|
| | | | Проблемы современной экономики, N 4 (76), 2020 | | | | ПРОБЛЕМЫ МОДЕРНИЗАЦИИ И ПЕРЕХОДА К ИННОВАЦИОННОЙ ЭКОНОМИКЕ | | | Ездина Н. П.
доцент кафедры политической экономии и истории экономической науки
Российского экономического университета имени Г.В. Плеханова (г. Москва),
кандидат экономических наук
Доценко Е. Ю.
доцент кафедры политической экономии и истории экономической науки
Российского экономического университета имени Г.В. Плеханова (г. Москва),
кандидат экономических наук
Мудрова С. В.
зав. кафедрой политической экономии и истории экономической науки
Российского экономического университета им. Г.В.Плеханова (г. Москва),
кандидат экономических наук
Бурденко Е. В.
доцент кафедры политической экономии и истории экономической науки
Российского экономического университета имени Г.В. Плеханова (г. Москва),
кандидат экономических наук
| |
| | | | | В статье раскрыт неоиндустриальный характер развития российской цифровой экономики и экономики знаний, потребность в котором продиктована необходимостью защиты от нарастающих внешних шоков и значительным ущербом, наносимым санкциями и технологическим отставанием. Дана характеристика воспроизводственных особенностей неоиндустриального характера цифровой трансформации экономики. Предложен комплекс инструментов по его развитию, опирающейся на соединение инвестиционного и знаниевого потенциала российской промышленности | | Ключевые слова: цифровая экономика, экономика знаний, неоиндустриальное развитие, воспроизводственная система | | УДК 330.47(062); ББК 65.291.572 Стр: 29 - 33 |
Становление цифровой экономки как наиболее перспективного структурного элемента национальной хозяйственной системы является неотъемлемой частью усиления ее защиты от внешних шоков и способствует преодолению одного из основных ограничений экономического роста — технологического отставания. Развитие сектора высокотехнологичных нематериальных производств, интегрирующего цифровые технологии и потенциал накопленных знаний, сопряжено с преодолением ключевой угрозы для суверенитета и является стратегически востребованным.
В настоящее время цифровые научно-технические достижения 6-го технологического уклада, порожденные четвертой промышленной революцией (Индустрией 4.0) — Интернет вещей, искусственный интеллект, «большие данные» (BigData), распределенные вычисления, а также конвергентные технологии (информационно-когнитивные, нано-биологические, биоинформационные) становятся определяющим фактором производства в передовых странах.
Несмотря на методологическую незрелость категории цифровой экономики (до сих пор существует дискуссия относительно ее эволюционного происхождения — как неотъемлемой части существующей экономики [1, 2], или революционного — как новой экономики, вытесняющей старую [3, 4]), очевидны два пути ее экспансии в национальных хозяйственных системах. Первым путем является постиндустриальный, подразумевающий прорыв ряда стран в лидеры производства программных продуктов и цифровых услуг, IT-консалтинга, телекоммуникаций и электронной торговли (Сингапур, Южная Корея, Великобритания) со значительным сокращением ранее доминировавших отраслей — сельского хозяйства, добывающей и обрабатывающей промышленности [5]. Доля цифровой экономики в 2010–2016 гг. в этих странах выросла с 6–8% до 10–12% [6], а к 2019 г. — до 13–15% [7].
Второй путь — неоиндустриальный — связан с инновационным развитием базовых отраслей (металлургическая, химическая промышленность, машиностроение, приборостроение и электроника) на основе новейших Интернет-технологий, искусственного интеллекта, распределенных облачных вычислений (США, Япония, Китай, Индия, Германия, Франция) [8]. Доля цифровой экономики в этих странах выросла за 2010–2016 гг. с 4–5% до 6–7% [6], достигнув к 2019 г. 8–9% [7].
