Guides, в Латвии — на 60%, в ОАЭ — на 48%, Болгарии — на 29%, России — на 19%. Однако восстановление идет на прежней, спекулятивной базе. В США вдвое выросла эмиссия долларов, банки получают деньги под 0,5% годовых и снова вкладывают их не в производство, а в рискованные ценные бумаги, зарабатывая на росте фондового рынка. Российские компании вложили в финансовые активы в 4,7 раза больше средств, чем в основной капитал. Банки по-прежнему получают 75% доходов от валютных операций и только 9% — от кредитования (данные Департамента стратегического анализа ФБК, ж. Эксперт, 30.10.2009). 20% спад реальных инвестиций не преодолен.
Главной нерешенной проблемой остается сокращение занятости. В США, по данным Министерства труда, в 1990–2009 гг. потеряно 6 млн рабочих мест. В России реальный уровень безработицы маскирует неполная, формальная и неэффективная занятость. Так, в электроэнергетике в 1990–2009 гг. число работников выросло вдвое при прежнем объеме производства. Сбербанк сократил штат в 2009 г. на 10%, а к 2014 г. намерен высвободить еще 20–25% персонала. Такие же планы имеет «Почта России» и многие другие компании. Это создаст новые проблемы на рынке труда.
Общий вывод: спад заканчивается, но кризис не преодолен ни американским «ковбойским», ни российским олигархическим капитализмом. Он может повториться в более разрушительном виде.

Модернизация — путь к инновационной экономике
В 2000–2008 гг. были созданы макроэкономические условия для преобразования постсоветской экономики. По оценке МВФ (FT 25.08.2009), российский ВВП вырос с 200 до более 1000 млрд долл. — в 5 раз, а средняя зарплата со 100 до 600 долл./мес. (в начале 2010 г. — до 12 тыс. руб.), что создало массовые рынки бытовой техники, автомобилей, компьютеров, мобильных телефонов, туристских и других услуг. Стране присвоен инвестиционный рейтинг. Россия выплатила внешний госдолг и стала третьей (после Китая и Японии) по объему золотовалютных резервов. Около 40 тыс. средних предприятий, не присваивавших государственные активы, работает на внутреннем и внешнем рынке. Их опыт (его обобщает журнал «Эксперт») доказывает, что у нас растет число современных предпринимателей и менеджеров. За ними будущее. Из импортера Россия превратилась в крупнейшего экспортера зерна, даже в засушливый 2009 г. Доля импортного мяса в 2005–2009 гг. сократилась с 32 до 25%. Россия уже не нуждается в импорте яиц, а вскоре не будет нуждаться в импорте куриного мяса и свинины.
Однако конкурентоспособность российской экономики в целом снижается. По оценке Всемирного экономического форума, за последний год она переместилась с 51 на 63 место среди 133 стран, уступая не только Швейцарии, США, Сингапуру, Швеции, Дании, Финляндии, ФРГ, Японии и Канаде (первые 9 мест), Индии и Китаю (29 место), но и Азербайджану (51 место). При относительно высокой макроэкономической стабильности (36 место), среднем состоянии рынка труда (43), образования и здоровья граждан (51) Россия занимает 110–119 места по эффективности государственного управления, независимости судебной системы, уровню корпоративной этики, эффективности товарного и финансового рынка. По данным ОЭСР (The Economist, 14.11.2009, p.90), Россия занимает последнее место среди 15 ведущих стран по темпам роста производительности основных факторов производства — труда и капитала. В 1990-2008 гг. среднегодовой темп прироста этого обобщающего показателя в России составил 0,2% по сравнению с 4% в Китае, 2,8% в Индии, 1,2% в США и 0,3% в Бразилии.
Это отставание началось в 60-х гг., когда принудительный труд был отменен, а хозяйственные реформы, развивавшие свободную хозяйственную инициативу, свернуты. Пленум ЦК КПСС, который должен был обсудить ход научно-технической революции, был переориентирован на проблемы идеологической работы. В итоге, душевой ВВП, который в 1950 г., по оценке С.Гуриева и О.Цывинского (Ведомости, 13.08.2009), был в СССР на 35–50% выше, чем в Греции и Испании, в 1970 г. оказался одинаковым, а в 1999 г. — втрое ниже, чем у этих европейских аутсайдеров. Средняя продолжительность жизни начала снижаться с 1965 г., ее отставание от США у мужчин выросло с тех пор с 2,5 до 10 лет. Средний рост детей и подростков (он зависит от рациона питания) до 60-х гг. был таким же, как у сверстников в США, а уже в 1980 г. у 80% россиян оказался гораздо ниже. В 2009 г. потребление мяса, молока и овощей в России отстает от рациональных норм на 25%, а рыбы — на 45%.
Модернизация (обновление) экономики России была названа первоочередной задачей уже в первом Президентском послании В.В.Путина. Программа «Россия — 2020» предусматривала модернизацию в стабильных финансовых условиях. В статье Д.А.Медведева «Россия, вперед!» и Президентском послании 2009 г. речь идет о послекризисной модернизации в условиях дефицита госбюджета. Модернизация рассматривается как комплексное изменение технологического, экономического и социально-политического уклада с целью формирования постиндустриального общества с инновационной экономикой. Следует отметить ее новые акценты.
Во-первых, обоснована необходимость качественных изменений для преодоления вековой экономической отсталости России, которая выражалась в обмене сырья на готовые изделия. За последние 20 лет не удалось избавиться от этой зависимости. Нынешняя экономика, как и советская, в значительной степени игнорирует потребности человека, энергоэффективность и производительность труда позорно низки. Коррупция, веками истощавшая Россию, усилилась из-за чрезмерного неэффективного присутствия государства в экономике и общественной жизни, слабости демократических институтов и гражданского общества. Впервые с такой ясностью показано, что для выживания и тем более расцвета России нужны не частные улучшения, а новая цивилизационная модель. Нынешнее отсталое сырьевое хозяйство может быть названо экономикой лишь условно.
Во-вторых, определен характер предстоящей модернизации как консервативной, т.е. ненасильственной и постепенной, либеральной, т.е. ориентированной на развитие рыночной конкуренции и многообразия форм собственности, и демократической, предполагающей высокую информированность граждан, их участие в обсуждении и принятии решений, свободу мысли и законной деятельности, конкуренцию политических партий. Эти проблемы рассмотрены в статье М.И. Кротова [1].
Модернизация, проведенная Петром I и И.В. Сталиным, была насильственной. Это сократило сроки индустриализации, но погубило миллионы жизней. У нынешней модернизации также есть сильные противники — чиновничьи кланы, предприниматели, получающие прибыль не от нововведений, а от торговли тем, что ими не создано, от контроля за финансовыми потоками, перераспределения собственности, монопольных цен. Многие россияне не имеют инновационной квалификации и предпочли бы сохранить патерналистскую систему, когда им перепадает кое-что из доходов государства. Вполне можно понять Е.Н. Примакова, который, став премьером, обещал отправить на нары чиновников и бизнесменов, которые заслуживают этого больше, чем обычные уголовники. Но если всех посадить, некому будет работать, справедливо заметил В.В. Путин.
Сегодня допустимы лишь рассчитанные на много лет преобразования. Больна не только власть, но и все общество. Перефразируя И.В. Сталина, можно сказать: других россиян (милиционеров, чиновников, бизнесменов) у нас для модернизации нет.
В-третьих, в Послании Д.А. Медведева представлена двуединая модель модернизации. Прежде всего, необходимо восстановить на новой базе производство товаров массового потребления, что немыслимо без реальной конкуренции и стимулирования частного спроса. Коренное обновление инфраструктуры станет возможным после освоения мировых стандартов ее строительства и эксплуатации, снижающих издержки в разы, нужна финансовая система (длительные пассивы), адекватная требованиям модернизации. Установка с 2010 г. во всех домах счетчиков тепла, энергии, воды и газа позволит перейти к оплате действительно потребленных услуг, а не потерь в энергосетях. Вводится новый порядок согласования документации для инвестиционных проектов. Как показало исследование Mc Kinsey, согласование строительного проекта в России занимает в среднем 704 дня, а в США — 40, доля электронных платежей, соответственно, 25 и 90%. Этим объясняется 44% отставания производительности в строительстве и торговле. Ее можно резко поднять без больших капиталовложений.
