|
| | | | Проблемы современной экономики, N 3 (91), 2024 | | | | К 10-ЛЕТИЮ ЕВРАЗИЙСКОГО ЭКОНОМИЧЕСКОГО СОЮЗА | | | Сидорович А. В.
заслуженный профессор Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова,
директор Казахстанского филиала МГУ,
Председатель исполкома Евразийской ассоциации университетов,
доктор экономических наук
| |
| | | | | В статье производится политико-экономический анализ содержания особенностей Евразийского экономического союза. Обоснована уникальность Союза и особое сочетание противоречий в его развитии, показана особая роль политического фактора в создании и развитии Союза, рассмотрены тенденции и перспективы ЕАЭС в новых современных условиях. Обосновано положение о необходимости институциональных изменений в деятельности Союза и совершенствовании его целевых задач. | | Ключевые слова: Евразийский экономический союз, интеграция, политические и экономические факторы интеграции, направления развития ЕАЭС | | УДК 339.924:334.784(4/5); ББК 65.54(051) Стр: 6 - 14 |
1 января 2025 года исполнится 10 лет со дня начала деятельности Евразийского экономического союза (ЕАЭС). Союз, вопреки предсказаниям недоброжелателей и ожиданиям противников евразийской интеграции, успешно развивается. Евразийский союз стал реальным субъектом международных отношений и центром углубления евразийской интеграции. Его деятельность показала оправданность решений стран-участниц Союза о создании и вступлении в ЕАЭС. На состоявшемся 8 мая 2024 года юбилейном заседании Высшего Евразийского экономического совета все руководители стран-участниц подчеркивали большую роль ЕАЭС и его значимость как важного и практического объединения в жизни и достижениях каждой страны в условия современных геополитических изменений. Так, в 2023 году ВВП ЕАЭС увеличился на 3,8 %, что выше роста мирового ВВП.
Общая положительная оценка роли и развития ЕАЭС вместе с тем сопровождается критическим анализом проблем и противоречий в развитии Союза, как в области деятельности его институтов, так и достигнутых результатов выполнения ранее намеченных и закрепленных в Договоре о ЕАЭС и Стратегических направлениях развития евразийской экономической интеграции до 2025 года ориентиров и согласованных решений. Современные геополитические изменения, санкционная политика коллективного Запада остро поставили перед всеми странами-участницами вопрос об ответе на них и уточнении дальнейших направлений развития Евразийского союза. Возникает вопрос: какие действия могут быть предприняты Союзом, чтобы на новом этапе, в наступающем десятилетии укрепить свою роль в мире и авторитет на евразийском пространстве. В свете современных изменений и накопившихся проблем развития Союза, на наш взгляд, следует критически и реалистично оценить развитие Союза и переосмыслить основы его деятельности в контексте новых вызовов XXI века.
ЕАЭС — уникальная модель региональной экономической интеграции
Правильная оценка экономической интеграции, ее содержания и направления развития в свете накопленного и современного опыта интеграционных процессов в мире и в Союзе имеет, на наш взгляд, не только теоретическое, но и большое практическое и политическое значение. От этого зависит объективная оценка результатов интеграции, выделение ключевых направлений деятельности Союза на предстоящий период и институциональных мер, которые следует предпринять для достижения целей интеграции.
Мировая и отечественная экономическая наука накопила большой исследовательский материал о содержании, типах и моделях интеграции. Результаты дискуссий и опыт деятельности Европейского союза во многом были использованы при конструировании модели ЕАЭС. Важным фактором формирования ЕАЭС стала дискуссия о том, как использовать этот опыт в условиях исторически недавнего процесса развала СССР, формирования новых государств и деятельности СНГ. Провозглашение идеи создания нового союза государств на постсоветском пространстве в марте 1994 года неизбежно вызвало особый интерес исследователей и политиков к наследию евразийцев в связи с тем, что все страны постсоветского пространства имели общую историю и традиционные взаимосвязи. Эта дискуссия, несмотря на радикализм взглядов отдельных авторов, имела и имеет большой смысл. Переосмысление евразийцами взаимодействия и взаимосвязи различных стран и культур на территории Евразии привела их к ряду принципиальных выводов, которые были востребованы и не утратили значения в наши дни. Это принципы: уважение к многообразию особенностей культурно-исторического различия стран, выступление в этом контексте против «европоцентризма», обоснование необходимости развития народов на принципах взаимного уважения и сотрудничества. В работе П.Н. Савицкого «Евразийство» эта идея ёмко выражена в его следующих словах: «Над Евразией веет дух своеобразного «братства народов», имеющих свои корни в вековых соприкосновениях и культурных влияниях народов различных рас» [1]. На наш взгляд, идея создания ЕАЭС, в конечном счете, независимо от позиции исследователей и государственных деятелей, опирается на данный конструктивный вывод и смысл евразийской идеи. Этот вывод евразийцев, включая идеи Л.Н. Гумилева, должен служить одной из ценностных основ развития евразийской интеграции в различных формах.
В ходе дискуссии о путях формирования евразийской интеграции обнаружилось несколько принципиальных подходов. Согласно первому подходу, в основе формирования союза должна лежать идеология «открытого регионализма, не замыкающегося в себе и основанного на понимании необходимости объединения с партнерами по континенту — как на Западе, так и на Востоке», а «евразийская интеграция не должна замыкаться в себе или быть направленной на воссоздание единства постсоветского пространства в том или ином виде» [2, c. 15]. Развитие «евразийской континентальной интеграции» в этом случае должно обеспечиваться «путем интеграции снизу» через взаимовыгодность движения товаров, услуг и капитала. Другой подход состоит в том, что активную роль в формировании и развитии союза должен играть примат политического подхода. Подтверждением этого является то, что данный фактор играл важнейшую роль при создании Европейского союза и других интеграционных объединений, например, МЕРКОСУР, НАФТА (ЮСМК) и др.
Подход к развитию интеграционных процессов с позиции спонтанного развития политических и экономических субъектов имеет длительную историю. Его корни тесно связаны с политическими процессами, которые происходили на европейском континенте, что нашло отражение в дискуссиях вокруг лозунга «Соединенные Штаты Европы» и в развитии теорий федерализма. В послевоенный период идеи нового федерализма акцентировали внимание на необходимости конституционного оформления объединения европейского континента. Дискуссия по данным проблемам в центре внимания имела вопрос о соотношении государств с надгосударственными институтами, что предполагало примат государственного политического подхода к интеграции. Однако, как показывает история, развитие интеграционных процессов реально происходило и происходит во взаимодействии политических и экономических факторов и институтов, хотя для каждого этапа развития интеграции это взаимодействие выступает по-разному. Формирование наднациональных форм без учета экономического взаимодействия государств и их заинтересованности в интеграции, не может привести к устойчивости объединений. Дальнейший переход в дискуссиях к концепциям неофедерализма, а затем функционализма показал объективную необходимость анализа интеграционных процессов, во-первых, в единстве экономики и политики, и, во-вторых, на основе признания эволюционного пути формирования надгосударственных структур в сфере политики по мере разрешения противоречий спонтанного развития, включая развитие в экономической сфере.