Общим для данных путей экспансии цифровой экономики в национальных хозяйствах является широкая интеллектуализация производства, при которой знания, позволяющие генерировать идеи, становятся главным предметом труда и объектом инвестирования [9]. Это подталкивает ряд авторов к категории знаниево-цифровой экономики [10, 11], в которой накопление и кругооборот капитала существенно отличаются от «нецифровой» (в определении Ю.В. Белоусова, О.И. Тимофеевой [12]). Главные отличия здесь заключаются в приоритете инвестирования человеческого капитала над средствами производства (что нашло отражение в основных направлениях госпрограммы «Цифровая экономика Российской Федерации» [13]: кадры и образование, информационная инфраструктура и безопасность, формирование исследовательских компетенций, нормативное регулирование), в доминировании сетевой формы капиталообразования над вертикально-интегрированной, а также в радикальном сокращении инвестиционного цикла (до 4–5 лет). Последнее делает неэффективным существующие программно-целевые инструменты регулирования экономики, рассчитанные на 10–15 лет.
Следовательно, родственный генезис цифровой экономики и экономики знаний, а также неразрывная связь появления новых нематериальных средств производства с изменениями в воспроизводственной системе заставляют говорить об инвестировании цифровых технологий нового шестого техноуклада как о ключевом факторе экономического развития. Применительно к российской экономике, перспективным путем ее цифровизации видится неоиндустриальный, в котором должны быть соединены инновационная цифровая трансформация промышленности и накопленный в промышленности знаниевый капитал.
В соответствии с концепцией неоиндустриального развития российской экономики [14–16], инвестиционным донором и получателем цифровых технологий должны стать промышленные холдинги — как обрабатывающие, так и добывающие. Их глубокая цифровизация позволит воссоздать, утраченные в годы реформ, производства высокотехнологичного оборудования и электронных компонентов, современных материалов с измененными на наноуровне свойствами, новейших киберсистем. При этом отечественные производители программного обеспечения с характерной сетевой структурой капиталообразования будут служить технологическим донором и основным получателем инвестиций. Соответственно знаниевая платформа неоиндустриальной модели цифровизации российской экономики должна развиваться в рамках «третичной спирали» — партнерства университетов, потребителей ноу-хау и государства.
На пути к цифровой экономике в последнее десятилетие Россия сделала огромный шаг вперед, продемонстрировав более чем двукратный рост затрат на цифровые активы за 2010–2017 гг. с 1,6 до 3,6% от ВВП [17] (в 2019 г. — 3,8% [7]). Вместе с тем, валовая добавленная стоимость сектора информационных технологий не только не увеличилась за данный период (2,7% от ВВП) [17], но даже снизилась к 2019 г. (2,6% от ВВП) [7]. Это говорит о преимущественном спросе на инновационные цифровые технологии со стороны домохозяйств, государственного сектора и образования, на которые приходится до 65% расходов на приобретение цифровых продуктов. Это противоречит идее неоиндустриального развития цифровой экономики, при которой главным потребителем информационных продуктов должна стать промышленность.
Торможение неоиндустриального развития российской экономики связывается авторами с институциональными барьерами «государственного капитализма» [18], «голландской болезнью» и инерцией неинновационного развития промышленности [19]. Вместе с тем, в последние годы особой остротой отличается проблема воздействия внешних шоков на воспроизводство капитала во всех отраслях российской экономики, приобретающая особое значение для ее цифрового сегмента, чувствительного к притоку технологий и связанных с ними инвестиций извне. Влияние внешних шоков на национальную экономику исследуется в трудах Ф. Роча [21], Б. Грусса, М. Набара [22], Т. Кинды [23], З.А. Пилипенко [24] и других ученых, консенсусное мнение которых заключается в следующем. Под шоковыми явлениями в экономике в целом понимаются не спрогнозированные негативные процессы, проявляющиеся полномасштабно и в явной форме, затрагивающие процессы накопления капитала, производства и распределения продукта и доходов (скачки цен и процентных ставок, спроса и предложения на глобальных рынках, международные торговые войны, эмбарго, санкции и пр.). Однако нельзя игнорировать другую сторону внешних шоков — замедление или остановка притока в экономику критически важных технологий, которые, так или иначе, сегодня имеют цифровую форму генезиса и диффузии.