Однако догоняющее развитие не обеспечит прорыв к новой экономике. Как показал опыт, лидеры продают только утратившие новизну технологии. Поэтому в программе выделено 5 направлений, по которым Россия сохранила потенциал опережающего развития: энергетика, атом, космос, медицинские технологии, суперкомпьютеры и программное обеспечение.
В-четвертых, по-новому поставлен вопрос о сотрудничестве с зарубежными странами, без которого модернизация невозможна. Примером могут служить достигнутые при посредничестве В.В. Путина соглашения об участии франко-корейской группы Рено-Ниссан в реконструкции АвтоВАЗа, создании СП с франко-американской ТНК по производству в России интернет-оборудования, о допуске «Газпрома» к самой выгодной «последней миле» продаж в ЕС в обмен на участие западных компаний в энергопроектах России. Заимствование зарубежных технологий необходимо, но лишь при условии передачи прав на эти технологии и организации на этой базе собственных разработок. Создание СП (50–50) «Фиат» — «Соллерс» гораздо рациональнее, чем 100% иностранных сборочных заводов, не контактирующих с российским научно-техническим комплексом.
О результатах перехода к новой экономической модели нельзя судить только по динамике душевого ВВП. Как показало исследование Комиссии под руководством Нобелевского лауреата Дж. Стиглица, в составе ВВП растет доля государственных услуг, объем которых оценивается по затратам (за 60 лет они выросли в США с 21,4 до 38,6% ВВП, во Франции — с 27,6 до 52,7%, в Англии — с 34,2 до 47,6%, в ФРГ — с 34 до 44% ВВП), а не по результатам. Учитывается цена активов (в период бума — раздутая) и услуг, а не их качество. США занимают первое место в мире по медицинским расходам (в % к ВВП и на душу населения), а по уровню заболеваемости и продолжительности жизни уступают ряду стран ЕС и Японии. При высокой дифференциации доходов (как в России) рост ВВП может и не сказаться на качестве жизни большинства народа. Рост ВВП обесценивается увеличением долга государства и домохозяйств, он не отражает сдвиги в экологии и социальной среде. Многие страны ЕС включают в ВВП услуги проституток (в Венгрии они составили 1% ВВП).
В качестве основных критериев инновационного развития можно предложить.
1. Изменение структуры производства, инвестиций и экспорта в пользу конечных продуктов с высокой добавленной стоимостью, использующих конкурентные преимущества России.
В 1999–2007 гг. доля ТЭК в экспорте выросла с 44 до 62%, а машин и оборудования сократилась с 8,8 до 5,6%. Экспорт за эти годы вырос в 3,5, а импорт — в 5 раз. Общая доля нефти, нефтепродуктов, газа и металлов в экспорте выросла в 1970–2008 гг. с 35 до 83%.
2. Изменение структуры факторов экономического роста. Доля прироста ВВП за счет человеческого капитала, по оценке Всемирного банка, составляет в России менее 15% (в наиболее развитых странах — 60%), добычи природного сырья — 55% (10%), инвестиций в основные фонды — 30%. Энерговооруженность труда в России втрое ниже, а энергоемкость ВВП из-за потерь (45% потребления) — в 3–4 раза выше. Производительность труда, которая продолжает оставаться самым важным, самым главным для победы нового общественного строя, составляет в экономике России лишь 17%, а в машиностроении — 6% от уровня США.
Особо следует выделить долю нового технологического уклада, основанного на NBIC — саморазвивающейся интеллектуальной системе, совмещающей в одном научно-производственном цикле нано-, биоинженерные, информационные и комплексные (основанные на физико-химической обработке не внешней поверхности, а внутренней структуры предметов труда) технологии. Эти системы создадут новые безотходные производства для всех секторов экономики — от медицины до промышленности, строительства и АПК, не требующие больших цехов и крупномасштабных перевозок. Это позволит возродить многие из 150 тыс. российских деревень (в 30 тыс. из них уже нет постоянных жителей) и 1000 малых городов.
Изменится стоимостная структура ВВП, в которой сейчас около 30% дает экспорт, 22% — инвестиции и импорт и лишь немногим более 40% — товары и услуги, потребляемые населением. В структуре себестоимости промышленной продукции России доля сырья и материалов намного выше, чем в развитых зарубежных странах (50 и 20%), а зарплаты в обрабатывающей промышленности (30 и 50%), а также амортизации, т.е. затрат, создающих добавленную стоимость — намного ниже.
1. Рост наукоемкости производства и инновационной активности предприятий. По оценке Д.А.Медведева, доля предприятий — основных заказчиков в общей сумме затрат на НИОКР составляет в России 6%, в то время как в ЕС — 25–65%, в Японии и США — 70–75%. В России ежегодно осваивают технические новшества 9,4% предприятий, а в Чехии — 41%, Бельгии — 58%, ФРГ — 73%. Машиностроительные заводы тратят на НИОКР менее 1% своей выручки (в ЕС средняя наукоемкость производства — более 6%, а в высокотехнологичных отраслях — 20%).
2. Обновление продукции, оборудования и технологий. В замене нуждается 70% оборудования. До аварии износ гидротурбин Саяно-Шушенской ГЭС превысил 60%, половина из них проработала более 90 тыс. часов, хотя уже после 50 тыс. резко увеличивается объем и стоимость ремонта.
3. Изменение институциональной структуры экономики. Доля контролируемых государством активов, по оценке А.Кудрина (Известия, 06.10.2009), может быть снижена с 50 до 40, а затем 30%. Предстоит решительно сократить долю теневой экономики, где 15 млн чел. не платят налоги. По оценке Всемирного банка, она достигает 40% (в основном, в строительстве, сфере услуг, алкогольной сфере, здравоохранении). По данным Росфинмониторинга, 40–50% денежного оборота — теневые или преступные деньги, до 27% зарплаты платится «в конвертах». По данным Счетной палаты (Ведомости, 07.07.2009), более 80% угля идет на экспорт через офшоры по заниженным для ухода от налогов ценам. То же относится к экспорту в целом.
В расчете на 100 тыс. жителей в России приходится 200 малых фирм (в основном в торговле и сфере услуг) — вдвое меньше, чем в Бразилии, почти втрое — чем в Чехии и Польше. Относительно лучшие показатели в Томской, Волгоградской, Новосибирской, Самарской областях, Москве и Петербурге. Доля малого бизнеса в ВВП — 17% (в США — 60%). В США 7 млн фирм с числом работников до 500 и 18,7 млн предпринимателей (вне сельского хозяйства) специализируются, в основном, на поставках деталей, узлов и услуг, в т.ч. инновационных, крупным компаниям.
Структура занятости в России соответствует русской поговорке «один с сошкой, семеро с ложкой». Более 50% занято в госучреждениях и предприятиях, из них 10 млн, по оценке Счетной палаты, — контролем и надзором, который дублируется и лишь дезорганизует бизнес. Число чиновников за последние 20 лет удвоилось, а научных работников втрое сократилось (в 1980–2007 гг. — с 1025 до 393 тыс., их сейчас втрое меньше, чем частных охранников).
Среднечасовая зарплата на текстильных фабриках Китая составляла в 2007 г. 0,5 долл. (Польша — 5,0, Франция — 18, США — 24). Россия не может конкурировать в производстве стандартной низкотехнологичной продукции. Ее рыночная ниша — сложные, малосерийные, наукоемкие товары с высокой добавленной стоимостью.
1. Новая социальная политика. Децильный коэффициент дифференциации доходов к 2010 г. достиг 16:1 (рубеж 10:1 создает предпосылки для революции). Прожиточный минимум (его не получает 14% россиян) должен учитывать расходы на ЖКХ, образование, медицину и культуру. Соответствующий социальный стандарт, дифференцированный по регионам, нужно гарантировать всем работающим и нетрудоспособным. Доходы высших менеджеров (по оценке Ernst and Young, они составляют в крупных финансовых компаниях более 22 млн, в промышленных холдингах — около 20 млн, в АО с госучастием — более 11 млн руб. в год) выше, чем у их коллег в ЕС при худших результатах.