Становление Европейского союза и разработка его основных документов опирались на базис экономических взаимосвязей Европейского объединения угля и стали (ЕОУС) и тесных взаимосвязей обрабатывающих отраслей промышленности стран Европы, и происходили при приоритетной роли политического подхода, что в конечном счете определило основную специфику и особенность ЕС. Как отметил авторитетный исследователь интеграции А.А. Байков, «Феноменологическая уникальность Европейского Союза состоит все же в другом — в установке на общие политики, общие структуры и общее правовое пространство, что отлично от концепции свободной торговли таких интеграционных групп, как АТЭС, ЕАСТ и НАФТА. Основой европейской интеграционной модели является сближение экономик государств-членов, подобно внутригосударственным регионам» [3, c. 45].
Несмотря на спонтанность развития, примат политического подхода к формированию Европейского союза, закрепленный в его документах, не только подчиняет новые государства, желающие вступить в союз, его политическим целям, но и, как показывает история, втягивает их в интересы и политику военного блока НАТО. Явное противоречие между стремлением «Брюссельской бюрократии» установить диктат над самостоятельным развитием стран и их стремлением реализовать национальные интересы и социально-культурную самобытность — современное свойство ЕС.
Качественно иной характер носила особенность политического фактора при формирование Евразийского экономического союза. Оно происходило в условиях разрыва связей, которые ранее были между союзными республиками Советского Союза. Хотя до развала СССР между ними существовали устойчивые связи в рамках единого народнохозяйственного комплекса, их разрыв привел новые страны к качественно новому состоянию. Начался процесс создания собственных национальных экономических систем, что потребовало в первоочередном порядке создания финансовой системы и собственной структуры экономики с целью обеспечения жизнедеятельности страны и собственных национальных интересов. Задача формирования ЕАЭС в этих условиях для новых стран не могла быть первичной и приоритетной, следовательно, спонтанное развитие интеграции исключалось. Выдвижение идеи создания нового евразийского союза государств в 1994 году, безусловно, учитывало наличие совокупности социокультурных предпосылок для создания нового интеграционного объединения, однако, не допускало в этих условиях ни надгосударственных политических структур, ни общих политических, социально-экономических, правовых и законодательных целей. Концепция «чистого экономического союза», которую последовательно отстаивал и отстаивает Казахстан, закреплена в Договоре, определяет основную специфику и уникальность ЕАЭС. Сложность развития интеграции состояла и состоит сейчас в том, что каждая страна, являясь независимой, проводит самостоятельную внутреннюю и внешнюю политику, и эта самостоятельность не исчезает даже при решении экономических вопросов, несмотря на то, что страны вынуждены делегировать часть своих полномочий на наднациональный уровень, что при формировании Союза осуществлялось крайне болезненно и даже выглядело в глазах критиков как предательство интересов страны. В таких условиях интеграционное взаимодействие государств даже на микроуровне, не могло носить спонтанного характера. Оно неизбежно до сих пор опосредовано решениями высших органов Союза и правительств на национальном уровне, хотя и осуществляется с использованием рыночных правил. Институциональная среда для этого создается решениями органов Союза, включая Высший Евразийский экономический совет при сохранении ограничений со стороны национального законодательства.
Имелась еще одна важная причина сложности и даже невозможности спонтанного экономического развития ЕАЭС. Она состояла в исходных условиях развития новых независимых государств. Длительная полоса переходного состояния, отсутствие устоявшегося законодательства и других институтов не способствовали справедливому взаимодействию между субъектами экономики разных стран. По мнению Д.Б. Кувалина, именно последствия развала Советского Союза привели к деградации экономического сотрудничества между постсоветскими странами вследствие предубеждений идеологического характера, приватизационных процессов, ориентации элит на приоритетное сотрудничество со странами дальнего зарубежья, привели к ослаблению связей и сложностям экономической интеграции на постсоветском пространстве. «В любом случае можно утверждать, что впервые за 30 с лишним лет мы видим явную позитивную динамику по некоторым видам экономических связей между постсоветскими странами» [4]. Как показано известным исследователем интеграционных процессов на постсоветском пространстве М.И. Кротовым, значительное влияние на развитие интеграции оказали процессы в политике и экономике, которые происходили в странах СНГ и ЕАЭС, а также сложные геополитические условия развития Союза [5, 6].
Принято считать, что создание ЕАЭС было связано с возможностями, которые открывались перед экономиками Беларуси, России и Казахстана при использовании частично сохранившегося потенциала связей между республиками в прежней советской экономике. Однако, недооценивается тот факт, что для развития Беларуси и Казахстана создание ЕАЭС было объективной и даже вынужденной для них необходимостью.
В силу особенностей Беларуси, как страны с высокой долей обрабатывающих отраслей, ее связи с российским рынком и партнерами в России носили судьбоносный характер. Рынок для белорусских товаров могли предоставить, прежде всего, регионы России, которые также нуждались в изделиях промышленности соседнего государства. Ориентация в политике А.Г. Лукашенко на сохранение промышленного потенциала БССР и на глубокие связи с российскими регионами себя полностью оправдала, а создание Союзного государства России и Беларуси значительно увеличило устойчивость белорусской экономики, благодаря чему к началу 2000 года общий объем производства ВВП страны снизился по сравнению с 1989 годом всего на 14%, в то время как в России ВВП снизился почти на 36%.
Казахстан имел другие веские объективные причины для заинтересованности в создании ЕАЭС. Хотя до развала СССР экономика Казахстана постоянно наращивала свой потенциал, однако он, как и страны современной Центральной Азии, не имел прямого выхода к морским путям и фактически отсутствовали собственные транзитные возможности для внешней торговли. Решение этой проблемы было неизбежно связано с использованием российской территории и ее инфраструктуры для транспортировки нефти и других полезных ископаемых. Это «узкое» место в экономике Казахстана устранялось благодаря созданию ЕАЭС. Тем самым резко расширились возможности для привлечения прямых иностранных инвестиций в добывающие отрасли Казахстана, что способствовало международным связям и росту политического сотрудничества со странами Запада в период становления независимости государства.