При этом очевидно, что технологически догоняющие страны обладают высокой восприимчивостью к внешним рыночным шокам, поскольку для них рост волатильности мировых цен на сырье становится основным источником снижения инвестиционной привлекательности и стагнации спроса на инвестиции со стороны высокотехнологичных отраслей.
В современных условиях фактором, дестабилизирующим состояние мировой торговли, выступает торговая война, развернувшаяся между США и Китаем, последствия которой оказывают прямое рецессивное влияние на крупные экономики мира. Вместе с тем, применительно к России, внешние технологические и инвестиционные шоки, как результат продолжающегося санкционного давления, фактически лишают ее доступа к передовым промышленным технологиям и связанным с ними инвестициям. В результате от санкционного давления страдают российские производства как новейшего 6-го техноуклада, так и компании сырьевого сектора с международным листингом, изолированные от мировой финансовой системы и международного фондового рынка. Между тем, именно им отводится роль ключевых инвесторов в системе неоиндустриальной цифровизации российской экономики.
Так, ограничения поступлений в Россию наиболее передовых технологий в настоящее время распространяются на сферу транспорта, телекоммуникаций, энергетики, металлургии, разведки, добычи и производства нефти и газа. Такое положение обусловлено фактически монопольным правом на продвижение самых передовых технологий государствами, лидирующими в развитии Индустрии 4.0.
Следует отметить, что в рамках реализации программы «Цифровая экономика Российской Федерации» уже разрабатываются и применяются передовые технологические решения в системообразующих российских компаниях. В частности, успехов в цифровизации промышленного производства добились металлургические компании — «Северсталь», «Евраз», «НМЛК». Однако для того, чтобы соответствовать мировому темпу технологических изменений, для российской экономики в целом этого явно недостаточно.
К технологическим шокам для российской экономики следует отнести глобальную диффузию конвергентных технологий и появление новых центров технологического развития. Такой тренд соединения инновационных технологий ведет к появлению новых принципов отраслевого генезиса, что все более закрепляет технологическое отставание стран, инновационная модернизация которых на цифровой основе находится на начальном этапе. Во многих обрабатывающих отраслях российской промышленности ввиду использования традиционных технологий (технологий 3-го и 4-го технологических укладов) фактически наступил предел производительности, при котором отдача от инвестиций резко снижается.
В результате замедления цифровизации, создающей новый высокотехнологичный сегмент нематериальных производств, в экономике России, как и других стран «технологической периферии», происходит замещение промышленного производства низкотехнологичной сферой услуг, которая не может обеспечить стабильно позитивную макроэкономическую динамику. С одной стороны, доходность сферы услуг в России ограничена низкими инновационным потенциалом и уровнем квалификации рабочей силы, препятствующими производству наиболее востребованных на внешнем рынке цифровых продуктов («большие данные», искусственный интеллект и управление роботизированными системами, распределенное потоковое и облачное программирование, блокчейн для бизнеса). С другой стороны, внутренний спрос на услуги в российской экономике сконцентрирован не в сфере цифровых продуктов, а в сфере обращения и финансовых спекуляций. Этот феномен был назван Д. Родриком «преждевременной деиндустриализацией»[25], черты которой обнаруживаются и в российской экономике.