Новая экономическая система включает и наукоемкий, и сырьевой комплексы. Не подтверждается тезис о «ресурсном проклятии» как причине отставания России. Первые места по качеству жизни в мире занимают Норвегия, Австралия и Канада, чья экономика также имеет сырьевую основу. При этом в Норвегии и Бразилии энергетику контролируют весьма эффективные государственные компании.
Высокая обеспеченность сырьем становится двигателем, а не тормозом экономического роста при четырех условиях. Первое из них — высокая наукоемкость. Компания Chevron использует высокие технологии, включая компьютерное моделирование, фильтрацию сточных вод и т.д. при разработке месторождения Kern River, где за 110 лет добыто более 2-х, но осталось еще 1,5 млрд барр. нефти. Использование этих технологий позволяет продлить на десятки лет рентабельную эксплуатацию ресурсов Татарстана и Западной Сибири. «Интеллектуальные скважины» позволяют обойтись минимальным числом людей при разработке северных богатств.
Во-вторых, современные информационные технологии позволяют вести мониторинг условий и результатов добычи в каждой скважине и лаве. Это позволяет разумно дифференцировать налоги с учетом фактических размеров ренты, а главное — строго контролировать соблюдение норм извлечения сырья из недр, не допускать хищнического «снятия сливок» в угоду быстрой прибыли.
В-третьих, добывающему комплексу необходима высокая доля малого бизнеса. На уже упомянутом Kern River более 400 фирм добывают нефть из специфических залежей. В России доля малых нефтегазовых компаний за последние годы сократилась в 5 раз.
Наконец, успешные конкуренты России экспортируют не только сырье, но и конечную продукцию с высокой добавленной стоимостью. Для этого широко привлекаются иностранные компании, но Норвегия, например, ставит при этом условием передачу ей прав на новые технологии и ноу-хау. Новые методы добычи, транспортировки и использования энергоресурсов изменяют всю экономику. Без модернизации ТЭК эти ресурсы окажутся слишком дорогими и неэкологичными для экспорта.
В России сложился рентный и «откатный» тип мезоэкономики, который отличается высокой концентрацией собственности (доминирующей ролью одного выгодоприобретателя), преобладанием конгломератов из технологически не связанных бизнесов, минимальной долей акций в свободном обращении, решающей ролью личных связей с властью. Эти структуры ориентированы не на обновление производства, а на финансовые операции за счет увеличения кредитного «плеча». Инновационный тип мезоэкономики отличается преобладанием публичных корпораций с распределенной собственностью, высокой долей институциональных инвесторов и акций в свободном обращении. Их основу составляют специализированные ТНК концернового типа, ориентированные на разработку и освоение новых продуктов и технологий, прежде всего, за счет капитализации прибыли и амортизации, а также формирования новых рынков, технологических цепей, сетей и кластеров.
В России созданы отдельные элементы инновационной системы и проводятся институциональные преобразования. Введение ЕГЭ позволило оценить действительное состояние российского образования, перспективы кадрового обеспечения различных секторов экономики, выделить вузы, способные стать федеральными и исследовательскими университетами, либо подлежащие превращению в их филиалы или закрытию. Резко выросла доля иногородних студентов в Москве и других научных центрах, что помогает воссоздать утраченную в 90-х гг. систему социальной мобильности. Сокращаются возможности для коррупции, возникла конкуренция вузов за привлечение лучших студентов и преподавателей. На рынке услуг стал доминировать покупатель. Под руководством ректора ГУ ВШЭ Я.Кузьминова разработана программа создания многоступенчатой (начиная с прикладного бакалавриата, готовящего рабочих-техников) системы непрерывного и всеобщего высшего образования, соответствующего запросам инновационной экономики.
Начата военная реформа, позволяющая перейти от дивизий, предназначенных для обороны в окопах и штыковых атак (в расчете на то, что «бабы еще нарожают»), к мобильным бригадам постоянной боевой готовности, оснащенных высокоточным оружием, средствами радиоэлектроники, беспилотными летательными аппаратами и т.д. Не останется псевдовоенных частей, охраняющих ненужные объекты, которые все чаще продаются, чтобы на выручку построить крайне необходимое военным жилье и т.д. Как и в сфере образования предстоит сократить число организаций, обновить преподавательский и офицерский состав, освободиться от людей, которые по своему опыту и менталитету не нужны современной армии. По данным Генштаба число офицерских должностей в 2009-2010 гг. сокращается с 355 до 150 тыс. — с 34 до 15% состава армии (РИА Новости, 05.06.2009). Это вызывает ожесточенное сопротивление. Необходимые преобразования и связанные с ними неизбежные трудности выдаются за «развал» армии, образования и т.д.
С 2010 г. государство отказалось от лицензирования и регулирования строительного рынка, эта функция передается саморегулируемым организациям самих строителей.
Такое же созидательное разрушение необходимо ЖКХ, на содержание которого уходит большая часть местных бюджетов. Россия — самая большая страна мира по площади может начать массовое строительство недорогих малоэтажных, энергоэффективных домов. Как показывает опыт ФРГ и других стран, герметичные постройки с эффективной теплоизоляцией стен, кровли и фундамента (слой 30–40 см по теплопроводности равен кирпичной кладке шириной 5 м), специальной обработкой углов и стыков, трехкамерными стеклопакетами и системой искусственной вентиляции с теплообменниками сокращают расход энергии по сравнению с «хрущобами» в 10–15, а с нынешними домами — в 5–7 раз. Стоимость строительства увеличивается лишь на 10%, дополнительные вложения окупаются за 7–10 лет.
Резкое увеличение доли россиян, имеющих собственный дом, расположенный в обычном, а не в огороженном коттеджном поселении, означало бы социальную революцию. Инновационная экономика невозможна в стране, где элита, подобно феодалам средних веков, живет отдельно от народа с собственной охраной и социальной инфраструктурой за высоким забором. Модернизация реальна лишь в экономике медленных денег, где кредиты недороги (не более 6% годовых), рентабельность в 5% считается нормальной, перекрестное субсидирование (энергия дешева, т.к. стройки оплачивает бюджет) отсутствует.
Русская пословица гласит «пока гром не грянет, мужик не перекрестится». Послание Д.А. Медведева Федеральному собранию свидетельствует: гром грянул. Страна, где 2% мирового населения распоряжается 20% мировых ресурсов, причем это население сокращается, а потребность соседей в этих ресурсах растет, не выживет без новой экономической системы. Какой ей быть — должна определить наука.

Новая экономическая наука или «огонь по штабам»?
Экономическую систему можно определить как совокупность организаций, институтов и информационных потоков с определенной субординацией, имеющих общую цель и механизм обеспечения целостности, непрерывно изменяющуюся под воздействием внешней среды. Основное отличие постиндустриальной экономической системы состоит в том, что ее целью и одновременно важнейшим средством совершенствования становится развитие человеческого капитала, культуры и науки. Для этой системы характерно непрерывное обновление техники, организации, экономики и социальных отношений, в котором участвует большинство населения.
В аграрной системе, которая преобладала в мире до 1820-х гг., душевой ВВП (тогда он состоял из реальной продукции) рос пропорционально численности населения — в среднем на 0,1–1% в год. В индустриальной системе (1820–1970-е гг.), по расчетам американского экономиста Мэдисона, темп прироста вырос до 3–3,5% и опередил рост населения (0,42–0,77%) за счет увеличения вещественного капитала и его производительности. Это позволило поднять благосостояние в развитых странах примерно в 300 раз. В постиндустриальной системе прирост населения в мире снижается (до 0,3% при его сокращении в развитых странах). Снижается и прирост душевого ВВП в развитых странах (до 2,2–2,3%), но изменяется само качество жизни.