Таким образом, в контексте сопоставительного анализа интеграции возникновение и эволюция ЕАЭС качественно отличаются от развития ЕС и других интеграционных объединений. Следовательно, и совершенствование модели ЕАЭС не может не отличаться существенно от развития других объединений. Благодаря отмеченным особенностям, модель Евразийского союза уникальна не только по сравнению с Европейским союзом, но и по сравнению с другими типами (моделями) региональной интеграции в мире. Анализ развития Союза в современных условиях и его перспектив не может игнорировать эту его особенность.
Принято сравнивать развития интеграции в ЕАЭС с изменениями в ЕС. Однако такой подход ограничен. Среди исследователей направления «сравнительная интеграция» в условиях стремительно развивающегося многообразия форм и числа интеграционных процессов стало фактически общепризнанным, что опыт развития Европейского союза не может рассматриваться как универсальный для любого объединения, что это одна из форм, которая носит локальный европейский характер и, несмотря на значимость этого опыта, каждая интеграционная форма развивается по своим траекториям в зависимости от конкретных особенностей целей и условий создания [7, 8]. В этой связи возникает вопрос, правильно ли выбрана модель региональной интеграции, которая лежит в основе формирования Евразийского экономического союза? Соответствует ли она объективным особенностям ЕАЭС?
В ходе дискуссий о модели развития ЕАЭС и работы Евразийского экономического сообщества (ЕврАзЭС) за основу формирования модели Союза была принята концепция Б. Балассы (Б. Балаши), которая лежит в основе схемы интеграции ЕС и, как известно, предполагает последовательный переход от низших форм интеграции к высшим в определенной последовательности. В этой схеме зона свободной торговли и Таможенный союз занимают положение исходных базовых форм интеграции, развивающихся до многообразных форм экономического союза.
Иногда использование этой схемы при создании модели ЕАЭС рассматривается как упрек ее создателям или их ошибка. С такой критикой, на наш взгляд, нельзя согласиться. Эта схема в качестве базовой для ЕАЭС была избрана не случайно. Ее выбор был обусловлен политико-экономической природой Союза. Следует учитывать отмеченные объективные политические и экономические условия развития стран после развала СССР и политических процессов в них. В этих условиях политический подход к формированию интеграционной модели был неизбежен и предопределён исторически. Схема и идеи Б. Балассы соответствовали такому подходу. «Находясь в русле общественной дискуссии того времени, — отмечают Буторина О.В. и Борко Ю.А, — Балаша размышлял о взаимодействии рыночных сил и государственной политики. Интеграция, как он полагал, требовала активной государственной политики — для поддержания полной занятости, для сглаживания отрицательных пространственных эффектов интеграции, для регулирования деятельности картелей, а также для гармонизации национальных политик государств-членов объединения» [9, c. 12].
Руководители Беларуси, Казахстана и России взяли на себя историческую ответственность за формирование новой интеграции, которая позволила бы, сохраняя независимость и самостоятельность государств, одновременно осуществлять углубление взаимосвязей во имя достижения ключевых экономических целей стран, что и нашло воплощение в Договоре о Евразийском экономическом союзе, который был подписан 29 мая 2014 года в Астане. Применение концепции «евразийской континентальной интеграции» привела бы к резкому расширению возможностей транснациональных компаний и других государств получить доступ к ресурсам стран и воздействию на их экономическое, социальное и политическое развитие. Создание ЕАЭС позволило не просто создать возможности для использования потенциала стран для собственного развития каждой страны, но и послужило важным фактором отстаивания странами Союза своей самостоятельности как субъектов международных отношений и повышению их международного статуса в современном мире. Это особенно значимо в контексте серьезных изменений в интеграционных процессах в мире в XXI веке.
Во-первых, не только возросло многообразие типов, моделей, субъектов, механизмов и инструментов интеграции. В современных условиях большинство исследователей в качестве уровней интеграции выделяют: государственный уровень; надгосударственный уровень и негосударственный уровень. Каждый уровень использует свои механизмы и инструменты для решения задачи объединения в рамках договорных обязательств. Различные направления исследований в области интеграции и регионализма делают упор на особую значимость тех или иных механизмов интеграции. Для «нового регионализма» свойственен открытый подход к регионализации, согласно которому значительно повышается роль негосударственных форм и инициативной детальности «снизу». Возникают межгосударственные трансконтинентальные формы интеграции, тем самым понятие «регион» утрачивает свое прежнее значение территориально замкнутого объединения. Особенность «ЕАЭС — Союз» является классической формой региональных интеграционных объединений, который имеет внешние экономические границы и использует, прежде всего, государственный и межгосударственный уровень регулирования в рамках Договора.
Во-вторых, стали привычными новые типологии интеграции: «многоформатная интеграция», «разноскоростная интеграция», «позитивная интеграция», «негативная интеграция» и т.д. Постепенно пришло широкое признание «нелинейных» и «линейных» типов интеграции. Д.И. Ушкалова для характеристики типов современных моделей интеграции выделяет 4 типа моделей, в ходе реализации которых используется различный набор инструментов в рамках «линейной» и «нелинейной» последовательности и предполагается отсутствие четко заданной последовательности стадий интеграционного процесса или даже отказ от общих целей моделей экономической интеграции [10]. Даже в рамках схемы Б. Балассы предполагалось что реальный процесс интеграции может осуществляться в различной последовательности и строго не предопределен обязательным выполнением требований более низших форм интеграции при переходе к высшей. Это положение о многообразии форм, механизмов и инструментов развития интеграционных объединений имеют важное значение для понимания современной логики перехода к новому этапу развития Евразийского экономического союза и будущих шагов по его совершенствованию.
В-третьих, проявилась новая роль международного сотрудничества, которое реализуется через систему многообразных договоров и региональных организаций различного рода, как фактора развития интеграции и которые нельзя, как отмечает Б.А. Хейфиц, отождествлять с традиционными моделями МЭИ (международной экономической интеграции). В этой связи, им вводится понятие накопительной интеграции, которое «будет учитывать весь комплекс связей и институтов, ведущих к экономическому сближению группы заинтересованных государств» и особенностью которой «является готовность участников к многостороннему или двустороннему сотрудничеству для достижения конкретных целей... но без использования форматов классической МЭИ» [11, c. 14–15]. По данному критерию в ряд разновидностей накопительной интеграции попадает деятельность китайской инициативы «Один пояс — один путь», БРИКС и даже, с оговорками, ВТО. Если исходить из такого подхода, то ярким примером накопительной интеграции, является Шанхайская организация сотрудничества (ШОС), позволяющая, благодаря взаимодействию стран, решать общие задачи в различных сферах, в том числе в экономике. Однако, это не превращает ШОС в форму классической региональной экономической интеграции.
