|
| | | | Проблемы современной экономики, N 1 (93), 2025 | | | | ИЗ ИСТОРИИ СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОЙ МЫСЛИ И НАРОДНОГО ХОЗЯЙСТВА | | | |
| | Гиниятуллов Р. Д.
аспирант экономического факультета
Санкт-Петербургского государственного университета
| | | | В статье рассматривается ключевая роль финансового капитала в формировании и создании образа настоящего и будущего современной архитектуры международной экономики, современных метанарративов. Дается анализ и интерпретация книги Дж. Арриги «Долгий двадцатый век. Деньги, власть и истоки нашего времени» с позиции происходящих сегодня событий. | | Ключевые слова: финансовый капитал, промышленный капитал, экономическая политика, экономическая теория, мир-системный анализ | | УДК 330.88; ББК 65 Стр: 246 - 250 |
Школа мир-системного анализа, начиная с Ф. Броделя, заложила основу для более детального рассмотрения капиталистической системы — ее становления и утверждения с позиции формирования и взаимодействия финансового и промышленного капитала. Дж. Арриги в своей главной работе «Долгий двадцатый век. Деньги, власть и истоки нашего времени» ввел понятие системных циклов накопления капитала (СЦНК), где выделены четыре системных цикла накопления, каждый из которых характеризуется фундаментальным единством основной движущей силы и структуры мировых процессов накопления капитала: генуэзский цикл XV — начала XVII века, голландский цикл конца XVI — третьей четверти XVIII века, британский цикл второй половины XVIII — начала XX века и американский цикл, который начался в конце XIX века и продолжается на нынешней фазе финансовой экспансии [1]. Арриги также прогнозировал формирование нового, азиатского цикла накопления.
Любой СЦНК, в соответствии с анализом Дж. Арриги, состоит из двух фаз. Первую фазу Дж. Арриги назвал фазой материальной экспансии, так как она формируется в сфере материального производства, когда на базе новейших технологий формируется новый центр накопления капитала в новом регионе мира. На второй фазе СЦНК экспансия накопления капитала переходит в финансовую сферу, а материальная сфера играет второстепенную и подчиненную роль.
Начиная с 50–70-х годов XX века, в момент формирования научной и производственной базы 5 технологического уклада (ТУ), многими специалистами стал отмечаться процесс укрепления финансового капитала, как главенствующей силы, формирующей контуры нового мира, где промышленный капитал и индустриальные силы должны уступить финансовым, информационным и когнитивным технологиям воздействия на социально-экономические процессы [3; 4].
Продолжая мысль, отметим, что в своей известной работе К. Маркс призывает нас оставить «шумную сферу, где все происходит на поверхности и на глазах у всех людей, и вместе с владельцем денег и владельцем рабочей силы спуститься в сокровенные недра производства, у входа в которые начертано: No admittance except on business» [2, с. 186–187]. Здесь, обещает он, «тайна добывания прибыли должна, наконец, раскрыться перед нами» [2, с. 186–187]. Ф. Бродель также призывает нас оставить шумную и прозрачную сферу рыночной экономики и вместе с владельцем денег спуститься в другие сокровенные недра, которые открыты только для обитателей верхнего этажа и закрыты для тех, кто ниже рынка. Здесь владелец денег встретит владельца не рабочей силы, а политической власти [1].
Финансовый и промышленный капитал постоянно пребывали в состоянии диалектического противоречия. Строго говоря, финансисты всегда стремились к господству над промышленниками. Рассмотрим, каким образом данная цель была достигнута.
Начало было положено британцами, которые пытались гибридными, неявными методами сохранить свое влияние в мире после опустошающих результатов ВМВ для Соединенного Королевства. Можно выделить 4 главных составляющих, которые повлияли на становление финансового капитала Великобритании во второй половине XX века.
