|
| | | | Проблемы современной экономики, N 1 (81), 2022 | | | | ВОПРОСЫ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ. МАКРОЭКОНОМИКА | | | Чекмарёв В. В.
руководитель Костромского регионального отделения Петровской академии наук и искусств
при администрации Костромской области,
доктор экономических наук, профессор, заслуженный деятель науки РФ,
член-корреспондент Российской академии образования
Чекмарёв В. В.
докторант Костромского государственного университета,
кандидат экономических наук
Коновалова Е. В.
доцент кафедры экономики и экономической безопасности
Костромского государственного университета,
кандидат экономических наук
Карнаух И. С.
доцент кафедры рекламы, связей с общественностью и дизайна
Российского экономического университета им. Г.В. Плеханова» (г. Москва),
кандидат психологических наук
| |
| | | | | Шеринговое использование благ в статье рассматривается как предпосылка движения к ноономике. Разделяя позиции С. Бодрунова, изложенные в книгах «Грядущее. Новое индустриальное общество: перезагрузка», «Ноономика», «А(о)нтология ноономики», авторы формулируют научную и практическую значимость проблемы благ как понятия, вбирающего понятие товаров и услуг с позиций социальных форм защиты и поддержки населения. Одним из важных методологических приемов, использованных в настоящей статье, стало рассмотрение общественных благ, исходя из триединой сущности человека как участника материального и духовного производства и сферы социального взаимодействия людей. На взгляд авторов, такой прием позволяет расширить понимание общественных благ далеко за пределами материального производства. Значительное внимание уделяется современным социальным и экономическим деформациям в российском обществе, диагностированию причин, поиску источников и механизмов их нейтрализации посредством внедрения в существующую систему государственного управления идей, высказанных В.В. Путиным в Посланиях Федеральному Собранию в 2020 и 2021 гг. | | Ключевые слова: шеринговая экономика, ноономика, модели экономического развития | | ББК 65.011; 65.013 Стр: 53 - 57 |
Введение. В октябре 2021 года первый вице-премьер А. Белоусов публично презентовал правительственную концепцию ответа на вызовы глобального энергоперехода. Основные постулаты концепции: жесткий контроль государства; приоритеты интересов российской экономики; установка на создание «уникальной экономической модели нового технологического и общественного уклада».
Не ставя задачу осмысления поставленных постулатов, отметим лишь то, что правительство ищет альтернативу текущей экономической политике, ибо ситуация в экономике не внушает оптимизма.
В диагностической оценке последнего 30-летнего периода «либерально-рыночных» реформ в России (1991–2021), связанных с переходом её от советского социализма в СССР, в свое время, в годы перестройки названного якобы не эффективной «командной экономикой», к «капитализму», в устах многих представителей левого движения часто стал мелькать термин «дикий капитализм». Если вдуматься в семантику этого термина, то эта семантика предполагает существование альтернативы — «нормального, не дикого, капитализма», который, опять-таки, по «коллективному умолчанию», предположению, существует на так называемом «Западе», наверное, в Японии, экономика которых демонстрирует определенные темпы развития. На фоне же обрушения промышленного потенциала, производственных показателей аграрного сектора, потенциала науки и образования в России, произошел колоссальный рост концентрации национального богатства (общественного капитала) «в руках» так называемого олигархата. Например, 120 «главных богачей России» уже сосредоточили более 600 миллиардов долларов (что, в рублевом эквиваленте, равно 44 триллионам рублей), а состояние 24 самых богатых олигархов России составляет 27 триллионов рублей, т.е. приблизительно 360 миллиардов долларов, или 60% от суммы денежного капитала, которым владеют 120 главных богачей России. На фоне сокращения населения России, когда, например, русский народ сократился в численности, по опубликованным данным, на 20 миллионов человек, такой капитализм — действительно «дикий», а вернее «капитализм — убийца собственного народа».
Элементы нарождающегося мирохозяйственного уклада. Шеринговая экономика как элемент новой модели экономического развития. Шеринговая экономика (экономика шеринга) пока ещё мало исследована российскими учёными (первые исследования осуществлены в 2018 году. См.: [1; 20; 23]). Наиболее полный анализ был проведён в работах [1–4; 13; 14; 16; 33], осуществляющих поиск новой модели экономического развития. В их работах обосновывается общая модель шеринга как симбиоз производства, обмена и потребления, раскрываются предпосылки развития шеринговой экономики, даются характеристики сущности шеринга и экономики совместного потребления, даются отличия экономики совместного потребления от экономики совместного использования, делается обзор зарубежных публикаций по фиксации новых моделей экономического развития в парадигме экономики совместного потребления.
