| | Проблемы современной экономики, N 1 (93), 2025 | | ИЗ ИСТОРИИ СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОЙ МЫСЛИ И НАРОДНОГО ХОЗЯЙСТВА | | |
| Родионова Т. Н. доцент кафедры общей экономической теории и истории экономической мысли
Санкт-Петербургского государственного экономического университета,
кандидат экономических наук Семерова Е. А. доцент кафедры общей экономической теории и истории экономической мысли
Санкт-Петербургского государственного экономического университета,
кандидат экономических наук
| | В статье рассматриваются выводы, к которым И.М. Кулишер пришёл, детально изучив историю хозяйства Древней Греции. Особое внимание уделяется его категорическому несогласию с популярными идеями появления в античной экономике признаков капиталистического производства. Показана роль И.М. Кулишера в изучении большого количества письменных источников и вводе в научный оборот ранее не использованных материалов по истории древнегреческого быта. Отмечено, что результатами исследования стали выводы И.М. Кулишера об использовании рабского труда в основном в домашних хозяйствах, о преимущественно аграрной экономике Греции V–IV вв. до н.э., о недостаточно развитой внутренней и почти отсутствовавшей крупной внешней торговле, о недопустимости модернизации экономической истории. | Ключевые слова: Древняя Греция, античное хозяйство, торговля Древней Греции, рабство, обмен, ремесло, античное наследие | УДК 330.83 Стр: 243 - 246 | В переломные этапы развития истории человечества, к которым, без сомнения, следует отнести первую четверть ХХ столетия, научное сообщество, следуя запросам времени, нередко осознанно или неосознанно пыталось в целях объяснения современных процессов провести аналогии с ранними этапами развития человеческого общества, нередко обращаясь к античным событиям с позиций актуальных социально-экономических реалий. Подобные попытки осознать и проанализировать современность путем переноса действующих общественно-экономических норм на другую эпоху были свойственны многим ученым того времени. К числу экономистов, принципиально ставивших вопрос о недопустимости такого подхода в изучении экономической истории античного периода, следует отнести профессора Петроградского Университета, в 30-х гг. ХХ века преподававшего в Ленинградском финансово-экономическом институте, Иосифа Михайловича Кулишера (1878–1933).
Материалы по истории античного хозяйства И.М. Кулишер собирал на протяжении всего своего научного пути. Итогом проделанной работы стал опубликованный в 1925 г. «Очерк экономической истории Древней Греции». Основной идеей данного произведения стало стремление автора не только сформулировать основополагающие направления экономического развития античного хозяйства, но и сделать соответствующие выводы, опираясь на сохранившиеся документы, некоторые из которых еще не были введены в научный оборот. Как справедливо замечал исследователь творческого наследия И.М. Кулишера С.М. Виноградов, огромное воздействие на его методологию оказали ученые, принадлежащие к новой исторической школе, стремящиеся в экономической истории различных стран делать выводы лишь на основе собранного фактического материала [3, c. 116]. Сам И.М. Кулишер, однако, понимал, что необходимо совершенствовать и «…теоретико-методологические основы исследования» [6, c. 65]. Будучи сторонником эволюционного подхода, для выяснения сути исследуемых вопросов он считал недостаточным построение выводов на основе лишь метода дедукции. Прежде всего, он пытался прояснить истинное положение вещей в соответствующие периоды хозяйствования, стремился не упустить важные нюансы и подробности [8, c. 32].
Разделяя вполне распространенную концепцию о неких общих законах экономического и общественного развития самостоятельных государств, И.М. Кулишер замечал, что исследования его современников имеют один общий недостаток. Он связан с рождением теорий, не имеющих отсылок к документальным свидетельствам, что делает их, особенно учитывая специфику рассматриваемой эпохи, недостоверными. Знакомому с контекстом обсуждаемой проблемы исследователю, сразу становится понятно, что И.М. Кулишер категорически высказывался против направления, связанного с желанием модернизировать историю хозяйства. Идеи такого рода были популярны на определенном этапе изучения античного наследия. Они воспринимались И.М. Кулишером, как абсолютно недопустимые, т.к. в их основе лежало восприятие экономики Древней Греции, как капиталистической. При этом, в качестве аргументов, сторонники концепции называли капиталистическими отношениями желание получения прибыли представителями торгового класса, не учитывая, что в условиях античной экономики, она не служила фундаментом капитала. Как возражал им И.М. Кулишер: «…накопленные таким путём богатства быстро расточались, не превращались в капитал, не служили для дальнейшего употребления в производстве» [5, c. 111].