Наряду с технологическими санкциями, соединенными с внешними финансовыми ограничениями, чувствительным технологическим шоком для российской экономики является усиление глобального перераспределения центров производств цифровых продуктов, привлекающих наибольшую часть инвестиций в цифровые стартапы. Так, если в 1990–2000-х гг. лидером роста цифровых производств были США, то в ходе новой технологической революции важным звеном глобальной цифровой экономики могут стать новые мировые центры технологического развития (Малайзия, Сингапур, Индия), уже сейчас демонстрирующие внушительные успехи. Так, Сингапур с 2015 года возглавляет рейтинг развития информационных технологий в странах мира [26], одновременно лидируя в благоприятности условий для ведения бизнеса. Для сравнения, США по данному рейтингу занимает лишь седьмую строчку, Германия — 15 место, Россия — 51 [27]. По данным аналитического центра «Готовность Сингапура к будущему» (Future Ready Singapore), по состоянию на 2014 год в стране насчитывалось около 42 тыс. цифровых инновационных стартапов, в которых было занято более 300 тыс. чел. [28]
Страны Юго-Восточной Азии, активно внедряющие новые модели организации и поддержки науки и технологий, успешно адаптируя лучшие зарубежные образцы и международные практики к национальным условиям, повышают, таким образом, свою роль и значимость в цифровом сегменте глобальной экономики. На этом фоне деиндустриальные процессы, сдерживающие развитие цифровой экономики в России, продолжают обесценивать знаниевый капитал, повышая чувствительность к внешним технологическим шокам.
Регулирование цифровой экономики неоиндустриального типа в условиях нарастания внешних шоков к настоящему моменту не имеет четкого концептуального оформления. В результате, как на научно-методологическом, так и на нормативно-организационном уровнях отсутствует действенный комплекс рекомендаций и инструментов ускорения цифровизации базовых отраслей, поиска внутренних источников инвестиций высокотехнологичных нематериальных производств, конкурентоспособных на мировом рынке. Следствием этого является запаздывание соединения накопленного в России знаниевого потенциала и цифровых средств производства в единой структуре цифровой экономики.
Так, С.С. Губанов [14], А.А. Амосов [29], В.Г. Наймушин [30], Р.С. Гринберг [31] придерживаются точки зрения о необходимости реализации плановой неоиндустриальной трансформации в России с превращением цифрового сегмента экономики, с директивным соединением материальных и высокотехнологичных нематериальных производств, представленных самостоятельными компаниями разных форм собственности, в вертикально-интегрированные межотраслевые государственные корпорации, перераспределяющие инвестиционные ресурсы от сырьевых предприятий к высокотехнологичным. Предпосылками тому видятся концентрация нефте- и газодобывающих, машино- и приборостроительных, авиастроительных предприятий в государственных холдингах, а также значительный дефицит инвестиций в отечественные цифровые стартапы.
Вместе с тем, нельзя не отметить, что за годы реформ в России так и не были сформированы институты, способные создать действенные условия межотраслевого перетока капитала и стимулировать государственные корпорации проинвестировать глубокую цифровую модернизацию промышленности. Более того, действующие государственные институты развития создают условия для дальнейшей монополизации и олигархизации базовых отраслей, сокращая при этом спрос на новейшие цифровые технологии в промышленности. Результатом является нарастание примитивизации российского экспорта и сокращение выручки от экспорта высокотехнологичных услуг и цифровых продуктов.
Другую группу авторов [32–33] объединяет концепция косвенного экономического стимулирования развития цифровой экономики в России в условиях нарастания внешних технологических шоков, основываясь на сбалансированном соединении накопленных в отечественной промышленности знаний и генерации новых идей в российской науке с расширением международного научно-технического сотрудничества, использованием передовых научных разработок и технологически связанных иностранных инвестиций. Потребность в этом обосновывается значительным технологическим отставанием российской экономики, накопленным за годы рыночных реформ, а также низкой эффективностью инвестиций государственных корпораций.
