Вольтер нас трогает «Китайской сиротой»
И тем весельчаков заслуживает пени;
Но слезы превратил в забаву Шутовской:
Он из трагедии удачною рукой
Китайские проделал тени. (1815)

Пётр Андреевич Вяземский (1792–1878)

Автор рецензируемой книги: Изабелла М. Вебер (Isabella M. Weber, р. 1987 г.) родилась в Нюрнберге, молодой доцент Массачусетского университета в Амхерсте, специалист в области финансов, свободно владеет китайским языком. Это ее первая монография, которая вышла в свет в 2021 г. и сразу приобрела известность, ряд престижных премий, переведена на 5 иностранных языков.
Книга интересна для отечественного читателя, ибо полезно знать, каким образом Китай «избежал» шоковую терапию, стратегию, которая лишила нашу страну статуса великой державы. Автор начинает с утверждения: «Контраст между подъемом Китая и экономическим крахом России иллюстрирует, что было поставлено на карту в дебатах о рыночной реформе в Китае. (...) После того, как Россия и Китай применили различные подходы перехода к рынку, в мировой экономике они поменялись местами. Доля России в мировом ВВП сократилась почти вдвое — с 3,7% в 1990 году до около 2% в 2017 году, а доля Китая выросла почти в шесть раз — 2,2% до примерно 1/8 мирового производства» [1, с. 16]. Приводя эти данные, автор ссылается на авторитет Всемирного банка. По-нашему же глубокому убеждению, которое сложилось на основе многолетних наблюдений за деятельностью этой организации — более лживого и предвзятого института в мировой финансовой практике найти не так просто.
Читая книгу И. Вебер, следует ни на минуту не забывать об «эффекте китайских теней», то есть о том, что мы живем в мире теней и полутеней тысячи оттенков, т. е. в мире правды, полуправды и неправды или просто лжи.
Ложь первая. Уже более 30 лет Всемирный банк морочит головы людям всего мира утверждением о том, что США — держава № 1, а Китай — держава № 2, несмотря на то, что по ВВП, рассчитанному по паритету мировой покупательной способности Китай обошел США еще в 2014 г. Все бы ничего, но по ВВП, рассчитанному по обменному курсу, Китай неизменно отстает от США на $6–7 трлн на протяжении вот уже более тридцати лет. Так, в 2022 г., по данным Всемирного банка, данный показатель для США составлял $25 439,7 млрд, для КНР — $17 962,2 млрд, то есть разница, грубо говоря, составляет $7 трлн И все бы еще раз ничего, но эта «разница» в $6–7 трлн неизменно «наблюдается» уже на протяжении трех десятков лет, при гораздо более высоких ежегодных темпах прироста ВВП КНР.
Мы проследили за изменением ВВП двух стран по текущему обменному курсу с 1991 г. по настоящее время. В 1991 г. ВВП США превосходил ВВП КНР примерно на $6 трлн, в 2016 г. — примерно на $7 трлн Всё та же разница в $7 трлн была объявлена соответственно в 2017–2019 гг. [2, с. 349]. И в 2020–2022 гг. — опять все те же «заколдованные» $7 трлн Напрашивается вывод, основанный на статистике МВФ и Всемирного банка: сколько бы КНР не трудились, ВВП США всегда будет опережать китайский ВВП на $6–7 трлн, несмотря на многолетние опережающие темпы китайской экономики. Впрочем, китайские экономисты на это элементарное статистическое жульничество особого внимания не обращают: они заняты более важными делами.
Ложь вторая. В истории человечества доля Китая в мировой экономике никогда не падала до 2,2%, как об этом пишет И. Вебер, ссылаясь на тот же Всемирный банк. Действительно, к 1820 г. доля китайской экономики составляла около 1/3 мировой, что не удивительно, если учитывать весьма скромные экономические показатели того времени Северной Америки и Западной Европы. Дело в том, что промышленная революция в Британии, превратившая страну в мастерскую мира, началась в последней трети XVIII века и к 1820 г. еще только разворачивалась. При этом в 1820 г. в Британии проживало 12 млн человек, а в Китае — 370 млн Даже в худший экономический год китайской истории — 1949/1950, доля Китая в мировой экономике составляла примерно 5% и ниже никогда не падала, даже в годы «культурной революции» (1966–1976).