Достоинством данной концепции является то, что она проводит ясное различие между региональными экономическими объединениями классического типа и многообразием региональных организаций, которые таковыми не являются. При этом, возникает вопрос, где же собственная граница региональных экономических объединений.
Сторонники расширительного подхода к региональной интеграции не могут уйти от этого вопроса. Выделяя особенности Союза по типу поведения участников объединения в обстоятельном исследовании ЕАБР «Региональные организации» А.М. Либман и Е.Ю. Винокуров называют шесть типов региональных организаций [12]. Авторы доклада допускают различные варианты развития таких организаций, их поведение может даже привести к утрате интеграционных потенциалов и самоуничтожению («Дискуссионный клуб» и «Интеграционная риторика».) Иной характер носит организация деятельности Евразийского экономического союза, который авторы относят к «Активным РО». В данном случае, ведущей силой развития выступают органы политической власти стран, которые через высшие органы Союза реализуют свою политическую волю и стремятся к развитию. Однако в такой классификации исчезают экономические критерии.
Обобщая новые явления в региональной интеграции, которые накопились к моменту создания Союза, А.Н. Спартак выделяет «классический тип» экономических региональных группировок, которые соответствуют логике интеграционного строительства Б. Балассы и современный тип регионализма, когда на передний план выдвигается подход к нему как саморазвивающейся системе, которая демонстрирует приспособляемость к вызовам глобализации через развитие региональных торговых соглашений (РТС), различных форм многосторонних соглашений и партнерств. «В любом случае зона свободной торговли или таможенный союз являются первоосновой, необходимым условием возникновения интеграционной группировки и ее дальнейшего развития. Интеграция не может строиться только на намерениях и совместных межгосударственных проектах...» [13, c. 6] Данный вывод, на наш взгляд, в конечном счете разделяет и Б.А. Хейфиц, который исходит, как было сказано ранее, из наличия классического типа региональных экономических объединений. На наш взгляд, ключевым признаком таких объединений является совместное решение вопросов регионального развития и формирование через воспроизводственные связи общего хозяйственного пространства. Этим экономическая интеграция отличается от других интеграционных форм.
Таким образом, Евразийский союз, являясь уникальным экономическим интеграционным объединением по истории своего создания и особой роли политического фактора, развивается в контексте общих тенденции развития интеграционных процессов. Это означает, что формирование и развитие общего (единого) экономического (хозяйственного) пространства Союза происходит по мере создания предпосылок и поиска форм, которые позволяют через согласование мер по развитию интеграции углублять экономические связи между странами в меру и в пределах принимаемых согласованных политических решений. Такой политически ограниченный спонтанный процесс — качественная особенность ЕАЭС как развивающейся формы региональной экономической интеграции и способа решения острых текущих проблем Союза.
Противоречие между политическими и экономическими сторонами развития ЕАЭС имеет более глубокую основу и является отражением противоречия между общими интересами Союза и отдельных государств, между наднациональными и национальными интересами. Данное противоречие существует во всех региональных объединениях, независимо от их формы, и им приходится находить пути для его разрешения. Это противоречие представляет большую сложность для решения задачи ускорения развития интеграции и ее углубления в ЕАЭС. Только постепенное, учитывающее реалии развития стран ЕАЭС, постоянное совершенствование инструментов и механизмов интеграции способно шаг за шагом добиваться реализации целей Союза и углубления интеграции. Опасность политической дезинтеграции Союза во многом определяет особую значимость и продолжительность согласования не только основных стратегических направлений развития, но и способов разрешения текущих проблем. Идеи форсирования преобразований и ускоренной трансформации Евразийского союза, несмотря на их публичную привлекательность, вступают в противоречие с реалиями и не могут иметь успеха в современных условиях. Совершенствование институтов и целей ЕАЭС выдвигаются в новых условиях на передний план.
Совершенствование институтов и развитие целей Союза на современном этапе
Несмотря на сложные условия развития, Евразийский союз успешно преодолевает препятствия и находит формы и способы разрешения внутренних противоречий, опираясь на закрепленные в Договоре принципы деятельности Союза. Благодаря этому удалось смягчить последствия кризисных ситуаций и санкций, что говорит о значительном потенциале Союза и отражается в стратегических документах его развития — Декларации «Евразийский экономический путь» и «Стратегических направлениях развития евразийской экономической интеграции до 2025 года».
В этих документах в концентрированном виде содержится характеристика перспектив развития Союза и более широкий, чем в Договоре, взгляд на его будущее. Так, в Декларации высказано не только стремление к достижению целей Союза на базе его принципов, но и подчеркнута совместная ответственность государств-членов ЕАЭС за сохранение и укрепление экономических отношений между странами. При этом особо выделено стремление добиться к 2045 году «превращения ЕАЭС в самодостаточный, гармонично развитый и привлекательный для всех стран мира макрорегион, обладающий экономико-технологическим и интеллектуальным лидерством и поддерживающий высокий уровень благосостояния населения государств-членов». В Декларации выделены задачи развития интеграции до 2030 года — обеспечение общего рынка ЕАЭС ключевыми товарами и ресурсами и его эффективное функционирование; формирование общего пространства кооперационного взаимодействия и сотрудничества в сфере технологического развития; формирования общего транспортно-логистического пространства; формирование общего финансового рынка; развитие экономического сотрудничества в сферах, имеющих интеграционный потенциал; функционирование ЕАЭС как полюса притяжения на международной арене. Декларация является конкретизацией целей развития Союза с учетом сложившегося уровня и назревших проблем его развития. Она также учитывает результаты выполнения ранее принятых стратегических направлений развития до 2025 года и тем самым фиксирует степень выполнения положений Договора, которые были провозглашены, но как показывает развитие, не все будут реализованы в полном объеме к 2025 году.
Важный объективный фактор, который усложняет интеграционные процессы в Евразийском союзе, — после своего создания Союз столкнулся с рядом кризисных явлений. Во-первых, это ситуация 2015–2016 годов, когда произошел спад экономики почти во всех странах Союза и значительное падение показателей сальдо текущих операций платежного баланса во всех странах (в Казахстане — более 5%). Всеобщий кризис в условиях пандемии в 2020 году привел к снижению темпов роста ВВП во всех странах Союза от -0,7% (Беларусь) до -7,2 % (Армения). Санкции коллективного Запада против России, которые резко усилились в 2022 году, затруднили интеграционные взаимосвязи стран Союза. Этот фактор будет действовать еще продолжительное время. Эти обстоятельства нельзя игнорировать, анализируя итоги развития и направления углубления интеграции в ЕАЭС.