Обратим особое внимание на то, что вслед за А. Белоусовым к поискам альтернативы обратился и В.В. Путин, который 21 октября 2021 г. на заседании клуба «Валдай» объявил, что существующая модель капитализма исчерпала себя, поставив человечество перед «цивилизационным кризисом» и необходимостью «серьёзно переосмыслить» сами принципы существования человека на Земле. По мнению В.В. Путина, в рамках капиталистической модели «нет больше выхода из клубка всё более запутанных противоречий». Даже в самых богатых странах имеет место неравномерное распределение благ, а это усиливает неравенство, прежде всего неравенство возможностей — как отдельных людей, так и государств на международном уровне. Существуют проблемы бедности, безработицы, отсутствия медицинского обеспечения. Решила ли эти проблемы Россия, осталось непонятным.
Вышеотмеченное позволяет более подробно рассмотреть постулаты, озвученные А. Белоусовым в контексте идей экономики совместного потребления и инклюзивного капитализма, активно пропагандируемых западными учёными в публикациях и выступлениях на Всемирном экономическом форуме [28; 25; 36; 40; 41; 43; 46; 57].
Вначале о новом технологическом и общественном укладе. Понятие «уклад» означает «установленный порядок в организации чего-либо». «Использование понятия «уклад» призвано отразить воспроизводящуюся целостность взаимосвязанных элементов: соединённых технологической кооперацией производств (технологический уклад) и объединённых институтами хозяйственных образований (мирохозяйственный уклад)» [9].
В политэкономическом тезаурусе различают «семейный уклад», «технологический уклад», «экономический уклад», «мирохозяйственный уклад», «формационный уклад», «неформационный уклад».
В разное время понятие «уклад» явилось опорной конструкцией в исследованиях таких авторитетных учёных как Rostow W.W. (1975), Nakicenovic N., Grubler A. (1991), Korpinen P. (1987), Mandel E. (1980), Forrester J. (1981), Freeman C., Clark J., Soete L. (1982), Klenknecht A. (1990), Меньшиков С.М., Клименко Л.А. (1989), Маевский В. (1994). А академик РАН С.Ю. Глазьев (1992) разработал экономическую теорию технологического развития, в которой он обосновал наличие пяти основных технологических укладов (см.: табл.1).
Таблица 1
Основные технологические уклады (по С. Глазьеву)
| Технологический уклад | Первый | Второй | Третий | Четвертый | Пятый |
|---|
| Период доминирования | 1770– 1830 гг. | 1830–1880 гг. | 1880–1930 гг. | 1930–1980 гг. | С 1980-х гг. | | Ключевой фактор | Текстиль-ные машины, водяные мельницы | Паровой двигатель | Электродви-гатель, сталь | Двигатель внутреннего сгорания, нефть | Микроэлектроника | | Ведущие отрасли | Текстиль-ная промышленность | Машиностроение, угольная промышленность | Электротех-ника, производство и прокат стали | Автомобилестроение, добыча и переработка нефти | Электронная промышленность, программное обеспечение |
Источник: [8]
Позднее, в течение тридцати лет С.Ю. Глазьев развивал те или иные положения теории экономических укладов на основе многофакторного анализа. Он же обосновал появление шестого технологического уклада. Однако генезис технологических укладов делает необходимым вспомнить концепцию технологического пата, которую в 1975 году обосновал G. Mensh (Mensh, 1979), и с учётом новых тенденций в развитии производительных сил общества рассмотреть возможное будущее человеческого развития с учётом пределов технологических укладов.