Ложь третья. Доля ни РСФСР, ни СССР в последнее десятилетие своего существования никогда не падала до упомянутых смехотворных 3,7% в мировой экономике, как пишет И. Вебер, ссылаясь на тот же Всемирный Банк (и что это за сверхдержава такая?). Во время существования СССР показатель ВВП не использовался. Поэтому при сопоставлении экономик СССР и США применяли близкий ему показатель национального дохода (НД), а также промышленного производства. Официально признавалось как в СССР, так и в США, что в 1980-е гг. объем НД СССР превышал 2/3 американского, а уровень промышленного производства составлял примерно 4/5 (или 80%).
В 1988 г. вышла книга: «Соревнование двух систем», в которой приводились, в частности, такие данные (табл. 1). В то время СССР превосходил США по производству стали и цемента почти в 2 раза, по добычи нефти — в 1,4 раза, по тракторам, в 5 раз, по зерноуборочным комбайнам — в 1,8 раз [3, с. 116]. По общему же объему производства средств производства СССР в конце 1980-х гг. превзошел США.

Таблица 1
Некоторые экономические показатели мировой экономики, США и СССР (1981–1985 гг.)

	Мировой НД (средние годовые показатели) в 1981–1985 гг. ($ млрд)	Продукция промышленности (средние годовые показатели) в 1981–1985 гг. ($ млрд)	Доля стран в мировом НД по средним годовым показателям в 1981–1985 гг.
Мир	7285	5940	100,0%
США	1600	1200	21,9%
СССР	960	870	13,2%

Источник: [3, c. 122–123].

Один из ведущих советских специалистов в данной области, Валентин Михайлович Кудров (1932–2022), вспоминает как американские ученые в конце 1980-х гг. принялись беззастенчиво извращать сравнительную статистику. Так, в начале 1990 г. Калифорнийский институт современных исследований, частная организация, опубликовал книжонку «Обнищавшая империя», в которой утверждалось, что ВВП СССР в конце 1980-х гг. составлял не 2/3, а лишь 1/3 от ВВП США. Ну и конечно же, в нашей стране нашлись «пылкие правдолюбцы», которые не только не поддержали американских наперсточников, но и постарались их перещеголять. Так, на одном из советско-американских научных симпозиумов некто профессор Виктор Данилович Белкин (1927–2014), сотрудник ЦЭМИ РАН, заявил, что в конце 1980-х годов ВВП СССР был равен лишь 14% (что менее 1/6) от уровня США [4, с. 8]. Понятно, подобные «повести Белкиных» радостно приветствовались американскими жуликами от науки, так как они преследовали стратегическую цель: дискредитировать всё советское любыми методами, в том числе и статистическими подлогами. Понято, что когда Е.Т. Гайдар (1956–2009) беззастенчиво объявил, что СССР, передовая технологическая держава мира, должна теперь «попытаться догнать» самую отсталую европейскую Португалию, то он опирался на соответствующие наработки Всемирного банка. И всеми своими действиями Гайдар и Чубайс немало сделали для того, чтобы на практике воплотить в жизнь заявленную «португальскую мечту»: уже в 1994 г. в результате «шоковой терапии» ВВП России к США обрушился до 12,9% и не остановился на этом [4, с. 13].
Что касается баснописца В.Д. Белкина, то в своем трехтомнике «Избранных трудов» тот утверждал, что «фальсификации советской статистики были беспрецедентными. Так, рост национального дохода за 1913–1985 гг. был преувеличен ЦСУ — Госкомстатом СССР в 6 раз, а по альтернативным подсчетам — в 13 раз. «Близкая к этой цифра следует из доклада МВФ, Всемирного банка и других международных организаций. Рост промышленной продукции в целом был превышен в 2 раза, в том числе машиностроения — в 4 раза и т. д.» [5, с. 137]. Что только не сделаешь, чтобы понравиться Западу?