Как отметил Ю.В. Яковец и ряд других исследователей, эту систему нельзя назвать социализмом в советском понимании слова, поскольку она основана на многоукладной экономике, рыночной конкуренции, горизонтальных контрактах, а не вертикальном подчинении. Но ее нельзя назвать и капитализмом в понимании А. Смита и К. Маркса и тем более в его нынешнем финансово-долговом обличье. Теорию конвергенции (соединения и взаимопроникновения) частной свободы и инициативы и общественных интересов разрабатывали В.В. Леонтьев, В.В. Новожилов, В.С. Немчинов, Н.П. Федоренко. Не верил в будущее капитализма Й. Шумпетер. Наша страна на своем горьком опыте доказала бесперспективность административно-командной экономики, а Ирландия — «кельтский тигр», которая в 1990–2007 гг. имела наивысшие темпы роста ВВП в Западной Европе — англо-американской финансовой модели, порождающей коррупцию и стратегические провалы [11]. Банки, гнавшиеся за деньгами, поставили эту страну на колени [12]. Эта модель оказалась столь же уязвимой [13], как нынешняя российская.
Следует выделить основные черты постиндустриальной экономической системы, которые нуждаются в глубоком исследовании.
1. Новая структура производства. Место стандартных товаров (зерно, уголь, нефть, металл и т.д.) занимают постоянно обновляемые и ориентированные на многообразные запросы наукоемкие товары, технические комплексы и услуги. Это требует перехода от общей теории, изучающей явления in vitro (в пробирке) к политической экономии отраслевых рынков, исследующей институты in vivo (в живом разнообразии) и оценивающей явления по их индивидуальным особенностям, а не соответствию абстрактным моделям.
Для современных товаров характерно доверительное качество: его можно оценить только в процессе потребления, при покупке приходится доверять производителю. Поэтому цена во многом зависит от стоимости торговой марки, бренда. Как показали Нобелевские лауреаты 2001 г. Дж. Стиглиц, Дж. Акерман, М. Спелс, «невидимая рука» не определяет движение сложных рынков, где усиливается асимметричность информации.
В 2009 г. конкурс в вузах сферы услуг впервые оказался выше, чем на факультетах экономики и менеджмента. Однако политэкономия услуг развита слабо. Между тем, здесь потребитель участвует в процессе производства. Вкус колбасы не зависит от того, кто ее покупает, а эффективность образовательной услуги во многом определяется подготовленностью учащихся.
Особую роль в управлении отраслевыми рынками играют технологические регламенты, определяющие требования к безопасности, надежности и полноте информации, использованию общественных ресурсов. Эта важнейшая политико-экономическая категория связана с согласованием частных и общественных интересов в постиндустральной экономике. В развитых зарубежных странах эти регламенты безотносительно к коммерческой эффективности делают невозможным эксплуатацию мартеновских печей, протекающих труб и унитазов, строительство неэкономичных зданий, дорог и т.д. В России ГОСТы, мешавшие обманывать покупателей, отменены, а ввод регламентов, регулирующих рынок и конкуренцию, сорван [14]. Пытались ввести регламенты, содержащие не политико-экономические нормативы, а список марок бетона, которые разрешается покупать (с их производителей была собрана плата).
2. Новая структура экономических агентов, контрактных и конкурентных отношений. Фирма в постиндустриальной экономике превращается из микроэкономической в мезоэкономическую структуру, из независимого рыночного субъекта в звено контрактной сети. Наряду с производством и реализацией товаров и услуг на базе собственных или арендованных активов она все в большей степени выступает как организатор технологических цепей, предпринимательских сетей и кластеров, которым не нужна централизация собственности и иерархическая структура управления. В качестве фирмы все чаще выступает ТНК или интегрированная бизнес-группа, в которой складывается особый тип долгосрочных рамочных контрактных отношений, используются особые методы трансфертного ценообразования, центр не вмешивается в производство, а управляет стратегией, знаниями, нематериальными активами, организационной культурой, финансовыми потоками. На каждом сегменте мирового рынка теперь лидирует всего несколько таких компаний, которые выступают как среднее звено глобального управления, по силе воздействия на цены и другие условия экономического роста, не уступающее многим государствам. Предприятия в их составе специализируются не на узкой номенклатуре отраслевой продукции, а на ключевых технологиях высокой конкурентоспособности, что позволяет вывести на аутсорсинг не только вспомогательные и обслуживающие, но и многие основные операции, комплексно обслуживать определенный сектор рынка и весь жизненный цикл продукции.
В индустриальной экономике субъект управляет объектом, используя обратные связи в иерархической структуре. В горизонтальной сети субъекты, оценивая ситуацию, исходят из своих интересов, но имеют общую цель и добровольно передают друг другу право принятия решений по согласованному кругу вопросов.
Это требует коренного изменения методов оценки эффективности производства — по добавленной стоимости, учитывающей не только краткосрочные (прибыль), но и стратегические интересы компании (зарплата определяет спрос, а амортизация — обновление активов), а главное — внешний эффект (экстерналии). Еще А. Пигу отмечал, что рынок не представляет собой совершенную саморегулируемую машину, содействующую благосостоянию не только капиталистов, но и всего общества. Поэтому необходимо учитывать не только частную (private value), но и общественную (social value) стоимость, поощряя создание частными фирмами публичных благ (public goods) специальными субсидиями (extraordinary encouragements). Нынешние компании состоят из сотен фирм, часто специально создаваемых для увеличения мифического объема продаж, рыночной капитализации, снижения налогооблагаемой базы и т.д.
Как отмечают зарубежные экономисты, критерий Парето, который использовался для оценки эффективности в индустриальной рыночной экономике, непригоден в экономике извращенных потребностей, расточения ресурсов, опасных для других людей предпочтений. Предлагается иной критерий, ориентированный не на максимум прибыли, а на экономное использование ресурсов.
Это имеет прямое отношение к конфликту в Пикалево. Его суть в том, что в результате разделения единого комплекса по переработке апатитов на удобрения, глинозем, цемент, соду и поташ на частные фирмы, ориентированные лишь на свой максимум прибыли, полное использование сырья стало невыгодным. Этот критерий не учитывает опасные последствия накопления нефелиновых отвалов, социальные издержки также перекладываются на государство. Проблему не решить разовым вмешательством. Необходимо изменить сам критерий оценки эффективности и принять технологический регламент, устанавливающий глубину переработки апатитов (по предложению В.В. Путина — 90%).
Консолидация производства в новых условиях не сводится к концентрации собственности и капитала, т.е. сосредоточению имущества в руках ограниченного числа собственников и вертикально-интегрированных монополий. Конгломераты эффективны лишь при слиянии с властью. Из 50 крупнейших частных компаний США (по оценке Ж. Форбс, ноябрь 2009 г.) лишь офисы 4 находятся в Нью-Йорке и ни одна в Вашингтоне. Ведущие корпорации расположены вблизи от университетов, а не административных центров. Для снижения издержек лучше малые города, а для получения льгот — столицы. И в годы кризиса помощь оказывалась адресно, а не по библейскому принципу: «сначала спаси, а потом спроси».
Конкуренция ТНК существенно отличается от войны всех против всех с нулевой суммой [15]. Хорошо знающие друг друга великаны все чаще вступают в альянсы для совместных инновационных проектов. Торговля превращается в кооперацию, разовые сделки базарного типа — в долгосрочные комплексные контракты. Эволюционная теория, как и дарвинизм, дополненный генетикой, исходит из того, что конкуренция, включающая кооперацию, ведет к росту разнообразия видов фирм. Это позволяет использовать «рассеянное знание», переходить из одного равновесного состояния в другое с помощью нововведений, получающих экономическое признание. Это знание и качество управления определяет стратегическую репутацию фирмы — гудвилл, который измеряется разностью между рыночной капитализацией и совокупной стоимостью активов и обязательств [16].
В России преобладают семейные фирмы, не выпускающие основную часть акций в свободное обращение. В странах ОЭСР они принадлежат, как правило, институциональным инвесторам (инвестиционным и пенсионным фондам), что существенно изменяет корпоративное управление и методы решения агентской проблемы.