Продолжает действовать, хотя и с некоторыми изменениями, фактор структуры Союза (табл. 1). Он состоит не только в особой роли асимметричности Союза, когда ВВП России составляет более 87% от общего объема ВВП и ВВП Казахстана превосходит на порядок размер ВВП Кыргызстана и Армении (соответственно в 14,5 и 11,3 раз в долл. США в 2022 году). Хотя эти различия несколько сглаживаются при измерении ВВП по ППС, однако, они весьма значительны и свидетельствуют о различиях в уровне развития стран. Отличается и структура экономики. Здесь выделяется Казахстан, который имеет наиболее высокую долю горнодобывающей отрасли в структуре промышленной продукции (в 1,9 раза выше, чем в России) и Белоруссия, которая имеет самую высокую долю обрабатывающей промышленности во всей отрасли — 89,7%. Значительные различия сказываются и проявляются в показателях социального развития, однако они имеют значительные страновые особенности, связанные с порядком их исчисления. Так, например, коэффициент фондов и коэффициент Джини в Казахстане в 2022 году составляли всего 5,7 и 0,285 соответственно, что примерно соответствует среднеевропейским показателям и объясняется во многом, на наш взгляд, системой расчета этих показателей в стране. Имеются качественные различия и в моделях национальных экономических и политических систем стран-участниц. Все это делает проблему регулирования интеграционных процессов чрезвычайно сложной.
Таблица 1
Показатели социально-экономического развития стран ЕАЭС, 2022 г.| Показатель | Армения | Беларусь | Казахстан | Кыргызстан | Россия |
|---|
| Уровень развития и структура | | ВВП по ППС, млрд долл. США | 52,7 | 208,0 | 604,6 | 41,7 | 5326,9 | | ВВП, млрд долл. США | 19,5 | 73,1 | 220,5 | 10,9 | 2274,5 | | ВВП по ППС, долл. США на душу населения | 18900 | 22537 | 30810 | 6133 | 36308 | | ВВП на душу населения, долл. США | 6569 | 7333 | 11381 | 1328 | 15503 | Доля обрабатывающей промышленности
в структуре промышленной продукции, в % | 67,4 | 89,5 | 43,1 | 77,7 | 64,7 | Доля горнодобывающей промышленности
в структуре промышленности, в % | 19,3 | 1,4 | 51,3 | 11,0 | 26,9 | | Социально-экономические показатели | | Коэффициент фондов, раз | 13,2 | 5,9 | 5,7 | 13,6 | 13,8 | | Коэффициент Джини | 0,352 | 0,268 | 0,285 | 0,422 | 0,396 | | Уровень бедности* | 24,8 | 3,9 | 5,2 | 33,2 | 9,8 | | Среднемесячная номинальная зарплата, долл. США | 541 | 622 | 669 | 316 | 952 | | Минимальный размер оплаты труда, долл. США | 172 | 189 | 128 | 26 | 234 | | Безработица, в % | 13,0 | 3,6 | 4,9 | ... | 3,9 | Удельный вес инвестиций
в основной капитал по отношению к ВВП, в % | 6,4 | 14,4 | 14,8 | 15,0 | 18,4 | Удельный вес объема взаимной торговли
в общем объеме внешней торговли
товарами стран ЕАЭС, в %** | 35,6 | 50,5 | 26,1 | 41,1 | 8,9 |
* Уровень бедности определяется в соответствии с национальными методологиями государств — членов ЕАЭС
** Данные за 2021 год
Источник: Статистический ежегодник Евразийского экономического союза // Евразийская экономическая комиссия. — Москва, 2023.
В этих условиях особенно важна, несмотря на имеющиеся разногласия по данному вопросу, обобщенная реалистичная оценке уровня и динамики интеграционных процессов в Союзе. Предложенные ЕЭК принципы и система оценки интеграции на основе мирового опыта представляет большой интерес, так как в ее центре находится степень и уровни интеграции стран в рамках объединения [14]. Существующая практика подходов к измерениям интеграционных процессов в ЕАЭС опирается на утвержденную систему показателей степени интеграции. В соответствии с Договором о ЕАЭС осуществляется проведение мониторинга устойчивости развития стран на основе утвержденных показателей. ЕЭК разработаны Методология формирования системы ключевых показателей и индикаторов, характеризующих влияние процессов евразийской экономической интеграции на условия ведения предпринимательской деятельности и Методика оценки влияния интеграционных процессов в ЕАЭС на экономику государств-членов Евразийского экономического союза. Анализ интеграционных процессов на основе этих подходов в Департаменте статистики Евразийской экономической комиссии приводит к осторожному выводу, что «в ЕАЭС наблюдается проявление действия интеграционного фактора, но на фоне действия специфических факторов, которые в течение первого десятилетия развития ЕАЭС оказывали более заметное влияние на состояние экономик государств-членов» [15, c. 14].
Для общей оценки тенденций интеграции зачастую используется не факторный анализ, а обобщенные показатели соотношения внутренней торговли между странами ЕАЭС и общего объема внешней торговли Союза. Данный показатель составляет в среднем за последние годы 14–15% и значительно ниже, чем показатели ЕС, а также некоторых других объединений. На этой основе делается вывод о недостаточном явном уровне этих показателей, которые «критически отстают» по сравнению с другими экономическими объединениями [16]. На наш взгляд, такой вывод спорен по нескольким причинам. Во-первых, специфика объединений, в которых доля горнодобывающей промышленности и сырьевых отраслей преобладают, состоит в том, что у них значительно ниже объем кооперации между странами, чем в объединениях, где преобладает доля обрабатывающей промышленности (ЕС). В этом смысле показательно сравнение ЕАЭС и Европейского Союза. В последнем доля обрабатывающей промышленности в несколько раз превосходит показатель ЕАЭС. Во-вторых, если исключить влияние объемного фактора ВВП России и объема ее торговли на данный показатель, то, как видно из таблицы 2, удельный вес взаимной торговли стран-участниц ЕАЭС оказывается значительно выше и составил в среднем 38,3% в 2021 году, что является достаточно высоким показателем для международных объединений. Следовательно, показатель доли взаимной торговли может быть использован в качестве индикатора уровня и степени интеграции, ее динамики в сравнительном анализе только при учете структурных факторов и особенностей Союза. Если анализировать с учетом этого интеграционные процессы внутри Евразийского Союза, то следует отметить, что по сравнению с 2015 и 2016 гг. показатель доли объема взаимной торговли в общем объеме торговли увеличился. Так, в Армении этот показатель вырос с 26,5% в 2015 году до 35,6%, в Казахстане — с 21,3% до 26,1%. В Кыргызстане с 37,2% в 2016 году до 41,1% в 2021 году. В целом по группе данных стран показатель вырос с 34,9% до 38,3% общего показателя доли взаимной торговли, что свидетельствует о благоприятных тенденциях интеграции. Занижение общего показателя взаимной торговли в ЕАЭС происходит за счет низкой доли взаимной торговли России при высоких объемах этой торговли. Таким образом, структурный анализ показателей взаимной торговли дает более благоприятную картину реального состояния интеграционных процессов в ЕАЭС. Следует также отметить, что в период санкций в 2022–2023 гг. доля и объем взаимной торговли между странами ЕАЭС по некоторым оценкам еще более увеличились (статистика не опубликована).