Потакание обману МВФ: «Догнать Португалию». Вернемся, однако, к «португальскому мифу». Основываясь на беззастенчивой лжи МВФ и Всемирного банка, с целью морального подавления СССР был изобретен вышеупомянутый миф о том, что советская экономика была настолько никчемной, что новой России ничего не остается, как натужно догонять по экономическому развитию самую слаборазвитую страну Западной Европы — Португалию. Особенно усердствовал в этом жульничестве ставленник МВФ Егор Гайдар, издеваясь над экономическими достижениями своей страны. Именно Гайдар запустил эту ложь, глумливо рассуждая: «В дискуссиях, которые ведутся по поводу долгосрочного экономического роста, нередко обсуждается ставшей злободневной тема: при каких его темпах и в какие сроки Россия сумеет догнать Португалию? Пытаюсь понять, какое счастье наступит к тому времени, когда мы догоним эту замечательную страну, и что будет происходить потом: оторвавшись, уйдем далеко вперед? Отстанем снова?» [6, с. 12].
Но как же обстояли дела на самом деле? В то время, когда Гайдар глумился над экономикой Советского Союза, специалист по Пиренейскому полуострову Андрей Олегович Строганов опубликовал исследование по Португалии, в котором сетовал, что отечественная научная литература по экономике этой страны весьма небогата: в основном статьи в периодических изданиях, да 1–2 книги (в наши дни ситуация практически не изменилась). При этом экономические достижения Португалии вовсе не вызывали зависть: подавляющая часть предприятий (до 85%) представляла собой мелкие, средние и мельчайшие; отсталое сельское хозяйство, где 0,2% земельных собственников владели 45% земли. Около 10% активного населения страны — безработные. Около 1/4–1/3 населения — неграмотные. Доля квалифицированных рабочих (с техническим образованием) — 0,014%. Почти 1/4 населения остро нуждалась в жилье, ютясь бараках, сараях, а то и, просто не имея крыши над головой. Высокая плата за обучение не позволяла овладеть необходимой квалификацией. Значительная часть населения ограничена или совсем лишена медицинского обслуживания [7, с. 3–4, 22, 80, 82–83]. При всем при том космические корабли Португалии отнюдь не бороздили космос, авиалайнеры португальского производства в небе замечены не были, собственным мощным военным или крупным автомобильным производством и судостроением Португалия, увы, не обладала, как и огромными нефтяными и прочими богатствами, экспортируемыми в том числе во многие страны мира. Про область балета и говорить нечего: так себе — отсталая периферия Европы.
Однако хоронить достижения СССР для Гайдара было высшим наслаждением. Он писал: «Крах социалистического эксперимента, как самого масштабного, систематического отклонения от общей линии развития стал и подтверждением наличия универсальных закономерностей социально-экономической трансформации. Они действуют как тенденция. Но попытки далеко отойти от них рождают внутреннее напряжение, могут стать источником неустойчивости, обратимости развития. Все усилия марксистов последнего века ... ничего кроме путаницы, логических противоречий и натяжек, не породили» [8, с.18–19]. И эти слова подкреплялись делом: за короткий период времени в рамках стратегии «шоковой терапии» за относительно короткий период были буквально перемолоты в пыль, уничтожены десятки тысяч советских предприятий, этих, по словам Чубайса, «оплотов коммунизма», миллионы человек лишились работы, т. е. средств к существованию. Вторая экономика мира была уничтожена.
Две части монографии И. Вебер. Вернемся, однако, к книге Изабеллы Вебер. Работа состоит из двух частей: «1. Способы создания рынка и регулирования цен» и «2. Дебаты о рыночных реформах в Китае». Эти две части мало взаимосвязаны, если связаны вообще. Так, в первой части автор описывает историю китайского рынка и его регулирование в глубокой древности (знаменитая дискуссия о «соли и железе»), а также приводит примеры реформирования послевоенной экономики Германии и некоторых других стран. Включение автором первой части в состав монографии напоминает прием начинающего магистранта, который не столько хочет сообщить науке что-то новое, сколько лично разобраться в сложных для него проблемах. Поэтому, если бы первой части монографии не было, работа бы только выиграла. Однако, научная ценность второй части исследования несомненна, что объясняется интересными «полевыми исследованиями» автора, т. е. многочисленными интервью со многими живыми свидетелями китайской реформы в лице китайских экономистов, которые сообщают множество интересных фактов.
