Logo Международный форум «Евразийская экономическая перспектива»
На главную страницу
Новости
Информация о журнале
О главном редакторе
Подписка
Контакты
ЕВРАЗИЙСКИЙ МЕЖДУНАРОДНЫЙ НАУЧНО-АНАЛИТИЧЕСКИЙ ЖУРНАЛ English
Тематика журнала
Текущий номер
Анонс
Список номеров
Найти
Редакционный совет
Редакционная коллегия
Представи- тельства журнала
Правила направления, рецензирования и опубликования
Научные дискуссии
Семинары, конференции
 
 
Проблемы современной экономики, N 2 (90), 2024
ВОПРОСЫ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ. МАКРОЭКОНОМИКА
Селищева Т. А.
профессор кафедры общей экономической теории и истории экономической мысли
Санкт-Петербургского государственного экономического университета,
доктор экономических наук, профессор


Цифровая трансформация промышленного капитала в информационной экономике
В статье исследуется экспансия капитала в виртуальное пространство; анализируются новые типы капиталистического предприятия — платформы, цифровые предприятия и, с позиций марксистской теории, исследуются отношения между трудом и капиталом. Показана новая форма отчуждения труда от капитала — «цифровое огораживание». На основе трудов российских и зарубежных ученых-марксистов исследована трансформация механизма создания прибавочной стоимости в цифровой экономике, уточнено определение категории «цифровой капитал»; описана сущность новой, третьей формы прибавочной стоимости; определено новое противоречие цифрового капитализма. Сделан вывод о том, что цифровая трансформация промышленного капитала порождает новые способы получения прибавочной стоимости.
Ключевые слова: цифровизация экономики, промышленный капитал, платформенный капитализм, большие данные, цифровой капитал, прибавочная стоимость, прибыль
УДК 330.14; ББК 65.046.1   Стр: 27 - 32

Введение. В настоящее время мировая экономика находится у истоков четвертой промышленной революции, которая по сложности и масштабу не имеет себе аналогов в истории цивилизаций. Одним из ее направлений является цифровизация экономики и общества. В этих условиях все больше зарубежных и российских ученых обращаются к теоретическому наследию К. Маркса для анализа трансформации современного капитализма на информационной стадии развития. В условиях роста цифровизации формируется новая сетевая (виртуальная) среда, в которой функционирует промышленный капитал и которая накладывает свои особенности на природу формирования и присвоения прибыли как превращенной формы прибавочной стоимости.
Виртуализация сферы функционирования промышленного капитала. По К. Марксу, промышленный капитал — капитал, авансированный для создания товаров и услуг в сфере материального производства. В процессе кругооборота Маркс выделяет три формы промышленного капитала: денежную, производительную и товарную [1]. Цифровизация ведет к трансформации сферы функционирования промышленного капитала; он выходит за рамки материального производства и захватывает сетевое (виртуальное) пространство.
Цифровая трансформация экономики и общества влияет на специфику функционирования промышленного капитала. Профессор Мельбурнского университета ученый-марксист Роберт Хассан (Hassan Robert) в своей работе «Состояние цифровизации. Постмодернистский марксизм для практики цифровой жизни» (2020 г.) пишет о том, что настало время пересмотра марксистской теории, отмечая, что любая теория вообще, созданная в доцифровую эпоху, является порождением условий, которые сегодня изменились. Внедрение цифровых технологий меняет общество и человека. В то же время он отмечает, что марксизм как философская теория остается прекрасно работающим инструментом, позволяющим адекватно понимать происходящие в мире события [2, с.8].
Закономерно возникает вопрос, как изменился промышленный капитал в информационной (цифровой) экономике и действует ли закон прибавочной стоимости.
Англо-американский социальный географ, теоретик и популяризатор марксизма Дэвид Харви (David Harvey) в 1989 г. в работе «Состояние постмодерна: исследование истоков культурных изменений» доказывает, что на протяжении нескольких веков происходит пространственно-временное сжатие сферы функционирования капитала и к 1970-м годам именно это стало решением кризиса перенакопления капитала: капитал перемещался в страны с дешевой рабочей силой и ресурсами, где создавал новые точки роста и накопления капитала. Д. Харви доказывает, что капитал для выживания вынужден все время находиться в состоянии географической экспансии. В конце концов, считает он, место на Земле закончится, и капитал не сможет более решить проблему перенакопления за счет пространственного перемещения [3].
Р. Хассан в ответ на существующие утверждения о том, что капитализм подошел к своим пространственным пределам роста в своей работе «Состояние цифровизации. Постмодернистский марксизм для практики цифровой жизни» выдвигает концепцию «внутренней глобализации». Он утверждает, что капитализм сможет продлить свое существование и дальше, после захвата всей планеты, благодаря «внутренней глобализации», то есть экспансии капитала в пространстве сетевого общения (виртуальном пространстве), ставшей возможной с развитием цифровых технологий. Виртуальная реальность представляет собой, по сути, альтернативу географическому пространству. При этом, отмечает Р. Хассан, виртуальное пространство является не только «запасным пространством», но выступает и «как генератор обширных новых источников накопления». На деле это означает открытие нового типа возможностей — цифровых платформ и социальных сетей, производящих и продвигающих цифровые объекты и услуги. Для капитала это очень удобно. «Внешняя глобализация» во внешнем, физическом мире, по Хассану, также сопровождается расширением влияния цифровых технологий [2, с. 106].