Первой составляющей является создание «евродоллара» в январе 1957 г., благодаря сэру Джорджу Болтону, главе Банка Англии и многолетнему представителю Великобритании в МВФ [6]. Когда во время Суэцкого кризиса Советский Союз стал угрожать Британии своими вооружёнными силами, а США объявили войну фунту, британцы отреагировали неожиданным образом. Они разрешили британским и любым иностранным банкам, имеющим филиалы в Великобритании либо на территориях под британской юрисдикцией, открывать долларовые счета. Причём в случае, если операции по этим счетам происходили в Великобритании, не выходя из финансовой сферы, т.е. между самими банками, а не между банками и бизнесом или банками и физическими лицами, а также между любыми лицами вне Великобритании, они были объявлены нерегулируемыми Банком Англии.
В тот момент мало кто, кроме самых верхов британской правящей элиты, Сити и Банка Англии понял смысл операции. Если максимально упростить дело, суть состояла в следующем. Во всём мире — в США, Европе, Японии, да и в самой Великобритании — банки после войны подпадали под множество государственных ограничений, запретов и нормативов. Их деятельность была, что называется, «зарегулированной». Британцы же сознательно создали первый в мире современный нерегулируемый финансовый рынок, одобренный государством. Главная проблема этого рынка состояла в том, что объёмы его были незначительны из-за того, что свободных долларов было крайне мало за пределами Соединённых Штатов в неамериканских банках. Доллар был дефицитной валютой. Тем не менее, такой рынок существовал и был крайне привлекательным для западных банков. Вдвойне привлекательным он стал для банков США, поскольку, с одной стороны, они, согласно закону Гласса — Стиголла не могли одновременно заниматься инвестиционной и кредитной деятельностью, что ограничивало их конкурентоспособность по сравнению с британскими, швейцарскими и французскими, а в последующем и японскими банками. А с другой стороны, с принятием в 1963 г. администрацией Дж. Кеннеди новых законов они были вынуждены платить значительный налог в случае осуществления операций с долларами за границей.
Второй составляющей являлось формирование британских (и не только) безналоговых территорий, известных сегодня как оффшоры. Прежде чем остановиться на сути и значении этого строительного блока, стоит коротко остановиться на истории налогообложения и оффшоров. Сегодня подавляющее большинство не только людей, далёких от экономики и бизнеса, но и профессиональных экономистов полагают, что налоги на бизнес существовали всегда. Однако это не так. Традиционно налоги устанавливались в виде различного рода таможенных пошлин, либо налогов на доход и имущество физических лиц. Что же касается собственно налогообложения бизнеса, т.е. прибыли, то это новое изобретение.
Согласно официальным документам, современный бизнес в форме акционерных, либо долевых инкорпорированных обществ берёт своё начало с 1553 г., когда в Англии были официально учреждены и зарегистрированы Русская и Гвинейская акционерные торговые компании. К 1780 г. в той же Британии появилось первое акционерное законодательство. Современное акционерное законодательство берёт своё начало с 1830 г. в Великобритании и с 1875 г. — в США со штата Нью-Джерси. Что касается налогов, то в Соединённых Штатах в 1909 г. налог составлял всего 1% от прибыли, в 1918 г. был поднят до 2%. Лишь в годы правления Ф.Д. Рузвельта, когда были установлены максимальные, вплоть до более чем 80%, ставки налогов на личный доход и 38% — на прибыль, налогообложение стало большой проблемой для плательщиков. В Великобритании, вплоть до налоговой реформы 1965 г., налоги взимались не с бизнеса, а с дохода физических лиц, включая капиталистов, наёмных работников и других групп налогоплательщиков. Однако, с 1965 г. в Великобритании, также как во Франции, ФРГ и других странах континентальной Европы, налоги на прибыль были существенно повышены и составили ощутимые величины, как правило, не менее 30%. С этого момента оффшоры или территории, где налогообложение либо было минимальным, либо носило фиксированный характер в чисто символических суммах, стали интересны мировому бизнесу и финансам [6].
