|
| | | | Проблемы современной экономики, N 1 (93), 2025 | | | | ВОПРОСЫ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ И ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ПОЛИТИКИ | | | |
| | Теняков И. М.
профессор кафедры политической экономии экономического факультета
Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова,
доктор экономических наук
Амирханова Ф. С.
доцент кафедры микро- и макроэкономического анализа
Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова,
кандидат экономических наук
| | | | В статье раскрываются противоречия валового внутреннего продукта (ВВП) как базового показателя экономического роста. Выявляется противоречия между оценкой роста по динамике реального ВВП в абсолютном выражении и в расчете на душу населения. Отмечается влияние на оценку реального ВВП методологии расчета индексов цен. Отмечено противоречие качественного роста: расширение товарного ассортимента и структурные сдвиги в экономике сопровождаются в рыночных условиях явлением «запланированного устаревания» товаров и ростом гонки потребления. Рассмотрен ряд альтернативных показателей роста и благосостояния, отмечены их недостатки и сделан вывод о необходимости углубления структурного анализа показателя ВВП для оценки качества экономического роста. | | Ключевые слова: экономический рост, валовой внутренний продукт, количественный рост, качественный рост, «запланированное устаревание», инклюзивный рост | | УДК 330.35, 330.55; ББК 65.012.3 Стр: 108 - 111 |
Понятие экономического роста является одной из важнейших идеологем экономики потребления. Оценка успешности развития страны, благосостояния граждан рассматривается через призму темпов роста валового внутреннего продукта (ВВП), т.е. посредством экономического роста.
Так, например, в Китае, где с 1980-х годов главным показателем измерения экономического роста был избран темп роста валового внутреннего продукта, говорили о возникновении настоящей «ВВП-мании». «Некоторые местные власти, — писал в China Daily бывший консультант Народного банка Китая, доктор наук, экономист Юй Юндин, — просто непрерывно роют ямы и потом их засыпают. Делается это только ради увеличения ВВП» [1].
Ростом ВВП озабочены во всём мире президенты и председатели, премьеры и губернаторы. В.В. Путин в майском указе 2024 года «О национальных целях развития Российской Федерации на период до 2030 года и на перспективу до 2036 года» поставил задачу обеспечить темп «роста валового внутреннего продукта страны выше среднемирового и выход не позднее 2030 года на четвертое место в мире по объему валового внутреннего продукта» [2].
При детальном рассмотрении феномена экономического роста обнаруживается ряд противоречий, связанных как с особенностями оценки данного явления, так и с «рыночноцентричным» характером роста в современной экономике. Остановимся коротко на характеристике этих противоречий.
Экономический рост можно измерять как в абсолютном (рост реального ВВП), так и в относительном (рост реального ВВП на душу населения) выражении. Хотя во втором случае экономический рост более строго увязывается с повышением уровня благосостояния отдельного индивида, все же не следует полностью игнорировать и абсолютный рост, поскольку рост масштабов национальной экономики рано или поздно приводит к изменению ее веса в мировом хозяйстве и международном разделении труда. Так, высокие темпы роста китайской экономики вывели Китай на 1-е место в мире по ВВП, подсчитанному по паритету покупательной способности, хотя по уровню реального ВВП на душу населения показатели Китая все еще существенно отстают от показателей развитых стран.
Вспомним, что ВВП вошел в экономическую статистику в 1953 году как основной показатель Системы национальных счетов (СНС), в разработке которой приняли участие такие известные экономисты как С. Кузнец, В. Леонтьев, Р. Стоун. В настоящее время действует 4-я редакция СНС 2008 года. ВВП измеряет рыночную стоимость конечной продукции, фиксируемую официальной статистикой, а потому по определению в него не включается продукция, создаваемая домашними хозяйствами для собственного потребления, а также продукция «теневой экономики» и незаконного бизнеса, которая в официальную статистику не попадает. В этой связи следует отметить, что в разных странах границы между законным и незаконным производством могут различаться, поэтому «товарное наполнение» ВВП тоже различается. Например, в странах, где узаконена проституция, вклад данной «услуги» будет учитываться в ВВП, увеличивая, таким образом, его объем. При изменении методологии учета показатель ВВП также меняется и его рост может оказаться выше, чем если бы он был посчитан в соответствии со старой методологией. Поэтому сравнивать показатели ВВП, рассчитанные в разных редакциях СНС, методологически некорректно.