3. Новая структура факторов экономического роста. В эпоху А. Смита и К. Маркса его основой был рост числа работников. На этой базе появилась теория трудовой стоимости. В конце XIX века усилился дефицит земли, энергетических и других материальных производственных ресурсов, модели экономического роста учитывали в качестве главного фактора приращение капитала на базе инвестиций. С середины ХХ века рост определяет третий фактор — новые технологии, повышающие производительность труда и капитала и замещающие их. В современных условиях необходимо измерить и учесть четвертый фактор — развитие социальной, организационной и экологической культуры общества, которое требует все больших издержек.
При этом необходимо согласовать экономическую эффективность и социальную справедливость, учитывая рост численности маргинальных групп, которые в силу физиологических или социальных причин не в состоянии создавать и использовать новые знания, необходимые для эффективного труда в постиндустриальной экономике.
Идея межотраслевых балансов, развитая В.В. Леонтьевым, родилась в России. Современные модели должны использовать статистические данные, описывающие поведение различных групп фирм и домохозяйств, в т.ч. экономически нерациональные факторы этого поведения. При этом необходима не только выработка логически непротиворечивых концепций (в экономике, в отличие от математики таких концепций может быть несколько!), но и экспериментальная проверка гипотез с помощью имитационных моделей.
Они должны учитывать особенности цивилизации и культуры как совокупности институтов (установок, ценностей, учреждений, законов), определяющих поведение людей, объединяющих их и удерживающих от противодействия модернизации. Успехи Китая во многом связаны с конфуцианской культурой уважения к уму и добрым чувствам, Германии — с культурой порядка, США — с традициями личной инициативы. А. Тойнби выделил 21 тип цивилизации. Историческое преимущество России, важное для постиндустриальной цивилизации — ориентация на социальную справедливость и коллективизм, признание особой роли государства, умение приспосабливаться к любым обстоятельствам и находить решение сложных проблем при ограниченных ресурсах. Ударом по этому преимуществу стал подрыв крестьянства, которое представляет не обычный класс, а социальную основу цивилизации и сбережения народа [22]. Заразным стало поведение нуворишей, факты и слухи об их немыслимых тратах.
Предстоит найти методы измерения организационного и человеческого капитала [21]. Нужна система трудовых контрактов, позволяющая фирмам надеяться, что их инвестиции в обучение кадров не достанутся конкурентам. Социальный капитал определяется степенью доверия хозяйственных агентов друг другу и государству. К сожалению, он в значительной мере утрачен.
4. Развитие теории капитала и собственности. Их границы существенно раздвигаются, включая человеческий и организационный капитал, интеллектуальную собственность, деловую репутацию. В России нематериальные активы, которые за рубежом определяют капитал и конкурентные преимущества фирмы, должным образом не учитываются, не оцениваются и не страхуются, под них нельзя взять кредит, выпустить ценные бумаги (секьютеризировать). Это значит, что ценности, определяющие судьбы России (к ним относятся также земельные, водные, экологические и биоресурсы), остаются «мертвым» (по терминологии А. Смита), а не живым капиталом. Доля нематериальных активов в их общей балансовой стоимости составляет в России 0,3%, а за рубежом — 30–40%.
В то же время принятая в США система патентования не только изобретений, но и всех организационных нововведений, создает монопольную технологическую ренту и тормозит обновление производства. В США, по данным Министерства торговли, в 1988–2008 гг. число заявок на патенты выросло почти втрое (с 268 до 750 тыс.), бюджет патентной службы — в 13 раз (со 144 до 1915 млн долл.), число ее сотрудников — в 4 раза (с 1,5 до 6 тыс.). На патентные разбирательства тратится 10 млрд долл. в год. Ряд экономистов выступает за отмену существующей системы патентов и авторских прав. В Швеции «пиратская» партия заняла в 2009 г. третье место на выборах в европарламент.
В России наследники, никогда не видевшие правообладателя, могут 70 лет получать отчисления от издания или показа его произведений. Это резко ограничивает культурные связи поколений. Электронные библиотеки позволяют резко сократить расходы и расширить доступ к литературе и документам. Однако для этого необходимо, как это сделано в 52-х зарубежных странах, ввести режим свободных лицензий, т.е. безотзывных разрешений на передачу неограниченному кругу лиц имущественных прав на распространение, перевод и переработку результатов интелектуальной деятельности, признанных общественным достоянием. До сих пор коммерческий договор с наследниками правообладателей и соответствующие отчисления требуются даже за исполнение записанного в незапамятные времена свадебного марша Мендельсона в ЗАГСе и марша Блантера перед началом футбольного матча. В то же время доля России в общем числе заявок на патенты снизилась в 2000–2006 гг., по данным Всемирной организации по интеллектуальной собственности, с 1,8 до 1,15%. 3/4 заявок поступает из пяти стран — Японии (29%), США (21%), Ю.Кореи (9,8%), ФРГ (7,4%) и Китая (7,3%). В 2006–2008 гг. из России уехало около 15 тыс. изобретателей, патентные сборы от их изобретений составляют 3–4 млрд долл. До сих пор нет национального реестра объектов собственности, позволяющего упорядочить отношения НИИ и вузов с создаваемыми их работниками (с 2009 г.) малыми инновационными предприятиями.
Пучок прав собственности в современной экономике должен включать социальные и экологические обязательства, закрепленные в социальных и технологических регламентах (стандартах), обязывающих отказываться от устаревших производств, даже прибыльных.
5. В существенном развитии нуждается теория финансов. В классической теории капитала деньги, эмитируемые центральным банком, выступали как посредник в производстве экономических благ по формуле Т–Д–Т, инструмент сбережения, накопления и обращения стоимости. В современных условиях в качестве квазиденег выступают ценные бумаги, в т.ч. деривативы (производные от долгов, а не реальных активов), бесконтрольно эмитируемые частными финансовыми институтами и с помощью современных информационных технологий свободно перемещаемые по всему миру. Суммарный оборот денег и квазиденег растет во много раз быстрее ВВП, который к тому же во все возрастающих масштабах состоит не из реальной продукции, а из виртуальных финансовых услуг. В итоге деньги превратились в самовозрастающую по формуле Д–Д стоимость, создаваемую виртуально вне и независимо от реального производства на основе информации о финансово-биржевой конъюнктуре и будущих доходах. В США в 2009 г. был арестован известный миллиардер и высшие менеджеры ведущих компаний (ИБМ, Интел и др.), создавшие сеть, использующую инсайдерскую информацию для финансовых спекуляций. Более 95% финансовых трансакций проводится между самими финансовыми институтами, минуя реальное производство. В начале 80-х гг. финансовые активы превышали мировой ВВП в 1,2, а сейчас уже в 4 раза.
Общая стоимость кредитных свопов (страховка от дефолта), биржевых фьючерсов и опционов (включая товарные, в т.ч. нефтяные фьючерсы, объем которых в 20 раз выше реальных продаж нефти) и еще примерно 200 видов долговых ценных бумаг, по оценке Банка международных расчетов, превышает 2 квадриллиона (!) долларов. Крах этой пирамиды, который невозможно предусмотреть (4/5 операций проводится вне бирж, по прямому договору финансовых институтов) и погасить с помощью списания или скупки «токсичных» бумаг, обрушит мировую экономику.
Современная денежная теория должна предложить методы управления деривативами, как инструментами, а не основой перестрахования финансовых рисков. Риск-менеджмент в соответствии с принятым в России стандартом с 2010 г. должен стать важным рычагом управления.
В пересмотре нуждается монетарная теория инфляции. В США эмиссия денег в докризисные годы вдвое опережала рост ВВП, а инфляция оставалась низкой (2,5% в год) за счет скупки долларов другими странами. Однако и в этих странах опережающий рост предложения денег не снижал их стоимость — деньги используются не только как средство обращения и накопления, но и как «халявное» орудие быстрого обогащения. Не только Уолл-Стрит, но и миллионы простых граждан, прежде всего в США, Японии и даже Китае, снимали их с банковских депозитов для игры на курсах акций и облигаций, покупке недвижимости в расчете на рост цен и т.д. Это создало в глобальной экономике громадный инфляционный навес. Для России особенно важно оценить воздействие на инфляцию инфраструктурных проектов, пенсионной и медицинской реформы.