Стоит отметить, что ранее при поддержке британской короны был создан целый ряд оффшорных юрисдикций. Первой оффшорной юрисдикцией стала сама Великобритания. В 1876 г. британский суд, рассматривая дело двух компаний, Calcutta Jute Mills и Cesena Mines, установил, что обе компании, зарегистрированные в Англии, но ведущие свою деятельность в Индии и Италии, не имеют к британской системе налогообложения никакого отношения. В развёрнутом виде это решение было закреплено в 1888 г. применительно к корпорации De Beers. Компания была зарегистрирована в Лондоне, но вела свою деятельность в Африке. Было установлено, что ни компания, ни ее владелец Сесил Родс не должны выплачивать Британии налогов, связанных с бизнесом, включая ввоз машин, оборудования и т.п. Затем лондонское решение относительно принципа неналогообложения бизнеса, в том случае, если практическая деятельность не ведётся на территории метрополии, было распространено на Бермудские, Каймановы острова, острова Британской Виргинии, Гибралтар, Турк и Кайкос, на острова Джерси, Гернси и Мэн в Ла-Манше, на Сингапур и Гонконг.
Помимо Британии в 1920-е годы, скопировав американское корпоративное законодательство и британское оффшорное налоговое, налоговыми убежищами стали кантоны Цуг, Цюрих и Базель в Швейцарии, а также государство Лихтенштейн.
Особое значение для капиталов Швейцария приобрела с 1934 г., когда в стране впервые в мире был принят закон о банковской тайне, возводивший её практически в абсолют и, по сути, не предусматривающий исключений для каких-либо правоохранительных органов других стран. Уже после Второй мировой войны налоговыми убежищами стали Монако, Кипр, Андорра и Люксембург, голландские колонии в Карибском море и сама Голландия для холдинговых компаний.
К середине 1960-х годов по всему миру рядом с основными экономическими центрами планеты — Лондоном, Нью-Йорком, Токио, Франкфуртом, Парижем и т.п. — была раскинута паутина оффшоров, отличающихся друг от друга деталями законодательства и специализацией на тех или иных видах бизнеса, на конкретных юридических и физических лицах и т.п. Одни оффшоры специализировались на холдингах, другие — на трастах. В одних большее внимание уделялось юридическим лицам, а в других — физическим лицам, оставлявшим свои счета непроницаемыми для национальных налоговых органов. Например, острова Британской Виргинии были особенно удобны для открытия филиалов банков, инвестиционных фондов и торговых компаний, а голландская Аруба — для холдингов. В свою очередь Каймановы острова и остров Мэн особо подходили для анонимных трастов и личных пенсионных компаний [5].
Подавляющее большинство оффшоров, расположенных по всему миру, относилось к британской юрисдикции, либо входило в Британское Содружество наций, страны которого признавали формальной главой государства английскую королеву. Несмотря на то, что каждая из оффшорных стран имела собственное законодательство, все они в конечном счёте базировались на английском праве и признавали Лондонский суд как высшую арбитражную и судебную инстанцию. Такая уникальная ситуация давала возможность крупному бизнесу и особенно банкам и иным финансовым институциональным инвесторам в целях ухода от налогов и регулирования распределить входящие в состав крупных холдингов, конгломератов и владетельных структур компании по самым различным оффшорам, при том, что все они, в конечном счёте, замыкались на Британию и Лондон.
Наконец, третьей составляющей стало само британское законодательство, серьёзно отличающееся от континентального права. Британское законодательство носит прецедентный характер и с точки зрения конкретных финансовых и бизнес-вопросов гораздо более гибко, эластично и адаптивно к новым требованиям и изменениям в глобальной экономике, политике и даже технологиях.
Помимо того, что английское право, по сути, было принято во всех странах Британского Содружества наций, а также на территориях, находящихся под британской юрисдикцией, оно в решающей степени легло в основу правовой системы Индии, Индонезии, Сингапура, Южной Кореи, Австралии, Новой Зеландии и т.д. Американское корпоративное и финансовое право представляет собой версию английского прецедентного права.
Четвёртым и последним по порядку, но не по значимости блоком, который лёг в основание невидимой британской финансово-инвестиционной империи, стало положение Лондона как особого финансового центра, своего рода мировой столицы финансов. Именно в Сити, а не на Уолл-Стрит устанавливалась цена на золото, формировались цены на основные сырьевые товары и нефть (за исключением североамериканского рынка WTI), устанавливалась ставка межбанковских кредитов различной продолжительности, в том числе так называемый Libor, и т.п. Лондон первенствовал вплоть до конца ХХ в. на рынке межбанковских кредитов, а также до сих пор занимает лидирующее место по объёму «теневого банкинга», или нерегулируемых международным и национальным законодательством финансовых операций [5].