Отметим также, что в СССР макроэкономическая статистика строилась на принципах, отличных от СНС, и при расчете экономических результатов на макроуровне акцент делался на сфере материального производства. В частности, в результатах производства не учитывались «непроизводительные услуги» (пассажирский транспорт, обслуживание жилья, здравоохранение, образование, личные услуги и т.д.). По этой причине напрямую сопоставлять результаты производства в СССР и в западных странах, а также в СССР и постсоветской России неверно.
Реальный ВВП на душу населения как показатель экономического роста может дать искаженное представление о развитии национальной экономики в ситуации, когда население страны сокращается, а объем ВВП остается на прежнем уровне (или сокращается медленнее, чем население). В таком случае показатель ВВП на душу населения начнет расти, что будет якобы свидетельствовать об экономическом росте в стране. Поэтому, учитывая значимость данного показателя для оценки роста с позиций индивида, следует все же учитывать и абсолютные тенденции в динамике ВВП и населения — растут ли указанные показатели или нет.
Рассмотрим более детально понятие «реального ВВП», поскольку именно от его определения зависит, как будет подсчитан экономический рост. В экономической статистике для разграничения реальных и номинальных показателей используются индексы цен. Для ВВП используется индекс-дефлятор, товарный набор в котором представлен широким набором товаров, приобретаемых домашними хозяйствами, фирмами, государственными органами и поставляемых на экспорт. Но здесь есть один противоречивый момент: по какому конкретному товарному набору считать рост цен? Если взять набор товаров, цены на которые росли медленно, — получим одно значение индекса цен, а значит, и соответствующее значение реального ВВП. Рассмотрим другой набор товаров (включив в него, например, жилую недвижимость, цены на которую растут быстро), — получим другое значение индекса цен (более высокое) и соответствующее ему (более низкое) значение реального ВВП. Таким образом, показатель реального ВВП оказывается зависим от методики расчета индекса цен. В широком смысле не только дефлятор ВВП, но и другие индексы цен существенно зависят от применяемой методологии. Так, например, в исследовании [3] представлены альтернативные показатели инфляции, которые включают стоимость заимствований и позволяют объяснить почти три четверти разрыва в потребительских настроениях в США в 2023 году.
Второй противоречивый момент в расчете показателя «реального ВВП» связан с тем, что он может отражать как неизменный набор товаров, так и меняющийся, расширяющийся товарный ассортимент. Если бы в экономике год от года производился стандартный набор товаров и увеличивалось только их количество, не возникало бы сложностей с определением экономического роста. Однако в жизни имеет место не только количественный рост, но и рост качественный, а его оценить гораздо сложнее.
Расширение и модификация товарного ассортимента как следствие научно-технического прогресса (НТП) является очевидным фактом. С овладением электричеством в «товарном наборе» человечества появились такие блага как электрический лифт, телефон, холодильник, стиральная машина, телевизор и т.п. предметы, без которых сложно представить современный быт. Информационная революция 1970-х гг. добавила к этому перечню мобильный телефон и персональный компьютер с выходом в интернет. И если сравнить, например, структуру современной российской экономики и экономики СССР, выяснится, что многие товары, которые производились в СССР, уже не производятся в современной России, зато некоторые услуги, слабо представленные или вовсе отсутствовавшие в СССР, в современной России дают весьма ощутимую прибавку к ВВП (особенно здесь выделяются финансовые услуги). Выше отмечалось, что в СССР макроэкономический учет велся на принципах, отличных от СНС, но даже если абстрагироваться от этого факта, структурные изменения, произошедшие в России в ходе рыночных преобразований, невозможно отрицать.