Актуальность постановки задачи определяется необходимостью рассмотрения закулисья внеполитэкономического наполнения содержания понятия «производительные силы», обычно сводимого к совокупности работников и материально-вещественным факторам, необходимым для преобразования веществ природы в продукт. При этом технико-технологическая сторона (материально-вещественные факторы) производительных сил в исследованиях экономистов превалирует. Свидетельство тому, рассмотрение технологических укладов в структуре мирохозяйственных укладов. А вот работники с их трудовым потенциалом, трудовой активностью, реализующей человеческую энергию в процессах хозяйствования остаются на «обочине» исследовательского внимания. Более того, производительные силы (включая производительную силу труда — и индивидуального, и коллективного — формирующую ноосферу посредством ноономики) как отношение людей к природе (среде обитания) пока ещё остаются без должного внимания исследователей. А ведь К. Маркс отношения Человека и Природы считал первичными экономическими отношениями. Но в XXI веке нельзя уже прогнозировать будущее человеческого развития без осмысления роли информации в формировании технологических укладов и понимании их пределов в ноосферном будущем человечества, без переосмысления роли сферы образования как производства образовательного продукта, как формы человеческой энергии.
Поэтому актуальность данной статьи определяется ещё и желанием авторов внести посильный вклад в формирование воспроизводственного контура нового технологического уклада в его политэкономической трактовке вне цикличности НТП с упором на значение человеческой энергии. Именно человеческая энергия — источник биоинженерных и информационно-коммуникационных технологий. И именно её «инклюзивный капитализм» предполагает ограничить.
Заявленная актуальность предполагает анализ политэкономического развития человечества. И в этом заключается практическая ценность настоящего вступления. Использование же политэкономического подхода к анализу диктуется стремительно усиливающимся конфликтом между бедностью и богатством граждан всех стран мира.
Мы придерживаемся трактовки сущности политико-экономический категории «технологический уклад» как макроэкономического воспроизводственного контура, охватывающего все стадии переработки ресурсов и соответствующего типа непроизводственного потребления. Но при этом даём следующее определение сущности категории «технологический уклад» как политэкономической категории: отражает способы общественного хозяйства осуществлять сокращение необходимого времени на удовлетворение одной и той же общественной потребности.
Отметим, что формирование шестого технологического уклада не характеризуется, в отличие от пяти предыдущих, ростом масштабов производства, ростом производительности живого труда, а характеризуется многоуровневостью и многомерностью хозяйственных связей, повышению их прозрачности на макроуровне и необходимостью обеспечения информационной и экономической безопасности.
Имеющиеся на сегодняшний день трактовки причин смены технологических укладов не подкреплены пониманием механизмов их смены.
Опираясь на исследования Ц. Маркетти, А. Грублера, Н. Накиценовича, Н. Кондратьева, С. Глазьева, В. Маевского, мы предлагаем рассмотреть в качестве механизма смены пятого технологического уклада шестым (в силу отсутствия достоверной статистической базы) следующее аксиоматическое положение. Форма технологического уклада определяется доминирующими энергоносителями, а сущность — способом реализации человеческой энергии как структуры ноономики и уровнем степени формирования ноосферы.
Рассмотрение единства формы и сущности технологического уклада в качестве механизма смены одного уклада другим, а их разбалансировки — в качестве предела цикличности технологических укладов, корреспондируется с тезисом С. Глазьева и возможности появления нового технологического уклада при условии исчерпания в мировых масштабах расширения производства предшествующего уклада и с тезисом В. Маевского о появлении нового уклада в период состояния депрессии мировой экономики.
Обоснование механизма смены одного уклада другим на основе концепции пределов технологических укладов позволяет нам включиться в теоретический спор с Г. Меншем и С. Фрименом, а также с Н. Кондратьевым и С. Глазьевым, но не на основе повышающей и понижающей волн экономической динамики жизненных циклов технологических укладов, а на основе политэкономической оценки пределов технологического прогресса.
Эта оценка позволяет в качестве предпосылки пределов нового технологического уклада определить «наличие системы неформальных институтов, препятствующих предпринимательской инновационной активности» [24, С. 23]. «Именно неформальные институты определяют, как общие экономические закономерности проявляются в данной цивилизационной ценности, которой является российское общество» [24, С. 27].
Р.С. Гринберг считает, что неформальные институты являют собой российскую специфику, так как в развитых странах она «смягчается механизмами социального выравнивания, что почти полностью отсутствует в нашей стране» [10, С. 19].