Вместе с тем, в условиях обострения международных противоречий, российская экономика вряд ли может рассчитывать на серьезную заинтересованность развитых государств в передаче научных разработок и передовых технологий, а также на свою привлекательность для иностранных инвесторов. Безусловно, в тех областях, где это возможно, Россия должна использовать свои преимущества для обеспечения международного научно-технического сотрудничества и привлечения технологически связанных иностранных инвестиций. Однако, учитывая характер и силу внешних технологических и финансовых шоков, воздействующих на российскую экономику, акцент при формировании и регулировании неоиндустриального развития цифровой экономики должен быть смещен в сторону активации национальных инвестиционных ресурсов и сокращения оттока капитала. Не менее важно обеспечить соединение цифровой экономики и экономики знаний на уровне воспроизводства человеческого капитала. Это требует создания системы подготовки высококвалифицированных кадров совместно университетами и академическими институтами, а также реализации всесторонней помощи и поддержки российских ученых и инновационных предпринимателей. Важен и положительный опыт стран Западной Европы и Китая по установлению максимально льготного режима налогообложения для заработной платы работников предприятий, занятых в прикладных исследованиях, и прибыли цифровых стартапов вплоть до полного освобождения на срок до пяти лет.
Также целесообразным видится формирование в передовых образовательных кластерах Москвы, Санкт-Петербурга, Новосибирска, Томска центров инновационных цифровых компетенций — исполнителей государственного заказа на подготовку специалистов в области промышленных цифровых технологий, с обязательным вовлечением в этот процесс государственных корпораций, госбанков и институтов развития как инвесторов и, одновременно, работодателей и пользователей новых цифровых технологий, стремящихся снизить будущие затраты на приобретение интеллектуальной собственности.
Наряду с инвестированием в человеческий капитал, соединение цифровой экономики и экономики знаний в единую систему неоиндустриальной модернизации требует формирования общественной цифровой инфраструктуры, отвечающей ряду современных требований, ориентированных на широкое распространение технологий Индустрии 4.0 в промышленности.
Во-первых, доступное и массовое подключение к сети Интернет, возможность обработки и хранения «больших данных». По оценкам исследовательской компании «Gartner», количество подключенных к Интернет устройств (материальная основа «Интернет вещей» — наиболее реализованной к настоящему моменту технологии Индустрии 4.0) в 2017 г. составило 8,4 млрд, что на 31% больше, чем в 2016 г., а к 2021 году прогнозируется увеличение до 24 млрд [34]. Повсеместное распространение информационно-коммуникационной инфраструктуры позволит создать единое цифровое пространство для государства, бизнеса и населения. Нельзя не отметить, что Россия отличается как развитой информационно-цифровой инфраструктурой, так и доступностью Интернет — уровень охвата услугами мобильного широкополосного доступа в Интернет составляет более 60%, средняя скорость выше, чем в странах БРИКС, Франции, Италии и странах Ближнего Востока (12 Мбит/с для технологии 4G). При этом цены ниже западноевропейских стран на фиксированный Интернет на 44%, а на мобильный — на 18% [35]. По мере увеличения количества устройств, подключенных к Интернет, возникает потребность в отвечающих современным стандартам технологиях обработки и хранения «больших данных». Имеется ввиду физическая инфраструктура — дата-центры, а также различного рода решения по архивному хранению данных, которые обеспечивают жизненный цикл данных и берут на себя обязательства по хранению и неизменности информации в течение жизненного цикла ее движения.
Во-вторых, обеспечение информационной безопасности, управление рисками сбоя цифровых систем, защита от внутренних и внешних информационных угроз. Уязвимость цифровых информационных систем является глобальной проблемой и подразумевает необходимость защиты персональных данных бизнеса, государственных органов власти, частных лиц и общества в целом. Согласно данным центра мониторинга и реагирования на компьютерные атаки Центрального банка, в 2017 г. у физических лиц было похищено более 1 млрд руб., за 2018 г. кредитные организации потеряли 1,3 млрд руб. от мошеннических действий [36]. Для противостояния преступлениям в цифровой сфере необходима интеграция совместных усилий государства и бизнеса по созданию национальной системы кибербезопасности, однако в программе «Цифровая экономика Российской Федерации» подобные мероприятия не предусмотрены.