Поэтому следует выделять количественный рост, когда в экономике из года в год растет объем выпуска продукции заданной номенклатуры, и рост качественный, когда со временем меняется структура экономики, и соответственно, меняется и номенклатура выпускаемой продукции: какие-то товары и вовсе покидают рынок, другие же появляются по мере развертывания НТП.
Разработчики современной теории экономического роста пытаются учесть его количественную и качественную стороны, рассматривая как фактор роста два вида труда: труд работников, занятых непосредственным производством товаров, и труд работников, занятых исследованиями и разработками, итогом которого становится появление новых товаров, модифицирующих всю структуру экономики [4]. Указанные исследования ставят новые вопросы и перед «трудовой теорией стоимости». Если в первом случае возможно каким-то образом определить «общественно-необходимое» время, которое стоит производство того или иного товара, то в случае с работниками сферы НИОКР такого оптимального времени нет и быть не может, поскольку результаты НИОКР и тем более открытий фундаментальной науки — точному прогнозированию и расчету не поддаются. Невозможно, например, определить «общественно-необходимое рабочее время», которое стоило открытие Периодического закона Д. И. Менделеева. Попытки оценивать научный труд системой формальных показателей приводят зачастую лишь к выхолащиванию содержания научного труда. Поэтому остается только поощрять науку и инновации в надежде, что работники сферы НИОКР изобретут что-то полезное, в результате чего экономический рост приобретет новое качество.
Поскольку структура экономики существенно меняется в ходе научно-технического развития, следует крайне осторожно относиться к историческим сравнениям на больших временных горизонтах, когда «уровень жизни» современного человека сопоставляется, скажем, с уровнем жизни жителя начала XIX в., и оба показателя рассчитываются в общих единицах измерения (например, в долларах). Чем дальше мы уходим в прошлое, тем условнее становятся такие сравнения, ведь структура экономики разных эпох отличается все больше и больше.
Однако у качественной стороны экономического роста есть и собственное противоречие, связанное с «рыночноцентричным» характером современного экономического роста. При расширении товарного ассортимента, благотворно питающего экономический рост, происходит улучшение условий жизни населения. Но расширение товарного ассортимента нередко сопровождается таким неоднозначным явлением как «запланированное устаревание». Суть его в том, что производитель создает товар, срок эксплуатации которого намного меньше возможного. При этом потребитель вынужденно либо охотно покупает новые версии продукта.
Запланированное устаревание, с одной стороны, возмущает потребителей, когда касается товаров, расходы на которые составляют весомую долю их бюджета, а технологии производства изменяются медленно — кухонная плита, стиральная машина или запчасти для автомобиля. Потребитель рассчитывает на длительный срок службы товара, а тот выходит из строя раньше времени. В этом случае снижается качество жизни потребителя, хотя показатели динамики ВВП демонстрируют рост: потребление вынужденно увеличивается — ВВП растет.
Но, с другой стороны, например, в сегменте электроники, где технологии непрерывно совершенствуются, запланированное устаревание является платой за технический прогресс. Основная масса потребителей готова к тому, что срок службы смартфона, плеера и т.п. устройств не превысит 2–4 года. Технологии обновляются ежегодно, поэтому никому не нужен «вечный» телефон. Соответственно, производителю нет смысла закладывать в смартфон ресурс на 10 лет, если потребитель через три года поменяет телефон на новую версию.
По этому поводу М. Малкина пишет: «...Интерес потребителя смещается в сторону видимых и оцениваемых внешним наблюдателем свойств: дизайна, функциональности и технологичности благ. В ущерб приносятся не оцениваемые извне свойства товаров и услуг: долговечность и надежность. Двадцать лет назад уровень доходов был ниже, и потребителю нужны были чулки, которые служили бы минимум два года. Теперь его вполне устраивают чулки на две-три стирки, но модного дизайна» [5].