Цифровая трансформация охватывает самые различные аспекты: технико-технологический, экономический, социальный, экологический. С позиций трансформаций экономики при внедрении ИКТ-технологий происходят качественные изменения моделей ее развития, всего экономического пространства, самих субъектов, взаимодействующих в рамках этого пространства [4, с. 152].
Можно выделить ряд особенностей сферы функционирования промышленного капитала, которые связаны с цифровой трансформацией экономики: ИКТ-сектор становится отдельной отраслью экономики, включающей производство телекоммуникаций, интернет-оборудования, мобильных телефонов, приложений и программного обеспечения. Под воздействием использования ИКТ происходит цифровая трансформация в большинстве отраслей экономики сферы производства: автоматизация и роботизация. Цифровая экономика — это, прежде всего, высокотехнологичные компании, опирающиеся на сеть Интернет и активно использующие разработки в области информационных технологий и искусственного интеллекта. ИКТ позволили создать новые бизнес-модели, повысить эффективность производства, найти новые способы взаимодействия производителей и потребителей в различных отраслях (например, интернет-торговля). Технологический базис цифровой экономики становится более динамичным, что объясняется действием закона Мура, сформулированного им еще в 1965 г.: удвоение процессинговой мощности цифрового чипа происходит каждые полтора года [5, с. 114–117]. Интересна динамика роста производительности труда в зависимости от применяемых новых технологий (см. табл. 1).

Таблица 1
Рост производительности труда за счет новых технологий [6]
ПериодТехнологические нововведенияРост производительности труда
1850–1910 гг.Развитие машинного поточного производства0,3%
1993–2004 гг.Механизация и ранняя автоматизация производства0,4%
1995–2005 гг.Цифровые технологии0,6%
2015–2065 гг.Роботизация производства0,8—1,4%

Как видно из таблицы 1, наибольший прирост производительности труда происходит при внедрении технологии 4-й промышленной революции — роботизации производства, которая осуществляется с использованием цифровых технологий и искусственного интеллекта. Особое внимание в настоящее время уделяется технологиям создания интеллектуальных машин, интеллектуальных компьютерных программ. На смену Интернету идет сеть «Нейронет», которая предполагает появление гибридного интерфейса — соединение мозга человека и компьютера, представляющего собой систему передачи электрических импульсов от нервной системы человека к электронному устройству и обратно.
Во многих отраслях современной экономики сформировались цифровые предприятия; этот термин в научный оборот ввел американский ученый Николас Негропонте (Nicholas Negroponte), он же считается одним из авторов понятия «цифровая экономика» [7]. Задача цифрового предприятия — привлечь цифрового потребителя и для этого оно использует цифровые бизнес-модели, цифровые операционные модели, формирует широкий спектр цифровых навыков, которые являются необходимым конкурентным преимуществом [4].
Набирает обороты новая технология «метавселенная» как особое цифровое пространство, в котором идет симуляция реальной жизни. Метавселенная пересекается с реальным миром и дополняет его — это своего рода социальная сеть, в которой можно продвигать цифровые продукты и в которой можно посещать онлайн-мероприятия, контактировать с другими пользователями и создавать собственные виртуальные миры. Первая метавселенная начала создаваться в 2021 г. Марком Цукербергом, куда он вложил 15 млрд долларов. Microsoft и ряд других крупных компаний создали свои метавселенные. Оператор связи МТС инвестировал 100 млн долларов в создание собственной метавселенной, однако для полноценного запуска есть технические ограничения. К 2030 г., по прогнозу McKinsey, общая капитализация метавселенных в мире может составить 5 трлн долларов, при этом 80% доходов будет поступать от онлайн-продаж [8].
Цифровая трансформация касается также существующих отраслей экономики и идет очень неравномерно; для объяснения этого американский экономист Д. Мошелла (David C. Moschella) построил специальную матрицу отраслей [9], в которой он оценил склонность различных бизнесов к цифровизации [10]. Как показывает практика, выручка компаний, которые активно используют цифровые технологии, в среднем на 9%, а прибыль на 26% выше, чем у компаний, которые этого не делают [11]. В современных условиях промышленный сектор без внедрения цифровых технологий становится неконкурентоспособным.
«Появился новый тип капиталистического предприятия — платформа, представляющая собой цифровую инфраструктуру, которая дает возможность двум и более группам людей взаимодействовать. Платформы могут объединять разные группы акторов: владельцев платформ, рекламодателей, производителей, поставщиков, покупателей, разработчиков приложений и т.д.» [12]. Современный капитализм британский исследователь Ник Срничек (Nick Srnicek) называет платформенным капитализмом и выделяет 5 типов платформ: рекламные, облачные, промышленные, продуктовые и бережливые. Каждая из них действует в своей сегменте, предоставляя услуги и при этом извлекая данные [13].
Таким образом, формируется новая сетевая (виртуальная) среда, в которой функционирует промышленный капитал и которая накладывает свои особенности на природу формирования и присвоения прибавочной стоимости.
Механизм создания прибавочной стоимости на информационной стадии. Выход капитала в сетевое (виртуальное) пространство трансформирует механизм создания и присвоения прибавочной стоимости. В I томе «Капитала» К. Маркс определил капитал как «стоимость, приносящую прибавочную стоимость» или «самовозрастающую стоимость» [14]. Во II томе своего фундаментального труда он исследует капитал как движение [1], а в III томе показывает, что в процессе его кругооборота прибавочная стоимость превращается в прибыль [15]. Закономерно возникает вопрос, как трансформируется закон прибавочной стоимости в цифровой экономике.