По мнению автора, и сама торговля еще не могла существенно влиять на хозяйственную жизнь греческого государства, т.к. «… класса купцов, для которого торговля являлась бы исключительной профессий, в Греции не существовало» [5, c.104]. Позже, когда торговые операции стали более распространёнными, греческое хозяйство положительно отреагировало на данные перемены. Однако, следует помнить, что значительная часть Греции оставалась аграрной, более того, как указывает Кулишер, «…целые районы Греции не имели вовсе ни торговли, ни промыслов, поскольку последние не были необходимы для местных жителей: это Фессалия, Эпир, Локрида, Этолия, Фокида, большая часть городов Фракии и др.» [5, с.104–105]. И даже в тех городах, которые теперь официально называли себя торговыми центрами, продукт, получаемый в результате сельскохозяйственного производства, остается главным источником прибыли местного населения. По мнению современника И.М. Кулишера, крупнейшего исследователя хозяйства Древней Греции Ю. Беллоха (1854–1929), земледелие оставалось фундаментом экономического развития страны. Причем оно превалировало не только в тех областях, которые «…как большая часть греческого материка не принимали никакого участия в промышленном и коммерческом движении…» [11, c. 203].
Важнейшей задачей, которую И.М. Кулишер ставил при работе, относящейся к исследованиям экономической истории Древней Греции, а также в других своих произведениях, была проблема денежного обращения. Он настаивал на том, что деньги являлись лишь платёжным инструментом, с помощью которого оплачивались розничные виды дани или других выплат. Действительно, известен случай создания союза греческих городов под руководством Афин для борьбы с персами. Участники военного союза могли выбирать свою форму участия в нем. По сведениям историка античности М.М. Хвостова (1872–1920), большинство предпочли денежные выплаты [14, c. 228–229]. Важным дополнением здесь может служить мнение исследователя древнегреческой истории Р.Ю. Виппера (1859–1954), замечавшего, что в условиях присутствия на рынке полноценных металлических денег, но «в основе их применения не было самого главного, что создаёт металлические деньги, именно, системы веса» [13, c.88–89].
Также И.М. Кулишер категорически выступал против характерного для некоторых его современников стремления приписать хозяйству Древней Греции наличие промышленности, сумевшей развиться до состояния, при котором страна могла регулярно отправлять продукцию на экспорт. Вступая в спор с Э. Мейером (1855–1930), который заявлял, что в Греции V-IV в.в. до н. э. существовали крупные фабрики, производящие продукцию для вывоза в другие страны, Кулишер говорил об ошибочности подобных заявлений [7, c. 28–29]. Более того: «… фабрика предполагает применение машин и двигателей, пользование рациональными химическими способами, чего в древнем мире не было. Но даже если заменить ее мануфактурой и кустарной промышленностью, то и тогда возникает сомнение относительно того, действительно ли во всех указанных Эдуардом Мейером случаях существовали эти формы крупной промышленности, действительно ли все эти перечисленные им местности производили соответствующие товары для экспорта…» [4, c. 124–125].
Вообще, промышленное развитие Греции, являлось для автора важнейшей составляющей его исследования. Интересно, что со временем он пришел к выводу об отсутствии на исконных греческих землях ремесленного разнообразия, что подтолкнуло его к выводу о большом количестве заимствований в этой сфере. То есть, Греция, являясь привлекательной для различного вида переселенцев, постепенно, но прочно аккумулировала их ремесленные навыки. Работая с большим количеством античных письменных источников, И.М. Кулишер ссылается на часто упоминаемых там метеков, то есть, иностранцев, проживающих на греческой территории, но официально не получивших никакого юридического статуса. Именно они образовали питательную среду для развития ремесла, постепенно передали свои навыки местному населению, чьи интересы находились в основном в области сельского хозяйства. Интересно, что метеки предпочитали селиться в крупных городах или портовых центрах, которые привлекали их с точки зрения развития их ремесла. Города-государства Греции, в свою очередь, тоже были заинтересованы в метеках. Так, древнегреческий писатель и философ Плутарх (46–127) повествовал об афинском политике Солоне (640–559 г.г. до н.э.), который в связи с «…бедностью почвы Аттики старался распространить среди населения ремесла. Потому-то он давал права гражданства тем, кто навсегда был изгнан из своего отечества, и тем, кто поселился со своей семьей для занятия ремеслом. Он рассчитывал, что такие переселенцы прочно сольются с местным населением, будут смотреть на Аттику, как на новое отечество» [4, c. 120].