Производители снижают срок службы товаров, используя дешевые материалы и технологии. Таким образом, «запланированное устаревание» способствует, с одной стороны, тому, что вещи становятся дешевыми и доступными для широкого круга потребителей, а с другой стороны — способствует расточительству, увеличению количества мусора, загрязнению окружающей среды. Активно подогревается идеология потребительства, «которую не просто производители навязывают потребителю, но потребители адаптируют в собственные модели поведения» [5]. При этом рост ВВП отражает только рост потребления, игнорируя и мусор, и расточительство ресурсов, и ухудшение экологии.
И поскольку качественный экономический рост в рыночных условиях нуждается в запланированном устаревании, последнее является неизбежным трендом развития рыночной экономики (капитализма).
Можно попытаться ускорить экономический рост (количественный и качественный), если не продавать товары, а сдавать их в аренду. Вместо того, чтобы становиться реальными собственниками, пусть и на непродолжительное время, потребители превратятся в вечных арендаторов и будут постоянно платить за возможность пользоваться благами. Для программных продуктов это уже распространенная практика. Таким образом, экономический рост подпитывается постоянными расходами на оплату аренды благ.
Но можно пойти и дальше: разве для «экономического роста» важны реальные блага? Потребности меняются и взращиваются, и «природа этих потребностей, — порождаются ли они, например, желудком или фантазией, — ничего не изменяет в деле» [6], как заметил К. Маркс. Почему бы не заменить реальную вещь ее образом, реальный товар — его информационной копией, или символом? И вот уже перед нами экономика виртуальных благ, которые продаются за вполне реальные деньги, и вносят свой вклад в ВВП и экономический рост.
Наконец, следует отметить еще одну статистическую особенность динамики реального ВВП как основного показателя экономического роста, которую можно охарактеризовать как «эффект низкой базы». Современный экономический рост — дитя Второй мировой войны. После войны стали возникать, как грибы после дождя, разные экономические «чудеса»: «немецкое чудо», «японское чудо», «южнокорейское чудо», да и «советское чудо», о котором порой стыдливо умалчивают. Но почему оказались возможны все эти «чудеса»? Ответ здесь простой: из-за низкой базы. Когда половина страны лежит в руинах, постройка каждого нового дома, каждого завода добавляет высокие проценты к динамике «экономического роста».
И даже «вечные» (по срокам службы) товары не являются в такой ситуации помехой экономическому росту, потому что сначала необходимо насытить рынок этими товарами. При должном финансовом сопровождении и грамотной бюджетной и денежно-кредитной политике — чудо роста обеспечено, и 10% темпов роста не покажутся в этих условиях какой-то фантастикой.
Похожая ситуация наблюдалась на протяжении последних сорока лет в китайской экономике, демонстрировавшей значительный экономический рост. Этот рост имел своим источником индустриализацию, которую развитые страны прошли еще в первой половине XX века. Но источники китайского роста начинают иссякать. Планка потребления в Китае поднята, производственная и транспортная инфраструктура созданы, излишек трудовых ресурсов из аграрного сектора практически исчерпан. Куда расти дальше?
Так и получается, что «экономический рост», стартовавший на послевоенных руинах либо на низкой индустриальной базе, со временем неминуемо замедляется. И «запланированное устаревание», и маркетинговые уловки по впариванию потребителям «нужных вещей» — все это лишь способы продлить работу механизма экономического роста в рыночной экономике. Но рано или поздно встает вопрос — а что дальше?