Появление новых капиталистических предприятий в форме цифровых платформ имеют свою специфику функционирования. Так, платформы способны производить большие сетевые эффекты, привлекая все больше и больше пользователей и разрастаясь до огромных размеров. Они используют механизм перекрестного субсидирования для привлечения пользователей (когда какие-то услуги предоставляются пользователям бесплатно в расчете на то, что другие принесут прибыль). Владельцы платформ проводят определенную политику, устанавливают правила взаимодействия [12].
Сетевой эффект — это экономический эффект влияния количества пользователей или масштаба использования услуги на ценность этой услуги для каждого пользователя (например, чем больше подключений к платформе, тем дешевле становится услуга для пользователей). Согласно закону Меткалфа, полезность сети прямо пропорциональна квадрату численности ее пользователей [16].
Американские инженеры-исследователи, преподаватели Масачусетского технологического института Эндрю Макафи и Эрик Бриньолфсон (Andrew McAfee and Erik Brynjolfson) в работе «Машина, платформа, толпа. Наше цифровое будущее» доказывают, что высокая конкурентоспособность цифровых платформ — есть следствие «специфических свойств цифровых товаров на платформах: бесплатность, совершенство и мгновенность» [17].
Особенностью платформенного капитализма является продукт, который приносит ему прибыль — это данные о пользователях. Капитал превращает в товарные отношения те сферы жизни общества, семьи и индивида, которые раньше были для него закрыты: контакты в сети, сфера интересов пользователя, реакция на контент в сети, эмоции и другое. Вид цифровой услуги ограничен только фантазией потребителя. «Бесплатные» социальные сети торгуют не возможностью зарегистрировать свой аккаунт на них, а данными о поведении пользователей. Цифровой капитализм способен распространить сферу своей деятельности почти на все аспекты жизни человека. Посетители бесплатных платформ по сути являются добровольными бесплатными работниками, создающими для их владельцев стоимость специфического товара в виде аккаунтов и блогов, загруженных контентов.
Данные — это новый ключевой ресурс современной высокотехнологичной экономики, а капиталистические платформы — средства извлечения данных. Как убедительно доказывает российский ученый-исследователь Г.Ю. Канарш, платформы изначально нацелены на сбор больших данных для их последующей обработки и использования их для получения прибыли [12]. Ярким примером цифровых платформ являются, например, Google, Amazon, Microsoft, Uber, X corp. и другие.
Цифровое накопление капитала связано с закономерностью расширения цифрового (виртуального) пространства, которое растет за счет появления все новых и новых пользователей и мотивации их оставаться в сети как можно дольше.
По трактовке К. Маркса, у работника на стадии индустриального развития капитализма отчуждается его рабочая сила непосредственно в процессе производства, а сам он превращается в придаток машины, в «вещь», осознающую себя; в инструмент в руках капиталиста (происходит «овеществление» производственных отношений). В условиях цифрового капитализма, заходя в сеть, работая, развлекаясь или отдыхая, человек без своего ведома производит то, что отчуждается и капитализируется держателями капитала интернет-платформ в форме данных. Участие пользователя в сети — это уже специфическое производство. Именно поэтому капитал делает все, чтобы удержать пользователя у монитора компьютера или другого цифрового устройства, отчуждая от него «пространство-время реального мира», названное ученым-марксистом Р. Хассаном «цифровым огораживанием», которое отличается от огораживаний прошлых веков тем, что при нем «накопление не предшествует акту лишения владения, а скорее акт лишения предшествует накоплению». Сначала присваивается пространство платформы (или программного обеспечения), а затем туда допускаются пользователи, которые генерируют капитал [2]. Появляется новая форма капиталистического отчуждения в сети.
К. Маркс в «Капитале» рассматривал технологию как этически нейтральную. Для цифровых технологий этот аспект становится очень важным, так как их использование имеет не только положительные, но и отрицательные стороны (мошенничество, кража данных и прочее). Так, большое значение в информационной экономике для пользователей играет конфиденциальность данных. В то же время, владение большими данными приносит капиталу прибыль. Наиболее опасным способом эксплуатации пользователей сети, как отмечает ученый-психолог из США Шошанна Зубофф (Shoshanna Zuboff), является отслеживание и использование данных о поведении потребителя с помощью искусственного интеллекта и больших данных. Именно по этой причине Зубофф именует современный капитализм «надзорным капитализмом» [18], а Р. Хассан «алгоритмическим капитализмом» [2], который позволяет получить владельцам цифровой платформы полное представление о пользователях сети и использовать это для максимизации прибыли. В конце концов надзорный капитализм формирует не только экономику определенного типа (экономику надзора), но и определенный тип общества — общества всеобщей предсказуемости.