Правда первая. Автор вполне справедливо отмечает, что Китай эпохи Мао, а это примерно с 1953 по 1976 гг. может претендовать на впечатляющий рекорд в маловероятном экономическом аспекте — стабильности цен — в том, что обычно приписывается очень консервативной экономике [1, с. 151]. Эта первая правда вытекает из второй правды.
Правда вторая. Автор справедливо отмечает, что феномен стабильных цен в КНР опирался на подход к ускоренной индустриализации, скопированный со сталинской модели развития СССР в 1930–1953 гг. [1, с. 153]. Действительно, в упомянутые годы цены в СССР были не просто стабильны, но после войны еще и ежегодно снижались административно. Практика функционирования сталинской советской экономической модели была прервана хаотическими «реформами» Хрущева, что под конец его правления привело к серьезным дисбалансам как на денежном, так и на товарных рынках в первой половине 1960-х годов.
В Китае же после смерти Мао появление «китайского Хрущева» не могло произойти в принципе, хотя бы потому, что само по себе это имя является анафемой для китайских коммунистов: для них Хрущев был и навсегда остается предателем и ревизионистом идеи и дела коммунизма.
Правда третья. Как справедливо отмечает автор, 1976 г. стал переломным в современной истории Китая, а предыдущие 30–40 лет оказались необычайно успешными в области индустриализации страны, быстрого экономического роста и фактической ликвидации «наихудших аспектов нищеты» [1, с. 178–179]. После смерти Мао Цзэдуна в 1976 г. и начала реформ в 1979 г. в Китае образовался своеобразный переходный период, когда преемник Мао — Хуа Гофэн (1921–2008) пытался осуществлять определенные экономические реформы.
Полуправда первая. Изабелла Вебер пишет: «Наследие Хуа Гофэна часто сводилось к его лозунгу «вдвоем во что бы то ни стало» «поддерживать любые политические решения, принятые председателем Мао, и неукоснительно следовать любым инструкциям, которые давал председатель Мао», и продолжает, что недавние исследования западных экономистов якобы убедительно отвергли эту карикатуру, а несколько опрашиваемых автором китайских собеседников также подчеркивали важность Хуа Гофэна в переходе от маоизма к экономическим реформам [1 , с. 182].
Полуправда или просто неправда заключается в том, что никакого лозунга «вдвоем во что бы то ни стало» Хуа Гофэн никогда не провозглашал, а речь, судя по всему, идет о концепции «двух абсолютов», т.е. сокращенной формулировки из совместной редакционной статьи газеты «Жэньминь жибао», журнала «Хунци» и газеты «Цзэфанцзюнь бао»: «Добросовестно изучать документы, ухватываться за решающее звено», опубликованной 7 февраля 1977 г. В развернутом виде эта формулировка выглядит так: «Абсолютно все решения, вынесенные Председателем Мао Цзэдуном, мы должны стойко защищать, абсолютно все указания, данные председателем Мао Цзэдуном, мы должны неизменно соблюдать» [9, с. 469].
Эту концепцию разоблачил Дэн Сяопин, как несоответствующую марксизму, в беседе 24 мая 1977 г.: «На днях два ответственных товарища из Канцелярии ЦК зашли ко мне, и я им сказал, что «два абсолюта» никуда не годятся. Если взять эти «два абсолюта» за норму, то нельзя объяснить, почему необходимо реабилитировать меня, нельзя также объяснить и «справедливость» выступления народных масс на площади Тяньаньмэнь в 1976 году. Как же можно относить сказанное товарищем Мао Цзэдуном по данному вопросу, в данном месте, в данное время и в данных условиях к другому вопросу, другому месту, другому времени и условиям! Сам Мао Цзэдун не раз говорил, что некоторые его высказывания являются ошибочными. Человек, если только он работает, отмечал он, не может не ошибаться. И далее: у Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина, у каждого из них были ошибки, иначе им незачем было бы вносить частые поправки в свои рукописи; неоднократные поправки свидетельствуют о том, что кое-какие их взгляды являлись не совсем правильными, не такими уж законченными и верными» [9, с. 52]. В самом деле, правление Хуа Гофэна ознаменовало собой решительный разрыв с «культурной революцией» с точки зрения общей идеологической ориентации Китая, стратегии развития международных экономических отношений. Действительно, Хуа Гофэн сочетал масштабную индустриализацию в советском стиле с открытостью миру, открывая при этом первые «особые экономические зоны» [1, с. 182–183]. Иное дело, что реформы Хуа Гофэна оказались половинчатыми и недостаточными, а потому понадобилась реформа 1978 года.