Таблица 2
Показатели развития интеграционных процессов в ЕАЭС| Страны | Соотношение ВВП по
ППС на душу населения
в среднемесячном
исчислении и
среднемесячной зарплаты,
в дол. США, в % | Удельный вес
объема взаимной торговли
в общем объеме внешней
торговли товарами
стран ЕАЭС, в %** |
|---|
| 2015 г. | 2022 г. | 2015 г. | 2021 г. |
|---|
| Армения | 42,6 | 34,3 | 26,5 | 35,6 | | Беларусь | 27,8 | 33,1 | 49,5 | 50,5 | | Казахстан | 38,3 | 26,1 | 21,3 | 26,1 | | Кыргызстан | 53,8 | 61,9 | 42,2 | 41,1 | | Россия | 27,9 | 31,5 | 8,2 | 8,9 |
В целом общая положительная динамика обобщенного показателя интеграции в первый период после создания ЕАЭС обеспечивался в большей степени благодаря улучшению количественных показателей взаимной торговли, а не показателей, которые показывают углубление специализации и кооперации, несмотря на то, что показатель внутриотраслевой торговли улучшился в 2019–2020 гг. [17]. Углубление интеграции через совершенствование всех сторон интеграционного процесса в этих условиях выходит на передний план.
Иногда это положение рассматривается через призму ускорения преобразований для выполнения намеченных в Договоре задач по переходу к реальному экономическому союзу, который реализует «четыре экономические свободы» на основе формирования системы рынков. Однако, в связи с тем, что данный процесс идет со значительными задержками и не в полной мере выполняются намеченные планы по созданию рынков энергоресурсов, нефти и газа, медицинских рынков, ставится вопрос о том, что следует пересматривать концепцию Евразийского союза и возвращаться к концепции Таможенного союза. Такие крайние позиции не определяют линию поведения государств-членов ЕАЭС, однако, обращают внимание на вопрос об институциональном совершенствовании Союза, управляющей системы Союза и качества работы регулирующих органов. По мнению Глазьева С.Ю., который на всех этапах создания ЕАЭС принимал активное участие в разработке механизмов деятельности и концепции Союза и сейчас ведет большую работу по его совершенствованию, необходимо значительно повысить полномочия Евразийской экономической комиссии, повысить ее контрольные функции, реально превратить ЕЭК в наднациональный орган [18]. Следует отметить, что за повышение роли и расширение функций ЕЭК высказываются и другие видные экономисты [19]. Данные предложения имеют под собой объективную основу, так как в соответствии с Договором, с одной стороны, ЕЭК имеет наднациональный статус и ее решения включают нормы прямого действия, обязательные для исполнения во всех государствах Союза. С другой стороны, эти решения Комиссия не может принять без согласования со странами, каждая из которых может их ветировать. Таким образом, будучи наднациональной по форме, ЕЭК остается межгосударственной по сути процедур принимаемых решений. «Евразийская экономическая комиссия заинтересована в расширении своих полномочий, однако пока они заключаются исключительно в реализации решений, принятых странами-участницами на межгосударственном уровне» [20, c. 35]. Это было отмечено еще в период создания Союза. Существующее положение таково, что идеи о значительном расширении наднациональных функций не представляется возможным реализовать и сегодня в силу закреплённого в Договоре распределения полномочий, которые предполагают лишь частичное выполнение наднационального регулирования текущих институциональных вопросов при сохранении за политическими режимами государств-членов определяющей роли управления ими процессами интеграции. Лишь по мере преобразований эти функции могут расширяться, в том числе в области контроля и борьбы с барьерами и препятствиями.
На современном этапе должна значительно возрасти роль ЕЭК в совершенствовании институтов интеграции. Активное содействие и осуществление мер по сближению институтов интеграции в странах — участницах по направлениям деятельности Комиссии — безусловный приоритет ее ответственности. Интеграционный процесс носит многоплановый характер и по ходу развития возникают и на передний план выдвигаются те или иные «точки интеграции», которые имеют значительный интеграционный потенциал и позволяют сориентировать действующие страны Союза на решение общих задач. Их поддержка и сопровождение открывает большое поле для повышения роли Комиссии. Примером может служить постоянная работа ЕЭК по созданию четкого механизма по единовременному введению в действие межгосударственных стандартов. Как известно, без установления общих методов внедрения стандартов в законодательство различных стран нельзя добиться дальнейшего прогресса в развитии свободного рынка товаров и услуг. Имеется острая необходимость быстрейшей разработки и введения мер по оказанию финансового содействия совместным кооперационным проектам в отраслях промышленности в соответствии с Протоколом Глав государств от 29 мая 2024 года. Институциональное сопровождение интеграции — сложная и многотрудная работа ЕЭК.
Следует признать, что постепенная трансформация Союза сталкивается с серьезными внутренними противоречиями, заложенными в базовых документах Союза.
Анализ содержания стратегических документов ЕАЭС показывает, что выполнение их задач основывается на незыблемости принципа ориентации на экономические цели стран-участниц и признается необходимость «усиления координации действий государств-членов, открытости и доверия при решении возникающих вопросов и проблем». Особое внимание в документах уделяется стремлению укрепить экономику государств-членов, обеспечить их гармоничное развитие и сближение; использованию конкурентных преимуществ каждого государства-члена и цифровизацию, как важную составляющую модернизации экономик государств-членов ЕАЭС. В этих и других положениях Декларации ясно просматривается ориентация на целевую направленность мер и направлений на развитие стран-участниц. Вместе с тем, на наш взгляд, в документах недостаточно представлена необходимость ориентации на учет и решение общих задач ЕАЭС как важнейшего условия успешности объединения. Декларация отмечает необходимость осознания совместной ответственности государств, но в аспекте сохранения и укрепления «экономических отношений между государствами-членами ЕАЭС», без особого акцентирования на задачах консолидации Союза для решения его общих задач.