В условиях цифровизации развивается новое явление — алгоритмическая дискриминация или алгоритмическая предвзятость (Algorithmic Bias), которой подвергаются люди, втянутые в автоматизированное производство. Маркс выделял 2 формы прибавочной стоимости: абсолютную (удлинение рабочего дня трудящегося) и относительную (уменьшение доли необходимого рабочего времени за счет роста производительности труда работника). Как отмечает итальянский ученый-марксист Элена Фаллетти (Elena Falletti), увеличение прибавочной стоимости требует контроля над работником. Владелец цифровой платформы нанимает работника для выполнения задач под управлением алгоритма (программы, искусственного интеллекта) [19]. Руководство предприятия принимает решение об эффективности работы сотрудника на основе цифрового мониторинга его деятельности с помощью искусственного интеллекта, в который может быть заложен ошибочный алгоритм контроля (например, предусмотрена интенсивность труда выше нормальной), и тогда оценка работника в ходе мониторинга исказится. Это лишает трудящегося должной защищенности в отношении законных прав и оплаты труда [4, c. 156]. В данном случае алгоритмическая дискриминация является своеобразной формой получения относительной прибавочной стоимости владельцем платформы.
Американские исследователи Эндрю Макафи и Эрик Бриньолфсон классифицировали все интернет-платформы на 2 типа: первый — это интернет-гиганты наподобие Google или Microsoft, которые специализируются на информационных товарах и технологиях; второй тип — платформы, которые функционируют не только в информационной среде, но и в реальном экономическом пространстве. Платформы второго типа эти авторы предлагают обозначать аббревиатурой О2О (online to offline), т.е. они связывают виртуальный (цифровой) и реальный (физический) миры [17, c. 164]. Эти платформы предлагают не только цифровую информацию, но и реальные товары и услуги. Они вносят новый элемент в эксплуатацию труда капиталом — способствуют разделению трудовых коллективов. Так, например, таксисты платформы Uber, в отличие от работников таксопарков XX столетия, не видят друг друга и сами следят за своим автомобилем. Платформа дает возможность взаимодействовать таксисту и пассажиру, а также осуществляет мониторинг работы водителя; других обязательств она на себя не берет. Естественно, что в такой ситуации ответственность работодателя снижается, профсоюзы не работают, не говоря о политической солидарности. Работник, стремясь больше заработать, добровольно удлиняет свой рабочий день. В данном случае мы наблюдаем наличие абсолютной прибавочной стоимости.
Американский ученый-марксист Кристиан Фукс (Christian Fuchs), анализируя функционирование интернет-платформы Facebook (Meta), обосновал, что современный цифровой капитализм продолжает оставаться основой для рабства, расизма и прочих условий неравенства в труде, пусть и в «цифровом» [20].
Американский исследователь Джарон Ланье (Jaron Lanier), автор термина «виртуальная реальность», программист и футуролог, член научного совета Центра предпринимательства и технологии (СЕТ) университета Калифорнии в Беркли, не относит себя к приверженцам теории марксизма, но на протяжение всей своей монографии «Кому принадлежит будущее? Мир, где за информацию будут платить вам» приводит цитаты из «Капитала» К. Маркса. Он подчеркивает: «Я не марксист... Но если выбрать правильные фрагменты, то текст Маркса сегодня может выглядеть невероятно актуальным» [21, c. 204]. В названной работе Ланье обосновывает новое противоречие цифрового капитализма: происхождение больших данных, а также базовая инфраструктура, позволяющая извлекать эти данные, носит коллективный характер (Интернет создавался на деньги налогоплательщиков при поддержке государства), тогда как использование данных и получение доходов от них являются сугубо частным делом крупных интернет-корпораций и их владельцев. Эксплуатация данных платформами ведет к чрезмерному возрастанию неравенства, поскольку обогащаются только капиталисты, владельцы платформ. Таким образом, приватизация данных, поставленная на службу прибылям корпораций, а не общему благу, порождает новую форму неравенства — ассиметричный доступ к доходам, порожденных большими данными [21].
В теории К. Маркса промышленный капитал в ходе своего кругооборота проходит денежную, производительную и товарную формы. Для сферы материального производства эти положения сохранились и в условиях информационной (цифровой) экономики. В то же время происходит цифровая трансформация капитала: появляются цифровые средства труда, работники цифровых профессий, формируется новая форма капитала — цифровой капитал (digital capital). Это понятие впервые было предложено аналитиками компании «McKinsey», которые определили сущность цифрового капитала как ресурсы для создания новой продукции и услуг в цифровой экономике [22]. Однако в этом определении не учтена главная цель капитала — производство прибыли.
В настоящее время нет однозначной трактовки категории «цифровой капитал». Так, британский экономист Массимо Рагнедда (Massimo Ragnedda) под цифровым капиталом понимает «особую систему цифровых компетенций с использованием ИКТ для реализации личных целей» [23]. Ряд российских экономистов: Е. Л. Вартанова, А.А. Гладкова [24], Д.А. Лапин [25] трактуют цифровой капитал как нематериальные цифровые активы, приносящие их владельцу определенную материальную выгоду.
