|
| | | | Проблемы современной экономики, N 1 (81), 2022 | | | | ЕВРАЗИЙСКАЯ ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ПЕРСПЕКТИВА: ПРОБЛЕМЫ И РЕШЕНИЯ | | | Протасов А. Ю.
зав. кафедрой экономической теории, экономического факультета
Санкт-Петербургского государственного университета,
кандидат экономических наук
| |
| | | | | В статье представлен взгляд на природу и причины распада СССР. В частности, показана роль социальных, экономических, институциональных, политических и идеологических факторов, способствовавших разрушению социально-экономической и политической систем СССР. Дана количественная оценка социально-экономических проблем в СССР во второй половине 1980-х годов. Обосновано, что возможность сохранения СССР существовала до того момента, пока не произошла метаморфоза внутри властных элит СССР, связанная с их готовностью пойти на размен власти на собственность | | Ключевые слова: СНГ, распад СССР, Беловежское соглашение, безопасность, конкурентоспособность, суверенное государство, государственная независимость, федеративное государство, модель экономики, общественный договор, властные элиты | | УДК 339.924; ББК Т3(2)74–3; 65.03 Стр: 19 - 21 |
Прошло тридцать лет с того момента, когда в особняке правительственной дачи «Вискули» в центре Беловежской пущи главы Республики Беларусь, России и Украины подписали Соглашение о создании Содружества Независимых Государств в преамбуле которого констатировалось «... что Союз ССР как субъект международного права и геополитической реальности, прекращает свое существование» [8]. В статье профессора М.И. Кротова, посвященной этому событию, подробно проанализированы различные точки зрения на политические, экономические и идеологические причины распада СССР и дана объективная политико-экономическая оценка роли Беловежского соглашения в последующем историческом развитии бывших республик СССР [10]. Следует отметить, что постоянное возвращение отечественной и мировой обществоведческой мысли к переосмыслению произошедшей трагедии не случайно и свидетельствует о неудовлетворенности общества в объяснении событий тридцатилетней давности, в частности, в объективности оценок о неизбежности краха советской модели социально-экономического устройства.
В продолжение рассуждений М.И. Кротова целесообразно было бы поставить вопрос о том, возможно ли было сохранить СССР в тех социально-экономических условиях, в которых он оказался к тому времени, извлекая из рассуждений в ответе на него уроки для современной России, которая, судя по всему, с начала XXI века стоит перед цивилизационным вызовом, исходящим со стороны коллективного Запада.
Стоит сразу же оговориться, что к 1991 году СССР вступил в фазу полномасштабного межсистемного кризиса, который выражался в критическом состоянии экономики, глубочайшей стагнации политической системы, раскаленных до предела межнациональных отношениях, параде суверенитетов, идеологическом тупике, связанном с отказом от идеи социалистической модели экономики и разрушении «станового хребта» осуществления государственной власти в стране — коммунистической партии (КПСС). Все эти признаки глубочайшего кризиса, дополненные изощренным политическим давлением западных стран, которые использовали тяжелое социально-экономическое положение СССР в своих интересах, не давали серьезных шансов на сохранения страны. Вместе с тем, условия для формирования такого кризиса возникли задолго до проявления его симптомов, что говорит о существовавшей в предкризисный период возможности сохранения страны, при проведении разумной социально-экономической политики.
Сегодня существуют самые разные версии причин развала СССР (экономические, политические, идеологические, военные и международные), среди которых целесообразно выделить наиболее правдоподобные, подчиняющиеся логическому обоснованию и эмпирической проверке. В частности, известный венгерский экономист Я. Корнаи считал, что СССР распался вследствие неэффективности советской модели плановой экономики, связанной с диспропорциями экономического развития, системой административных цен, мягкими бюджетными ограничениями и тотальным товарным дефицитом [9].
Другая версия связывает распад СССР с имперским государственным устройством страны, основанным на национальном суверенитете входящих в него республик, где «нерушимость их союза» обеспечивалась за счет метрополии (РСФСР), которая жила хуже, чем периферия. Такая ситуация возникла в результате сформировавшегося в СССР механизма «сепаратора», суть которого заключалась в непропорциональном перераспределении доходов между РСФСР и остальными союзными республиками, в пользу последних [17].