На наш взгляд, такой особый акцент на поддержку развития экономик отдельных государств хотя и соответствует цели «создания условий для развития экономик государств-членов в интересах повышения жизненного уровня их населения», однако, он, на наш взгляд, недостаточен. Возникает вопрос, как могут быть успешно реализованы задачи технологических прорывов, цифровизации, общих пространств и интеграционных проектов вне заинтересованности всех стран-участниц? Меры, предполагаемые стратегическими направлениями деятельности, также вряд ли могут быть достигнуты до 2045 года без развития общего образовательного пространства, технологических и других объединяющих систем, совместного разрешения сложнейших социальных проблем и противоречий.
Еще одно внутреннее противоречие — ориентация на сугубо экономические цели. Если встать на позицию примата интересов отдельных стран как товаропроизводителей или неолиберального подхода к международным отношениям, то это неизбежно приведет к рассогласованию интересов участников в силу рыночного подхода к экономическим и даже политическим отношениям между странами с неизбежными последствиями для будущего Союза. Современные подходы к региональной интеграции и мировой опыт подтверждают необходимость наличия общей идейной или ценностной платформы для объединения стран в единую общую организацию.
Выводы, к которым приходят исследователи, можно свести к нескольким положениям. Во-первых, выгоды интеграции нельзя свести к экономическому эффекту по нескольким причинам. Прежде всего, различаются краткосрочный и долгосрочный эффекты интеграции. Как правило, в первые годы вступления в объединения страны получают выгоду в виде ускорения темпов роста, а затем этот фактор нивелируется. Долгосрочный эффект экономически рассчитать крайне сложно в силу взаимодействия многочисленных внутренних и внешних факторов, в том числе и геополитических. Попытки провести анализ эффективности, как правило, не завершаются конкретными выводами, а сводятся к общим утверждениям о развитии интеграции [21].
Во-вторых, доказывается, что цели интеграции в принципе нельзя сводить к экономическим выгодам. Как считают известные исследователи Буторина О. и Борко Ю., «экономический выигрыш не является имманентным свойством региональной интеграции, он возникает не на всех ее этапах, не будучи ее главной целью и движущей силой» [22, c. 5]. Аргументация авторов сводится к тому, что региональная интеграция позволяет странам-участницам более выгодно позиционировать себя в мировом пространстве и оградить себя от нежелательного внешнего воздействия других стран и группировок. Это преимущество интеграции реализуется при заключении соглашений ЕАЭС с внешними партнерами, что дает преимущество всем странам-участницам и усиливает интеграционный потенциал Союза. Современная практика нового регионализма подтверждает этот тезис тем, что страны-участницы одного объединения, как правило, участвуют в других международных организациях и объединениях, благодаря чему получают дополнительные выгоды геополитического и межрегионального плана. Это проходит на территории Большой Евразии и в них активно участвуют члены Союза. Примером может служить участие России одновременно в ЕАЭС, ШОС, БРИКС, Союзном государстве России и Беларуси, СНГ и других объединениях, которые разделяют общие подходы к современным геополитически процессам и справедливым международным и межгосударственным отношениям. Конечно, для региональных экономических организаций принцип экономической выгоды является обязательным, но он неизбежно должен быть связан с более глубокими основаниями, объединяющими страны. Поиск таких основ очень важен для ЕАЭС в современных условиях, когда санкционное давление Запада направлено и на разрушение единства стран Союза.
К сожалению, как показывает анализ официальных документов стран ЕАЭС, в них отсутствует явно выраженная корреляция между формируемой каждой из стран Союза ценностной повесткой и их интеграционными ориентирами и предпочтениями. Как отмечается, это можно считать серьезной уязвимостью на пути выработки евразийской многомерной интеграционной повестки и формирования евразийской идентичности [9]. Участники Союза не могут уйти от поиска его общих идейных или ценностных основ. По мнению ряда исследователей, в качестве такой основы евразийской интеграции может и должна выступать евразийская идея и идеология евразийства [23]. Отмечается, что единый идеологический и социокультурный подход прослеживается в объединениях разнородных стран, которые включены в ЮСМКА, МЕРКОСУР, АСЕАН. На VI Саммите стран Центральной Азии, состоявшемся в Астане в августе 2024 года, при рассмотрении вопроса объединения стран Центральной Азии в единый союз особое внимание было уделено формированию цивилизованной идентичности стран. В своей статье «Ренессанс Центральной Азии: На пути к устойчивому развитию и процветанию» Президент Казахстана К.К. Токаев отметил: «Нас связывает особая центральноазиатская ментальность, на основе которой сформировались самобытная культура и традиции. Столпами центральноазиатской идентичности служат уважение к общим историческим корням, межкультурный диалог и межконфессиональное согласие» [24]. Идея предложения о переносе идей евразийства на современный Евразийский союз в качестве его основы официально не провозглашается ни одним из государств-членов ЕАЭС и это не случайно. Ее конструктивный смысл, основанный на совместном проживании на одной территории разных народов и культур, не утратил своего значения. Однако, преломляясь через конкретную практику региональной интеграции, вопрос о ценностях стоит по-другому. Он специфичен для того или иного объединения. Возникает вопрос, на каких общих культурных или экономических основах воспроизводится данное конкретное объединение. Применительно к Евразийскому союзу это означает, что необходимо определить какие идейные или ценностные основы должны цементировать и объединять пять стран-участниц, основы, общие для этих стран и без которых трудно и даже может быть невозможно достичь общих экономических целей Союза.
Население стран постсоветского пространства в силу исторических особенностей развития, возникших в условиях перехода от прежней системы отношений, основанной на принципах социальных гарантий, к системе, основанной на рыночных принципах и неравенствах капиталистической системы, особенно остро ощутило противоречия трансформации и нарушения принципов справедливости в разнообразных формах. Руководства всех стран Союза понимали и понимают, что без внимания к данной проблеме и разрешения острейших проявлений несправедливости нельзя добиться устойчивости развития общества и прогресса экономики. Особенно остро этот вопрос встал перед странами в 2000-х годах и после кризиса 2008–2009 гг. Президент России В.В. Путин выразил стремление к справедливой политике следующим образом: «Принципы справедливости, уважения и доверия универсальны. Мы твёрдо отстаиваем их — и, как видим, не без результата — на международной арене. Но в такой же степени обязаны гарантировать их реализацию внутри страны, в отношении каждого человека и всего общества» [25]. Президент Беларуси Лукашенко А.Г., говоря об устройстве общества, особо подчеркнул: «в основе всего, всей нашей политики должна быть справедливость» [26]. Президент Кыргыстана Жапаров С.Н. особо подчеркнул следующее: «Моя цель — установить справедливость в стране» [27]. Новый этап развития Казахстана определяется Президентом Казахстана К.К. Токаевым как этап строительства Справедливого Казахстана, «страны равных возможностей и прогресса». Идея справедливости подчеркивалась и руководством Армении. Таким образом, все руководители стран ЕАЭС, выражая объективные требования дальнейшего развития стран и высокую значимость принципа справедливости для всего населения, едины в том, что дальнейшее развитие каждой страны не может игнорировать принцип и ценности справедливости.