Существует и другая точка зрения на сущность цифрового капитала, описанная в работе ученого-марксиста, профессора Мельбурнского университета Р. Хассана, который доказывает, что цифровой капитал пронизывает все сферы экономики и общества, и существует одновременно в двух режимах: виртуальном и материальном. Он обосновывает это тем, что Интернет, ключевая технология цифровой экономики, требует огромного расхода электроэнергии, вполне материального ресурса; приводит прогноз, что к 2025 г. он будет потреблять 25% всей мировой электроэнергии [2]. Схожую точку зрения доказывает российский экономист В.Е. Ярмак [26]. Белорусский ученый А.И. Зубрицкая логично объясняет, что для создания цифровых товаров и услуг также требуются материальные активы в форме компьютеров и различного цифрового оборудования; телекоммуникационное оборудование, запоминающие устройства, специальные программные продукты, базы данных и прочее, которые участвуют неоднократно в процессе воспроизводства и по частям переносят свою стоимость на готовый продукт по аналогии с доцифровыми средствами труда. Они выступают цифровыми основными средствами труда предприятия. Кроме того, составной частью цифрового капитала являются и цифровые материальные оборотные средства труда, к которым относятся электронные детали и платы, программируемые датчики и контроллеры, прочие подобные цифровые устройства, устанавливаемые в процессе производства в выпускаемую продукцию и полностью переносящие свою стоимость на стоимость готовой продукции [27]. Выделяются также цифровые нематериальные активы в форме знаний и компетенций сотрудников предприятия, их навыков по генерированию цифровых ресурсов, внедрению их в производственные бизнес-процессы по управлению цепочками добавленной стоимости. Предприниматель использует цифровые основные и оборотные средства труда, а также цифровые нематериальные активы для получения прибыли, поэтому по аналогии с определением Маркса в «Капитале» их можно назвать основным и оборотным цифровым капиталом [27].
Платформы, сети, web-сайты — это цифровые средства труда, которые отличаются от доцифровых, но также, как во времена классического капитализма, описанного К. Марксом, цифровой капиталист стремится к тому, чтобы цифровые средства труда постоянно увеличивали его капитал. Они являются материальным воплощением категории «капитал». Цифровые технологии порождают «двойное отчуждение» — от аналоговой техники и от аналогового мира [2].
Таким образом, цифровой капитал можно охарактеризовать как совокупность цифровых средств производства и цифровых нематериальных активов, непрерывно участвующих в процессе воспроизводства и приносящих прибыль владельцу капитала. В то же время капитал — это не вещь, а определённое, общественное, принадлежащее определённой исторической формации общества производственное отношение, которое представлено в вещи и придаёт этой вещи специфический общественный характер. Цифровой капитал уже накоплен большинством компаний и составляет около 25% совокупных активов компаний [28, c. 598], а у компаний-лидеров цифровизации эта доля еще выше.
В ходе цифровой глобализации происходит цифровая трансформация мирового хозяйства, расширяется цифровое (информационное) пространство, формируется глобальный цифровой капитал, скорость потоков которого постоянно возрастает.
Анализируя функционирование интернет-платформ на примере Facebook, американский ученый Саймон Фукс (Simon Fuchs) приходит к выводу, что капитализация платформы происходит за счет неоплачиваемого труда авторов аккаунтов и блогов, которые своими повседневными действиями в сети создают стоимость [20]. Так, например, сеть Facebook ежедневно посещает более 2 млрд человек и каждый из них оставляет свой «цифровой след» в виде определенной информации, которая бесплатно присваивается интернет-гигантом и используется для получения новой прибыли. Это свидетельствует о том, что при цифровом капитализме присутствует прибавочная стоимость, которая, по Марксу, выступает неоплаченным трудом работника (в данном случае — пользователей сети).
Современные крупные интернет-корпорации являются монополистами. Так, среди десяти крупнейших по капитализации компаний мира в 2023 г. пять связаны с цифровой экономикой (производят цифровые товары и услуги): 1-е место Apple ($2535 млрд; отрасль: электроника, информационные технологии; продукция: персональные компьютеры и планшеты, мобильные телефоны, аудиоплееры и прочее); 2-е место Microsoft ($2089 млрд; отрасль: разработка программного обеспечения; продукция: Microsoft Office, Microsoft Windows, Xbox); 4-е место Alphabet Inc.($1 354 млрд; отрасль: Интернет); 5-е место Amazon Inc.($1 006 млрд; отрасль: продажа и поставки различных товаров через Интернет); 8-е место: Meta Platforms Inc (Facebook) ($534 млрд отрасль: Интернет). Facebook среди приведенного списка является лидером по прибыльности (в 2023 г. чистая прибыль компании выросла на 54%). Основные активы этих компаний — сеть потребителей, которые используют цифровые товары и услуги данных компаний и которые вызывают большие сетевые эффекты [29].
В России также присутствуют цифровые платформы-монополисты. Так, в 2024 году ФАС заявил, что платформы Wildberries и Ozon занимают 80% рынка маркетплейсов в стране [30].
Международный Валютный Фонд обратил внимание на монополизацию рынка криптовалют платежными интернет-гигантами. В Азии такие сервисы, как WeChat и AliPay, обслуживают 90% переводов [31].
Тенденция к монополизации интернет-корпораций, их доминирующее положение на своих рынках связаны с сетевыми эффектами: чем больше пользователей привлечет платформа, тем более ценной она становится для них, поскольку снижается цена цифровой услуги.
Если результатом рыночной власти монополий в XX веке был рост цен, то интернет-корпорации в XXI веке с помощью больших данных и искусственного интеллекта могут не только контролировать цены на рынке, но и влиять на рыночные позиции компаний в цифровом пространстве. Например, цифровые интернет-гиганты могут ограничить доступ пользователей к сайту частной компании; уничтожить конкурента, используя большие данные, которые находятся в их собственности. Так, платформа Amazon способна диктовать свои условия производителям продукции, например, процент прибыли от продаж или условия авторам книг. Цифровые платформы диктуют условия рекламодателям, размещающим свои рекламы на их сайтах. Доходы программистов, которые пишут приложения для платформ, фактически находятся во власти ее владельцев. Платформы Apple и Meta вытеснили с рыночной ниши традиционных поставщиков новостей: телевидение, радио, газеты. То есть в данном случае мы можем говорить о существовании прибавочной стоимости как неоплаченного труда работников, осуществляющих свою деятельность в цифровом пространстве.