К этой версии примыкают исследования, в которых обосновываются институциональные причины распада СССР. В частности, А. Аузан обосновывает конец советской империи разрушением общественного договора между государством и обществом. Если в тоталитарном сталинском обществе общественный договор характеризовался тем, что большинство людей практически все свои личные права и даже свободы с готовностью отдавали в обмен на свой личный рост и экономический рост страны, то в период с 1960-х гг. и до конца 1980- х гг. такая модель общественного договора постепенно эволюционировала в сторону формального предоставления людям гражданских прав, свобод и социальных гарантий, которые на деле оказались не подкреплены никакими реальными правами и свободами [3]. По сути, такой договор перестал существовать к концу 1980-х гг. Это означало, что общество перестало верить основным институтам власти и распад страны был предрешен. Отметим, что институциональные несовершенства социалистического устройства экономической системы в качестве фундаментальной причины распада СССР видели и предсказывали многие видные экономисты прошлого и настоящего — от Л. Мизеса [11] и Ф. Хайека [18] до А. Ослунда [15], Д. Аджемоглу и Дж. А. Робинсон [1].
Интересным представляется нестандартный взгляд на фундаментальные причины коллапса СССР Г. И. Ханина, который увязывает их с «интеллектуальной и политической неподготовленностью советского общества к назревшим изменениям» [19].
Экономические и политические преобразования рыночно-капиталистической направленности во второй половине 1980-х гг. (введение хозрасчета, законодательное закрепление права на ведение индивидуальной трудовой деятельности, закон об арендном договоре, отказ от руководящей роли партии и др.), как показала история, не смогли обеспечить макроэкономической стабилизации, а заявленные руководством страны конечные задачи перестройки (ускорение экономического развития, научно-технического прогресса и повышение жизненного уровня населения), были выполнены с точностью до наоборот. О чем это говорит? Отвечая на этот вопрос, можно предположить, что попытка реформирования той модели советской экономики с государственной собственностью, централизованным планированием и системой партийно-бюрократического номенклатурного управления с целью ее сохранения с помощью рецептов рыночной трансформации оказалась для советского общества и партийно-государственной элиты того периода неприемлемой.
В данном контексте рассуждений интересны доводы В.Т. Рязанова по поводу того, почему социализм было трудно лечить капитализмом. В частности, он напоминает, что попытка в СССР в чистом виде воспроизвести модель социально-экономического устройства на принципах социалистического хозяйствования в сочетании с безденежной организацией обмена и уравнительности в распределении (что, кстати, является ее существенными отличительными признаками от рыночно-капиталистических систем) закончилась неудачей. В результате произошло отступление от идеальной модели социалистического устройства хозяйства, в частности была восстановлена система денежного обращения, а сформировавшийся в стране «реальный социализм» сочетал в себе черты как социалистической, так и капиталистической моделей устройства с имитацией принципов рыночной экономики. С теоретической точки зрения модель, имитирующая оригинал в его урезанном виде, всегда оказывается хуже своего прототипа. В результате, заложенный в основу советской социально-экономической модели гибридный образ социалистического и капиталистического хозяйственного механизма, названный в свое время А.В. Бузгалиным «мутантным социализмом» [4], в конечном итоге саморазрушился [16].
В качестве контраргумента приведенным рассуждениям о саморазрушении СССР часто приводят пример китайского пути трансформации социалистической экономики в планово-рыночную систему без потери управляемости и без радикальной реформы политической системы. В данном случае, если проводить аналогию с китайскими реформами, то в своей первоначальной фазе реформы М.С. Горбачева 1985–1986 годов носили экономический характер и чем-то напоминали опыт Китая. Однако, по своему содержанию, это была не полномасштабная реформа, направленная на переход к рынку с сохранением политической системы управления и государственной идеологией, а попытка предоставить большую самостоятельность государственным предприятиям, прежде всего относящимся к отраслям промышленного производства, с целью повышения заинтересованности трудовых коллективов в результатах своей работы, что создавало бы условия для ускорения экономического развития страны, в сочетании с мерами по децентрализации управления экономикой, но сохранением государственной собственности.