С первых дней образования рынка евродоллара, а именно с 1957 г., британцы использовали его как источник долларовой массы для нерегулируемых финансовых и межбанковских операций. Доллары поступали с Ближнего Востока, прежде всего из стран, находившихся вплоть до начала 1960-х годов под британским протекторатом (речь идёт, в первую очередь, об эмиратах Персидского залива, ныне ОАЭ, Кувейте, Бахрейне, Омане, Саудовской Аравии, Ливии и Ирака). Однако, в целом масштабы этих средств были весьма незначительными и составляли вплоть до середины 1960-х годов менее 1–2 тогдашних млрд долларов (примерно 10–25 нынешних млрд долларов) [5]. Вторым источником были поступления на нерегулируемые и необлагаемые налогом счета в британских банках через оффшоры в британской юрисдикции, принадлежащие компаниям из Германии, Италии, Японии и даже Таиланда и других стран. Дело в том, что все эти страны имели активное сальдо в товарообороте с Соединёнными Штатами, а потому обладали избыточными долларами. Поэтому налоговые службы этих стран довольно либерально смотрели на невозврат долларовой наличности и старались максимально обложить прибыль компаний и банков в своих странах в национальной валюте.
Однако и этих средств было недостаточно, чтобы запустить по-настоящему евродолларовый рынок и превратить его из маргинального явления банковского мира в глобальный финансовый рынок, который в итоге породил финансиализацию капитализма и нынешнюю глобальную финансиализированную систему позднего капитализма. Создать рынок евродолларов и запустить его в масштабах можно было только при помощи советских валютных ресурсов.
Приведём несколько достаточно разрозненных фактов, неопровержимо доказывающих ключевую роль советских денег в формировании и развитии рынка евродолларов вплоть до конца 1960-х годов, когда на помощь, а в значительной мере и на смену советским банкирам, переместившим активность в иные регионы, пришли филиалы уолл-стритских банков (Chase Bank и т.д.). Причём пришли уже на готовое, а поэтому — не как господа, а как младшие партнёры господствующего, базирующегося в Лондоне глобального домината. Как было уже сказано, в январе 1957 г. по инициативе Д. Болтона банкам, размещённым в Британии, было разрешено проводить не подпадающие под регулирование Банка Англии и налогообложение операции с долларами. Так был сформирован первый неконтролируемый и нерегулируемый, связанный с оффшорами, теневой финансовый рынок. В дальнейшем он получил название рынка евродолларов, а затем и нефтедолларов.
У британских банков свободных долларовых ресурсов не было. Кроме того, они в той или иной степени были связаны с американцами, которые на эту инициативу смотрели косо, поскольку она была предпринята в ответ на финансовую войну США против Великобритании во время Суэцкого кризиса 1956 г. Что до европейских банков, то они находились в странах, в которых действовал достаточно жёсткий американский финансовый, политический и военный контроль. Поэтому британцы были вынуждены обратиться к советской стороне.
28 февраля 1957 г. Московский народный банк в Лондоне выдал кредит своему клиенту через Лондонский торговый банк на сумму 800 тыс. долларов. Это незначительная сумма заёмных средств в долларах была впервые взята и погашена за пределами банковской системы США. Часть валюты Моснарбанк направил другому советскому заграничному банку — парижскому Евробанку. Затем эта операция повторялась вновь и вновь и месяц за месяцем. Доллары, размещаемые Евробанком на финансовом рынке Европы, сначала назывались «доллары Евробанка», а потом стали именоваться — евродоллары. Банкиры мгновенно оценили преимущества денег, вышедших за пределы досягаемости ФРС. Рынок евродолларов начал стремительно расти [5].
Необходимо отметить, что стоимость денег в США жёстко ограничивалась законодательными и подзаконными актами. Поэтому операции с евродолларами приносили гораздо больший доход, особенно когда этот рынок развился и соединился с нефтедолларами.