Интернет-компании-монополисты эксплуатируют своих клиентов в социальных сетях, создающих медийный контент, бесплатно присваивая эти данные и используя их для получения прибыли. В данном случае также можно говорить о наличии прибавочной стоимости, являющейся результатом монопольной власти, опирающейся на владение цифровой платформой. Монопольное положение компаний-гигантов позволяет им эксплуатировать потребителей своей продукции путем применения к ним дифференцированного ценообразования на основе анализа данных о них (дискриминации первой степени). В этом случае, как отмечают американские профессора права Аарон Перзановски и Джейсон Шульц (Aaron Perzanowski and Jason Schultz), излишек потребителя, который существовал бы в условиях конкурентного ценообразования, исчезает [32] и присваивается монополистом. Такое поведение интернет-гигантов российский исследователь Г.Ю. Канарш называют рентоориентированным, и оно приносит монополистам огромные прибыли [12]. Поскольку всякая прибыль (в том числе и монопольная), по Марксу, есть превращенная форма прибавочной стоимости, то правомерно в данном случае утверждать о действии закона прибавочной стоимости в цифровой экономике.
В последней четверти XX века в мире возникла информационно-финансовая олигархия, практически контролирующая 90% информационных и финансовых потоков планеты [33]. При этом современные монополии обладают как рыночной, так и все возрастающей политической властью.
В информационной (цифровой) экономике появились новые «цифровые профессии»: фриланс, производство медиапродукции в частном порядке, блогерство, стриминговая деятельность и много других, которые приносят доход и создают контент, распространяемый через Интернет. Результатом цифрового труда становится нечто, что может быть воспринято потребителем на экране цифрового устройства. Российский ученый Н.Б. Афанасов обосновывает, что «человек цифровой профессии сам становится и орудием производства, и результатом производства, и товаром; его связи и отношения с внешним миром являются частью его ценности на сетевом рынке труда» [34]. Цифровой работник зависит от владельца цифровой платформы, который устанавливает ему определенные ограничения в силу монопольного владения и присваивает себе часть дохода цифрового работника, т.е. прибавочную стоимость.
В настоящее время все чаще входит в обиход термин «гиг-экономика» (gig economy), как всеобщее распространение новых видов частичной занятости и краткосрочных трудовых контрактов с работодателями вместо долгосрочных контрактов. Например, все шире распространяется «заемный труд», когда фирма может сдавать во временную аренду своего сотрудника другой фирме. В данном случае поиск нужного специалиста, как правило, идет через цифровые платформы. Такие работники менее защищены социально, могут подвергаться более сильной эксплуатации, чем штатные сотрудники компаний-арендаторов. К гиг-экономике также относятся фрилансеры, которые, несмотря на кажущуюся самостоятельность, вынуждены взаимодействовать с платформой. По прогнозам Financial Times, к 2050 году 83% работников будут задействованы в гиг-экономике, способствующей росту скрытой эксплуатации частично занятых работников.
В современной экономике, благодаря развитию цифровых технологий, большое развитие получил аутсорсинг, передача на договорной основе непрофильных функций сторонним организациям или отдельным работникам, обладающими необходимыми компетенциями в определенной области. Развитие цифровых технологий позволило развитым странам широко применять аутсорсинг применительно к развивающимся странам с низкой заработной платой.
Ученый-марксист из Великобритании Энди Хиггинботтом (Andy Higginbottom) в 2009 г. в статье «Third form of extraction surplus value» сделал вывод о существовании новой, третьей формы прибавочной стоимости на стадии информационного развития капитализма наряду с абсолютной и относительной формами, описанными К. Марксом в «Капитале». Источником третьей формы прибавочной стоимости он считает снижение заработной платы в бедных странах Юга ниже стоимости рабочей силы в ходе использования международного аутсорсинга из развитых стран [35]. Другой британский экономист-марксист Джон Смит (John Smith) также развивает теоретическое положение о третьей форме прибавочной стоимости, опираясь на статью Хиггинботтома, и объясняет ее происхождение развитием информационных технологий и появлением глобального трудового арбитража, когда на аутсорсинг из развитых стран в бедные страны стали передаваться непрофильные производства, а оплата труда работников в этих странах устанавливается ниже стоимости рабочей силы. Разница между стоимостью рабочей силы и заработной платой эксплуатируемых трудящихся бедных стран Юга, по Смиту, и является третьей формой прибавочной стоимости, которую присваивают капиталисты развитых стран. При этом, он доказывает, что именно бурное развитие ИКТ-технологий, стимулирующих глобализацию, привело к росту аутсорсинга, глобального трудового арбитража и появлению новой формы прибавочной стоимости [36].
Как показывает практика, третья форма прибавочной стоимости как разница между стоимостью рабочей силой и заработной платой, существует и в развитых странах. Так, по оценкам Еврокомиссии, в 2023 году с помощью 500 платформ трудились 30 млн работников, оказывающих в основном транспортные услуги и доставку еды, из них 55% имели доход меньше минимальной зарплаты в своей стране [37].