В-третьих, интеграция цифровых информационных систем на национальном и международном уровнях. Интеграция разнородных систем передачи, обработки и хранения цифровых данных позволит создать единое цифровое пространство и приведет к достижению синергетического эффекта. К примеру, единая информационная система на национальном уровне предоставит возможность повысить качество управления коммунальными процессами, в частности топливно-энергетическими, водными, транспортными ресурсами, предоставления государственных услуг населению, прозрачность государственных закупок и т.д. Международная интеграция информационных систем неизбежна ввиду глобализации и представляет собой создание общей цифровой среды в рамках договоров о сотрудничестве и межгосударственных альянсов.
В условиях защиты от внешних технологических вызовов, императив неоиндустриального регулирования цифровой экономики в России должен заключаться в становлении цифровой модернизации традиционных для российской экономики отраслей (добывающей, металлургической, химической, машиностроительной) на основе платформенных решений оптимизации производственных процессов, использования искусственного интеллекта и облачных вычислений [37]. Инновационные цифровые стартапы в этом контексте выступают не конечной целью, а главным инструментом развития цифровой экономики, а знания — частью цифровой платформы модернизации промышленности до повсеместного внедрения технологий Индустрии 4.0.
Применительно к внешним финансовым шокам, определяющим высокую вероятность ограничения притока капитала с мирового финансового рынка, защитная роль цифровой экономики должна заключаться в создании широкого сектора нематериальных производств с высокой добавленной стоимостью, конкурентоспособного на мировом рынке, обеспеченного внутренними инвестиционными ресурсами и имеющего достаточный знаниевый задел. Для этого, в свою очередь, целесообразно реализовать следующий комплекс нормативных и стимулирующих инструментов.
Во-первых, целевые изменения в структуре государственных ассигнований в рамках промышленной политики при определении основных параметров государственного бюджета. Целевым ориентиром таких изменений должен стать многократный рост производительности труда за счет смены поколений средств производства в базовых отраслях промышленности в ходе внедрения платформенных решений цифровизации производственных процессов за счет использования искусственного интеллекта и облачных вычислительных систем.
Во-вторых, развитие краудинвестинга независимых цифровых стартапов, аккумулирующих частные инвестиции, которым должна быть отведена роль независимых платформ коллективного финансирования внедрения на рынок идей цифровых продуктов, востребованных широким кругом потребителей — государственных, частных, корпоративных. Их значимость в развитии неоиндустриальной цифровизации российской экономики заключается в создании конкурентной среды рынка высокотехнологичных инвестиций и цифровых продуктов, стимулирующей высокую эффективность капиталовложений.
В-третьих, формирование высокотехнологичного государственно-частного партнерства неоиндустриальной цифровизации, действующего в сфере трансфера технологий двойного назначения в гражданские отрасли промышленности, опираясь на имеющиеся отечественные платформенные цифровые разработки.
Таким образом, возможности развития цифровой экономики в России в условиях внешних шоков заключаются в придании этому процессу неоиндустриального характера, позволяющего задействовать внутренние инвестиционные ресурсы и спрос на передовые технологии со стороны промышленности. В неоиндустриальной цифровизации должны найти соединение формирующаяся экономика знаний с ее приоритетом инвестирования в человеческий капитал и инновационная модернизация промышленности с приоритетом технологий Индустрии 4.0. Важным условием этого процесса должен стать баланс государственных и частных инвестиций, институтов принуждения к инновациям и стимулирования спроса на них, создания отечественной технологической платформы цифровой экономики и опережающего импорта ноу-хау. Ожидаемым результатом становления неоиндустриальной цифровой экономики в России видится сокращение технологического отставания и усиление защиты от внешних технологических шоков [38]. |
| |
|
|