Ещё одной предпосылкой рассмотрения шерингового использования благ как предпосылки движения к ноономике является то обстоятельство, что по мере роста сложности производства и удлинения цепочек создания добавленной стоимости возникает фундаментальный предел роста сложности производства вследствие лавинообразного роста финансовых рисков и необходимости увеличения затрат на обеспечение экономической безопасности, то есть роста транзакционных издержек. Эта предпосылка позволяет прогнозировать ситуацию приостановки научно-технического прогресса. Прогресс может продолжаться только в условиях той или иной формы ограничения свободного рынка и внедрения системы планирования для перераспределения ресурсов в развивающиеся отрасли.
Другими словами, лидерство обеспечивается переходом к новому технологическому укладу, но в его основе, кроме новых технологий (реиндустриализации), должно лежать решение проблем сложности управления информационными производственными процессами, а также учёт действия неформальных институтов и переход к качественно новой архитектуре глобальной информационной сети.
Итак, понимание наличия пределов технологических укладов, как пределов положительных и отрицательных эффектов человеческой экономической деятельности, являет собой возможность самосохранения будущего для человечества как целостности.
Экономическая политика развития. Далее о трендах глубоких изменений в экономической политике правительства в контексте расширения использования принципа совместного потребления благ.
Ряд сугубо аппаратных признаков позволяет предположить, что рутинный процесс формирования бюджета сейчас используется для коренной перестройки всей системы управления финансами для её переориентации с задач обеспечения глобальных частных спекуляций (что характерно для либералов) на задачи комплексного стратегического развития с опорой на национальные проекты.
Подчеркнём, что на встрече с председателем Пенсионного фонда премьер-министр России М.В. Мишустин зафиксировал необходимость объединения трёх внебюджетных социальных фондов (пенсионного, медстрахования и соцстраха) в единое социальное казначейство, что не только снизит издержки, но и позволит системно управлять социальными расходами, сейчас непрозрачными, почти не контролируемыми и вдобавок растащенными околобюджетными князьками по своим уделам.
Добавим факт завершения неоправданно затянувшегося формирования Федерального Казначейства. Ставшая его олицетворением «выдающийся» финансист прошедшей эпохи Т.Г. Нестеренко, на завершающих этапах своей карьеры фактически превратила его в самостоятельное государство в рамках Минфина, не просто имеющее свои ресурсы и резервы, но и порой проводящее собственную политику, разительно отличающуюся как от государственной, так и от минфиновской.
В результате, с начала 2021 года счета более 50 тысяч бюджетополучателей были переведены из Банка России в Казначейство, что освободило Банк России как от не свойственных ему функций Минфина, так и от возможности регулировать государственные расходы непосредственно, административно, грубо вторгаясь тем самым в исключительную сферу компетенции правительства М.В. Мишустина. По итогам года, это принесёт регионам около 18 млрд руб. дополнительных доходов.
С другой стороны, перевод в казначейство 58 тысяч государственных контрактов на общую астрономическую сумму около 11 трлн руб. позволило резко, более чем втрое сократить остатки средств на счетах их бюджетополучателей: если в 2017—2020 годах они (только по этим контрактам) достигали 2,5 трлн руб., то сейчас сокращены до 659 млрд Многие госкорпорации и предприятия прокручивали эти, по сути дела, выпадающие из бюджета средства через банковские счета и разнообразные финансовые операции, получая тем самым, как в 90-е гг., неоправданную и порой теневую прибыль.
Указанные преобразования (и некоторые иные, которые только готовятся и говорить о которых пока рано) свидетельствуют: правительство М.В. Мишустина, не создавая информационных проблем, также административных и политических правил, начинает реформировать пока ещё сверхжёсткую либеральную финансовую политику, одновременно преодолевая барьеры, воздвигаемые ею на пути развития российской экономики. Значение контролируемых либералами Банка России и Минфина при этом снижается, а последний начинает возвращаться с позиции «второго, но главного правительства» к естественным для него бухгалтерским функциям.
Разработка же нового бюджета и его прохождение через обновлённую Госдуму может стать процессом формирования принципиально нового механизма денежно-кредитной политики государства, направленного, в отличие от ставшего привычным либерального, на развитие России, а не на разграбление её глобальными финансовыми спекуляциями [11].
Подчеркнём, что в целом шеринговую экономику не следует сводить к частностям использования цифровых технологий или рассматривать в контексте инклюзивного капитализма. Шеринговая экономика, шеринговое использование благ — это предпосылка движения к ноономике. |
| |
|
|