И вот уже некоторые экономисты заговорили о долгосрочном замедлении темпов экономического роста, о «вековой стагнации», что придет на смену прежним высоким темпам роста. Идею «вековой стагнации» впервые ввел в оборот американский экономист Э. Хансен в 1938 г. в президентском обращении к Американской экономической ассоциации. Он описывал «вековую стагнацию» как сочетание «слабых подъемов, прерывающихся еще в младенчестве, и депрессий, питающих себя самих и оставляющих после себя твердое и по видимости неустранимое ядро безработицы» [7]. Однако вскоре после того, как Э. Хансен выступил с идеей «вековой стагнации», началась Вторая мировая война, затем — послевоенный экономический рост и идея Э. Хансена потеряла актуальность на долгие годы. О ней вспомнили лишь после мирового экономического кризиса 2007 — 2009 гг. Известные американские экономисты Т. Коуэн [8], Р. Гордон [9], Л. Саммерс [10] выступили каждый со своей версией «вековой стагнации», которую, по их мнению, предстоит испытать американской экономике (а вслед за ней — и экономикам других развитых стран). Отметим и более раннюю работу Р. Бреннера «Экономика глобальной турбулентности» [11], в которой также был сделан вывод об ожидающем развитые страны «долгом спаде» темпов экономического роста. Можно вспомнить и К. Маркса, который обосновал «закон тенденции нормы прибыли к понижению», а до него — Д. Рикардо, который также пессимистически оценивал будущее капитализма. И хотя концепция «вековой стагнации» остается дискуссионной среди современных экономистов, возрождение интереса к ней в настоящее время показательно.
Но, может быть, пора уже отказаться от измерения роста посредством показателя ВВП, тем более что критика этого показателя существует едва ли не с момента его введения в макроэкономическую статистику?!
В 2009 г. комиссия экономистов под председательством Дж. Стиглица выпустила отчет, в котором были критически проанализированы существующие макроиндикаторы и сделан вывод, что сложившаяся система макроэкономической статистики нуждается в пересмотре. На русском языке позднее был опубликован сокращенный вариант отчета [12]. Было предложено сосредоточиться на разработке альтернативных показателей, более точно отражающих благосостояние общества и человека. Так, в последнем номере «Finance and Development» за 2024 год рассматриваются в качестве альтернатив показатели Чистого внутреннего продукта (ЧВП) и «всеобъемлющего богатства» (comprehensive wealth) [13].
Экономисты, работающие в русле парадигмы «устойчивого развития», давно предлагают отойти от гонки за темпами экономического роста, сделав акцент на «устойчивости» и «инклюзивности» роста. Достижение «инклюзивного экономического роста» включено в перечень Целей устойчивого развития ООН: формулировка цели №8 — «содействие устойчивому, инклюзивному экономическому росту, полная и продуктивная занятость и достойная работа для всех» [14]. «Инклюзивный рост» должен учитывать экономическую, социальную и экологическую компоненты устойчивого развития, однако какого-то единственного показателя, позволяющего единообразно измерять и оценивать «инклюзивный рост» пока нет. В 2018 г. эксперты Всемирного экономического форума предложили Индекс инклюзивного развития, который рассчитывается на основе 12 показателей, сгруппированных по 3 направлениям: рост (традиционный показатель ВВП на душу населения, дополненный показателями производительности труда, безработицы), инклюзивность (отражает неравенство в распределении доходов и богатства), устойчивость (долговая нагрузка, уровень сбережений, экологические последствия экономической деятельности). Громоздкость расчета показателя и неоднозначность его трактовки затрудняют его широкое использование в качестве альтернативы привычному показателю ВВП. К тому же сам термин «инклюзивный рост» может восприниматься неоднозначно, особенно для русскоговорящего. Не получится ли в итоге так, что разные исследователи и политики будут вкладывать в термин «инклюзивный рост» разное содержание? А поскольку единой методики расчета «инклюзивного роста» (в отличии от какой-никакой, но работающей СНС) нет, оценки «инклюзивного роста» будут различаться.
Отсутствие единого альтернативного показателя привычному показателю ВВП приводит к использованию исследователями различных мер для оценки роста экономики и благосостояния населения. Но даже традиционный показатель ВВП может все еще быть полезен для оценки роста и благосостояния, если рассматривать его структуру и учитывать, в какой степени рост ВВП был достигнут за счет реального производства полезных обществу товаров и услуг, а в какой — за счет финансиализации, разбухания трансакционного сектора и прочих видов деятельности, слабо влияющих на качество жизни (или даже ухудшающих его). Детальный и подробный анализ структуры ВВП как основы для оценки качества экономического роста может стать альтернативой индексам, имеющим неоднозначную трактовку. |
| |
|
|
|