Основным источником финансирования нововведений может стать амортизационный фонд, хранящийся на особых счетах и имеющий целевое назначение. В отличие от развитых зарубежных стран в России он не играет существенной роли в модернизации производства, т.к. слишком мал. Норма амортизации 3% соответствует 35-летнему сроку эксплуатации оборудования (в США — менее 15, а в высокотехнологичных отраслях — 5–6 лет). Коэффициент обновления основных фондов промышленности в докризисный период составлял 1,8%, а выбытия — 1%, что означает обновление раз в полвека. Амортизационный фонд до сих пор выступает не как реальный денежный фонд, связанный со сроком окупаемости инвестиционных проектов и величиной кредитных ресурсов, а как учетная единица, позволяющая уменьшить налог на прибыль и создать неконтролируемый и не связанный с обновлением производства денежный поток.
Дело в том, что методология амортизации базируется на трудовой теории стоимости и марксистской теории капитала, согласно которой средства производства не могут перенести на продукт больше своей первоначальной (балансовой, а не рыночной) стоимости и потому амортизация выступает лишь как перенесенная, а не добавленная стоимость. В современных условиях, как показано в ряде публикаций, амортизация есть превращенная форма добавленной стоимости, которая под контролем государства должна быть своевременно превращена в новые средства труда, включая нематериальные активы. Экономическая природа амортизации и прибыли едина, а водораздел между ними условен и относителен. Использование более совершенных активов позволяет создать новую стоимость, а не только возместить первоначальную цену изношенных средств труда [17].
В теоретическом обосновании нуждается реформирование российской налоговой системы. Прежние реформы ставили перед ней только одну цель — увеличение доходов бюджета и упрощение процедуры, не позволяющее уклониться от налога. Число налоговиков в России в расчете на тысячу жителей в 4,5 раза больше чем в США (1,3 и 0,3). В инновационной экономике налогообложение должно стимулировать обновление производства. Для этого необходимо дифференцировать налог в зависимости от источника дохода (льготы для приоритетных проектов, при освоении экологичных технологий, создании новых рабочих мест квалифицированного труда, ускоренная амортизация) и его использования (минимум — при производственных инвестициях и НИОКР, вложениях в депрессивные регионы, максимум — для элитной недвижимости и скупки непрофильных зарубежных активов). Центр стратегических налоговых реформ США давно пришел к выводу о необходимости перехода от ортодоксального к новому мышлению [18], об опасности НДС [19], который в России занимает первое место в налоговой системе.
Во всех 20 ведущих государствах, кроме России, действует прогрессивный налог на доходы. Покупка олигархами спортивных команд, яхт и дворцов за рубежом — не криминал, но вредная для России фобия. Неприемлемо то, что налог на их офшорные дивиденды 5%, — в России -15%), роялти и проценты (соответственно 0 и 20%) гораздо ниже, чем на предпринимательство в России (НДС — 18%, налог на доход и отчисления в страховые фонды с 2011 г. — более 40% фонда оплаты и т.д.).

6. Важнейшим предметом экономической науки становится поведение хозяйственных субъектов и госорганов. Исходная основа модернизации — люди, а не финансы. Неприемлемы предложения о создании особой структуры управления модернизацией (наподобие опричнины при Иване Грозном?). Нужны не новые ведомства, которые превращаются в барьер, подавляющий функцию управления и требуют за собой надзора и контроля, а новое законодательство, правосознание и правоприменение, новые правила и бизнес-процессы. Для этого нужно уяснить проблему, требующую решения.
Российская юриспруденция, как показано Т. Морщановой (бывшая зам. председателя, а ныне Советник Конституционного суда) и другими исследователями, включает в понятие «право» только нормативные акты, а не неотчуждаемые права и свободы человека, определяющие суть закона. При этом законы носят общий характер, не действуют без подзаконных актов исполнительной власти, которая может по-своему трактовать закон. Действует примат уголовного права над гражданско-правовыми отношениями, в которых стороны не подчинены друг другу и одна из них не может действовать в отношении другой властно-обязывающим образом. Россия занимает одно из первых мест в мире по числу заключенных на 100 тыс. населения, другие меры (домашний арест, штраф, залог, арест активов, запрет на занятие определенных должностей и т.д.) стали применяться лишь в последнее время. Постановление Правительства (2000 г.) о внесении законопроектов с перечислением необходимых подзаконных актов не выполняется. В России действует антиинновационный принцип: все, что не разрешено — запрещено, в то время как в других странах все, что не запрещено — разрешено. Характерно высказывание футболиста А. Аршавина о трудностях жизни в Англии. Там много законов, которые надо знать и соблюдать, а в России, если есть деньги, в этом нет необходимости.
Современные теории остаточных форм собственности и неполных контрактов объясняют, почему в 1999–2009 гг. число чиновников, по данным Росстата, выросло вдвое, самой доходной считается профессия юриста (опрос ВЦИОМ 2009 г.), а наименее престижной — научного работника и учителя. По данным опросов Левада-центра (2009 г.), самыми доходными являются профессии банкира (43%), деятеля шоу-бизнеса (24%), чиновника, судьи, прокурора, адвоката и депутата, а низшую ступень занимает врач (10%), ученый, инженер и офицер (по 4%). 82% россиян никогда не пытались открыть свой бизнес, 51% никогда не будут этого делать, 45% не знают, что для этого нужно. Число желающих открыть свое дело за последние 15 лет снизилось (в 2002–2007 гг. — с 23 до 18%) и намного ниже, чем в других странах.
УК РФ карает (до 5 лет) за «незаконное предпринимательство» и до 15 лет (статья 174.1) за «легализацию и отмывание доходов, нажитых преступным путем». Похожая статья есть в зарубежных кодексах, но две большие разницы. Там на нескольких страницах детально перечисляется все, что закон не разрешает, а в России практически норму закона (всего несколько строк) трактует чиновник, чаще всего с подачи конкурентов и рейдеров. Там отмыванием считается использование дохода для четко прописанных видов незаконной деятельности, например, продажи наркотиков. В России отмыванием считается расходование подследственным средств для любой предпринимательской деятельности, включая выплату налогов, зарплаты рабочим и т.д. При этом предпринимателя арестуют задолго до судебного разбирательства. Тюрьма и сума для него гораздо ближе, чем для «вора в законе». В итоге сотни тысяч россиян ведут бизнес в Лондоне, Стамбуле, ОАЭ, Харбине и т.д. Любое успешное предприятие может быть в кратчайшие сроки захвачено охотниками до чужого добра. Голосование ногами гораздо надежнее избирательной комиссии оценивает реальное положение предпринимателей. С 2010 г. начата реформа хозяйственного права. которое до сих пор было антиинновационным. По оценке экспертов до 90% «хозяйственных» дел было липовыми и заканчивалось не судебными решениями, а «откатом» в пользу нечестных конкурентов и «правоохранителей».
В 2000–2006 гг. затраты на гражданские НИР в России выросли с 0,23 до 0,37% ВВП. Однако это не привело ни к росту значимости научных публикаций (по числу публикаций Россия уступает Канаде, а по числу ссылок на эти публикации — Дании, население которой вдвое меньше, чем в Москве), ни к увеличению реального эффекта НИОКР. При сохранении существующих тенденций к 2015 г. средний возраст доктора наук приблизится к 70 (сейчас — 60), а кандидата — к 63 годам. Средняя зарплата исследователя в Китае (3500 евро в год) ниже, чем в России — более 20 тыс. руб. в месяц, а у директоров институтов — 120 тыс. руб., разрыв в оплате по сравнению с рядовым сотрудником максимальный в мире. Китайская наука занимает ныне третье (после США и Японии) место в мире и уже превосходит российскую.
Дело не в деньгах, а в организации дела. Основа успехов американской науки — конкуренция. В 4-х-годичные колледжи поступают 2/3 (в России в 2009 г. — 100%) выпускников школ, из них магистрами затем становятся 10%, степень доктора получает 1/3 магистров, но только 10% докторов получают ставку ассистента профессора и лишь 1/3 ассистентов — постоянную должность. Те, кто не стал ученым, находят работу в наукоемком производстве. Каждый новый диплом означает существенную прибавку в зарплате и меньший риск оказаться безработным. В 65 лет все обязаны уйти с постоянной ставки, хотя получают плату за лекции, контракты, гранты и т.д. В результате 40-летних русских можно встретить на ведущих должностях в элитных американских, а не российских научных центрах. Академии наук в США и других странах — сообщество уважаемых ученых, которые обсуждают научные проблемы, но не получают оклады, не распределяют деньги, а главное — не закрывают дорогу молодым. При этом не ученые идут за деньгами, а деньги — за учеными. Приход известного специалиста повышает престиж университета, приводит гранты и контракты, позволяет создать молодую команду. Финансируется проект, а не учреждение.