На современном этапе помимо цифровой продолжает функционировать и индустриальная экономика. Известные российские ученые-марксисты А.В. Бузгалин и А.И. Колганов отмечают, что «на информационной стадии развития в мире сохраняются сотни миллионов людей, занятых ручным или раннеиндустриальным трудом, которые являются объектом полуфеодальной-полукапиталистической эксплуатации. В конце XX и особенно в XXI веке как никогда массовым становится слой классических индустриальных наемных работников, которых в мире насчитывается более миллиарда человек и которые создают классическим образом прибавочную стоимость» [38, с.320].
В информационной экономике резко возрастает значимость сферы услуг как закономерности постиндустриальной экономики. Труд работников, занятых в этой сфере, согласно положениям теории К. Маркса, считается производительным, т.е. создает стоимость и прибавочную стоимость. А.В. Бузгалин и А.И. Колганов выделяют «два слагаемых капиталистической сферы услуг. Первая ее часть связана с воспроизводством рабочей силы как производительной силы и потому она производительна по содержанию: в ней происходит создание стоимости и прибавочной стоимости. Вторая связана с воспроизводством капиталистической формы бытия человека, порождающей массу фиктивных потребностей и удовлетворяющих их фиктивных услуг. Эта сфера производительна исключительно по форме, причем превратной: занятый здесь капитал присваивает прибыль, но там не создается прибавочная стоимость» [37, с. 320].
Заключение. Таким образом, вышеизложенное позволяет сделать вывод о том, что цифровизация экономики и общества дают возможность промышленному капиталу осуществить экспансию виртуального пространства и получать огромные прибыли. Большие данные становятся новым ключевым ресурсом современной высокотехнологичной экономики; появляется «цифровое огораживание»; формируется новое противоречие цифрового капитализма: ассиметричный доступ к доходам, порожденных большими данными, которые имеют коллективное происхождение. Цифровая трансформация промышленного капитала в форме цифрового капитала порождает новые, часто замаскированные, способы получения прибавочной стоимости. Появилась новая, третья форма прибавочной стоимости наряду с абсолютной и относительной формами, доказанными К. Марксом в «Капитале». Закон прибавочной стоимости продолжает действовать в информационной (цифровой) экономике.


Список использованных источников:
1. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 24.
2. Hassan R. The Condition of Digitality. A Post-Modern Marxism for the Practice of Digital Life. — London: Published by: University of Westminster Press, 2020. — 212 с.
3. Харви Д. Состояние постмодерна: исследование истоков культурных изменений / Пер. с англ. Н. Проценко; под науч. ред. А. Павлова. — М.: Издательский дом Высшей школы экономики, 2021. — 575 с.
4. Стрелец И.А. Изменения в поведении экономических субъектов в условиях цифровой трансформации // Вопросы инновационной экономики. — 2023. — Том 13. — № 1. — С. 149 — 158.
5. Moore G.E. Cramming More Components onto Integrated Circuits // Electronics. — 1965. — № 38. — p. 114–117.
6. McKinsey Global Institute. URL: http://www.mckinsey.com/global-themes (дата обращения: 10.12.2023).
7. Negroponte N. Being Digital. — New York: Knopf, 1995. — 243 p.
8. Метавселенная и инвестиции. URL: https://www.kommersant.ru/doc/5795884?utm_source=newspaper&utm_medium=email&utm_campaign=newsletter (дата обращения: 27.01.2023).
9. Мошелла Д. Путеводитель по цифровому будущему: отрасли, организации и профессии / Дэвид Мошелла; перевод с английского: [Л. Русу]. — Москва: Альпина Паблишер, 2020. — 214 с.
10. Селищева Т.А., Чжоу Вэйди, Дятлов С.А. Цифровое неравенство арктических регионов России и пути его преодоления // Проблемы современной экономики. — 2023. — № 2. — С. 102–110.
11. The Digital Advantage: How digital leaders outperform their peers in every industry. Capgemini Consulting & MIT Sloan School of Management. URL: https://www.capgemini.com/wp-content/uploads/2017/07/ (дата обращения: 10.01.2024).
12. Канарш Г.Ю. Капитализм платформ, эксплуатация и неравенство. Часть I // Философия и современность. — 2022. — № 1. — С. 86–103.
13. Срничек Н. Капитализм платформ / Пер. с англ. и науч. ред. М. Добряковой. — М.: Изд. Дом Высшей школы экономики. — 2019. — 125 с.
14. Маркс К., Энгельс Ф. Собр. соч. 2-е изд., т. 23.
15. Маркс К., Энгельс Ф. Собр. соч. 2-е изд., т. 25.
16 Оверби, Х. Одестад Я.А. Цифровая экономика: как информационно-коммуникационные технологии влияют на рынки, бизнес и инновации. — М.: Изд. Дом «Дело» РАНХиГС, 2022, 263 с.
17. Макафи Э., Бринтолфсон Э. Машина, платформа, толпа / пер. с англ. А. Поникорова. — М.: Манн, Иванов и Фербер. — 2019. — 317 с.
18. Зубофф Ш. Эпоха надзорного капитализма. Битва за человеческое будущее на новых рубежах власти / Пер. с англ. А. Васильева; под ред. Я. Охонтько и А. Смирнова. — М.: Изд-во Института Гайдара. — 316 с.