Несмотря на различные трактовки принципа справедливости в науке и многообразие систем и подходов к реализации принципа справедливости, следует, на наш взгляд, особо выделить общие принципы, которые лежат в основе справедливых отношений и устойчивости общества, независимо от специфики моделей национальной экономики страны. Среди них, на наш взгляд, следует особо выделить создание равных возможностей для всех граждан для развития, устранение чрезмерного неравенства, обеспечение социальной устроенности старшего поколения. Опыт развития социальных моделей Европы и советской системы показывает, что данные принципы универсальны и могут быть определены как составные компоненты общей социальной цели Евразийского союза. Разумеется, каждая страна использует различные принципы, методы, инструменты для регулирования социальных отношений. Однако, общие ориентиры всех стран Союза, в конечном счете, совпадают. Они в определенной степени реализуют себя в современной деятельности Союза. Это находит свое проявление и в динамике интеграционных процессов в рамках ЕАЭС. Как видно из Таблицы 2, при огромном различии в доходах на душу населения по ППС происходит определенное выравнивание соотношения между среднемесячными зарплатами и среднемесячным объемом ППС на душу населения, что свидетельствует о том, что страны стремятся максимально возможно использовать ресурсы ВВП на социальные цели по сравнению с периодом в начале работы Союза.
Определение в качестве одной из целей Евразийского экономического союза достижение социальной справедливости, равных возможностей для развития и социальной устроенности населения стран Союза, хотя и являясь нормативным принципом, может служить ценностным ориентиром ЕАЭС в целом. Соответственно, показателями социально-экономического развития следует дополнить критерии устойчивости, которые в настоящее время сводятся к показателям роста, инфляции и долга государственного сектора.
Сказанное не означает, что следует вводить некий наднациональный компонент регулирования социально-экономических и социально-трудовых отношений. Это невозможно, прежде всего, потому, что каждая страна по-своему строит свою модель отношений общества в лице государственных органов, предпринимателей и работников, по-разному определяет объекты социальной политики (отдельные граждане или домохозяйства) и принципы налогообложения, а также налогового администрирования. В связи с этим в процессе цифровизации социально-экономических отношений в сфере интеграции возникает острейшая проблема выработки общих подходов к методологии оценки уровня и качества жизни, социальной защиты и других направлений социальной политики. Как отмечает И. Удовенко, условием для достижения «и в будущем подлинная интеграция ЕАЭС представляется в выстраивании совместных приоритетов, исходящих из логики сложения, а не обмена социально-экономическими ресурсами. Предпосылкой для этого должно стать появление самобытной модели социального регулирования ...» [28, c. 35].
Для реализации социальных целей Союза требуется реалистичный подход, важно учитывать накопленный мировой опыт развития социально-ориентированных государств и опыт поиска таких моделей в других странах. Какие уроки можно извлечь для ЕАЭС из этого опыта, чтобы не повторять чужих ошибок и не выдвигать ложные и недостижимые цели? В этом отношении интересен опыт Европейского союза, который, несмотря на различия национальных моделей стран ЕС, стремится достигать общесоциальных целей и выработать общесоциальную политику ЕС. Критический анализ этого опыта в последние 5 лет в условиях нарастания кризиса социальной модели Европы приводит исследователей к нескольким выводам. Несмотря на попытки корректировки социальной политики и перезапуск идеи «социальной Европы», имеется «множество исследований, в которых не найдено убедительного подтверждения сближения уровня развития стран в условиях интеграции. Финансовая помощь удерживает интерес догоняющих стран к объединению, не допускает разрастания диспропорций. Однако, ее размер не так велик, чтобы позволить догоняющим странам обрести больше конкурентных преимуществ и ресурсов развития. Таким образом, сохраняется постоянство разрыва уровня развития благополучных и догоняющих членов ЕС» [29, c. 137].
Аналогичный по сути вывод делается и в отношении неравенства в ЕС, которое анализируется в контексте социальной политики и динамичных институциональных изменений в современном мире [30]. Однако имеется и позитивный вывод из накопленного опыта социальной политики, который, на наш взгляд, может быть учтен при формировании социальной концепции развития Евразийского союза — это необходимость постоянного совершенствования институтов, которые существенно сглаживают социально-экономические различия между странами Союза. Определение социальной концепции развития ЕАЭС, на наш взгляд, может стать важным новым направлением политики Союза в предстоящей перспективе. ЕАЭС уже добился в этом направлении некоторых позитивных результатов. Здесь особо следует отметить, что создание свободы для продвижения граждан, развитие рынка труда, создание системы пенсионного обеспечения — все это яркие примеры и действия «евразийского каркаса» социальной политики. В странах Союза имеется богатый накопленный опыт новых подходов и сглаживания социально-экономических различий. Это осуществляется как через меры по уменьшению различий в денежных доходах населения (введения прогрессивной шкалы налогообложения в России), так и через выдвижение социально-ориентированных моделей (концепция «Справедливый Казахстан», опыт социальной модели Беларуси).
Обращает на себя внимание тот факт, что несмотря на существенные различия между странами по показателям объема ВВП и его размера на душу населения, размер среднемесячной оплаты труда в долларах США дает другую характеристику соотношения между странами. Если ВВП на душу населения по ППС между Россией и Кыргызстаном отличается почти в 6 раз, то по соотношению средней заработной платы это различие составляет 3 раза, а по сравнению с Казахстаном — 2,1 раза. Произведенные расчеты (таблица 2) показывают, что между странами Союза уже сейчас существует примерное равенство по показателю соотношения ВВП по ППС на душу населения в среднемесячном исчислении и среднемесячной заработной платы. Данные говорят о том, что в странах евразийского пространства имеется возможность сформулировать единые общие принципы социальной политики, несмотря на то, что выработка этой политики и ее реализация — прерогатива правительства каждой страны, а не всего Союза.
В перспективе усиление интеграции позволит наиболее эффективно использовать социально-экономический и природно-ресурсный потенциалы каждой страны ЕАЭС, будет способно обеспечить социальную стабильность и рост благосостояния [31]. |
| |
|
|