РАН включает около 450 организаций, более 100 тыс. сотрудников. Их средний возраст более 50, докторов — более 60, а академиков, которые ими руководят — около 74 лет. В 2000–2008 гг. бюджетное финансирование РАН резко выросло, но в 2010 г. сократилось на 11% — до 1,5 млрд евро, что примерно равно бюджету двух европейских или американских университетов. Годовое число патентов РАН соответствует уровню одного ведущего университета. Лишь 1/3 институтов, по мнению экспертов, работает на мировом уровне, 1/3 нуждается в реструктуризации, а 1/3 — не имеет научного потенциала. Доход приносит сдача в аренду 640 тыс. кв.м площади в центре города (Ведомости, 17.08.2009). Попытки А. Фурсенко модернизировать эту архаичную структуру, соединить НИИ и университеты, создать независимую экспертизу оценки научных результатов натолкнулись на ожесточенное сопротивление. В итоге для повышения оплаты сократили на 20% штат всех институтов — как передовых, так и псевдонаучных. Заняв должность, сотрудник практически остается на ней навсегда, подавая отчеты, которые никто не читает.
В ходе телебеседы в 2009 г. В.В. Путину было задано около 1,5 млн вопросов. Большинство из них должны были решать местные власти. Однако их поведение определяет перевернутая пирамида, вершина которой находится в Москве. В 2010 г. бездефицитный бюджет имеет только Ямало-Ненецкий АО и, возможно, Самарская обл. Дефицит (без учета безвозмездных поступлений) составит в Вологодской обл., Татарстане, Пермском крае 23–28%. Регионы зависят от центра, а 80% муниципальных образований получают дотации от регионов и тратят их в основном на собственное содержание, не имея средств даже на замену изношенных трубопроводов. В каждом регионе 30–40 федеральных структур без особой пользы надзирают за местной властью. Между тем, по оценке проф. Глазычева, примерно в каждом третьем поселении инициативные люди сумели сплотить население и организовать прорыв в экономике.
7. Инфраструктура — база инновационной экономики. Громадным преимуществом России является обилие пригодных для строительства равнинных земель, пахотных площадей и пастбищ, энергетических и других природных ресурсов, леса, пресной воды и акваторий для разведения биоресурсов, геополитическое расположение как логистического узла для товарных и информационных потоков между ЕС, США и Восточной Азией. Это преимущество не реализуется. Ценные участки захвачены сомнительными фирмами и не используются. Латифундисты, заседающие в местных парламентах, затягивают принятие нужных законов. На Дальнем Востоке можно создать 1 млн рабочих мест, используя благоприятные условия выращивания морепродуктов. Современные материалы и технологии позволяют с выгодой и без ущерба для экологии направить часть стока сибирских рек в Центральную Азию (миллионы китайцев, переселенные в Сицзян, разбирают воду в верховьях местных рек). Хороший улов рыбы 2009 г. не улучшил снабжение, т.к. емкость всех холодильников России во много раз меньше, чем одного порта Пусан в Ю. Корее. Современная железная дорога от Тихого океана к Балтийскому морю преобразит всю экономику России.
Все это — не технические, а институциональные, политико-экономические проблемы. Естественные монополии тратят на НИОКР лишь 0,1–0,3% своих доходов. Частные инвестиции не придут в инфраструктурные проекты, которые окупаются за счет не прибыли, а других видов эффекта. Отсутствие рыночной инфраструктуры отдало овощной рынок странам ЕС, ЮАР, Израилю и т.д. (никогда не думал, что зарубежные евреи, не имеющие ни воды, ни чернозема, будут снабжать Петербург морковкой и картошкой). Иностранные фрукты и овощи, благодаря современной науке, не требуют переборки (раньше этим у нас занимались студенты и научные работники), а доставка по морю(там нет постов ГИБДД) обходится дешевле, чем по российским дорогам.
Выход — в развитии общественно-государственно-частного партнерства и инфраструктурных облигаций. По данным исследований Mc Kinsey, привлечение частного капитала в государственные инфраструктурные проекты снижает издержки на 20%, риск превышения сметы на 70%, а сроков — на 66%. Публичный сектор экономики (некоммерческие организации) управляют социальной инфраструктурой (с 2010 г. НКО получили большие льготы). Нобелевская премия 2009 г. присуждена Э.Остром, доказавшей, что ассоциации пользователей гораздо лучше, чем государственные или частные фирмы управляют лесными, водными и другими ресурсами.
Квоты на пользование рыбными ресурсами теперь выдаются не на год, а на 10 лет. Это позволяет выпустить под их залог облигации, а под них получить кредит на строительство судов. Так мертвый капитал превращается в живой.
Госорган не может быть партнером частной фирмы, т.к. он вступает с ней во властные, а не гражданско-правовые отношения. Поэтому нужно сохранить госкорпорации как некоммерческие институты развития, не конкурирующие с частным бизнесом, но организующие инфраструктурные проекты с его участием. Претензии к бесконтрольности и расточительности первых ГК вполне справедливы. Но не следует вместе с грязной водой выплескивать и ребенка.
Постиндустриальной экономике нужна новая, неортодоксальная политэкономия. Ее отличает формулировка общего для всех школ концептуального аппарата и тем исследования, прежде всего по экономике развития [23]. Анализ содержания 1250 докладов, представленных на Российский экономический форум в МГУ (декабрь 2009 г.), позволяет выделить 4 основных концепции.
1. Национализация стратегических комплексов, в первую очередь нефтяного, или, по крайней мере, имущества олигархов. Хотя нелюбовь к ним вполне оправдана, государство, особенно в его нынешнем состоянии, не может и не должно выступать в качестве коммерческой организации, его функция — разработка и реализация стратегии модернизации. Неокейнсианские представления о мультипликативной роли бюджетных инвестиций ограничиваются ростом дефицита бюджета и госдолга.
2. Призыв к сокращению госрасходов, при котором рынок сам разберется со своими проблемами. Либертарианцы из института Катона (США), где работает А.Илларионов, представили таблицу (WSJ, 21.08.2009, p.A13), в которой успехи Китая и Индии объясняются меньшей долей госрасходов в ВВП (20–30%) по сравнению со Швецией и Францией (52–53%), ФРГ (44%) и США (около 37%). С таким же успехом можно было объяснить рост ВВП в Китае и Индии тем, что среди коренного населения там нет блондинок. «Экономия» на госрасходах в этих странах связана с отсутствием там всеобщей системы пенсий, пособий по временной нетрудоспособности и т.д.
3. Наибольший шум в прессе и по радио поднимает группа бывших чиновников и экономистов, отрицающих объективные причины кризиса. Главное в их программе — ненависть к бывшим работодателям и хунвейбиновский лозунг «огонь по штабам», призыв к смене власти, приглашению «новых варягов», продаже стратегических предприятий иностранцам, резкой девальвации рубля. Год назад М.М. Касьянов предрекал, что «никакой валюты больше не будет», кормить крупные города будет нечем, наступит полный коллапс, «власть не будет контролировать ничего» (Эхо Москвы, 22.12.2008). Кризис, отметил В. Нилов (Ведомости, 10.12.2008 г.), «создает новое окно возможностей, позволяя направить недовольство народа в нужное русло». Следует «разуверить миллионы граждан в способности власти управлять государством» (С. Новогрудский, Газета.ru, 19.12.2008). Прогнозы о курсе доллара (40–50 и более рублей) и крахе системы снабжения должны были подтолкнуть к массовому изъятию вкладов из банков и скупке продуктов, т.е. к развалу финансов и торговли. Такая диверсия еще более опасна, чем подрыв «Невского экспресса».