19. Фаллетти Э. (2023). Алгоритмическая дискриминация и защита неприкосновенности частной жизни // Journal of Digital Technologies and Law, 2023. — № 1(2), с. 387–420. URL: https://doi.org/10.21202/jdtl.2023.16 (дата обращения: 8.02.2024).
17. Макафи Э., Бриньолфсон Э. Машина, платформа, толпа. Наше цифровое будущее / Пер. с англ. А. Паникарова. — М.: Манн, Иванов и Фербер, 2019. — 317 с.
20. Fuchs, С. Capitalism, Patriarchy, Slavery, and Rasis in the Age of Digital Capitalism. Critical Sociology. — 2018. — T. 44 (4–5). — P. 677–702; Fuchs, С. Digital Labour and Karl Marx. New York and London, 2014. — 403 p.
21. Ланье Д. Кому принадлежит будущее? Мир, где за информацию будут платить вам / Пер. с англ. Э. Воронович, О.Липа. — М.: Эксмо, 2020. — 560 с.
22. Jacques Bughin, James Manyika Measuring the full impact of digital capital. [Электронный ресурс]. URL: https://www.mckinsey.com/industries/technology-media-and-telecommunications/ourinsights/ (дата обращения: 25.01.2025).
23. Ragnedda M. Conceptualizing digital capital // Telematics and Informatics. — 2018. Vol. 35, no 8. P. 2366–2375. DOI: https://doi.org/10.1016/j.tele.2018.10.006 (дата обращения: 10.02.2024).
24. Вартанова Е.Л., Гладкова А.А. Цифровой капитал в контексте концепции нематериальных капиталов // Медиаскоп. 2020. Вып. 1. URL: http://www.mediascope.ru/2614 DOI: 10.30547/mediascope.1.2020.8 (дата обращения: 28.01.2024).
25. Лапин Д.А. Отечественные медиаобразовательные модели в контексте формирования цифрового капитала //В книге: Актуальные проблемы медиаисследований — 2021. Сборник материалов конференции. 2021. С. 93–94.2. Hassan R. The Condition of Digitality. A Post-Modern Marxism for the Practice of Digital Life. — London: Published by: University of Westminster Press, 2020. — С.93–94.
26. Ярмак В.Е. Осмысление цифрового капитала как фактора трансформации профессиональных сообществ // ДИСКУРС. — 2023. — Т. 9. — № 2. — C. 93–102.
27.Зубрицкая И.А. Мировой рынок цифрового капитала: теоретико-методологический генезис // Вестник Института экономики НАН Беларуси: сб. науч. ст. / Нац. акад. наук Беларуси, Ин-т экономики. — 2023. — Вып. 6. — С. 19–26. URL:https://doi.org/10.47612/2789–5122–2023–6–19–26 (дата обращения: 21.01.2024).
28. Prasanna Tamble, lorin Hitt, Daniel Rock, Erik Brynjolfson, 2020. Digital capital and superstar firms. Working paper 28285. DOI: 10.3386/w28285NATIONAL BUREAU OF ECONOMIC RESEARCH1050 Massachusetts Avenue Cambridge, MA 02138 december 2020 (дата обращения: 12.02.2024).
29. ТОП 10 самых дорогих компаний мира в 2023 году. URL: https://ru.fxssi.com/top-10-samyx-dorogix-kompanij-mira (дата обращения: 31.07.2023).
30. https://www.vedomosti.ru/business/news/2024/01/24/1016539-fas-wildberries-ozon-80-rinka
31. Вещи вышли в интернет. https://www.kommersant.ru/doc/5785081 (дата обращения: 25.01.2023).
32. Перзановски А., Шульц Д. Конец владения: личная собственность в цифровой экономике / Пер. с англ. Е. Лебедевой. — М.: Изд. Дом «Дело» РАНХИГС, 2019. — 352 с.
33. Лактионов А.А. Информационное общество. М.: ООО «Издательство АСТ», 2004. — 512 с.
34. Афанасов Николай Борисович. Свободное время как новая форма труда: цифровые профессии и капитализм // Galactica Media: Journal of Media Studies. 2019. No 1. — С. 43–61.
35. Andy Higginbottom. Third form of extraction surplus value.URL: https://www.academia.edu/11418979/2009_Third_form_of_extraction_surplus_value (дата обращения: 20.01.2024).
36. Джон Смит. Империализм в XXI веке: глобализация производства, сверхэксплуатация и финансовый кризис капитализма. — М.: Изд-во «Горизонталь», 2022. — 542 с.
37. Мануйлова А. Самозанятых проверят на фиктивность. В ЕС вводят регулирование отношений работников и онлайн-платформ // https://www.kommersant.ru/doc/6508093?utm_source=newspaper&utm_medium=email&utm_campaign=newsletter (дата обращения: 12.02.2024).
38. Бузгалин А.В., Колганов А.И. Глобальный капитал. В 2-х тт. Т. 2. Теория. Глобальная гегемония капитала и ее пределы («Капитал» re-loaded). Издание 3-е, испр. и сущ. доп. — М.: ЛЕНАНД, 2015. — 886 с.

Вернуться к содержанию номера

Copyright © Проблемы современной экономики 2002 - 2024
ISSN 1818-3395 - печатная версия, ISSN 1818-3409 - электронная (онлайновая) версия