Именно метеки, в отличие от местных жителей, сразу начали заниматься производством товаров с целью реализации. Первоначально, в условиях узкого античного рынка, они трудились исключительно на заказ, что привело к появлению нового явления в хозяйственной жизни, а именно оплате труда как такового. Кулишер приходит к выводу о том, что, хотя существовал сравнительно значительный торговый обмен, но он затрагивал лишь высшие слои населения и не мог серьезно повлиять на господствовавшее в рассматриваемый период замкнутое домашнее хозяйство.
Важно добавить, что промышленность Греции, по мнению Кулишера, находилась в зачаточном состоянии, полноценно развивалось лишь, так называемое, художественное производство. Фактически, существовали всего три отрасли промышленности, такие как гончарная, льняная и металлическая, изготовлявшие лишь предметы роскоши, художественно выполненные сосуды, изделия из бронзы, некоторые предметы одежды, которые подлежали экспорту, но объем этих операций был незначителен. Показательным является также экспорт из наиболее развитых областей, например, из Афин, которые могли вывозить только серебро, мрамор и изделия из них [5, c. 104–105]. Причиной этого была, в том числе и «…консервативная в условиях рабства техника производства» [9, c. 54].
В этом смысле интересен казус, описываемый И.М. Кулишером, соглашающимся с К. Бюхером и жестко оспаривающим позицию Э. Мейера, который, в качестве одного из аргументов, подтверждающих истинный фабричный характер греческой промышленности, приводит свидетельства о широком экспорте милетской шерсти, которую знали во многих странах. Кулишер, однако, указывает, что при внимательном изучении источников перед нами предстает картина вывоза шерсти в виде сырья, а вовсе не изделий из нее. Более того, в различных произведениях при упоминаниях милетской шерсти речь идет даже не о сырье, прибывшем непосредственно из Милета, а о сорте шерсти, название которого связано с названием местности. И, наконец, в исключительных случаях источники повествуют об «… экспорте пурпурных шерстяных изделий милетского производства, которые… изготовлялись женщинами на дому и представляли собой предметы особенной роскоши, да и то лишь в ограниченном количестве, почему вывоз и не мог достигать значительных размеров» [5, c. 106].
В более поздний период Греция начинает демонстрировать ремесленное разнообразие с углублением специализации. В частности, исследуя обработку металлов, И.М. Кулишер с удовлетворением замечает, что эта функция возложена на рабочих восьми специальностей. Говоря о производстве оружия, он приводит свидетельство древнегреческого историка Ксенофонта (430–356 гг. до н.э.), подтверждающего высокую степень специализации в этой области и повествующего о городе Эфесе, в котором: «…все работают над приготовлением оружия - медники, плотники, кузнецы, кожевники, живописцы; так что город можно принять за военную мастерскую» [4, c. 103–104].
Ксенофонт становится для И.М. Кулишера важным источником знаний в области нескольких векторов развития крупных греческих городов. Древнегреческий ученый подробно описывал специализацию в кожевенной и текстильной отраслях, отмечая, что именно там из общей массы выделяются не только мастера, практикующие пошив исключительно мужской или женской обуви, но даже ремесленники, занимающиеся только раскроем кожаного сырья, что, в конечном итоге, приводит к увеличению производительности труда и повышению качества продукции. И.М. Кулишер называет такой процесс двояким, т.к. вместе со специализацией: «… появляется расчленение процесса производства, рядом с продольным разделением труда и поперечное, одно дополняет другое. Нам неизвестно лишь, как осуществлялась вторая форма разделения занятий, распределялись ли работы между двумя-тремя мастерскими, из которых каждая выполняла определенную часть и затем последняя производила сборку и окончательную отделку, или же мастер работал с подмастерьями и поручал им определенные процессы производства» [4, c. 103–104].