Самые мягкие слова в оценке программы модернизации у директора Института проблем глобализации М. Делягина — «пустая болтовня», маниловщина и хлестаковщина. Его коллеги по «Ежедневному журналу» (16.11.2009) заверяют, что «в обозримом будущем в России не будет ни реальной, ни виртуальной модернизации». Директор по макроэкономике ГУ ВШЭ С. Алексашенко провел специальную передачу «Модернизация в России невозможна» (Эхо Москвы, 25.11.2009). Критиковать власть можно и нужно. Но вряд ли этично организовывать кампанию по подрыву государственной политики, получая зарплату в госуниверситете.
Необоснованны призывы к новой девальвации рубля. Она выгодна экспортерам, но не тем, кто покупает технологии для модернизации. После девальвации 1998 г. цены выросли на 84%, а в 2009 г. — лишь на 9%. Ничего не даст и продажа стратегических активов иностранцам. При неполной загрузке мощностей в их странах интересы прибыли требуют закрытия производства в России. Так поступил «Арселор-Миттал», купивший шахты в Кузбассе. Он выплатил все, что полагается по закону, и законсервировал шахты. Нужно понять, что при жесткой глобальной конкуренции и многократном отставании по производительности, «невидимая рука» рынка может показать России лишь средний палец. Как отмечала М. Тэтчер, с рыночных позиций для обслуживания сложившейся в России экономики нужно всего 25 млн чел.
Развернутая программа модернизации российской экономики, основанная на отказе от мифа об абсолютной саморегуляции рынка, содержится в работах Центра проблемного анализа и государственно-управленческого проектирования [24]. С других позиций исходит доклад Института современного развития «Россия XXI века — образ желаемого завтра» (2010 г.) и предложения других либералов-рыночников. В них содержатся разумные идеи о развитии экономической и политической демократии и конкуренции, однако 3 принципиальных положения, на наш взгляд, пагубны для будущего модернизации.
Во-первых, упор делается на освоение западной политической модели. Она успешно работает в странах, где до 70% населения составляет средний класс, давно сформировано развитое гражданское общество, а нынешняя средне-российская зарплата считается порогом бедности. Такая безответственная свобода нищих ведет лишь к хаосу и диктатуре. В успешно проведших модернизацию странах использовались другие модели. Да, телеканалы нередко вешают россиянам лапшу на уши. Но каналы Березовского и Гусинского были ничем не лучше, только лапша смешивалась с порохом частной наживы.
Во-вторых, ничего не даст продажа ведущих российских предприятий иностранцам. Опыт ряда уникальных заводов, прошедших подобный путь, показывает: в первую очередь зарубежным КБ передаются перспективные разработки (уезжают и несколько талантливых конструкторов). Затем загружаются производственные мощности головной компании, а в России остается лишь контора по продвижению и обслуживанию импорта.
В-третьих, не оправдано противопоставление «новой индустриализации» и высоких технологий. Да, России необходимо восстановить станкостроение и другие традиционные отрасли, но без нано-технологического сектора в XXI веке страна не может обеспечить свою военную и экономическую безопасность.
Первые слова о модернизации России принадлежат Александру II, отменившему крепостное право. Его убили не крепостники, а сторонники более радикальных перемен.
1. Наибольшее число докладчиков, наиболее часто цитируемых в зарубежных научных изданиях, заняты моделированием экономики на базе реальных данных (Е.М. Косомак, М.С. Кукушкин, К.А. Сонин, И. Поспелов и др.), поведенческой экономикой (Е.В. Журавская, В.Я. Гельман, А.М. Либман, А.Д. Суворов и др.), теорией игр (В.К. Доманский, В.А. Крепс, А.А. Петросян, С.А. Печерский и др.) и эконофизики (А. Леонидов, В. Бурлачков и др.), теорией социодинамики, образовательных, здравоохранительных и других общественных благ (А.А. Лукьянова, И.А. Денисова, К.Ю. Борисов, А.В. Чурков, А. Рубинштейн и др.).
2. Общий вывод. Бюджетные деньги позволили преодолеть спад ВВП, но не системный кризис долговой потребительской цивилизации. Здесь не поможет ни капитализм в его смито-марксово-фридмановском или даже кейнсианском понимании, ни тоталитарная система. Развитие и эффективное использование общественных производительных сил постиндустриального общества требует целенаправленного и скоординированного выращивания новых социальных институтов при сохранении своеобразия национальных культур.
Постиндустриальная экономическая наука базируется на эволюционной и институциональной теории [18], в соответствии с которой тот, кто хочет все и сразу не получает ничего, причем постепенно.


Литература
1. Кротов М.И. Политическая экономия либерального консерватизма — методологическая основа антикризисной стратегии // Проблемы современной экономики. — 2009. — №2.
2. Jonsson A. Who Iceland? — N.Y., Mc Grew-Hill, 2009. — 230 p.; Fox J. The Myth of the Rational Market. — N.Y., Harper Collins, 2009. — 382 p.
3. Rediscovering Schumpeter: creative destruction / E. Carayaris, Ch. Ziemnowicz (eds.). — N.Y., 2007. — 520 p.
4. Roach S. Opportunities and Challenges for a New Globalization. — N.Y., Wiley, 2009. — 300 p.
5. Chang M. The Coming Collapse of China. — N.Y., Random House, 2001. — 200 p.
6. Митяев А. О динамике саморазрушения мировой финансовой системы //Эконом. стратегии. — 2009. — № 1 и 2.
7. Wood M. The Bubble Economy: Japan’s Extraordinary Speculative Boom of the ‘80s and the Dramatic Bust of the ‘90s. Solstice Publishing, 2005.
8. Bootle R. Saving Capitalism From Itself. — L., Nicholas Brawley Publishing, 2009.
9. Рязанов В.Т. и др. Мировой экономический кризис и Россия: причины, последствия, пути преодоления // Материалы межд. науч. конф. «Мировой экономический кризис и Россия». — СПб.: СПбГУ, 2009. — С.3–33.
10. Данилов-Данильян В. Глобальный кризис как следствие структурных сдвигов в экономике // Вопр. экономики. — 2009. — № 7.
11. O’Toole F. Ship of Fools: how Stupidity and Corruption Sank the Celtic Tiger. — N.Y., 2010. — 240 p.
12. Mc Williams O. Follow the Honey. — L., 2009. — 298 p.
13. Ross Sh. The Bankers: How the Banks Brought Ireland to Its Knees. — Dublin, 2009. — 312 p.; Posner R. A Failure of Capitalism: the Crisis of 08 and the Descent into Depression. Harvard University Press, 2009.
14. Крючкова В. Система технического регулирования в России: возможное и ожидаемое воздействие на конкуренцию // Вопр. экономики. — 2009. — № 11.
15. Ведин Н.В. Экономическая неоднородность обмена в хозяйственной эволюции общества. — СПб, 2006.
16. Zanoni A. Accounting to Goodwill. Routledge, 2009.
17. Орлов А.В. К выяснению природы амортизации // Проблемы современной экономики. — 2007. — № 1. — С.58–63.
18. Christian E. The Value Added Tax: Orthodoxy and New Thinking. — N.Y., Clawer, 1989.
19. Christian E., Robbins G. The Dangers of a Value. — Added Tax. WSJ, 15.10.2009, p.A17.
20. Ван Ставерен И. Этика эффективности // Вопр. экономики. — 2009. — № 12.
21. Соболева И. Парадоксы измерения человеческого капитала // Вопр. экономики. — 2009. — № 9.
22. Абалкин Л. Аграрная трагедия России // Вопр. экономики. — 2009. — № 9.
23. О’Хара Ф. Современные принципы неортодоксальной политической экономики // Вопр. экономики. — 2009.
24. Якунин В.И., Багдасарян В.Э., Сулакшин С.С. Идеология экономической политики и проблемы российского выбора. — М.: Научный эксперт, 2008.

Вернуться к содержанию номера

Copyright © Проблемы современной экономики 2002 - 2024
ISSN 1818-3395 - печатная версия, ISSN 1818-3409 - электронная (онлайновая) версия