Полуправда вторая. И здесь Изабелла Вебер вновь применяет прием полуправды, называя данную стратегию Хуа Гофэна «скачком под руководством Запада (выделено нами — А. С.)» [1, с. 184]. Для тех, кто знает Китай, нетрудно представить реакцию общества Поднебесной на фразу «под руководством Запада»: бурное и безграничное негодование, ибо нет ничего для КНР более оскорбительного и унизительного, как допущения руководства, координации или контроля извне над страной в любой форме. И уже поэтому экономическая стратегия «шоковой терапии» была в Китае изначально обречена на провал, ибо предполагала координацию со стороны МВФ и Всемирного банка. Главная же особенность китайской экономической реформы заключается именно в том, что изначально и принципиально отвергается любое иностранное вмешательство в формирование национальной стратегии. Что же касается экономической стратегии, осуществляемой в КНР в 1977–1978 гг., то официально она называлась «новым скачком», по отношению к собственно «большому скачку» (大跃进) 1958–1961 гг. либо «западным (иностранным) скачком» ( 洋冒进) — т.е. стратегией форсирования темпов роста за счет массовых закупок западных технологий, которая, впрочем, быстро продемонстрировала свою несостоятельность и вскоре была отменена.
Полуправда третья. Изабелла Вебер ненавязчиво, но очень последовательно проводит мысль о том, что экономическая реформа удалась потому, что Китай:
– «глубоко интегрировался в глобальный капитализм» — с этой фразы книга начинается [1, с. 15];
– «всесторонне открылся капитализму» — эта фраза постоянно проходит по всему тексту книги;
– «пророс в глобальный капитализм» [1, с. 441] — этой фразой книга заканчивается.
То есть основная мысль книги заключается в том, что Китай стал капиталистической, а потому успешной экономикой, и что другого пути к успеху якобы не существует. И эта полуправда также является ложью, которая широко используется не только западными либеральными экономистами, но и с их подачи — отечественными коллегами, которые настойчиво и последовательно стремятся внушить мысль о том, что социализм в Китае, как и везде погиб, исчез, и больше нигде и никогда не возродится.
Однако данной идее привержены далеко не все. Так, к.и.н., преподаватель НИУ ВШЭ Михаил Владимирович Карпов, в качестве эпиграфа к одному из своих трудов поставил высказывание Дж. Стадвелла: «Самым большим мифом о Китае является то, что эта страна перестала быть социалистической» [10]. Джо Стадвелл — главный редактор журнала China Economic Quarterly, и некоторые его труды переведены на русский язык [11]. М. В. Карпов в своих работах критикует экономическую политику КНР именно с позиций Дж. Стадвелла, и, в частности, так называемую китайскую «двухколейную» ценовую модель перехода от административных к рыночным ценам, утверждая, что единственно верной стратегией является «шоковая терапия», именуя при этом себя верным сторонником Е.Т. Гайдара. Карпов заявляет, что Китай — это партийное государство ленинского типа [12, с. 82]. Более того, в своих статьях, опубликованных в журнале «Восток» за 2011 г., он глумится над китайской «двухколейной ценовой стратегией», именуя ее «многоколейным ленинизмом», о чем мы уже упоминали [2, с. 281–282].
М.В. Карпов пишет: «Системного чуда в КНР за годы реформ не произошло. Это означает, что кризис китайского партийного государства ленинского типа по-прежнему генетически запрограммирован. Одним из наиболее вероятных потенциальных механизмов такого кризиса может стать неадекватность существующих институтов и практик макро-регулирования масштабу, структуре и сложности очередного социально-экономического перегрева или переохлаждения. Динамический круг «китайского чуда» замкнётся и произойдет возгорание» [12, с. 260].