После того, как в организацию перемещения по миру этих денег были включены оффшорные банки, евродоллар окончательно вышел за пределы каких-либо ограничений. С этого момента европейские банки получили возможность хранить доллары США и не были обязаны переводить их в национальную валюту.
Торговля евровалютами быстро развивалась. По темпам роста она значительно превосходила все другие операции Моснарбанка. Поэтому неудивительно, что Моснарбанк занял прочное положение на Лондонском евровалютном рынке.
Финансовый и промышленный капитал постоянно пребывали в состоянии диалектического противоречия. Строго говоря, финансисты всегда стремились к господству над промышленниками. Известно, что интересы промышленного капитала в середине (и, безусловно, в начале) XX века представляла и объединяла группа Д. Рокфеллера.
Проводя обзор социальной истории капитализма за тысячу с лишним лет, от его первых зачатков в средневековой Европе до начала XX века, бельгийский историк А. Пиренн отмечает, что каждому периоду, на которые может быть разделена эта история, соответствует свой собственный характерный класс капиталистов. Как он пишет, группа капиталистов данной эпохи не имеет предшественников в виде капиталистической группы предыдущей эпохи. При каждом изменении экономической организации налицо разрыв непрерывности. Словно бы те капиталисты, которые проявляли активность ранее данного момента, понимают, что неспособны адаптироваться к условиям, вызванным доселе неизвестными потребностями и требующим метода, ранее не применявшегося. Они выходят из борьбы и становятся аристократией, которая если и продолжает играть какую-либо роль, так только пассивным образом, соглашаясь на положение безмолвных союзников [7, p. 501–517].
Очевидно, что группа Д. Рокфеллера пыталась найти пути к сохранению своего лидирующего статуса. Полномасштабная реализация плана создания невидимой глобальной Британской финансовой империи в среднесрочной перспективе вела к изменению соотношения сил мирового промышленного и финансового капиталов, а в краткосрочной — к очередному переделу финансово-экономической, а вслед за ней и политической власти внутри наднациональной элиты.
Собственно план Д. Рокфеллера был направлен не на изменение баланса сил между промышленным и финансовым капиталами, а на недопущение потери собственных лидирующих позиций в глобальной элите.
Хотя Рокфеллеры и контролировали «Чейз Бэнк» и целый ряд других финансовых институтов, всё же основные собственные капиталы и капиталы их союзников и вассалов были связаны не с банковским сектором, а с производственной сферой, высокотехнологичными, прежде всего военными, производствами, добывающими отраслями, недвижимостью, торговлей, логистикой и т.п. Утрата Нью-Йорком роли главного всемирного центра финансово-экономической жизни и получение британским истеблишментом контроля над нерегулируемым, а потому и наиболее прибыльным рынком планеты воспринималось Рокфеллерами и зависящими от них группами, а также континентальной, преимущественно центральноевропейской, аристократией как смертельная опасность. Необходимо было создать новую версию глобального финансового рынка, который бы находился под контролем США.
По мнению И.И. Смирнова [5, с. 452], исходя из действий, осуществлённых в течение 1970-х годов, особенно их первой половины, Д. Рокфеллером и силами, стоящими за ним, его план, очевидно, предполагал три основных пункта:
1) Необходимо было резко расширить сегменты, сектора или сферы неконтролируемого и нерегулируемого финансового рынка. Причём сделать это желательно под эгидой не Лондона, а Нью-Йорка.
2) Необходимо было изыскать источник глобальной ликвидности, который заполнил бы неконтролируемый глобальный финансовый рынок, уже сформировавшийся под эгидой Лондона. Контроль над этой ликвидностью превратил бы созданные Лондоном институты в инструменты усиления господства Рокфеллеров и связанных с ними кругов. Тем самым свою слабость американцам удалось бы превратить в силу.
3) Необходимо было создать систему каналов поступления ликвидности на неконтролируемый и нерегулируемый глобальный финансовый рынок и инструментов утилизации доходов, получаемых частью участников этого рынка. Причём каналы и инструменты должны быть в решающей степени подконтрольны Рокфеллерам, их союзникам и клиентам.