Результаты этих реформ описаны в многочисленных исследованиях, отметим лишь некоторые из них. Прежде всего — это существенное увеличение государственных капиталовложений в отраслях промышленности. В условиях преимущественно экстенсивного типа советской экономики, исчерпавшей свой потенциал возможностей и не позволявшей больше получать требуемую норму отдачи от капиталовложений в этих отраслях, реформа привела к обратным результатам — неустойчивым темпам роста с тенденцией к затуханию, росту инфляционных процессов, снижению производительности труда и проблемам с государственным бюджетом. По сути дела, налицо была тенденция нарастания диспропорций между совокупным спросом и совокупным товарным предложением, на что обращает внимание в своей работе М.И. Кротов (табл. 1).
Таблица 1
Динамика основных макроэкономических показателей экономического развития СССР в 1985–1991 гг.
| Показатели | Годы |
|---|
| 1985 | 1986 | 1987 | 1988 | 1989 | 1990 | 1991 |
|---|
| Национальный доход (% к предыдущему году) | 101,6 | 102,3 | 101,6 | 104,4 | 102,5 | 96,0 | 85,0 | | Темпы инфляции в потребительском секторе (%) | 5,7 | 6,2 | 7,3 | 8,4 | 11,0 | 23,1 | 783,8 | | Инфляция по официальным данным (%) | — | — | — | — | 7,5 | 19,0 | 140 | | Рост заработной платы (% к предыдущему году) | 2,4 | 2,9 | 3,7 | 8,3 | 9,4 | 10,0 | 70 | | Рост денежных доходов (% к предыдущему году) | 3,7 | 3,6 | 3,9 | 9,2 | 13,1 | 17,3 | 89,8 | | Производительность труда, ВВП на одного занятого (%) | 100 | — | — | — | — | — | 73,7 | | Реальные инвестиции (% к предыдущему году) | -1,7 | +4,9 | +5,7 | -7,4 | -6,7 | -20,0 | -25,0 | | Дефицит государственного бюджета (%) | 1,79 | 5,69 | 6,36 | 9,21 | 8,74 | 5,8 | 14 |
Рассчитано по: [2; 13; 14; 20]
Китайские же реформы 1978–1979 гг., в отличие от опыта СССР, начались с масштабных преобразований в аграрной сфере, направленных на деколлективизацию сельского хозяйства. Этот путь, с одной стороны, не требовал больших государственных расходов, а с другой, — позволил быстро наладить продовольственное снабжение населения. В свою очередь, накопление финансовых ресурсов в аграрном секторе стало в последующем важным источником финансирования реформ в промышленном секторе Китая [6].
Почему в СССР был сделан выбор в пользу реформы в промышленности, а не в сельском хозяйстве? Наиболее вероятная причина — это следование старому принципу опережающего развития отраслей промышленности, заложенному в период индустриализации страны. Был ли такой выбор ошибкой? В какой-то степени да, учитывая нарастающие проблемы с дефицитом продовольствия в стране (рис. 1). Однако, даже если представить, что в качестве исходного сектора для осуществления экономических реформ в СССР было бы выбрано сельское хозяйство, то вряд ли можно было ожидать того положительного эффекта, которого добился Китай, хотя бы потому, что в Китае доля сельского населения в 1980 году была существенно выше, чем в СССР (80,6% против 30,2%) [5]. Советская экономическая модель нуждалась в комплексном реформировании.
Итак, если исходить из того факта, что в СССР преобладал экстенсивный тип экономического развития, потенциал которого к 1980-м годам оказался исчерпанным и вследствие этого, опираясь на постулаты экономической теории, реформы должны были быть направлены на смену типа экономического развития, в частности, на интенсивный вариант осуществления хозяйственной деятельности, путем внедрения достижений научно-технического прогресса. Тогда возникает вопрос, почему провозглашаемый абсолютно верный лозунг об ускорении и интенсификации экономического развития оказался не реализованным на деле?