Учитывая имеющиеся в произведениях Платона (429–347 г. г. до н.э.) данные о наличии института ученичества и присутствие отдельных учеников у мастеров, И.М. Кулишер считал, что само по себе это является одним из признаков цеховой системы. При этом он настаивал на том, что цехов, характерных для более позднего промышленного развития средневековых городов, как таковых, в Греции не существовало, хотя уже наметилась тенденция расположения мастерских одной специализации на одной улице, объясняемая им как желание мастеров постепенно формировать производственные связи» [4, c.118]. В этом смысле ему была близка позиция В.П. Бузескула (1858–1931), утверждавшего, что достаточно быстро количество ремесленников в Афинах увеличивалось [2, c. 45]. И.М. Кулишер замечал, что, говоря о развитии промышленности, многие ученые ошибочно ставят в один ряд все ее части. Ни в коем случае нельзя сравнивать процветающие Афины, Коринф и другие промышленные центры с большинством областей, в которых аграрное наполнение превалировало [5, с.104–105].
Активное неприятие вызывали у И.М. Кулишера предположения сторонников модернизации о наличии большого количества рабов и их активной эксплуатации. В этом смысле, интересным представляется его взгляд на институт рабства, который рассматривается с точки зрения доказательства тезиса отсутствия на древнегреческой территории любых крупных промышленных объектов. Соглашаясь с К. Бюхером (1847–1930), Кулишер утверждает, что, во-первых, рабов в античном мире было не столь много, а, во-вторых, отношения невольников с хозяевами были весьма традиционными и не переходили водораздел, после которого рабский труд становился источником получения капиталистической прибыли.
Свободный гражданин «…использует раба для личных услуг или для работ в домашнем (натуральном) хозяйстве, но не для промысла» [4, c. 34]. Рассуждая об эволюции института рабства, автор неоднократно замечал, что совершенно естественной будет трансформация отношений хозяина и раба в случае появления крупной промышленности. В новых условиях раб будет восприниматься не как нечто облегчающее быт, а в качестве рабочей силы, возрастающая степень эксплуатации которой будет приносить все увеличивающуюся прибыль. И.М. Кулишер утверждал, что в случае, если бы подобная трансформация имела место, она серьезным образом смогла бы повлиять на обострение социальных противоречий в древнегреческом обществе, но: «…история Греции этого второго фазиса в истории рабства в чистом его виде, по-видимому, не знала, ибо… существование крупных предприятий, работающих для широкого рынка, ничем не доказано» [4, c. 36].
В сельскохозяйственном производстве рабский труд использовался более интенсивно, но И.М. Кулишер настаивал на том, что рабы возделывали одно поле вместе с хозяевами, то есть существовали: «…ремесленники и крестьяне, мелкие производители, прилагавшие свой труд и лишь в дополнение к этому эксплуатировавшие и своих немногих рабов для тех же производственных целей. Взаимоотношений, построенных на голой эксплуатации и взгляда на раба, как на товар, при таких условиях по общему правилу еще возникнуть не могло» [4, с. 36]. Изучив большое количество древнегреческих источников, он заявлял, что: «…все эти разговоры о крупных предприятиях в Афинах и о сотнях работавших в них рабов ни на чем не основаны» [4, c.13–14]. Такой же точки зрения придерживаются и современные исследователи, настаивающие на концепции преобладания мастерских, в которых совместно занимались производством владелец и несколько рабов [12, c. 60].
При этом, И.М. Кулишер полемизировал с Ф.А. Бёком (1785–1867), который красочно описывал функционирующие в районе Афин фабрики и утверждал, что количество рабов можно было бы определить, взглянув на любой рудный промысел, где трудятся десятки тысяч невольников. Но Кулишер, ссылаясь на труды неизвестного современника Ксенофонта, тонко замечал, что эти рабы не принадлежали частным лицам, а государству, которое покупало их с определенной периодичностью.