В 1971 г., как уже отмечалось, во исполнение договорённостей Соединённые Штаты руками Ричарда Никсона под воздействием близких к Рокфеллерам П. Волкера, Дж. Шульца и Г. Киссинджера осуществили отказ от Бреттон-Вудской системы, а следовательно — от конвертируемости доллара в золото. От конвертируемости доллара в золото извлекали максимальную пользу банкиры Лондона и советская сторона через Моснарбанк.
Замена евродоллара нефтедолларом, которая была произведена путем многократного увеличения цен на нефть, имела мало отношения к закону предложения и спроса. Подъём цены был прямым результатом неразрешённого арабо-израильского конфликта и продолжительной борьбы между нефтедобывающими странами развивающегося мира и крупными американскими и европейскими нефтяными компаниями за то, кто должен получать максимальные выгоды от «ренты» за счёт добычи, переработки и продажи нефти. Повышение цены на нефть, независимо от его причин, оказало на весь мир огромное экономическое и психологическое влияние. В результате также резко возросла роль американских коммерческих банков, таких, как «Чейз» являвшихся депозитариями возросшего в результате повышения цен огромного количества нефтедолларов и ставших финансовыми посредниками между странами ОПЕК и странами — импортёрами нефти, столкнувшимися с беспрецедентным «кризисом ликвидности».
Крупный рост цен на энергоносители перевернул вверх дном финансовые рынки в Западной Европе, а также во всём Западном полушарии, подорвал международную торговлю и вверг промышленно развитый мир в состояние глубокого и продолжительного спада. В Соединённых Штатах возросла безработица и интенсифицировалась раскрутка инфляционной спирали, начало чему было положено ещё в конце 1960-х годов. К середине десятилетия «стагфляция», то есть интенсивная инфляция в сочетании с медленным экономическим ростом, фактически привела к прекращению экономического роста и потере доходов буквально для всех. Решение задачи рециклирования долларов и поддержания системы мировой торговли и финансов выпало на долю крупных международных коммерческих банков, включая «Чейз».
Суммируя, отметим следующее. В результате выполнения второго и третьего пунктов плана страны ОПЕК заметно сократили объёмы поставок нефти на мировые рынки. Далее, за счёт почти четырёхкратного повышения цены нефти они получили значительные объёмы валютных средств, которые разместили преимущественно в американских банках, и, прежде всего, в «Чейз» и подконтрольных ему финансовых институтах. И, наконец, ближневосточные монархии позволили часть избыточных средств использовать в виде свободных остатков на расчётных счетах и средств на депозитных счетах для спекуляций на глобальном рынке Форекс, а также связать их покупкой казначейских обязательств правительства США.
Распад СССР и Организации Варшавского договора, создание «мировой фабрики» в лице Китая — два главных события-мультипликатора, которые позволили запустить первый в истории процесс создания воспроизводственного контура в масштабе мировой экономики. Начался глобализационный процесс, а новообразовавшаяся Россия по его итогам внедрилась в систему мирового разделения труда в рамках сырьевой сверхдержавы, где извлеченная рента направлялась в финансовые инструменты, повсеместно создавался класс финансистов-спекулянтов — делалась ставка на создание надинститута, который будет контролировать вектор экономического и политического развития страны, а промышленники (промышленный капитал) не имели бы возможности реализовать свой потенциал.
Таким образом США удалось перехватить лидерство у Великобритании, создать нефтедоллар и сделать его базой глобализационного процесса, вернуть Уолл-стрит его место и роль в «международных финансах». Для поддержания созданной инфраструктуры используются в т.ч., так называемые, метанарративы: зеленая повестка, лгбт+, культура отмены и т.д. Они служат для легитимации идей и движений, работающих над воплощением своего представления о мире, которые выгодны финансовому капиталу США с точки зрения контроля за развивающимися и развитыми экономиками.
Азиатский цикл накопления представляют силы промышленного капитала. Нежелание финансовых элит (представителей Американского цикла накопления) уступить место лидера является логичным и находит свое выражение в наблюдаемых нами конфликтах, разворачивающихся по всему миру. |
| |
|
|
|