Таким образом:
– одни исследователи утверждают, что Китай уже не социалистический и потому успешный;
– другие — что Китай еще социалистический и потому обречен на неизбежную гибель;
– Мы же считаем, что Китай социалистический и потому успешный, хотя проблемы существуют и их постоянно приходится преодолевать: такова правда жизни.
Обмен идеями с зарубежными экономистами. Весьма интересно освещение автором процесса обмена идеями китайских экономистов с зарубежными: польским — Влодзимержем Брусом (1921–2007), чешским — Ота Шиком (1919–2004), венгерским — Яношем Корнаи (1928–2021) и другими, которые посещали Китай в 1980-е годы. Большинство этих экономистов рано или поздно потеряли надежду совместимости развития рыночной экономики с условиями социализма. Именно поэтому их идеи в конце концов были отвергнуты в Китае, хотя и использовались при формировании китайской экономической мысли. Так, после визита Ота Шика в Китай в марте-апреле 1981 г. тот был назван «антисоциалистическим элементом» (反社会主义分子) после того, как в одном из интервью сказал, что для того, чтобы реформы действительно заработали, необходимо положить конец диктату партии над экономикой. После этого всяческое сотрудничество с ним было прекращено [1, с. 231].
Отвергнуты были также идеи Яноша Корнаи, которые тот высказал на так называемой международной Башаньской конференции в сентябре 1985 г., проходившей на судне «Башань», плывшем по реке Янцзы. По сути, тогда Корнаи предложил осуществить в Китае самую настоящую «шоковую терапию», что навело китайцев на мысль, что Корнаи вел себя как двуличный экономист-реформатор, у которого «одно лицо для Венгрии, а другое — для Китая» [1, с. 329]. Кстати, весьма интересное освещение упомянутого Башаньского совещания содержится в статье Ольги Николаевны Борох, крупного специалиста в области изучения китайской экономической мысли [13].
В конце 1980-х годов китайские реформаторы с большим интересом изучали также примеры модернизации экономик в странах Латинской Америки, организовав ознакомительную поездку в Бразилию, Венесуэлу, Чили, Мексику и Аргентину [1, с. 400].
Момент истины. Дэвид Липтон и Джеффри Сакс, которые предложили программу шоковой терапии для России, утверждали: «Крах коммунистического однопартийного правления был непременным условием эффективного перехода к рыночной экономике» [1, с. 416]. Горбачев и Ельцин этот крах осуществили — и мы до сих пор ожидаем эффективный переход, который пока не произошел. Однако для Дэн Сяопина, напротив, лидерство китайской коммунистической партии являлось основополагающим принципом, существенно важным для Китая, так как реформа, по его убеждению, должна осуществляться под контролем партии, ибо в противном случае система потеряет экономическую и политическую стабильность. Исходя из этих соображений, судьба шоковой терапии в Китае была заранее предрешена.
В качестве вывода необходимо указать на исходную неправду, которая содержится уже в самом заглавии монографии. Книгу следовало бы назвать не «Как Китай избежал шоковой терапии» (How China Escaped Shock Therapy), а «Почему Китай отверг шоковую терапию» (Why China Rejected Shock Therapy). Китай — отнюдь не подопытный зверек, который избегает или не избегает чьих-либо рекомендаций. Китай способен принимать решения самостоятельно.
Однако для нас, граждан России, самым больным вопросом является: почему наша страна избрала стратегию шоковой терапии и почему произошел распад СССР? Этот же вопрос очень занимает и китайских ученых. На наш взгляд, четкий ответ дал китайский политик и дипломат Дай Бинго (戴秉国, р. 1941): «Корень проблемы крылся внутри самой партии, а именно в высшем ее руководстве, в ее генеральных секретарях. Эти люди, управлявшие строительством социализма в СССР, не обладали идеологической стойкостью и трезвостью, им недоставало стратегического терпения. Ни в теории, ни на практике они не изучили и не осознали того, как правильно и полноценно руководить своей социалистической страной» [14, с. 83].