Вообще, для И.М. Кулишера вопрос численности несвободного населения был очень важным еще и потому, что он соотносил его с количеством всего населения Древней Греции и неоднократно приходил к неутешительному выводу о том, что: «…мы знаем лишь одно - что мы не знаем цифры населения ни Греции в целом, ни отдельных частей ее» [4, c. 19]. Предвидя упреки оппонентов, настаивающих на огромном количестве свободных жителей, и, соответствующем ему числа рабов, он замечал, что никто не может позволить себе подобные выводы, не обладая важнейшим для историка-экономиста инструментом, а именно любым письменным источником, который только и может служить основой добросовестного исследования.
И.М. Кулишер замечал, что если европейские средневековые города оставили сведения, касающиеся переписи населения, пусть и несколько небрежные, касающиеся иногда лишь количества домохозяйств, то подобные древнегреческие источники отсутствуют. Данный факт представлялся автору достаточно странным, т.к. ему не удалось обнаружить даже списки военнообязанных мужчин в Афинах, которые ежегодно редактировались и, в силу своей многочисленности, могли представить уцелевшими несколько экземпляров. Неизвестными остались и, без сомнения, существовавшие реестры налогоплательщиков. Позицию И.М. Кулишера в этой части разделяли даже его противники, обвиняемые им в попытках модернизировать экономическую историю. Так, Р. Пёльман (1852–1914) в «Очерке греческой истории и источниковедения» замечает, что иногда: «…затруднительно, а частью невозможно установить, где и в каком объеме был использован тот или иной утерянный источник» [10, c. 172]. Нехватка данных, являвшаяся серьезной потерей в эмпирическом подходе И.М. Кулишера, позволила ему прийти к выводу о том, что: «… наличность большого количества рабов ничем не доказана, как и не установлено совершенно превышение рабского населения над свободным» [4, c.19].
И.М. Кулишер, являясь противником модернизации древнегреческой истории, поддерживал позицию В.П. Бузескула, который также предостерегал от перенесения на экономическую почву Греции античного периода не присущие ей экономические явления и основную проблему видел в том, что модернизация как таковая опасна тем, что она являет собой: «…не искажение древней истории посредством сообщения ей совершенно чуждых начал, не тенденциозное подновление и, так сказать, фальсификацию ее, а скорее сопоставления с современностью, проведение аналогии между развитием древнего мира и нового времени» [1, с.509—510]. Соответственно, такого рода перекосы сопряжены с некими натяжками, связанными с желанием найти сходство там, где его нет и быть не может. Это приведет исследователя к ложным выводам, т.к. его внимание будет сосредоточено не на характерных особенностях, присущих античности, а на желании провести аналогии между экономикой древности и нового времени.
Именно такую ошибку, как считал И.М. Кулишер, совершил Р. Пёльман, который в своем труде «История античного коммунизма и социализма» заявил, что в Греции гомеровского периода существовало крупное производство натурального характера, имевшее целью производство продуктов для личных нужд, но затем оно расширилось, переориентировалось на сбыт и стало «капиталистическим» [5, c. 108–109]. Борясь за научную достоверность, И.М. Кулишер по этому поводу замечает, что исследователь иногда может себе позволить спутать некоторые факты или явления, но даже самый последовательный поклонник модернизации античности будет искать зачатки капитализма в древней Греции и приравнивать «…Одиссея или землевладельца эпохи Гомера к современным сельским хозяевам или купцам» [5, c. 110]. И, наконец, последним аргументом в этом заочном споре, стал вопрос Кулишера, заданный им сторонникам модернизации, в котором он со справедливым удивлением интересовался временными рамками капиталистической системы. А именно, заключал он, если в древнейшую из всех известных нам эпох уже существовал капитализм, то, когда, собственно, человечество существовало без него?
Научное наследие Иосифа Михайловича Кулишера, на наш взгляд, представляет особый интерес именно в связи с его принципиальной позицией по отношению к понятным соблазнам перенести современные реалии на рассматриваемую эпоху, попыткам объяснить прошлое с позиций действующих в современности общественно-экономических норм, что, как представляется, не позволит ни верно описать прошлое, ни приблизиться к пониманию настоящего. |
| |
|
|
|