Ответ следует искать не в экономической модели СССР, а в особенностях изменений в характере советской партийно-хозяйственной элиты, которая распоряжалась от имени общества государственной собственностью и ресурсами. На протяжении всей истории СССР существовал конфликт между партийной и хозяйственной номенклатурой относительно власти и управления страной [12]. В этой борьбе долгое время верх одерживала партийная номенклатура. Но когда во второй половине 1980-х гг. стало очевидно, что советская модель экономики нуждается в коренном реформировании, включая задействование рыночных механизмов регулирования хозяйственной деятельности и институциональные преобразования в системе отношений собственности, то в этом долговременном конфликте победу одержала та часть номенклатурных групп советской элиты, которая посчитала возможным конвертацию централизованной политической власти в собственность экономическую. «Старая» элита, придерживавшаяся традиционной советской идеологии и сыгравшая по сути дела роль стопора в реализации экономических реформ, проиграла в этом конфликте.
Процесс легитимизации личного (частного) контроля над государственной собственностью оказался возможным при условии разрушения политического и идеологического барьера на его пути — КПСС, подрыв которой повлек крушение всех остальных институтов централизованного управления в стране, рост националистических настроений и «парад суверенитетов». Эти события предрешили распад СССР и гибель гибридной системы «реального социализма». Анализируя политические и экономические процессы тридцатилетней давности, заметим, что ни элита и ни существовавшие институты власти не были готовы эффективно решать назревшие социально-экономические проблемы, они оказались просто не готовы к этому.
Таким образом, исходя из сказанного и возвращаясь к вопросу о возможности сохранения СССР отметим, что такая возможность, хотя бы в ее урезанном виде (без прибалтийских республик), оставалась до тех пор, пока не произошла метаморфоза внутри властных элит — ее готовность пойти на размен власти на собственность. | | |  | Рис. 1. Индекс интенсивности товарного дефицита в экономике СССР в 1970–1990 гг.
Рассчитано по: [7; 14] |
Итак, если исходить из того факта, что в СССР преобладал экстенсивный тип экономического развития, потенциал которого к 1980-м годам оказался исчерпанным и вследствие этого, опираясь на постулаты экономической теории, реформы должны были быть направлены на смену типа экономического развития, в частности, на интенсивный вариант осуществления хозяйственной деятельности, путем внедрения достижений научно-технического прогресса. Тогда возникает вопрос, почему провозглашаемый абсолютно верный лозунг об ускорении и интенсификации экономического развития оказался не реализованным на деле?
Ответ следует искать не в экономической модели СССР, а в особенностях изменений в характере советской партийно-хозяйственной элиты, которая распоряжалась от имени общества государственной собственностью и ресурсами. На протяжении всей истории СССР существовал конфликт между партийной и хозяйственной номенклатурой относительно власти и управления страной [12]. В этой борьбе долгое время верх одерживала партийная номенклатура. Но когда во второй половине 1980-х гг. стало очевидно, что советская модель экономики нуждается в коренном реформировании, включая задействование рыночных механизмов регулирования хозяйственной деятельности и институциональные преобразования в системе отношений собственности, то в этом долговременном конфликте победу одержала та часть номенклатурных групп советской элиты, которая посчитала возможным конвертацию централизованной политической власти в собственность экономическую. «Старая» элита, придерживавшаяся традиционной советской идеологии и сыгравшая по сути дела роль стопора в реализации экономических реформ, проиграла в этом конфликте.
Процесс легитимизации личного (частного) контроля над государственной собственностью оказался возможным при условии разрушения политического и идеологического барьера на его пути — КПСС, подрыв которой повлек крушение всех остальных институтов централизованного управления в стране, рост националистических настроений и «парад суверенитетов». Эти события предрешили распад СССР и гибель гибридной системы «реального социализма». Анализируя политические и экономические процессы тридцатилетней давности, заметим, что ни элита и ни существовавшие институты власти не были готовы эффективно решать назревшие социально-экономические проблемы, они оказались просто не готовы к этому.
Таким образом, исходя из сказанного и возвращаясь к вопросу о возможности сохранения СССР отметим, что такая возможность, хотя бы в ее урезанном виде (без прибалтийских республик), оставалась до тех пор, пока не произошла метаморфоза внутри властных элит — ее готовность пойти на размен власти на собственность. |
| |
|
|
